Рустем ВАЛАЕВ. Алмаз – камень хрупкий

              ДВЕНАДЦАТЬ НОВЕЛЛ О ДРАГОЦЕННЫХ КАМНЯХ

              Продолжение. Начало см. «Дарьял» 1’12
   Новелла пятая
   ЛЕГЕНДЫ О ЗОЛОТИСТОМ ТОПАЗЕ, ГОРНОМ ХРУСТАЛЕ И ИЗУМРУДЕ
   Мы  сидели  на  берегу реки после удачного улова.  Пламя  костра

лизало  чуть  поблескивающий котелок, в  котором  варилась  уха,  и

освещало широченный оранжево-коричневый ствол старой сосны. Крупные

звезды   свисали   над  лесом  и  отражались  в  зеленоватой,   как

ализариновые  чернила, медленно текущей Нейве. Отсюда  было  хорошо

видно,  как  на  той стороне, в Мурзинке, плошками загорались  окна

столицы  исконных горщиков и каменотесов. Мой компаньон  по  рыбной

ловле  и  хозяин  дома, где я проездом остановился,  когда-то  тоже

лазил  по  горам и бродил по топям в поисках самоцветов. Теперь  он

состарился  и  променял кирку на удочку. Расположившись  поудобнее,

прислонясь к стволу сосны, старик начал свой рассказ.

   –  Коротка жизнь человеческая, ох, как коротка! Щука и та  живет

триста  лет  и  долее,  а  человек и века  не  дотягивает.  Бывало,

выстроит  мещанин  или купец какой дом на каменном  фундаменте  или

церквушку деревянную, проживет в доме том с полвека – и отпоют его,

раба божьего, за упокой в той церквушке... И уже его сыновья за дом

меж  собой  сутяжничают  и  спорят из-за  каменьев  самоцветных  да

побрякушек  разных.  А  жизнь  у  побрякушек  тех,  ох,  долгая!  С

человеческой  и  в  сравнение  идти не  может.  Рюмка  какая-нибудь

серебряная  с  выгравированной  надписью  «Пей,  да  дело  разумей»

переходит  от  дедов  к сынам и от сыновей к внукам.  А  золотая  с

эмалью  табакерка елизаветинских времен доживает до  наших  дней  и

попадает  на витрину антиквара. И когда нас не станет, вещички  эти

из  рук  в  руки  переходить  будут  по-прежнему,  из  поколения  в

поколение.  Ну  кто  бы,  к примеру, мог подумать,  что  праправнук

тульского  купца  и оружейника, зачинателя горного  дела  в  России

Никиты Демидова, камешек купит, тот самый камешек «Санси», что Карл

Смелый  в  шлеме как талисман носил, а Екатерина Медичи на лебяжьей

груди своей обогревала?

   Праправнук этот демидовский унаследовал от дяди своего  Прокопия

веселый нрав и дикие чудачества и, бывало, в Париже деньгами  сорил

так, как девки сибирские шелухой кедровых орешков.

   Чем  старше, тем солидней и степенней были поколения  Демидовых:

Никита  Демидов, к примеру, был сподвижник Петра I  по  организации

горной  промышленности и обладатель невьянского и  нижнетагильского

заводов. Сын его, Акинфий Демидов, хотя и не сбавил выпуск  чугуна,

железа  и меди на своих железоделательных и медеплавильных заводах,

но прибавить к тому ничего не смог.

   Умирая, Акинфий завещал все свои заводы младшему сыну Никите,  а

среднего и непутевого Прокопия обошел завещанием. Но тот хоть и был

ухарь-купец,  а  соображение имел с фантазией. И придумал  Прокопий

ехать  в Петербург с челобитной, да не к царю, а к царице. Ну,  раз

такое  дело  вышло,  нужно  не с пустыми  руками  к  ее  величеству

заявиться. Съездил этот  Прокопий в Екатеринбург,  призвал  к  себе

трех  почтенных горщиков и двух городских ювелиров  из  евреев.  (К

тому  времени  Екатеринбург в знатный город  вырос).  Небось,  сами

знаете, как в те годы города росли. Поставят, к примеру, на  ровном

месте  железоделательный или медеплавильный  завод,  он  деревушкой

вокруг  обрастет, а Екатеринбург – еще и крепостью.  При  крепости,

значит,  острог строился в обязательном порядке, потому  как  людей

для тюрем в России всегда хватало с избытком.

   –  Ишь,  притухать стал наш костер, вы приглядите  за  ведерком,

чтобы  рыбки  оттуда  не повыскакивали, а я за хворостом  схожу,  –

сказал  старик и, на секунду мелькнув в пламени догоравшего костра,

исчез в темноте...

   Действительно,  Екатеринбург  вырос  в  город  за   какие-нибудь

несколько  лет.  Этому  способствовало то, что  он  являлся  узлом,

связывающим горные заводы Урала. Екатеринбург был построен  в  1723

году  В.И.  Генниным, но самое место для нового города в  верховьях

реки  Исети  выбрано  предшественником Геннина  –  В.Н.  Татищевым,

писавшим еще в 1721 году к Берг-коллегии:

   «Здешнее место стало посредине всех заводов, и места удобные,  и

как  водою, так и трактами весьма путь купечеству способный». Город

назван Екатеринбургом Петром 1 в честь его второй жены Екатерины I.

По  своему  экономическому значению Екатеринбург быстро  становится

вровень  с  такими городами, как Кунгур, Верхотурье, Ирбит,  Нижний

Тагил  и  Невьянск  –  «столица» Демидовых, и даже  Оренбург.  В.И.

Геннин  писал:  «В  Екатеринбургском ведомстве и в  прочих  здешних

местах  на  восток  и  на  полдень равных мест  (где  хлеб  родитца

довольной, без росчистки леса и протчего и без навоза – рожь, овес,

ячмень и пшеница) имеется много. И продаетца того хлеба пуд ржи  по

4 и 5 копеек, овса по 3, пшеничной муки по 10, ячмень по 4 копейки.

Также скота у крестьян имеетца довольно, и пуд мяса продаетца по 20

и 30 копеек».

   В  этом  новом,  только  что обозначенном  на  карте  Российской

империи   городе   появилось  много  добротных  домов   не   только

купеческих,    дворянских,   посадских,   поповских,    пушкарских,

подьяческих и стрелецких, но и мещанских. Были отличные  дома  и  у

некоторых  горщиков, занимавшихся поисками самоцветов,  а  также  у

старателей, особенно у тех, кому «пофартило», кто случайно  находил

не только золотой песок, но и крупные самородки в кварцевых жилах.

   Придавая большое значение Уралу, где изготовлялись пушки и  иное

оружие, Петр I отправил на новые заводы большое количество мастеров

и  рабочих из подмосковного района, а еще раньше туда были  посланы

замечательные   организаторы  железоделательных  и   медеплавильных

заводов и новых городов – Н.Д. Демидов, В.Н. Татищев и В.И. Геннин.

Несмотря  на  старания  Петра, присланной рабочей  силы  для  новых

заводов   явно  не  хватало.  Особенно  остро  ощущалась  недостача

квалифицированных  мастеров и ремесленников. Но выход  был  найден,

конечно, не без участия Демидова, Татищева и Геннина.

   Из  идущих  по  этапу  в Сибирь на каторгу и  вольное  поселение

уголовных  преступников  отбирались слесари,  плотники,  каретники,

мастера  иных  профессий  и направлялись в  Оренбургский  и  другие

уральские  остроги,  где  были оборудованы специальные  мастерские.

