Я давно на пенсии. Проработал 56 лет на ниве цветной металлургии, из которых первые 14 лет на подземных рудниках Лениногорского комбината в Казахстане, а остальное время – в проектном институте Кавказгипроцветмет во Владикавказе. Название этого института расшифровывается таким образом: Кавказский Государственный проектный институт по проектированию предприятий цветной металлургии. В настоящее время это уже ОАО Кавказцветметпроект. Моя жизнь связана с прошлой деятельностью института, когда он был государственной организацией, и в коллективе проектировщиков насчитывалось до 700 человек. Для сравнения, в настоящее время там трудится порядка сотни работников.
Наш институт проектировал горные, обогатительные, металлургические предприятия, расположенные не только на Кавказе: Украинский свинцово-цинковый завод, Челябинский цинковый завод, ремонтно-механические заводы в Усолье-Сибирском, Уфе, Баймаке. Выполнялись проекты по проходке шахт на предприятиях Министерства Цветной Металлургии СССР. В пределах Кавказа мы вели генеральное проектирование на Садонском комбинате, заводах Электроцинк, Победит, на горных предприятиях Тырныауза, Маднеульском (Грузия), Квайсинском (Южная Осетия), Загликском (Азербайджан), подземной нейтринной станции Института ядерных исследований АН СССР.
Тут следует пояснить термин «генеральное проектирование». В Министерстве цветной металлургии был принят порядок, при котором за каждым предприятием был закреплен проектный и научный институты, которые отвечали за развитие и технический уровень данного предприятия. Генеральный проектировщик определял, вместе с руководством предприятия, направление развития завода, рудоуправления, обеспечивал своевременную выдачу проектной документации и держал непосредственную связь со строительной организацией, выполняя авторский надзор за строительством. Нужно отметить, что предприятия Министерства обеспечивали высокую прибыльность отрасли в целом – цветные металлы нужны практически во всех сферах человеческой деятельности, и цены, устанавливаемые в основном на Лондонской бирже, поддерживаются на достаточно высоком уровне.
По проектам института построены и функционируют объекты Комбината «Эрдэнет» в Монголии, завода «Пунта Горда» на Кубе, подземная нейтринная лаборатория Института ядерных исследований Академии Наук СССР.
КАЗАХСТАН. ЛЕНИНОГОРСК
После окончания института в 1947 году меня направили на работу на Лениногорский полиметаллический комбинат, в город Лениногорск Восточно-Казахстанской Области. В эти послевоенные годы Министерство цветной металлургии принимало меры по замене практиков, занятых на инженерных должностях, дипломированными специалистами. Добирался на поездах, в теплушках, на крыше вагона – это было суровое послевоенное время. Продукты выдавались по карточкам, ехать пришлось впроголодь.
Через два дня после приезда я уже работал горным мастером (начальником смены) подземного участка Сокольного рудника. Первая рабочая смена – ночная, и в продолжение трех месяцев мы работали ночью без выходных дней. Работали если не с энтузиазмом, то с полной отдачей сил и с хорошим настроением. В смене работали военнопленные немцы, около 30 человек, и не более десяти обычных рабочих. Над немцами старшим и переводчиком был бригадир, помню его имя – Ганс Элебрук. Старшим над тремя сменами нашего участка был, как он мне сам признался, бывший эсэсовец Фриц Кноппель. Вспоминаю один случай. Сидим двое, я и Фриц, в раскомандировке (это такая горная выработка, в которой перед сменой собираются рабочие для получения сменного задания). В разговоре, а он владел русским языком, Фриц называет населенные пункты Осетии: Моздок, Эльхотово. Воевал на Кавказе. Вот он передо мной – покоритель Кавказа и всей Европы. Я говорю: что вы за люди, хотели поставить на колени народы, истребить некоторые под корень, чем хуже вас евреи? Фриц побагровел при упоминании об евреях, его рука, лежащая на карбидной лампе, набухла венами. Ну, думаю, кулак у него величиной с мою голову… Вскоре всех бывших эсэсовцев куда то вывезли.
Военнопленные могли выполнять отдельные операции горного дела. В частности, умели бурить по руде, убирать взорванную горную массу. Я посетил лагерь военнопленных, где проводил занятия по технике безопасности. Мое впечатление – помещение хорошее, теплое; питание приличное, а ведь мы тогда жили «по карточкам». Вскоре военнопленные были отправлены на родину, их место заняли наши местные рабочие, недостатка в которых не было.
В городе жили и работали на различных должностях чеченцы. Некоторые из них трудились на инженерных должностях, в частности, начальниками горных участков, помню их фамилии – Лабазанов и Магомадов. Начальником участка работал и Магомед Ахриев – ингуш, мой товарищ по институту. А товарищами были, потому что ухаживали за двумя подругами. Я был свидетелем выселения ингушей с территории Северной Осетии – это было ужасно. Магомеда тоже выселили, но он окончил горный институт в Казахстане и, когда я приехал в Лениногорск, он уже был в должности начальника участка, женат, имел благоустроенную квартиру. Он в учебе не потерял ни одного года. Высланные чеченцы жили с нами одной жизнью. Работали хорошо и, по моему, добросовестно. Наши взаимоотношения были дружественные. Но в год смерти Сталина произошел трагический инцидент. Мы стали свидетелями погрома, да, погрома, о которых мы читали раньше – «еврейский погром». Здесь же был «чеченский погром», явно спровоцированный политическими негодяями. Дело в том, что в это время была массовая амнистия, и освобожденные уголовники «вербовались» на предприятия. К нам на комбинат приехало много таких «вербованных», и обстановка в городе поменялась. В один из дней, одновременно в Лениногорске и соседних городах, начались беспорядки. Эти вербованные, достаточно подпитые, затеяли в ресторане драку с чеченскими парнями, пошли по улицам и, встречая чеченцев, избивали и убивали, не обращая внимания на пол и возраст. Двигались к тому кварталу, где жили чеченцы, но те быстро организовали оборону, подоспели милиция и комбинатское начальство, и уголовников разогнали. Были убитые и раненые. К концу дня в город вошли воинские части, многих арестовали. Не прошло и года, как провели открытый суд, на котором судили около ста уголовников. Я присутствовал на двух заседаниях и слышал «послужные списки» подсудимых – рецидивисты, убийцы, бандиты – все получили заслуженное наказание. Подобные случаи больше не повторялись, город жил спокойно. Комбинат был крупным предприятием и имел в своем составе три рудника, обогатительную фабрику, свинцовый завод. Несколько позже был введен в эксплуатацию еще один крупный рудник, Тишинский, с богатой полиметаллической рудой, и построен цинковый завод.
В то время в стране большое значение уделялось развитию мощностей по выпуску свинца и цинка. Правительство издало постановление, по которому были увеличены наши заработки, премия выплачивалась уже при выполнении плана на 80%. Вскоре была отменена карточная система выдачи продуктов и промышленных товаров.
В продолжение нескольких лет коренным образом изменилось техническое оснащение всех служб комбината в сторону обеспечения полной механизации, сокращения ручного труда, обновления горного оборудования. Осуществлен комплекс мероприятий по выполнению правил безопасности, что привело к резкому снижению несчастных случаев и травматизма. Были апробированы и внедрены системы горных работ с массовой отбойкой больших объемов руды, за что группа работников комбината получила Ленинскую премию.
Комбинат стал инициатором создания новой горной техники, которая распространялась по другим предприятиям цветной металлургии. Директор комбината И.М. Малкин организовал в составе комбината специальное конструкторское бюро, задачей которого было конструирование, испытание и внедрение новой техники. В составе бюро были конструкторы, участок изготовления опытных образцов техники, бригада по испытанию нового оборудования в подземных условиях. Я два года, до отъезда на родину, работал начальником бюро, а Юшко – главным конструктором. Сергей Павлович Юшко был талантливым конструктором, новые идеи и конкретные предложения сыпались, как из рога изобилия. Такая комплексная организация работ: чертеж – опытный образец – стендовые испытания – подземная проверка механизма – внедрение – позволили успешно создавать и внедрять новую технику. Так впервые в мировой практике конструктором Юшко С.П. была разработана конструкция бурового пневмоударного станка ЛПС-3 для бурения глубоких взрывных скважин. Этот станок успешно конкурировал со станками шарошечного бурения института «Вниицветмет», так как он был проще в обслуживании, не уступал в производительности и обеспечивал меньшие затраты труда и средств.
После выделения Казахстана Россия осталась практически без запасов полиметаллических (свинцово-цинковых) руд. Мы покупаем свинец и цинк. А ведь полиметаллические руды содержат еще золото, серебро, кадмий.
Садонский комбинат практически прекратил существование. Горевское месторождение свинцово-цинковых руд работает в объемах небольшого опытного участка, отправляя сырье в Казахстан. Дальневосточные предприятия по масштабам далеки от возможностей обеспечения страны свинцом и цинком.
Завод Электроцинк питается цинковыми концентратами Уральских медно-цинковых предприятий, Челябинский цинковый завод, недавно реконструированный, покупает концентраты за рубежом. Некоторым образом выручает переработка вторичного свинцового лома – аккумуляторов.
Обидно за Россию, оставшуюся без свинцово-цинкового сырья! Незримая частица нашего труда, моего и моих товарищей, работает на пользу независимой Республики Казахстан.
В Лениногорске образовалась наша семья, родились и росли дети. Много помогала нам семья чеченцев Бельтоевых – мать Ата и ее дочери Тамара и Зина. Мы не теряли связи с ними и после нашего возвращения в Осетию: Мира ездила в Грозный к ним, Ата приезжала к нам.
На комбинате работал многонациональный коллектив, Мои самые близкие друзья: кореец Коля Тен, казах Мунке Сабуров (погиб в руднике при обрушении кровли), русский Митя Кутузов, еврей Иосиф Маргулис (погиб в руднике при ликвидации зависания руды в Главном рудоспуске Тишинского рудника, на котором он работал директором), поляк Женя Цицельский, украинец Женя Мирошник.
Мне не верят, когда я рассказываю, как отказался от Государственной премии. Это связано с моим отъездом из Лениногорска. В 1960 году, осенью, я был в отпуске и приехал во Владикавказ. В конце отпуска посетил своих друзей в институте Кавказгипроцветмет. Там меня пригласил директор института К.С. Дзестелов и предложил работу. От него я ушел с письмом на имя директора Лениногорского комбината с просьбой о переводе меня в институт. Когда я вернулся после отпуска домой, меня вызвал директор и предложил мне подготовить материалы для представления на Госпремию. Директор И.М. Малкин сказал, что есть договоренность с Кунаевым (первый секретарь ЦК Казахстана) о том, что премия будет обязательно, есть договоренность «наверху» об этом. Кунаев просил, чтобы в списке было не менее трех казахов, что мы и сделали. И вот я и Валя Бублис, работник техотдела, подготовили все материалы, и я представил их директору. Он почему-то начал рассматривать список кандидатов и неожиданно решил вычеркнуть В. Гулия, бывшего директора нашего рудника, переведенного на должность директора Текелийского комбината. Я возразил, начал приводить доводы, но директор настаивал на своем. Я спросил, почему надо вычеркивать, в ответ услышал: потому, что уже не работает. Мы крупно поговорили, и я заявил, что пусть вычеркивает и меня из списка, и я уеду. Он уговаривал меня не уезжать, но вгорячах я подал ему письмо Кавказгипроцветмета. Это письмо подлило масла в огонь, и через несколько дней я узнаю о том, что меня нет в списках, и я уволен. 30 декабря 1960 года я уже был во Владикавказе и по радио слышал, как поздравляли моих друзей с присвоением премии. В те времена я не испытывал особых переживаний, так как считаю и теперь, что ту большую работу делал весь коллектив, и выделить группу в 7-8 человек объективно невозможно. Но иногда сожалею, что совершил столь опрометчивый поступок.
О БЕЗОПАСНОСТИ ТРУДА ГОРНЯКОВ
Первый год моей работы на Лениногорском комбинате закончился, и нас неприятно поразили цифры высокого травматизма подземных тружеников – за год произошло 13 смертных случаев. Это было ЧП! Конечно, были приняты меры, достигнуты практические изменения в работе, и положение выправлялось.
Постараюсь изложить свое мнение об опасности труда горнорабочего. В горных институтах курс безопасности труда проходится как вспомогательный, в довольно кратком изложении. В основных курсах (взрывные работы, крепление и др.) не уделяется должного внимания безопасности. Нас ошарашило и то, что легкие и тяжелые несчастные случаи с потерей трудоспособности передавались в суд или проходили через штрафные санкции работников Госгортехнадзора. А в судейских инстанциях мы фигурировали не только как свидетели, но иногда как обвиняемые. В институтах этому не учили, соображали на производстве, как могли. Горняки знают, что наиболее часто несчастные случаи происходят при отсутствии контроля за кровлей выработок (осматривай над головой), при падении в вертикальные неогражденные выработки (смотри под ноги), при взрывных работах, отравлении газом при недостаточном проветривании выработки после взрыва, и еще… Короче – под землей «смотри в оба», что, где и когда!