Этот   не   новый  в  истории  государств,  но  весьма  удобный   и

рентабельный  способ вербовки квалифицированной рабочей  силы  дал,

несомненно,  положительный  результат.  Многие  из  каторжников  по

отбытии  срока оседали в уральских городах, обзаводились семьями  и

вливались  в  артели старателей или превращались  в  горщиков,  без

устали  искавших золотые россыпи и драгоценные камни. Некоторые  из

этих  изыскателей впоследствии стали крупными золотопромышленниками

и обладателями уникальных самоцветов.

   В  те  времена  хищнически  шла разработка  и  добыча  золота  и

самоцветов. Богатство людей зависело от случая. Напоролся старатель

на золотоносную жилу или нашел горщик друзу с крупными изумрудами и

уже  он  не  Васька, а Василий Терентьевич, и не он,  а  перед  ним

купчик  шапку  ломает.  Некоторые из счастливцев,  получив  большую

сумму  за  струганец  (как  тут называют  отдельные  драгоценные  и

полудрагоценные  кристаллы самоцветов, годные для  поделок  брошек,

серег  и  колец),  прокучивал  на Ирбитской  ярмарке  или  в  самом

Екатеринбурге все деньги до последней полушки. Впрочем, кутежами  и

дебошами   отличались  не  только  счастливчики,  но  и   степенные

промышленники; особенно же славились этим их взрослые сыновья.

   Известный своими чудачествами демидовский отпрыск Прокопий,  тот

самый,  что  впоследствии приобрел в Париже «Санси»,  появившись  с

медным  и  чугунолитейным  товаром на Ирбитской  ярмарке,  зашел  в

трактир. Жалуясь на сырость, он потребовал у полового кварту вина и

три  фунта зернистой икры. Когда приказание было выполнено, Демидов

заставил  полового  мазать  икрою  свои  сапоги,  «дабы   оные   не

пропускали влагу и приобрели особый лоск». С тех пор лучшая икра  в

Ирбите стала называться Прокопьевской...

   Пришел  старик с хворостом. Набросав на покрывшиеся пеплом  угли

сосновых  шишек  и  хвои, стал подкладывать в разгоравшийся  костер

сухие ветки.

   – На чем это я остановился?

   – На подготовке сюрприза царице.

   – Ах, да...

   ...Думали-гадали  знатные ювелиры и почтенные горщики  и  решили

изготовить  из  темно-лилового аметиста камею: семь  сантиметров  в

длину  и  пять  в  ширину, а на камне том,  чтобы  искусный  гравер

вырезал  подлинный портрет самой царицы и чтобы  под  ним  год  был

поставлен и от кого сия камея дарена. Для сего дела стали искать по

всем копям и горам Урала струганец редкостной величины.

   Наконец  близ деревни Шайтанки горщики нашли большой аметистовый

кристалл.   Обработали  его  по  всем  правилам.  Камея  получилась

знатная,  с большим сходством. Так что царица даже обняла  Прокопия

за сувенир и наказ дала, чтобы все демидовские заводы разделить меж

братьями   поровну.  А  на  прощанье  велела  напомнить   директору

Екатеринбургской гранильной мельницы Коковину, что нынче  в  Санкт-

Петербурге  мода на дымчатый топаз устарела и золотистый  теперь  в

предпочтении. Ну, Прокопий, конечно, отдал государыне низкий поклон

и голубем сизокрылым полетел на Урал.

   Выслушал Коковин наказ царицы и пояснение дает:

   – Дымчатого кварца у нас вдосталь, а винно-желтого да соломенно-

медового  топаза и в Мурзинке и в Ильменских горах  мало  осталось:

Париж,  Лондон и Берлин скушали. Теперь хоть сам поезжай за ними  в

Саксонию или Австралию.

   –  Ну,  как хочешь, – говорит ему Прокопий, – а чтобы золотистые

тумпазы в Питере были.

   На  другой  день  Коковин  отправил в столицу  весь  запас  этих

замечательных уральских камней, превосходящих по своей  красоте  не

токмо  саксонские  и австралийские, но и прославленные  бразильские

топазы.

   А  через месяц получил на такие же каменья новое требование.  Ну

что тут будешь делать?

   Слух  какой на Урале – как ветер в степи. Городишко Екатеринбург

маленький, бабы сплетни вяжут, как платки пуховые. Словом, к вечеру

и  стар  и  млад  знали, что директор гранильной  фабрики  господин

Коковин ходит по горщикам, как неприкаянный.

   А рано утром к нему заявился дьякон Волоколамов.

   –  Скорблю,  – говорит долгополый, – о горе твоем.  Гложет  душу

твою грешную червь сомнения. А избавление от дум тревожных обрящешь

через покаяние да молитвы господние.

   –  Не  в  ту сторону, отче, удочку забрасываешь. Говори  толком:

зачем пришел?

   –  Что  ж, коли по-деловому, можем и по-деловому. Зная про  ваши

затруднения в отношении тумпазов винно-медовых, предлагаю чудо.  Вы

мне сдаете дымчатые, а на другой день получаете золотистые. Есть  у

нас  в  алтаре  икона  такая чудотворная, из  Суздаля  привезенная,

великомученицы Варвары. Она все может, не то что камню какому  цвет

переменить, а из грешника праведника сделать. Но только уговор:  по

полтиннику за каждый тумпаз. Кесарево – кесарю, а богово – богу.

   Хотел  было  господин  Коковин  прогнать  дьякона  из  дома,  да

постеснялся  –  сан-то  духовный.  Дал  ему,  чтобы  отделаться  от

непрошеного  гостя,  пяток дымчатых топазов и вежливо  проводил  до

калитки.

   На   следующий  день,  как  только  отзвонили  после   заутрени,

подходит Волоколамов к открытому окну спальни директора и кладет на

подоконник пять золотистых топазов.

   Глянул  Коковин на камни, в руку взял: холодные –  неподдельные,

значит.  Что  за притча? Уплатил, как сговорились,  и  сразу  целую

сотню дымчатых отвалил, да на всякий случай, чтоб не подменили,  на

трех камнях зарубки алмазом сделал.

   Через  два  дня обратно полностью получает, и три  с  пометками.

Все топазы один в один винно-желтые, чистые, прозрачные. И куда это

дым-туман  девался из каменьев – непонятно. Может, и в  самом  деле

чудо какое? Сдал Коковин дьякону еще сотню, потом другую, третью  и

деньги  по уговору платит. А в какую статью расходов их записать  –

не знает. Не на Варвару же великомученицу!

   Волоколамов   тем  временем  богатеть  стал,  сад  фруктовый   с

флигелем  у соседа откупил, дом забором тесовым обнес, фасад  охрой

покрасил, чтобы про цвет желтый завсегда помнить.

   Много   денег   Коковин  дьякону  выплатил.  Обидно.   Стал   он

доискиваться, каким манером Волоколамов цветопревращение делает.  С

аптекарем познакомился. Спрашивает:

   –  От  чего дьякон и дьяконица лечатся и какие лекарства  у  вас

покупают?

   –  Они,  – говорит аптекарь, – люди здоровые, и он бугай бугаем,

и  она  розовая  да  пышная, как яблоко наливное.  Только  Аграфена

Дмитриевна растяпа. Вы не слыхали, как она серьгу потеряла?

   – Какую серьгу?

   –  С  дымчатым  топазом. Пекла она, значит,  пасхальные  куличи.

Глянула случайно в зеркало, видит – одна серьга есть, а другой нет.

Только  что  была  – и нет. Перевернула Аграфена  весь  дом,  всюду

перешарила.  Словно  в  преисподнюю подвеска  провалилась.  Не  так

дорога  серьга,  как подарок свекра. А на другой день,  в  Христово

воскресенье,  сели  к столу... И моя племянница Настька  там  была.

Разрезали  кулич, а из него серьга выпала, да только  от  угольного

жара  дымчатый  топаз, в тесте запеченный, в золотистый  обратился.

Одна серьга с дымчатым, другая – с золотистым! Чудеса!..

   Глянул аптекарь на своего собеседника, а на том лица нет.

   – Что с вами? – спрашивает.

   –  Ничего,  ничего,  –  отвечает  Коковин.  –  Я  вспомнил,  что

кладовую  с  самоцветами не запер.– И, не простившись с  аптекарем,

домой ушел...

   А  все  же  погиб Коковин через один небольшой зеленый  камешек.

Через него он и чести, и жизни своей решился...

   ...Самоцвет  – камень светлый, его трогать можно только  чистыми

руками, – так у нас на Урале старики сказывают.

   Неподалеку  от нас со звоном упала кедровая шишка, и в  туманной

дымке  костра  промелькнула юркая фигурка  белки.  Иван  Степанович

подбросил в костер охапку хвороста и продолжал рассказ:

   –  Отзвенели  в Петербурге подвески топазовые, а балы  да  танцы

продолжаются.  Только моды пошли иные – на костюмы  да  на  опахала

складные для наведения на себя прохлады. А чтобы руки у барышень не

потели, ишь что модницы удумали – шары хрустальные!

   Стали  горщики  по всему Уралу «погреба» с хрусталем  отыскивать

да  струганцы,  что  покрупнее, честь по чести,  сдавать  директору

гранильной  фабрики Коковину. А тот после обточки, с  фельдъегерями

да  курьерами разными, за тем присланными, шары эти хрустальные  на

тройках  с  бубенчиками отсылал в Санкт-Петербург. Он  шары  –  ему

благодарность; он шары – ему вознаграждения. Вот так и жил в почете

да в холе господин Коковин.

   Поднялся  хрусталь в цене свыше всякой меры! Сказывали,  что  на

ассамблее  еще при Петре I не то англичанин, не то немец  какой  за

подаренный  ему шар хрустальный снял свой перстень с бриллиантом  в

три карата и князю Трубецкому поднес с почтением.

   Горный  хрусталь не только для бус и подвесок хорош,  но  и  для

поделок  разных  великолепен.  У нас уральский  Левша  для  курьезу

самовар  из  хрусталя  выделал. А Наполеон подарил  музыканту  Друэ

замечательную  по  отделке великолепного  тона  флейту  из  горного

хрусталя...

   Он самый прозрачный и самый холодный камень, какой ни на есть  в

мире.  Древние  народы думали, что хрусталь – это окаменевший  лед.

Оттого  в  пещерах,  где он находится, места эти  самые  погребками

прозываются. Он чист, как совесть девичья, и есть символ  верности.

В  одном таком погребе, сказывали, будто захоронение древнее  нашли

князя  неизвестного  нам народа и жены, должно  быть,  его.  Так  в

склепе  том не то что погребенные, а вся одежда и утварь в  целости

сохранились.  У нее в косе заместо бус зубы зверей неведомых,  а  у

него  кольцо  с  изумрудом в костяной оправе.  Видно,  и  тогда,  в

незапамятные   времена,  изумруды  тут  находили.   Известно,   что

шлифовальщик  из  Венеции по имени Франциск Асцентин  в  1600  году

выгранил   Борису  Годунову  для  перстня  большой   десятикаратный

изумруд,  найденный  на  Урале каким-то иноком  Мефодием.  Известно

также  и  то,  что  за  оную работу Годунов вознаградил  венецианца

сотней червонцев и шубой собольей, о чем историк Карамзин, как  мне

сказывали, в записках своих подтверждает.

   Должно, это был самый первый изумруд, что нашли на Урале.  Через

много  лет Дмитрий Тумашев, охотясь у реки Нейвы, обнаружил в зобах

убитых  им  гусей  два  изумруда отличного  качества,  о  чем  было

доложено верхнетурскому воеводе. Сколько потом ни старался  охотник

отыскать места, где изумруды могли гуси заглотать, так ему это и не

удалось.  И  никто после того случая камня сего драгоценного  ни  в

горах,  ни в копях не находил. Будто заколдовал кто. Стали  бывалые

люди   подумывать:   может,  годуновский  изумруд   не   уральского

происхождения, а из Египта или какой другой страны завезен?  А  те,

wrn  у  гусей нашли, в Колумбии или Южной Африке птица глупая перед

перелетом  заглотала? Только все это одна напраслина была.  В  1831

году  на  Среднем  Урале,  у  маленькой речки  Токовой,  белоярский

крестьянин   Максим   Кожевников   с   двумя   своими   товарищами,

выкорчевывая   из  земли  пни  для  изготовления  смолы,   случайно

обнаружил под корнями одного из них несколько кристаллов и обломков

зеленого прозрачного камня...

   Из  котелка  брызнула  на  огонь пена.  Остро  запахло  лавровым

листом и перцем.

   –  Ну,  я опосля доскажу, – объявил старик. – Доставайте  чашки,

ложки  и наперсток, может, какой есть для хмельного. На реке уха  –

это настоящая, я вам доложу!

   Выпили  мы  с Иваном Степановичем, закусили. Он чуть  охмелел  и

прикорнул у сосны...

   Позднее   я   ознакомился   с  двумя  любопытными   документами:

докладной  запиской  командира Екатеринбургской гранильной  фабрики

Коковина  и  постановлением Совета Народных Комиссаров, изданном  в

самые  тяжелые  времена – голода, гражданской войны  и  разрухи.  В

первом  из  них Коковин писал в 1831 году своему начальству:  «...я

был извещен от надсмотрщика моего о случае найдения оных камней,  с

наименованием  зеленоватых аквамаринов... Однако сие ископаемое  не

есть  аквамарин:  тяжесть  и крепость несравненно  превышает  оный,

отлом чище и стекловатее. Сие сравнение допустило меня мыслить, что

доставленный мне кусочек есть изумруд».

   Второй   документ   гласил:   «Ввиду  исключительного   научного

значения Ильменских гор на Южном Урале, у Миасса, и в целях  охраны

их  природных  богатств  Совет  Народных  Комиссаров  постановляет:

объявить отдельные участки Ильменских гор на Южном Урале, у Миасса,

Государственным минералогическим заповедником, то есть национальным

достоянием,  предназначенным исключительно для  выполнения  научных

задач страны.

   Председатель  Совета Народных Комиссаров В. Ульянов  (Ленин)  14

мая 1920 г.».

   ...Наш  костер  начал  угасать. С речки  подул  слабый  ветерок.

Звезды чуть потускнели и стали прятаться за облако. Меня клонило ко

сну.  Я  ушел  в палатку и уснул дремучим сном. Когда я  проснулся,

было  уже утро. По-видимому, где-то стороной прошел дождь. Все небо

опоясывала широкая радуга. Мне показалось, что такой яркой я еще не

видел  никогда. У погасшего костра вместо Ивана Степановича  сидела

его  свояченица  Антонина. Она приплыла к  нам  за  рыбой  в  утлой

лодчонке,  похожей на корыто. Баба Тоня, как ее  все  здесь  звали,

любила рассказывать сказки, предания и небылицы.

   –  Сам  пошел  проверить  жерлицы, должно,  скоро  воротится,  –

сказала старуха.

   –  Да,  да, – ответил я невпопад, не в силах оторвать взгляд  от

неба, – поглядите, как она играет всеми самоцветами!

   –  И  ничего  тут  удивительного нету, –  заметила  Антонина.  –

Радуга тоже с каменьями уральскими накрепко связана. Может, вам  не

ведома байка, отчего радуга на небе появляется?