Назначили меня заместителем главного инженера рудника по технике безопасности. Доволен – из горного мастера вырос до заместителя главного. Но! Тяжела же эта должность. Через несколько дней после назначения ночью по телефону звонок и сообщение, что в вертикальную выработку-рудоспуск упала сменный мастер Маша Мымрик. В те годы женщины работали под землей. Маша окончила наш Горный техникум во Владикавказе, мы земляки. Быстро собираюсь, бегу на рудник. Переодеваюсь в спецодежду, спускаюсь в клети на горизонт. Не прохожу и десяти метров, как навстречу движется фигура – да это же Маша! Маша жива, смеется, рассказывает: рудоспуск был заполнен рудой, и высота падения была «всего» несколько метров, при пустом рудоспуске – 32 м… Иди, Маша на поверхность, отдохни, успокойся, а завтра опять на работу.
Другой случай. На большой площади произошло обрушение деревянного крепления, и в завале осталось несколько человек, Спасатели быстро освободили всех, кроме бригадира. Не помню фамилии, но имя в памяти – Боря! Мы слышим его голос, но не видим среди разрушенного крепления: стойки, бревна причудливо переплелись, образуя в некоторых местах свободное пространство, и в одном из них находится наш Боря – он невредим, не травмирован, но не может двинуться хотя бы на сантиметр. Он спокойно ориентирует нас, указывает точно место заключения. Надо аккуратно разбирать разрушенную крепь, заменяя ее новой, усиленной. Работа ответственная, заменяем спасателей нашими рудничными крепильщиками. Ребята с золотыми руками, мне тут надо только наблюдать за их спорой работой. Какие указания я могу им дать, если это профессионалы высшего качества. Двенадцать часов непосильной работы, и вот мы уже его видим, даем пить. Последние метры самые тяжелые, надо сохранить переплет разрушенного крепления. Боря спокоен, подсказывает нам. Все! Вытаскиваем, он с нами. И тут нервный срыв: он кричит, ругает нас последними словами. С трудом успокаиваем, даем выпить спирта. В те времена не обращались к психотерапевтам, посидели у Бори дома, поговорили о жизни, но ни слова (удивительно) о пережитой ситуации. Три дня отгула, и Боря опять «вкалывает».
Как погиб мой друг Остап Маргулис. По паспорту – Иосиф Иезехилович, в быту Остап Иванович. Мы дружили семьями, работали на одном руднике, жили в общежитии, позже в одном благоустроенном доме. Остап последнее время работал директором вновь построенного Тишинского рудника. Здесь богатые полиметаллические руды с верхних этажей и карьера спускались на основной откаточный горизонт по главному рудоспуску. В рудоспуске однажды произошло зависание руды, образовалась «пробка». Такие случаи бывают, когда в рудоспуск одновременно попадают крупные куски руды, которые заклинивают друг друга, или когда руда продолжительное время не выгружается из рудоспуска и при наличии глинистых частиц происходит слипание, образуется свод равновесия. В наше время ликвидация зависаний производилась либо сотрясательным взрыванием зарядов в рудоспуске, либо подачей сверху воды, что пытались сделать в нашем случае. Остап во время промывки рудоспуска находился под ним на откаточном горизонте, где рудоспуск был закрыт люковым устройством. Неожиданно зависание ликвидировалось, и перемешанная масса руды и воды хлынула на откаточный горизонт, прорвав люковой затвор, и Остап выше пояса оказался в этом завале. Разгребли завал, освободили Остапа, отправили в больницу. Пришло время выписываться из больницы, жена Рая пришла забирать домой мужа, но отказало сердце, и Остап ушел от нас.
Теперь, вспоминая подземные трудовые годы понимаю, что несколько раз находился в ситуациях, явно опасных для жизни. Вероятно, опасность караулит нас везде: в самолете, автомобиле, на улице, и даже дома. Но в подземных условиях эта вероятность многократно увеличивается.
Нужно было проверить состояние одной вертикальной горной выработки – это шурф диаметром 2 м и глубиной 60 метров, который на указанной глубине выходил в камеру. Эти выработки не эксплуатировались более 30 лет и входили в комплекс добычи закладочного материала. Мы сварили люльку, маленькую клеть, в которую мог поместиться один человек. Эта люлька спускалась в шурф с помощью ручной лебедки, которую обслуживала бригада дюжих горнорабочих. И вот я поместился в эту клетушку, для страховки на мне закрепили дополнительный трос, который опускали четверо рабочих, держа его в руках. Двойная «подвеска» – и «майна». Когда клеть опустилась в камеру, я не мог остановить вращение, пришлось сократить время осмотра и подниматься на гора. Но при подъеме мою люльку раскачало, она выходила за пределы шурфа, и мне несколько раз пришлось стукаться головой о кровлю, прежде чем люлька заняла нужную позицию. Когда меня подняли на поверхность, все ребята стали страшно хохотать, потешаясь над моим взъерошенным видом. А испуга не было, было досадно за неприятные переживания.
Довольно об ужасах горного дела. Есть более приятные вещи.
КАК «ОТКРЫВАЛИ» ФИАГДОНСКИЙ РУДНИК
Полиметаллическое месторождение Фиагдонское было разведано, запасы руды были подсчитаны и утверждены. Для начала строительства рудника на базе этого месторождения необходимо было получить «добро» Госплана РСФСР.
Осетию посетил начальник отдела цветной металлургии Госплана СССР Гришин. Работники обкома партии воспользовались его присутствием, ознакомили его с материалами по Фиагдонскому месторождению с выездом на местность и получили устное обещание на поддержку.
Получив это обещание, обком решает послать в Москву для продвижения открытия стройки Михала Гацыровича Цагараева как представителя будущего рудника и меня – от проектной организации. Едем в столицу, с гостиницами проблемы, но Цагараев, депутат Верховного Совета СССР, без проволочек обеспечивает нам места в гостинице Центральная.
На следующий день двигаемся в Госплан СССР к Гришину, он при нас звонит в Госплан РСФСР начальнику отдела цветной металлургии Карабачу, говорит о нашем прибытии и повторяет свое мнение о Фиагдонском руднике. Едем в Госплан РСФСР, там назначают обсуждение наших предложений на следующий день. Собирается представительное qnbey`mhe с участием работников Госпланов СССР и РСФСР, института «Гипроцветмет» Горного института Академии наук. Я сделал сообщение о запасах руды, параметрах будущего рудника, о намечаемых капитальных вложениях. В выступлениях участников совещания прозвучали и критические замечания, и положительные оценки. Нам поручают подготовить протокол совещания. И вот, когда готовый протокол о начале строительства рудника мы предложили визировать работникам Госплана РСФСР, то столкнулись с настоящей бюрократической стеной – никто не визирует, ссылаясь на плохие технико-экономические показатели рудника. Идем к Карабачу. Он поочередно вызывает своих работников, и в его присутствии каждый безмолвно визирует нужный нам документ…
Фиагдонский рудник и обогатительная фабрика работали ритмично, начались горные работы на Кадатском руднике. Два рудника, обогатительная фабрика, механические мастерские, социальные объекты – все это обеспечивало хорошо оплачиваемые рабочие места, и в ущелье быстро выросла численность населения.