   Сто  лет  назад, а может и больше, разразился на Урале небывалый

ливень. Лил он сорок дней и сорок ночей и затопил все низины. Люди,

конечно, в горы подались, а звери, птицы и животные разные на плоты

да  на  баржи  вскарабкались и поплыли неведомо  куда.  Плыли  они,

плыли, пока солнце из-за туч не вышло и вода не стала спадать.  Тут

плоты  и  баржи пришвартовались к высокой-превысокой горе  Ямантау.

Вода  во  время  потопа была в избытке, и все твари  находились  на

полном водном самоснабжении, а тут, у горы, воды-то и не оказалось.

Спала  она.  «Га-га-га»,  –  закричали гуси  и  полетели  в  низины

отыскивать  ручьи  и озера. За ними отправились  телята,  лошади  и

олени, а самым последним важно зашагал верблюд. Двугорбому пить  не

хотелось,  так  как известно, что верблюд глотнет из кадушки  пяток

ведер  за  раз и целую неделю на воду даже не глядит.  Словом,  все

ушли  на водопой, лишь один архар повернул в горы. Ну, баран,  сами

знаете,   есть  баран.  Только  этот  был  с  какими-то  причудами:

захотелось  ему  подняться  к снежной вершине  и  ледяную  сосульку

пососать. А что из этого получилось, сейчас узнаете. Добрался архар

до  середины  горы, а там – пропасть. «Что ж, – говорит  баран  сам

себе, – это нам не впервой. Прыгну со скалы на скалу. А чтобы  ноги

не  ушибить о камни, кувыркнусь над пропастью и на рога встану. Как

решил,  так  и  поступил. Перескочил архар через пропасть,  да  как

трахнется рогами о скалу кремневую, так из нее во все стороны искры

посыпались.  И  загорелся на горе лес дремучий. День горит,  другой

горит, а на третий так накалилась гора, что треснула пополам.  А  в

горах  наших, как известно, самоцветы разные: изумруды,  турмалины,

аметисты.

   Вот  они  и  отразились  в  небе, как в зеркале,  семью  цветами

радужными.

   А  после  пожара поостыли обе половины горы и снова  сомкнулись,

потому что в одной из них был железный колчедан, а в другой –  руда

магнитного железняка.

   И  теперь,  ежели молния в непогоду ударит в трещину,  то  скалы

разверзаются, и самоцветы в дуге радужной отражаются во всей  своей

красоте  и  блеске. Так что радуга с каменьями уральскими  накрепко

связана...

   Вскоре  вернулся  Иван Степанович с двумя  небольшими  щуками  и

красавцем окунем. Сложив палатку, мы все трое спустились к  реке  и

переплыли  на тот берег. В тот же день я покинул милых  стариков  и

уехал  на  Токовую,  где меня ждали мои коллеги  по  работе  и  где

некогда был найден первый изумруд.

   О дальнейшей судьбе Коковина я узнал лишь через несколько лет.

   Над  светлым  горизонтом  екатеринбургской  гранильной  мельницы

нависла   зловещая  туча.  Деньги,  выплаченные   Волоколамову   за

«печеные»  топазы,  не  могли быть занесены ни  в  какие  расходные

книги.  Коковин  отлично это понимал и в бессонные ночи  мучительно

искал  выхода.  Наконец,  он был найден: несколько  крупных  темно-

зеленых  изумрудов отличного качества были заменены  такими  же  по

весу   дешевыми  бериллами  бледно-зеленого  цвета,  приобретенными

тайком Коковиным у одного из местных ювелиров, и отправлены в Санкт-

Петербург  с  очередной партией аквамаринов. Но эта  «коммерческая»

комбинация   была  лишь  половиной  дела.  Необходимо  было   сбыть

замененные темные изумруды, а продажа их в Оренбурге, Невьянске или

в Ирбите была сопряжена с риском.

   Опытный  в  махинациях  ювелир  предложил  директору  гранильной

фабрики  свои  услуги по ликвидации изумрудов в  Москве.  Это  было

наиболее рационально, и Коковин согласился.

   Ювелир  продал  в  Москве камни за солидную сумму  двум  местным

фабрикантам и какой-то новоиспеченной баронессе. Получив свою долю,

Коковин  покрыл  недостачу и приобрел казачье седло  с  серебряными

стременами.  Но  лиха  беда – начало. В  1834  году  на  Сретенском

прииске был найден уникальный изумруд весом в 2226 граммов.  Такого

невероятного  размера кристалла одного из самых драгоценных  камней

никогда  не  встречали ни в Колумбии, ни в Индии, ни  в  Австралии.

Стоимость его была огромна. Получив изумруд, Коковин долго  не  мог

оторвать  от него изумленного взгляда. В течение многих беспокойных

и бессонных ночей директор гранильной мельницы думал: сообщить ли с

нарочным  в  Петербург графу Перовскому о находке  или  умолчать  и

присвоить  себе  камень. Он проработал на фабрике  двадцать  четыре

года.  За  все это время ему выдавали, помимо небольшого жалованья,

денежные  вознаграждения, как прислуге: на рождество и на пасху.  В

остальное  время года приходилось протягивать ножки  по  одежке.  В

случае,  если  донести в столицу о невероятном событии,  его  грудь

может   быть  украшена  орденом  или  медалью,  если  же   оставить

уникальный  изумруд  у себя и припрятать, то  за  проданный  камень

можно  получить такие деньги, какие не снились даже  фабрикантам  и

заводчикам.

   Уникальный изумруд в России могли купить такие денежные  тузы  и

магнаты,  как Демидовы, Морозовы, Манташевы, да и то только  в  том

случае,   если  полностью  ликвидируют  свои  железоделательные   и

медеплавильные  заводы, мануфактурные фабрики и нефтяные  промыслы.

Слава о знаменитом камне распространится не только по Уралу,  но  и

по   всей   России.  Она  перехлестнет  европейский  континент,   и

американские  миллионеры  пересекут  океан  в  надежде   приобрести

зеленый  гигант.  О  таком изумруде, как и  об  уникальных  алмазах

«Питте-регенте», «Коинуре» и «Звезде юга», будут сложены легенды  и

предания.

   Но  все  это  не  радовало, а пугало Коковина,  спрятавшего  под

половицу в своем кабинете непревзойденный кристалл.

   «Если  верить  старинным  поверьям, –  думал  первый  обладатель

драгоценности,   –   то   изумруд  является   камнем   мудрости   и

хладнокровия.  Кто его носит, тот не сделает неверного  шага  и  не

прольет  кровь безвинного. Он придает воину храбрость, а победителю

–  милосердие. Если посмотреть на изумруд с утра, то весь день  вам

будет сопутствовать удача». Так почему же он, Коковин, всегда такой

уравновешенный и хладнокровный, потерял покой?!

   Директор  гранильной  фабрики знал не только  камни,  но  и  все

поверья  о  них.  На  стене у него висела  пожелтевшая  от  времени

табличка   с   перечислением  магических  свойств   драгоценных   и

полудрагоценных камней.

   Дельфийский оракул – прорицатель, как бы основываясь  на  знаках

Зодиака  (пояс неба, состоящий из двенадцати созвездий, по которому

совершается  годовое  обращение Солнца),  посвящал  «досточтимых  и

достопочтеннейших»   читателей  в  мистические   действия   камней-

талисманов.

   Сообразуясь  с  месяцем  вашего рождения, предсказатель  сообщал

название  того  драгоценного камня, который  должен  приносить  вам

счастье, здоровье, удачу, красоту и так далее.

   Таблица была снабжена комментариями, не лишенными юмора.

   Человек,  желающий  быть  счастливым, должен  помнить,  в  каком

месяце нужно носить тот или иной драгоценный камень. Конечно, можно

иметь  кольцо с двенадцатью различными камнями, но «это в приличном

обществе  считается  дурным тоном». Лучше надевать  два  кольца  по

шесть  камней  или  четыре  по три. Не  рекомендуется  как  взаимно

противодействующие  тайным  чарам  и  магическим  свойствам  носить

украшения с двумя, четырьмя, восемью и тринадцатью камнями.