Но не обошлось без неприятностей. По мере развития горных работ было выявлено, что не подтверждались геологическое содержание металлов и количество запасов руды на горизонтах. Это привело к тому, что рудник не достигал производительности по количеству добываемой руды и металлов в ней. Т.е. не обеспечивалась рентабельная работа предприятия. Это ослабило внимание к Фиагдонскому руднику, и постепенно здесь сокращались объемы горных работ. Можно было использовать мощности обогатительной фабрики для получения строительных материалов, в том числе и гранитов. Но производственные мощности были брошены, разграблены, разрушены.
К сожалению, в практике горного дела имеют место случаи, когда «не подтверждаются» геологические данные и построенное предприятие не может работать на уровне намеченных проектом показателей. Это вызвано тем, что самая детальная геологическая разведка не может обеспечить абсолютную точность определения характеристики рудного месторождения. Корифеи геологии пишут, что в самом благоприятном случае при подсчете рудных запасов (когда определяется количество руды, содержание полезных компонентов, границы рудных тел) геологические данные могут меняться в пределах 15-20%.
Будем надеяться, что придет время, когда заново будут оценены геологические возможности этого благодатного района нашей Осетии.
МАДНЕУЛЬСКОЕ МЕСТОРОЖДЕНИЕ
В Грузии в 60-х годах прошлого столетий был построен Маднеульский комбинат в составе карьера, обогатительной фабрики, вспомогательных служб, жилого поселка. Предполагался выпуск медных концентратов и в небольших количествах свинцовых и цинковых концентратов.
Получилось так, что после выдачи наград по поводу успешного пуска комбината, выпуск продукции резко снизился, создалась крайне неприятная обстановка. Министерство Цветной металлургии СССР и министр Петр Фадеевич Ломако приняли срочные меры для выправления обстановки. С должности директора Никитовского ртутного комбината был снят и переведен директором Маднеульского комбината опытный руководитель Чантурия Абесалом Викторович. На комбинат была переброшена недостающая техника с предприятий Урала и командированы квалифицированные работники. Нашему институту Кавказгипроцветмет было приказано принять генеральное проектирование у института Грузгипрошахт, разобраться с порядком ведения горных работ и обеспечить комбинат срочной проектной документацией.
Новый директор активно решал вопросы укрепления трудовой дисциплины, организации ритмичной работы, освоения поступающей с родственных предприятий горной техники. Но без решения ряда технических вопросов, связанных с корректировкой проектных решений, нельзя было обеспечить стабильную работу карьера и фабрики.
Большие осложнения возникали в связи с тем, что породы, накрывающие медные руды, ранее считались безрудными, но дополнительное опробование неожиданно определило, что часть из них содержит высокое содержание золота. Были срочно организованы геологоразведочные работы по определению объема этих руд и определению содержания золота, Таким образом, на карьере некоторое время одновременно велись и разведочные, и эксплуатационные работы. Золотосодержащие руды были подсчитаны в количестве более 20 млн. тонн. Так как на местной обогатительной фабрике не было предусмотрено обогащение золотосодержащих руд, необходимо было запроектировать размещение их в складах с учетом возможности (в будущем) их переработки. Институтом Кавказгипроцветмет после тщательной проработки были выданы решения, позволяющие в ближайшее время обеспечить плановую добычу медных руд, складирование золотосодержащих руд и размещение отвалов пустых пород.
Перестройка и крах Советского Союза прекратили связи института с комбинатом, остались нереализованными несколько предложений проектировщиков по улучшению прибыльности карьера и фабрики.
Немного отвлечемся от производственных мотивов. Однажды заместитель министра Вороненков проезжал через Владикавказ в Грузию для проверки работ на Маднеульском комбинате. Он захватил нас, и мы помогали ему разбираться во всех горячих вопросах. После окончания работ на комбинате Вороненков поехал в ЦК Грузии, где был принят секретарем ЦК Колбиным. Мы присутствовали на этой встрече. После официальной части Колбин пригласил Вороненкова (с нами) в ресторан. Едем по центральным улицам Тбилиси, по разделительной полосе, на правительственных машинах, заводят нас в громадный зал, где стоит сервированный на десять человек столик. Тосты произносят хозяева – за здоровье членов ЦК СССР, членов ЦК Грузии, персонально вспоминают Сталина. И тут директор Маднеульского комбината Чантурия, сидящий рядом со мной, шепчет мне: «Сейчас я тебя разыграю», и громко говорит: «А вот товарищ Алборов утверждает, что Сталин по национальности осетин». Немедленно следует почти коллективная реплика хозяев: «Нет, Сталин незаконнорожденный сын князя Игнатошвили».
ПЛОЩАДЬ СВОБОДЫ И ПЛОЩАДЬ
РЕВОЛЮЦИИ ГОРОДА ВЛАДИКАВКАЗА
Когда-то это была по настоящему главная площадь города – площадь Свободы. Здесь проходили демонстрации и парады, располагалась трибуна и памятник Орджоникидзе.
Архитектурно площадь оформлялась без единого генерального плана; здания, окружающие площадь строились в разное время и проектные решения принимались в духе своего времени. К 1961 году сложилось такое положение, когда площадь образовывалась правительственным зданием, частично зданием Института МВД, малоэтажным зданием на западной стороне и, на южной стороне площади, старым зданием, использовавшимся в разное время как склад или депо пожарных машин. Наш институт проектировал здание, оформляющее в настоящее время площадь с западной стороны и стоящее рядом с парком. Во времена совнархозов в Осетии был свой Северо-Осетинский совнархоз, председателем которого был Гостиев Габиц Бекмурзович. Совнархоз располагался как раз на том месте, рядом с парком, в двухэтажном здании очень старой дореволюционной постройки. Это здание не удовлетворяло по рабочей площади аппетиты совнархоза, а Союзные органы запретили тратить финансы на строительство и расширение административных зданий, поэтому Гостиев искал возможное решение. Он, зная о том, что институт должен расширяться, поручил институту Кавказгипроцветмет запроектировать рядом со зданием совнархоза пятиэтажное здание для института и увеличить этажность здания Совнархоза для соблюдения архитектурного равновесия. Таким образом, совнархоз расширял свои площади, а институт получал возможность увеличения своих производственных мощностей.