   Один, три, пять, семь и девять считается счастливым сочетанием.

   Если  вашим камнем-талисманом является бирюза, то она  «принесет

вам  успех при продаже бракованных лошадей». Есть еще одно свойство

у этого камня:
   И блекнет бирюза влюбленных,

   Когда угасает любовь*.
   Если  у  вас  камень «кошачий глаз», то «носить его полезно  для

увеличения благоразумия».

   Опал – символ чарующего обаяния непостоянной женщины.

   Алмаз заставляет трепетать зверей.

   Агат  охраняет вас от укусов змей и скорпионов. Если все же  вас

ужалит  ядовитая змея, то, по совету оракула, «вам  надо  растолочь

агат  в  порошок  и,  смешав  его  с укропной  водой,  прикладывать

примочку к больному месту. Но если вас укусит очковая змея, то  тут

эликсир  бесполезен,  и  вам нужно срочно продать  его  по  сходной

цене».

   Сама   таблица   охватывала   лишь  часть   наиболее   известных

драгоценных и полудрагоценных камней, но, по-видимому,  этого  было

достаточно для модниц древних и новых времен.
   Месяц     3нак Зодиака        Драгоценные камни

   Январь    Козерог             Гранат, альмандин, гиацинт.

   Февраль   Водолей             Аметист, александрит, турмалин.

   Март      Созвездие Рыб       Алмаз (бриллиант), яшма, коралл.

   Апрель    Овен                Сапфир, лазурит, а также янтарь.

   Май       Телец               Изумруд, камеи и интальо.

   Июнь      Близнецы            Агат, малахит, халцедон.

   Июль      Рак                 Бирюза (американская),

                                 горный хрусталь, оникс.

   Август    Лев                 Сердолик, лунный камень, «кошачий глаз».

   Сентябрь  Дева                Хризолит, а также жемчуг.

   Октябрь   Весы                Аквамарин, опал.

   Ноябрь    Скорпион            Топаз, кварц.

   Декабрь   Стрелец             Рубин, хризопраз и бирюза(персидская).
   Но  вернемся к Коковину и его уникальному изумруду. Встретившись

со своим ювелиром, Коковин предложил ему на определенных процентных

условиях  ликвидировать камень за границей.  Оба  партнера  считали

Париж  наиболее подходящей столицей для такой коммерческой  сделки.

Но  этот  город был опасен тем, что там ежегодно месяцами проживало

слишком  много русских князей и помещиков. При ликвидации  изумруда

могла  произойти  какая-либо нелепая случайность,  а  ее  следовало

избежать  во  что бы то ни стало. Поэтому партнеры остановились  на

Берлине.  Эта  столица  устраивала их вполне:  в  ней  мало  бывало

петербуржцев.  Коковин предоставил ювелиру на  расходы  по  поездке

горсть  разных самоцветов, но самого изумруда не доверил.  Основной

целью  и  задачей  ювелира была предварительная  рекогносцировка  и

подыскание   в  германской  столице  денежного  магната,   могущего

выложить наличными баснословно крупную сумму.

   Попав  в  Берлин,  ювелир остановился из предосторожности  не  в

гостинице,   а   поселился   в   доме  молодой   вдовы,   сдававшей

меблированные  комнаты в своем небольшом особняке.  Неожиданно  для

себя  ювелир  влюбился  в нее. Решив покорить  красавицу,  он  стал

засыпать Гретхен подарками, среди которых было платиновое колечко с

золотым  блюдечком,  а  на нем лежала виноградная  лоза  с  мелкими

изумрудами.   Это   невинное   колечко   оказалось   роковым    для

екатеринбургского директора гранильной фабрики господина Коковина.

   Гретхен  благосклонно относилась не только к новому  поклоннику,

но  и  к  русскому отставному генералу Лапшину. Заметив  на  пухлом

пальчике   своей  возлюбленной  новое  колечко,  ревнивый   генерал

потребовал,  чтобы  сувенир был возвращен его  прежнему  владельцу.

Дама  отказалась  подчиниться приказу. Тогда  генерал  принял  иную

тактику:  нанял  частного  сыщика  для  выяснения  личности  своего

соперника,   а  сам  занялся  доскональным  изучением  злополучного

колечка.  Изумрудики,  по его соображению, могли  быть  из  Египта,

Колумбии, Южной Африки, а также с Урала; золото одинаково  во  всех

странах мира, а платина, вероятнее всего, из Сибири. В России в  те

времена  уже  имели  хождение  трех-, шести–  и  двенадцатирублевые

платиновые монеты. Несомненно, колечко было отлито из такой монеты.

Значит,  его соперник – русский! Убедившись в справедливости  своих

суждений,   генерал  вдруг  вспомнил  старую  смешную   историю   о

кытлымской платине и расхохотался.

   Жил  на Кытлыме крупный помещик Иван Трофимович Воробьев в своем

родовом  имении,  а  по соседству проживал мелкопоместный  дворянин

француз  Дебуа.  Оба  они были заядлые охотники,  только  охотились

порознь,  так  как  Воробьев  недолюбливал  Дебуа  за  то,  что  он

браконьерствовал в его старом сосновом лесу.

   Трижды  Иван  Трофимович  предупреждал Дебуа,  а  на  четвертый,

застав  француза  на  охоте в своем лесу, всадил  ему  чуть  пониже

поясницы тридцать четыре бекасиных дробинки.

   Врач,  оперировавший Дебуа, обратил внимание на то, что  вынутые

из раны дробинки весили значительно больше обычной свинцовой дроби.

Посоветовавшись с французом, на другой день он за-ехал к  Воробьеву

и  между  прочим  поинтересовался,  где  Иван  Трофимович  покупает

бекасиную дробь.

   Ничего   не   подозревавший  помещик,  жалуясь  на   дороговизну

фабричной  дроби, сообщил доктору, что однажды в овражке на  Козьем

лугу,  у старой мельницы, он нашел какую-то тугоплавкую руду и  вот

теперь изготовляет себе из нее всевозможную дробь.

   Спустя  некоторое время Козий луг с прилегающей  к  нему  старой

мельницей  был  куплен  через подставных лиц образовавшимся  англо-

французским обществом по добыче и эксплуатации кытлымской платины.

   Несмотря  на то, что капиталовложения французов и англичан  были

одинаковы, французы требовали, чтобы общество называлось не  англо-

французским,  а франко-английским, так как первые «залежи»  платины

были найдены в ягодице француза.

   Но  вернемся  к  сыщику  и  его поискам.  Через  несколько  дней

детектив   дал   подробные   сведения  о   новом   претенденте   на

любвиобильное сердце Гретхен.

   Господин  Фасс, доносил сыщик, выходец из Польши,  по  профессии

ювелир.  Проживает в Екатеринбурге. Здесь занят продажей  уральских

самоцветов.  Вчера  виделся  с  приезжавшим  в  Гамбург  господином

Ротшильдом  и  предлагал  ему уникальный изумруд  в  2226  граммов.

Миллионер  заинтересовался предложением, но отказался вести  какие-

либо переговоры впредь до осмотра самого камня, которого при себе у

господина  Фасса не оказалось. Где и когда назначены  «смотрины»  –

неизвестно.

   Получив  такие неопровержимые и явно компрометирующие  господина

Фасса  данные,  генерал тотчас же написал в  Петербург  донос.  Там

незамедлительно была создана следственная комиссия и  направлена  в

Екатеринбург.  Ничего  не  подозревавший Коковин  пытался  отрицать

какие-либо  сношения с ювелиром, задержавшимся  в  связи  со  своим

романом  в Берлине. Когда же следователь задал директору гранильной

фабрики вопрос, не знакома ли ему цифра 2226, Коковин растерялся  и

признался  в  хищении  уникального изумруда. Установив  виновность,

следственная  комиссия  вынесла решение о привлечении  к  уголовной

ответственности  директора  Екатеринбургской  гранильной  мельницы.

Коковин был арестован и посажен в острог. Его сообщник Фасе в связи

с   недостачей   улик  в  дело  замешан  не  был,  а   вещественное

доказательство  – уникальный изумруд – был увезен в Санкт-Петербург

к  графу Перовскому. Перед сановным чиновником возникла почти та же

дилемма,  что  и  перед первым обладателем камня: подать  докладную

записку  в  правительствующий Сенат и сдать  изумруд  в  казну  или

предать забвению происшедшее и присвоить редкую драгоценность.  Эта

внутренняя борьба продолжалась недолго. Из Екатеринбурга  поступило

известие:   «Арестованный   Коковин  покончил   в   остроге   жизнь

самоубийством». Это и решило судьбу камня. Граф Перовский прекратил

дело   и   присвоил  уникальный  изумруд.  Сколько  времени  камень

находился  у  вельможи – неизвестно. Затем изумруд  перекочевал  на

Украину и попал в замечательную коллекцию камней князя Кочубея. Как

и  когда  это произошло, установить не удалось. Во время  революции

1905  года новый обладатель знаменитого кристалла зарыл его в своем

парке.  Но при разгроме имения Кочубея камень был вырыт и увезен  в

Вену  одним  из  родственников князя.  После  подавления  революции

царское  правительство,  узнав  о местопребывании  камня,  выкупило

изумруд.

   В  настоящее  время  он находится в московском  Минералогическом

музее Академии наук.
   Новелла шестая
   ЛЕГЕНДЫ ОБ УКРАИНСКОМ ИЗУМРУДЕ

   И ПОДЕЛОЧНЫХ КАМНЯХ
   В  настоящее время, помимо драгоценных и полудрагоценных камней,

огромное значение приобрели поделочные камни.

   Внешне  большинство  из них, казалось бы, не представляет  собою

ничего интересного, но если их распилить, – а это при наличии у нас

алмазных   пил   делается  чрезвычайно  легко,  –   и   отшлифовать

искусственной  алмазной пылью или мастикой, то на  пластинах  яшмы,

кварцита,  мориона,  оникса  можно увидеть  поразительные  картины,

созданные  гениальным  художником –  Природой.  Даже  при  скромной

фантазии  на  разрезанных  пластах  камней  можно  увидеть   табуны

вздыбленных  коней,  морской прибой с волнами, бьющимися  о  скалы,

лесную  чащобу с поваленными и устоявшими после бурелома деревьями,

орлиные крылья, рассекающие темную рериховскую тучу, сквозь которую

проскальзывают  лучи заходящего солнца. Величайший художник  создал

из  расплавленной лавы удивительные пейзажи, Здесь вы  встретите  и

мягкие  левитановские тона, и широкие коровинские мазки.  Здесь,  в

одном рисунке, могут сочетаться Куинджи и Левитан, Серов и Шишкин.

   Если  бросить ретроспективный взгляд на наших пещерных  предков,

на  их  трудную и цепкую борьбу за жизнь, то станет ясно, что самым

близким  другом  первобытного человека был камень. Он  помогал  ему

обрабатывать   землю,   добывать  пищу,   убивать   диких   зверей,

выдалбливать челны и высекать огонь.

   Первыми  орудиями синантропа* были грубо отделанные  заостренные

камни   из  обсидиана**.  Значительно  позднее  появились   рубила,

наконечники копий и стрел из кремня и других твердых горных  пород,

а  также  изделия из слоновых бивней, клыков и дерева. Еще позже  в

обиход человека вошел металл: медь, бронза, железо. С переходом  от

одной  эпохи  к другой менялись не только потребности людей,  но  и

общественный строй. У некоторых племен стали появляться  наскальные

рисунки,  всевозможные  украшения.  Постепенно  у  многих   народов

зародилась  своя  культура, свой стиль, свой  эпос  и  легенды.  По

многочисленным раскопкам древних стоянок, по найденным вазам, мечам

и  различным предметам обихода людей каменного, бронзового и других

веков  археологи определяют, где и кем, какими племенами и народами

была заселена наша земля в те далекие времена.

   Древнегреческий  историк Геродот, живший за  500  лет  до  нашей

эры,  повествует  о  том,  что в его время на  территории  нынешней

Украины   обитало   одно  из  скифских  племен.  Занимались   скифы

земледелием,   скотоводством,   охотой,   рыболовством.   Об   этом

повествуют   археологические  раскопки.  Найденные  на   территории

Украины  предметы свидетельствуют о высокой культуре  и  мастерстве

живших  там скифов. На Украине первый скифский курган был  раскопан

неподалеку  от  Кировограда (Елисаветграда) в 1763  году  генералом

А.П.  Мельгуновым. В кургане были найдены различные предметы тонкой

художественной работы, а среди них – железный меч в золотых  ножнах

с  изображением быков с человеческими лицами и львов, стреляющих из

луков. Находка Мельгунова взбудоражила не только археологов,  но  и

лиц, искавших легкой наживы. Многие курганы подвергались варварским

разграблениям. Известно, например, что некий техник Шульц,  получив

разрешение  на вскрытие курганов и находя в них уникальные  золотые

вазы,  гребешки  и  другие предметы высокохудожественной  ювелирной

работы,  переплавлял их в слитки и продавал, а  керамику  и  бронзу

сдавал  в  Археологическое общество, полагая,  что  незолотые  вещи

стоят дешевле...

   В  доисторические  времена железо стоило дороже  меди,  серебра,

бронзы  и  золота. Дело в том, что железную руду не  находили,  как

например, медный колчедан или золотой песок, на поверхности  земли,

а специально добывали. Да и плавилась железная руда при значительно

большей  температуре, чем остальные металлы. Правда,  древние  люди

пользовались  и  метеоритным  железом,  которое  называли  небесным

камнем.  Шло оно на изготовление кинжалов, мечей, наконечников  для

стрел.  Это  были  небольшие, удобные для ковки  куски  металла,  и

ценились   они  не  только  за  свою  твердость,   но   и   за   их

чудодейственные  свойства: по поверью,  как  упавшие  с  неба,  они

должны  были приносить нашим предкам победу в сражениях и  удачу  в

охоте. Находили метеоритное железо в мизерном количестве...

   У  народов Африки есть миф о том, как железо спасло человечество

от гибели. Легенду эту можно услышать в Нигере, Дагомее и на Берегу

Слоновой Кости.

   В  те далекие времена, когда люди Бенина начали изготавливать из

железа  наконечники  для стрел, щиты, мечи  и  топоры,  возмущенное

божество,   охранявшее   этот  металл,  решило   отомстить   людям,

осмелившимся похитить у него сокровище.

   В   праздничные  дни  на  высокий  холм  Окедо,  где  собиралась

молодежь, спускалась темная лохматая туча. Она обволакивала холм  и

поглощала  юношей  и  девушек, а затем подымалась  высоко  в  небо,

бросала  в  море  похищенных ею людей. Многие  храбрецы  из  племен

Иоруба  и  Бенина  пытались убить чудовище.  Они  стреляли  в  тучу

стрелами  с  наконечниками, отравленными змеиным  ядом,  но  острые

стрелы  проходили  сквозь  нее, словно  верблюды  сквозь  городские

ворота,  и  исчезали бесследно. Некоторые отважные  юноши  пытались

заарканить  чудовище, но лассо соскальзывало с лохматой  тучи,  как

ножной браслет с ныряющей в море женщины.