Несколько слов о Габице Бекмурзовиче Гостиеве
Проектная документация для строительства этого здания выполнялась работниками архитектурно-планировочной мастерской института Кавказгипроцветмет под общим руководством архитектора Чкнаваряна. Имя этого архитектора должны знать жители города, так как помимо оформления площади Свободы, он является автором или главным архитектором проектов площади Китайских добровольцев, клуба Металлургов, бывшего «Зеленого театра» и некоторых других зданий города Владикавказа. Почему же мы не додумаемся до того, чтобы к отдельным, значимым зданиям прикреплять хотя бы скромную табличку с фамилией автора и исполнителя строительства?
Архитектурные решения здания несколько раз рассматривались архитектурной службой города, на техническом совете института, и проект был утвержден председателем совнархоза Гостиевым. В процессе проектирования и строительства было установлено, что надстройка здания совнархоза невозможна, так как стены здания, построенного еще до революции, не выдержат нагрузки надстройки – стены выполнены в виде бутовой кладки, облицованной кирпичом. Таким образом, пришлось старое здание сносить и возводить новое.
К тому времени, когда строительство было закончено, Северо-Осетинский Совнархоз уже не существовал. За это время власть переходила к Ставропольскому, потом Ростовскому совнархозу. В построенном здании институт получил новые производственные площади, а оставшаяся часть здания была отдана городским организациям, в основном, Осетинскому строительному тресту.
Оставалась не оформленной южная сторона площади, где красовалось здание складского типа. По инициативе бывшего тогда секретарем Обкома по промышленности Константина Сергеевича Дзестелова было решено строить кинотеатр. При обсуждении этого решения институт Кавказгипроцветмет выразил мнение о том, что южный торец проспекта и площади не должен оформляться зданием, а здесь должны быть зеленые посадки с открытым видом на панораму гор. Это мнение было отвергнуто, и появилось здание, совершенно не гармонирующее с общим обликом площади. Теперь же принято еще более неразумное решение – дворец Гергиева. Появится сооружение, в корне отличающееся от рядом расположенных, сократится зеленая зона вдоль реки Терек.
Площадь Революции, Китайская площадь, площадь Китайских добровольцев (так именовалась площадь в разные времена) тоже была запроектирована институтом Кавказгипроцветмет. В кабинете директора института, в здании на улице Маркова, висела большая картина, изображающая эту площадь. Однажды в институт пришел полковник, фамилию его я не запомнил, и отрекомендовался как председатель Всесоюзного комитета советско-китайской дружбы. Он сказал, что приехал в наш город по делам, узнал о площади имени Китайских добровольцев и хотел бы получить от авторов проекта изображение ее для отправки в Китай. Нам это было приятно слышать, и полковнику было вручена снятая со стены в кабинете директора картина, на которой маслом была изображена эта площадь. Позже мы получили известие о том, что картина отправлена в Пекин, в соответствующий отдел этого общества.
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ ИНСТИТУТА
В 60-х годах страна переживала большие перемены – организовывались и рушились совнархозы, появился Комитет черной и цветной металлургии СССР. Его разбили на два Комитета, и тогда цветная металлургия получила самостоятельное управление. Вскоре был возвращен из Красноярска П.Ф. Ломако, он встал во главе обновленного Министерства Цветной Металлургии СССР. Все эти реорганизации отражались на работе предприятий и организаций, в том числе и нашего проектного института: менялось начальство, изменялись требования к номенклатуре работ, финансирование института нарушалось, однако не было случаев с перебоями в выдаче заработной платы.
Выполняя корректировку проекта Урупского комбината, институт выдал на утверждение сводную смету стоимости строительства комбината с удорожанием. При утверждении новой сметы Косыгин, бывший в то время Председателем Совмина СССР, начертал указание: «Разобраться с проектным институтом», и для выполнения его директивы, для «разбора» в институт приехал начальник Главного управления Министерства Цветной Металлургии по проектным работам Дранов Николай Павлович. Мы к этому времени закончили пристройку здания по Соляному переулку, т.е. располагались в центре города в прекрасном оборудованном здании.
Дранов убедился в том, что институт располагает квалифицированными кадрами, имеет базу и предпосылки для дальнейшего развития. Он написал благоприятную для института докладную записку на имя министра, и Ломако на этой докладной написал: «Подготовить приказ по развитию института».
Мы начали сочинять проект приказа по Министерству. Включили: расширение сферы деятельности института, выделение денег на строительство жилых домов, приобретение вычислительного оборудования и транспорта. С проектом приказа в Москву пришлось ехать мне. Для оформления приказа было необходимо собрать визы всех причастных начальников Главных управлений Министерства. Но тут выявляется нежелание с их стороны визировать приказ и помогать институту, так как это связано с выделением ранее не запланированных материальных средств. В то время было строго с продолжительностью командировок – в Министерстве не разрешалось быть более недели. Визы не получены, срок командировки подходит к концу. Что делать? Бывший замначальника нашего управления Евтюхов советует мне идти к помощнику министра, что я и сделал. Помощник посадил меня в приемной, взял у меня проект приказа и зашел к Ломако. Выйдя от него, он передал мне проект приказа, на котором была виза Министра: «Институту надо помочь!». В течение двух часов я получил все визы, после чего меня и Дранова принял Ломако. Министр спросил, как работает институт, а потом вспомнил эпизод, который имел место во время моей работы на Лениногорском комбинате в 1949 году. Тогда я был назначен и.о. главного инженера Риддерского рудника, но так как я числился сыном «врага народа» мне отказали в ознакомлении со сводками добычи руды, поскольку эти данные считались секретными и проходили через спецотдел. Дело тогда дошло до Ломако, который и дал команду не ограничивать меня, и вот через более чем через 15 лет он вспомнил с иронией о том инциденте. Подписывая приказ (№468, 1964 г.), министр пожелал нам успехов… Благодаря этому приказу, институт получил материальную поддержку, были выделены средства на приобретение изыскательского оборудования и строительства жилых домов, общежития и пансионата на берегу Черного моря. Из института, в основном выполнявшего работы для местных объектов, мы стали институтом Всесоюзного значения.
Увеличились объемы проектных работ за счет передачи нам новых площадок для генерального проектирования: Маднеульский ГОК, Загликское РУ, Филизчайский и Худесский горно-обогатительные комбинаты. Принимая во внимание наш опыт, министерство закрепило за институтом ремонтно-механические заводы: Баймакский, Усольский, Уфимский. Это позволило нам выйти и на зарубежные объекты – по проектам института построены и функционируют ремонтно-механические заводы на Кубе и в Монголии. По договоренности с Главшахтстроем нам передали проектирование шахт всего министерства.