   Долгое  время никто не мог осилить чудовище. Но вот  однажды,  в

праздничный  день,  на  холм Окедо вышел  для  единоборства  с  ним

храбрый  игун  еронмвон – королевский кузнец – по имени  Эвиан.  Он

разжег  на вершине холма костер, положил в него железный  молот,  а

сам спрятался под шкурой убитого им носорога.

   В   полдень   над   Окедо  появилась  зловещая   туча.   Заметив

спрятавшегося кузнеца, чудовище раскрыло свою темную  пасть.  Эвиан

выскочил из засады, схватил раскаленный добела молот и швырнул  его

в   пасть  чудовища.  Лохматая  туча  со  стоном  взмыла  к   небу,

разбрызгивая  по  холму огненные молнии, и уже  больше  никогда  не

возвращалась на африканскую землю.

   Так  человек отнял у божества свое право на железо, из  которого

были выкованы лемех хлебопашца, молот кузнеца и щит воина. Началась

новая эра в развитии человечества, но ни железо, ни медь, ни бронза

не смогли вытеснить камень из обихода наших предков.

   Камень  давал людям огонь, камнем точили мечи и плуги, из  камня

строили  дворцы,  храмы,  саркофаги.  Он  и  в  наши  дни  является

замечательным, непревзойденным строительно-декоративным материалом.

   На   Украине  в  течение  последних  десятилетий  были   открыты

ценнейшие  кладовые  и  погреба  со  строительными,  декоративными,

полудрагоценными и драгоценными камнями. На Волыни, в Закарпатье, в

Крыму  и  на  Житомирщине оказались не только граниты и лабрадориты

всевозможных  цветов,  но  также яшма  и  мрамор,  дымчатый  кварц,

золотистый и голубой топаз, опал, янтарь и драгоценные аквамарин  и

изумруд.  При  сооружении  памятника  В.И.  Ленину  в  Киеве   были

использованы   головинские  лабрадориты  и   жежелевские   граниты.

Памятник  Т.Г.  Шевченко  в  Харькове  сооружен  из  турчинских   и

головинских    лабрадоритов.   Станции   Киевского    метрополитена

«Арсенальная»,   «Вокзальная»   и   «Университетская»    облицованы

закарпатским  мрамором.  По  своему  качеству  закарпатский  мрамор

вполне  пригоден  не только на архитектурные декоративно-поделочные

работы,  но  и  на  барельефы  и скульптурные  изваяния.  Некоторые

поделочные  камни Украины по своим качествам и красоте не  уступают

прославленным камням Урала, Финляндии, Лабрадора.

   Украина  богата  не  только  декоративно-облицовочными,   но   и

драгоценными  камнями. Ее изумруды, золотистые  и  голубые  топазы,

дымчатые   кварцы  и  полуопалы  по  своим  качествам  не  уступают

уральским самоцветам. О бесценном волынском изумруде, о талантливом

юноше по имени Олесь рассказывается в одной из народных легенд...

   Жил  этот юноша в Карпатах. Еще мальчиком увлекся он резьбой  по

дереву.  Сперва помогал своему деду куски корней, стволов  и  веток

бука  вырезать,  а  через год-другой начал  сам  ковши  и  жбаны  с

головами лебедей да оленей длиннорогих мастерить. Нравилось  юноше,

как  под  ножом дерево оживает, как птицы и звери с блюд и  чаш  на

него,  будто  настоящие, глядят. А однажды  вырезал  Олесь  орла  с

распростертыми крыльями и все перья и когти так мастерски  выделал,

что сам дед похвалил юношу и назвал его мастером. Иногда отец Олеся

отвозил  резные вещички на базар вместе с возом сена или  хвороста,

только  платили крестьяне за деревянную утварь гроши, как бы хорошо

она  ни  была  сделана.  Поэтому резьбой по  дереву  на  Украине  в

основном   занимались  старики  и  подростки:  искусство   резчиков

считалось   больше   забавой,  нежели   искусством.   Вот   почему,

повзрослев,   юноши   оставляли  работу  скульпторов-художников   и

превращались  в хлебопашцев, косарей, сплавщиков леса  и  кузнецов.

Лишь   в  преклонном  возрасте  они  снова  возвращались  к   своим

заржавленным резцам и полуистлевшим чуркам.

   Своим  мастерством  Олесь  прославился  по  всей  Верховине.  Но

минуло  ему восемнадцать лет, и стал он подумывать, к какому  труду

свои  руки приложить. Был у него глаз зоркий, рука точная,  верная.

Мог  Олесь  в  егеря  к  помещику  пойти,  только  жаль  ему  птицу

беззащитную  убивать,  косолапого  медведя  собаками  травить  ради

потехи барской.

   Была  у  Олеся  невеста  – дочь мельника Оксана.  Часто  сиживал

Олесь с Оксаной у мельничной плотины, слушал рокот старых жерновов,

плеск реки. Им бы пожениться, да заупрямился отец Оксаны – богатого

жениха для дочери приглядывал.

   –  Кабы  имел ты, хлопец, пускай не такую мельницу,  с  каменной

плотиной, как у меня, а хоть деревянную, тогда иное дело, –  сказал

он Олесю. – А пока твое звание – голь перекатная. Не сегодня-завтра

в плотогоны пойдешь или на сезонные работы. Не пара тебе дочка моя!

Понял?

   – Как не понять. Все ясно.

   Крепко  задумался  юноша, сложил пожитки в  котомку,  попрощался

тайком  с  любимой и пошел из родного села в чужой город силу  свою

продавать  за гроши медные. Завербовался Олесь в городе каменотесом

на  шоссейные  дороги, что прокладывались тогда в стране.  Стал  он

высекать гранитные куски и подравнивать булыжники, чтобы камни один

к  одному поплотнее прилаживались. Трудная работа досталась  парню.

По целым дням ползает на карачках по каменьям острым: сверху солнце

печет, а из – под молотка искры из гранита сыплются. Одно утешение,

что  платил  подрядчик рабочим аккуратно: по семь гривен  в  сутки.

Стал  Олесь  откладывать  каждый день по  двугривенному  на  крылья

мельничные,  на  закрома да на сита бронзовые,  а  по  воскресеньям

жернова  мастерить. Трудно без сноровки два каменных круга вплотную

подогнать, но мечта о любимой Оксане помогала.

   Как-то  сидел  он  на мостовой в праздничный день,  работал  над

вторым  жерновом. Вдруг при ударе молотка из гранита  выпал  камень

зеленый,  величиной с полмизинца. «Что за диво?»  –  думает  Олесь.

Поднял  камешек,  видит  – прозрачный, словно  леденец,  играет  на

солнце, зелеными огоньками переливается.

   Зашел  под вечер к старику-односельчанину Панасу. Был он некогда

кольщиком  на  одной из каменоломен Житомирщины, а теперь  вот  уже

десятый  год как стрелочником на ближайшем разъезде служит. Показал

Олесь ему свою находку и спрашивает:

   – Что за притча такая, что камень в камне замуровался?

   Посмотрел  Панас  на  камешек, потрогал  его,  на  язык  взял  и

говорит:

   –  Счастье  тебе, Олесь, привалило большое. Камень этот  зеленым

изумрудом  называется,  и стоит он, может, целую  тысячу  целковых.