Увеличение объемов работ потребовало увеличения численности проектировщиков. Был максимально использован ресурс привлечения молодых специалистов, оканчивающих СКГМИ, привлекались квалифицированные инженеры из смежных институтов. В целом работа в нашем институте была «привлекательна», и мы не испытывали трудностей в приглашении проектировщиков.
В Северной Осетии институт занимался проектированием предприятий цветной металлургии. Завод Электроцинк постоянно реконструировался, обновляя свои мощности. В 50-60-х годах прошлого столетия было запроектировано и построено новое свинцовое производство, расположенное дальше от жилых построек города. Совместно с немецкой фирмой «Лурги» запроектирован новый цех по производству серной кислоты.
Потребность в твердосплавной продукции послужила толчком для создания завода «Победит» Проектировались и строились новые цеха, расширялось производство. В 80-х годах было принято решение о строительстве нового комплекса по производству вольфрамового ангидрида. Строительство велось одновременно с проектированием. Эта стройка находилась под контролем Совмина Союза. Проектирование велось на основании новейших научных разработок и с использованием современных строительных решений.
Садонский свинцово-цинковый комбинат, старейшее в стране горное предприятие, требовал особого внимания, так как горные работы велись на глубоких горизонтах. Были запроектированы шахты с железобетонным креплением, что обеспечило доступ к новым рудным участкам. После окончания разведочных работ был выполнен проект строительства Фиагдонского рудника. Это коренным образом изменило жизнь окрестных горных сел, кроме этого, был построен благоустроенный рабочий поселок.
Институт занимался проектированием и других предприятий Осетии: Заводы «Кристалл», «Стеклотара», Железобетонных конструкций и др.
В Южной Осетии велись проектные работы по развитию Квайсинского рудоуправления. Здесь по нашим проектам были построены новая обогатительная фабрика, выработки вскрытия новых горных участков, освоены горные работы на участке Вальхох. Построены жилые дома, школа, новое хранилище отходов обогатительной фабрики. Все это обеспечивало прибыльную работу предприятия.
Челябинский цинковый завод развивался по проектам института и считался образцовым заводом отрасли. Крупные и интересные работы проводились по проектированию нового комплекса электролитного производства – совместно с итальянской фирмой «Снампрожетти». Был построен и в настоящее время функционирует единственный на территории бывшего СССР комплекс с полностью механизированным электролитическим процессом получения чистого цинка.
Завод «Укрцинк» специализировался на получении свинца из вторичных продуктов, что требовало дополнительных усилий для сохранения требований по охране окружающей среды. И в этом направлении институтом, совместно с научными организациями, выполнялся солидный объем проектных работ.
Институт осуществлял генеральное проектирование по Нальчикскому гидрометаллургическому заводу, который также развивался и реконструировался.
Горный отдел вел генеральное проектирование по Урупскому ГОК, Садонскому комбинату, Квайсинскому рудоуправлению, Загликскому руднику (Азербайджан), Тырныаузскому комбинату, Глуховскому карьеру (Украина), Филизчайскому (Азербайджан) и Худесскому (Карачаево-Черкесия) месторождениям. Кроме этого, выполнялись работы по небольшим золотодобывающим предприятиям Азербайджана.
Особое место занимает проектирование Нейтринного научного комплекса института Ядерных Исследований Академии наук СССР.
О РОДИТЕЛЯХ
Отца моего знают и, как мне кажется, помнят в Осетии, отмечая его заслуги в организации народного образования, исследованиях и рекомендациях по осетинскому языку, записи и изучении нартского эпоса. Не забыты и его работы по первой печатной осетинской книге, оценке произведений первого по времени осетинского поэта Темирболата Мамсурова и драматурга Розы Кочисовой.
Здесь я хотел бы показать отца и мать в личной, семейной жизни, которая, я думаю, представляет особый интерес, характеризующий не только родителей, но и время, в которое они жили. Как-то один знакомый, образованный и заслуженный человек, сказал мне, что нашей «профессорской» семье жилось хорошо, без особых трудностей. Так ли это?
Отец родился в 1886 году в селении Ольгинском, в семье «временнопроживающих», переселенцев из горного селения Нижнее Кани. Большая семья и незначительный участок земли определяли уровень жизни. Отец был младшим сыном, после него родилась его сестра Пари. Дед Андрий понимал необходимость образования, но старшие дети уже были достаточно взрослые, и только отец мог начать обучение в школе. Дед устроил отца у железнодорожника – пасти его свиней, но с условием, чтобы отец освоил русский язык. После этого были: школа в Ольгинском, во Владикавказе, общеобразовательные курсы в Киеве, сдача экзаменов экстерном на аттестат зрелости во Владикавказской классической гимназии. К этому времени старший брат отца жил в Киеве, работая на винном складе, но жил с семьей бедно, поэтому отец подрабатывал репетиторством. Учеба в Киевском университете на славяно-русском литературно-лингвистическом отделении историко-филологического факультета. По окончании университета и учительских курсов в 1914 году он был направлен на работу в Винницу. На просьбу отца направить его в Осетию, попечитель Киевского учебного округа ответил вопросом: «На каком языке в трудную минуту вы призовете Бога?». Отец сказал, что на родном, осетинском. Последовала реплика: «Вот поэтому на Кавказ мы вас не направим».
В 1917 году революция позволила отцу вернулся в Осетию.
Все это публиковавшиеся ранее биографические данные. Теперь мои личные воспоминания.
Семья наша жила на территории Педагогического института. До сих пор сохранился этот ранее жилой корпус на улице Тамаева, двухэтажный дом, где жило несколько семей, подобие большой коммуналки. Позже переехали на улицу Ленина, дом №13. Квартира из двух комнат с общими для соседей бытовыми службами. Кухня в тесном и темном коридоре. Жили вшестером: родители, я и сестра, жена и дочь умершего брата отца, Батыра, Мария Ефремовна и Антонина. Батыр ехал из Киева во Владикавказ и по дороге подхватил тиф. Умирая, он просил отца позаботиться о жене и дочке. Они приехали к нам в 1922 году, в год моего рождения. Но Мария Ефремовна была недовольна тем, что в семье говорили на осетинском языке, поэтому они уехали, несмотря на просьбы отца остаться. Считая себя обязанным перед братом, отец поехал в Киев и уговорил их вернуться, обещая вести разговоры в семье только на русском языке. Получилось так, что дома бытовал русский, а если учесть, что родители работали, а нянчила с малых лет нас с сестрой Мария Ефремовна, мы росли «русскоговорящими».
Отец дома много работал, но кабинета у него не было. Большая комната была перегорожена шкафами, и за ними устроена наша спальня. Я хорошо помню, как часто приходил во время приездов композитор Долидзе, подолгу занимаясь с папой вариантами народных песен. Частыми гостями были Гассиев Виктор Афанасьевич, Беса Тотров. Помню преподавателя древнееврейского языка. Папу навещали многие, его «кабинет» не пустовал.
В 1937 году началась газетная шумиха с обвинениями в адрес отца и брата матери, Губади Дзагурова, в буржуазном национализме. Их уволили из института. Примерно в это время нас переселили, можно сказать, в принудительном порядке в дом на углу Проспекта мира и улицы Куйбышева, в квартиру Мисикова, которого к этому времени уже арестовали. Нам досталась одна большая комната площадью около 50 кв. м., которая опять была перегорожена шкафами и буфетом на спальню, кабинет и столовую. Кухни не было, готовилась пища в прихожей. Туалет общий на четыре семьи. Отопление – одной печью, дровами. Зимой страшная холодина. Отец писал жалобы, в семье было неспокойно. Количество гостей и посетителей резко сократилось. В августе 1938 года ночью пришли с обыском. Забрали бумаги отца и, не знаю, по какой причине, мой альбом почтовых марок, где были и зарубежные марки. Отца увели, и мы его не видели ровно 8 лет. Потянулись тяжелые годы. Мама преподавала в школе, в горно-металлургическом техникуме. Вязала для продажи шерстяные кофточки – она была единственной кормилицей в семье. Тоня после окончания школы училась в пединституте, а после его окончания работала преподавателем в селении Архонка. До суда отец содержался в подвалах НКВД, в доме на углу улиц Ленина и Бутырина. Позже отец рассказывал мне, что он пытался через подвальное окно проследить, когда я шел по улице Ленина в школу. Мама старалась передавать необходимые продукты и вещи («передача»), но это удавалось далеко не всегда.
НОМЕНКЛАТУРА ОБКОМА ПАРТИИ
В январе 1961 года я приступил к работе в институте Кавказгипроцветмет в должности специалиста технического отдела. Не прошло и двух месяцев, как в руководстве института происходят перемены: директора Дзестелова переводят с повышением, на должность директора института назначают работавшего главным инженером Павла Терентьевича Кравченко. Я об этих перестановках не знал до того, как Кравченко пригласил меня в свой директорский кабинет и предложил работу главным инженером института. Недолго думая, я согласился. Должности директора и главного инженера института были в номенклатуре обкома партии, и меня вызвали для утверждения в должности. Вел заседание Агкацев – первый секретарь в те времена. Все шло по сценарию, но поднялся Метревели Пармен, секретарь парторганизации нашего института, и заявил, что коллектив плохо знает Алборова, он работает в институте всего несколько месяцев, поэтому утверждать его нельзя. Это явилось неожиданностью для многих, Агкацев изменился в лице и принял решение перенести этот вопрос на другое заседание. Выходя из обкома, я спросил Кравченко, как это могло получиться, меня несколько раз до этого приглашали в обком и Осетинский совнархоз, и разные руководители дали добро на мое назначение, несмотря на то, что я не был членом партии. Кравченко и сам был в недоумении, но я сказал, что не отказываюсь от должности, и он обещал все уладить. Примерно через месяц обком утвердил меня в должности главного инженера института.
На этом история с назначениями не кончилась. Еще через пару месяцев Кравченко решил переехать на Украину, меня назначают и.о. директора института. В этой должности я проработал два года. Несколько раз меня приглашали в обком и предлагали стать членом партии – при этом меня назначат директором. Я каждый раз вспоминал отца – «врага народа», мое исключение из комсомола. У меня не было и нет до сих пор обиды на партию, но согласиться на такие предложения я не мог.
Директорские дела я сдал Абашину Георгию Ивановичу. И проработал в должности главного инженера института 32 года.
О ДРУЖБЕ МУЖСКОЙ
Можно начать с рассуждения о том, как трактуется понятие и слово «дружба». Мишель Монтень посвятил дружбе 15 страниц рассуждений, но я просто расскажу об эпизодах из жизни, о моих друзьях.
В школьные годы, когда мы жили на улице Ленина, вблизи от школы и стадиона «Динамо», у нас была достаточно большая дружеская компания.
Вадим Заремба и я учились в одном классе, дружили. Но настоящую дружбу я познал после того, как мой отец стал «врагом народа». Некоторые отшатнулись, бывали случаи, когда мне говорили: «Больше в наш дом не приходи». Но Вадим не из их числа. Когда на комсомольском собрании меня, ученика восьмого класса, исключали из комсомола за то, что я не разоблачил «врага народа», один Вадим смело голосовал против моего исключения. Потом он меня уговаривал, чтобы я подал заявление о восстановлении, но я не стал этого делать – бесполезно. После окончания школы мы с Вадимом вместе поехали в Москву поступать в институт, нашей мечтой был институт имени Баумана. У нас были красные аттестаты, Вадима приняли в этот институт, а меня как «сына» – нет. И тут Вадим заявил: будем искать институт, где нас примут обоих. Прошлись по нескольким институтам и нашли таковой – Московский нефтяной институт, куда и поступили оба.
Жили вместе в общежитии, на студенческую стипендию. Приходилось иногда питаться толокном, смешанным с сахаром. На второй год учебы стипендию стали выдавать только отличникам и «хорошистам». Но преподаватели понимали, как живут студенты, и не строжились при выставлении оценок. Мы подрабатывали очисткой крыш от снега, разгрузкой в речном порту и другими способами. В 1941 году после окончания 2 курса мы поехали на практику в Баку. Практика заканчивалась, и на 22 июня 1941 года у нас с Вадимом были билеты до Владикавказа. Думали, что проведем каникулы дома и в сентябре продолжим занятия, но….
Вадима в августе мобилизовали, он воевал меньше года и погиб. Он был единственным сыном у одинокой матери. Я пытался скрасить ее горе, приходил к ней, но она твердо сказала, что мои посещения ее расстраивают и отказалась видеть меня. Вадим! Я перед тобой в неоплатном долгу.
Ралик Казбеков воевал два года, с боями дошел до Чехословакии и там погиб. Наши матери дружили в молодые годы и после замужества. Мы с Раликом родились в одном году – я седьмого, а он восьмого сентября. Когда его вызвали повесткой, я его провожал. Это был солнечный день, было тяжко расставаться. Фотография Ралика, где он в форме, с шашкой, висит над моей кроватью. На обороте фото написано – «Лучшему и единственному другу».
Он часто писал мне письма, полные оптимизма. Одно такое сохранилось. Вот это письмо:
«23.10-43.
С нетерпением ожидал нашего с тобой снимка и так до сих пор не получил его.
У меня все в порядке. Здоров, как бык, уничтожаю продукты питания за четверых, воюю. Вот и вся моя житуха. В основном все неплохо. Бывают даже лунные ночи и, сидя у себя на пункте, можно помечтать, да только беда, что вместо какой-нибудь марухи рядом пулемет со здоровилой, который как загнет – становится жарко небу и луна от стыда прячется, и вся поэзия улетучивается к черту! При виде такого хлопца не только луна прячется, а фрицы дрожмя дрожат и проваливаются не сквозь землю, а в землю. А у меня таких хлопчиков богато, скажу не хвалясь, все один в один. Жизни дают, и живу с ними душа в душу. Ну дружок, пиши, буду ждать с нетерпением твоих onqk`mhi. Привет всем. Ралик»
Полевая почта 20146 «А».
Младший его брат, Инал, живет в Москве, мы перезваниваемся.
Как играет жизнь людьми! В то время, когда Ралик был на фронте, его отец с Иналом были в оккупации в селении Дигора и при отступлении немцев отец с сыновьями ушел за ними. Инал рассказывал о том, как они отступали, попали в Италию, Австрию. Англичане передали лагерь отступавших, где были и горцы Кавказа, и казаки, советской стороне. Отца расстреляли. Инал побывал в лагерях на Колыме. Потом долго жил во Владикавказе, но когда выросли дети, перебрался в Москву. Инал талантливый человек – рисует, хорошо пишет, в основном о пережитом, печатается. Когда он звонит – для меня это большая радость, ведь так мало ниточек осталось для связи с прошлым.
В школе было много друзей. Напишу об одном, может быть, не самом близком. Это Ахмет Мальсагов. Были периоды, когда он был не в ладах почти со всем классом. Такой взрывной характер, но между нами никогда не было ссор и недоразумений. Почему? Не знаю. После школы он поступил в театральный институт в Москве. Потом как-то переквалифицировался в журналиста – с детства была тяга к этой профессии. Когда началась война, он оставался в Грозном, где жили его родители. Подробностей я не знаю, но родители погибли от рук бандитов. Ахмет работал в редакции газеты «Грозненский рабочий». Однажды с группой поехал с подарками на фронт, где попал в конный корпус Плиева и остался там. Воевал, был ранен. В госпитале узнал, что ингушей переселили. Он приехал во Владикавказ, заходил к нам и поехал в Грозный. Позже мы узнали, что он был выслан в Казахстан. После войны и возвращения ингушей Ахмет работал в Грозном на радио. Перебрался в Москву. Стал журналистом и писателем. У меня есть несколько его книг. Часто приезжал во Владикавказ, и мы обязательно встречались. Однажды он забрал меня с работы, и мы поехали к ингушскому писателю Базоркину, и уже втроем поехали в горы, в район Армхи. Там расположились на поляне, устроили пикник. Базоркин захватил малокалиберку, и мы пытались поражать пустые бутылки, но выпитое не позволило показать приличные результаты.
После переезда Ахмета в Москву наши встречи стали реже, но связи мы не теряли, встречались в Москве и Владикавказе.
НАШЕ «СТАРИКОВСКОЕ» ВРЕМЯ И РЕФОРМЫ
Попытаюсь без ярлыков – «демократия», «социализм» и «капитализм», «свобода слова и свобода личности» оценить реальные социальные гарантии государства, обеспечивающие достойную жизнь гражданина.
Перечислим и оценим социальные гарантии государства (СССР), которые в дореформенный период влияли на жизнь всего населения страны:
1. Бесплатное всеобщее начальное и среднее образование, бесплатное высшее образование – было каждодневной реальностью для граждан государства. Можно с уверенностью сказать, что постановка образования была на высшем мировом уровне и обеспечивала достойную планку грамотности и «образованности» населения. Сеть школ была достаточно развита, что позволяло иметь очаги культуры и образования в отдаленных населенных пунктах.
Сегодня – эта система полностью разрушена: обучение детей требует неузаконенных оплат, дороги учебники и школьная форма, ликвидированы небольшие школы. Это привело к росту количества детей, которые не посещают школы и ведут бродячий образ жизни (беспризорники). Потеряны очаги культуры в небольших населенных пунктах. Страшно, что об этом все знают, но на протяжении последних лет не принимается никаких мер.
2. Бесплатное жилье – обеспечивало жизненную уверенность каждого гражданина, способствовало облегчению создания семьи, и это обеспечивало демографическую устойчивость государства. Трудно обосновать преимущество ипотеки в сравнении с принятой ранее схемой предоставления государством бесплатного жилья.
3. Бесплатное медицинское обслуживание. Дороговизна лекарств, плата за медицину привело к тому, что большая часть населения остается вне требуемого лечебного контроля. Платная медицина для большинства граждан недоступна.
Я прохожу периодические курсы лечения в онкологической больнице. Мне стыдно и обидно входить в запущенное здание больницы, где невозможно соблюдать необходимую санитарную гигиену – в туалетах нет воды, пол не поддается мокрой уборке из-за порывов линолеума и далее в том же духе.,
4. Трудовой кодекс – обеспечивал условия, предъявляемые работодателю, и защищал работника от его произвола. Сегодня на многих частных и акционерных предприятиях не соблюдаются права работников (отпуска, оплата больничных, декретные льготы и др.). В Москве, рядом с правительством и президентом, да и в других городах процветает самое настоящее рабство, когда у работника отбираются документы, проживает он в «берлоге», не получая регулярную зарплату.
5. Уровень культуры, духовность. Доступность образования, широкая сеть библиотек, массовые издания дешевых книг и журналов обеспечивали высокий уровень массовой культуры.
6. Свобода. Много и разноречиво можно трактовать третий лозунг – «свобода». Стало ли сейчас больше свободы?
Да, нет цензуры, можно писать, рисовать, вещать все, что угодно. Но стали ли от этого лучше литература, телевидение, театр, кино? В погоне за пресловутым рейтингом, а вернее, за деньгами, журналисты, писатели, художники и прочие «творческие» работники не добиваются главной задачи искусства – создавать духовный мир народа, быть выше низменных потребностей.
7. Сельское хозяйство. Было много грубых ошибок при организации коллективного труда сельхозработников. Плохо! Но стало еще хуже – поля, пашни зарастают сорняками, сокращено поголовье всех видов скота, едим в основном импортную, экологически грязную пищу……………………………………………………… …………………………………………………………. …………………………………………………………. …………………………………………………………. …………………………………………………………. …………………………………………………………. ………………………………………………….