Много  на  Украине таких дорогих камней в гранитных глыбах:  и  под

Каневом  на  Днепре, и неподалеку от Житомира, и на Волыни,  только

сыскать  их  мудрено. Это не то, что на Урале. Там  камешки  эти  в

болотной тайге да под корягами спрятались, а на Украине в гранитную

броню  сховались. Не достать их без динамита. Дорого  такая  добыча

казне  обойдется. Оттого правительство и разрешило  подрядчикам  за

явные  и  тайные подношения бить тот гранит на Волыни  и  вместе  с

вкрапленными  в  него изумрудами вывозить на прокладку  дорог,  что

нынче тут строят. В прошлом году, сказывают, один каменотес вот так

же,  как  ты,  первосортный изумруд нашел и продал его помещику  за

большие  деньги.  Поезжай-ка товарняком в  город,  там  и  на  твою

находку купец сыщется.

   Сел  Олесь на платформу проходившего мимо порожняка и  поехал  в

город  за  своим счастьем. Походил по улицам, отыскал  золотых  дел

мастера  и  предложил  ему  свою находку. Ювелир  сквозь  стеклышко

внимательно осмотрел камешек и говорит:

   –  Не  подходящий  для меня товар. Изумруд твой  с  брачком:  по

краям  у  него  с  двух сторон трещинки. Если его  отшлифовать  как

положено,  то получится серединка целая, а края наподобие  гребешка

частого. Не будь этого изъяна, я бы большие деньги тебе уплатил,  а

так  ни  к чему мне твой самоцвет. И никто, парень, у тебя  его  не

купит.

   Огорчился Олесь, спрашивает:

   –  А  не найдется ли где мастер-шлифовальщик такой, чтобы изъяны

мог скрыть?

   –  Нет  такого  гранильщика,  –  отвечает  ювелир,  –  может,  в

Антверпене  или  в Париже виртуоз такой имеется, а  у  нас  еще  не

родился.

   Уехал  Олесь  опечаленный. Хотел по дороге изумруд  за  шпалы  в

бурьян  выкинуть,  да  пожалел и задумался: а что,  если  самоцвету

придать форму крыла орлиного? Может, и купит кто для брошки? Крепко

запала  ему  эта  мысль  в голову. Сидит на  мостовой  под  солнцем

палящим, бьет молотком гранит-камень, а сам все думает, какую форму

самоцвету  придать,  чтобы она естество предмета  отобразила.  День

думал,  другой, а через неделю взял расчет и в Житомир  уехал.  Там

отыскал  маленькую мастерскую, где украинские голубые и  золотистые

топазы,  хрусталь  да  янтарь шлифовали, и в  подмастерья  нанялся.

Поработал  Олесь  в  этой  мастерской  месяца  три-четыре,   изучил

огранное  дело.  А  вечерами, когда в мастерской  никого  не  было,

шлифовал  свой  изумруд.  И хотя огранка  камней  была  значительно

сложнее  резьбы  по дереву, но и в этом деле он оказался  мастером:

обрабатывая  изумруд,  Олесь  превратил  порок  самоцвета   в   его

достоинство.  Все  трещинки,  расположенные  по  краям  камня,   он

надпилил  еще  глубже, а верх самоцвета срезал на конус.  Получился

удивительно  тонкой  работы  лист  папоротника.  Собрав  все   свои

сбережения, отдал Олесь ограненный изумруд знаменитому в  то  время

житомирскому ювелиру и граверу Натану Маршаку, а тот на брошь осыпь

алмазную  бросил, наподобие росы утренней, что лежит и  сверкает  в

лучах солнца на листе папоротника. Прослышал о новой работе Маршака

помещик  –  миллионщик уманский, граф Потоцкий, и купил  для  своей

Софии эту брошку за три тысячи серебром.

   Вернулся  Олесь  в  родное село богачом,  женился  на  Оксане  и

мельницу, да не деревянную, а каменную, на реке поставил. Течет под

колесом мельничным вода студеная, журчит день и ночь и рассказывает

сплавщикам  леса  из  сел ближних и дальних  легенду  про  самоцвет

зеленый, что нашел Олесь в волынском граните.

   ...Удивительным  свойством  обладает поделочный  камень  нефрит.

Попробуем, к примеру, сравнить его с алмазом.

   Алмаз  –  камень твердый, но хрупкий. Если ударить его молотком,

алмаз  может  расколоться на мелкие кусочки. Если с  той  же  силой

ударить  нефрит, то он не разобьется и не даст трещины.  При  очень

сильном  ударе молотка по нефриту на камне может образоваться  лишь

вмятина. Это свойство вязкости при сравнительно небольшой твердости

нефрита объясняется особенностью его кристаллической структуры.  Он

состоит  из  тончайших волокон, переплетенных между собой.  Поэтому

нефрит  при  ударах более стоек, чем другие камни. Это удивительное

свойство  нефрита было оценено первобытным человеком, и в  арсенале

его  орудий,  вслед  за  кремневыми рубилами, появились  нефритовые

ножи,  молотки,  наконечники для пик и стрел, а  также  топоры,  не

тупившиеся  десятилетиями  и  переходившие  по  наследству  подобно

фамильным драгоценностям.

   Нефрит   –   камень  непрозрачный.  Лишь  тонкие  его  пластинки

просвечиваются. Большинство нефритовых глыб и галек имеет желтовато-

зеленый  цвет  увядшей травы, но встречаются камни и темно-зеленые,

серые, молочно-белые, а иногда и черно-зеленые.

   С  давних  времен, но в ограниченном количестве, нефрит находили

у  берегов  Карибского моря, в Новой Зеландии, в  Новой  Гвинее,  а

также  в  Индии,  Туркестане и некоторых  других  странах.  Лучшими

мастерами  по обработке и изготовлению статуэток, абажуров,  ваз  и

других художественных изделий из нефрита были китайские резчики. Их

не  могли  превзойти ни папуасские скульпторы, ни художники  маори.

Находки  из  древних захоронений служат бесспорным  доказательством

того, что за много веков до нашей эры люди пользовались нефритом  в

своем примитивном хозяйстве.

   Очень  красивые глыбы с ярко-зелеными прожилками  и  коричневыми

пятнами добывались в Бирме.

   Когда  в  спальне  китайского  богдыхана  или  индийского  раджи

вешали  абажур  из  тонких  пластинок  такого  нефрита  и  зажигали

светильник,  то  на  стенах и на потолке появлялись  фантастические

тени  удивительных  птиц, сказочных цветов и  застывших  в  разбеге

вздыбленных  изумрудных волн. Бирманскому нефриту  не  уступает  по

красоте  и  наш  нефрит  – из недр Саянских гор.  Этот  камень  был

впервые найден у нас на Урале.

   Первоначально добыча нефрита производилась как в Азии, так  и  в

Европе,  примитивно-варварским  способом:  у  большого  нефритового

валуна  или  глыбы разжигали костры, и когда камень накалялся,  его

обливали  холодной  водой.  Затем  растрескавшиеся  куски  выбивали

ломами  и  кирками  и отправляли в шлифовальные мастерские  или  на

гранильные фабрики. От сильного нагрева нефрит становился рыхлым  и

часто  терял  свойственную ему яркость.  Точно  таким  же  способом

добывался и замечательный небесно-синий лазурит Памира.

   В   Китае   нефрит   в  течение  тысячелетий  служил   предметом

религиозного культа. Из него изготовлялись фигурки Будды, священные

ковши  и  чаши.  Благодаря  чистоте  его  тонов,  мягкости  отлива,

кажущейся  глубине  и спокойствию цвета, а также мелодичному  звону

тонких   пластинок,   изготовленных   из   этого   камня,   нефриту

приписывались  такие  символические свойства, как  познание  бытия,

добродетель,  глубина разума, справедливость правосудия,  стойкость

воли. Мелодичные звуки нефритовых пластинок при прикосновении к ним

деревянных  палочек  считали музыкой богов.  Увлечение  нефритом  в

Китае  дошло  до  того,  что из него стали делать  деньги  и  знаки

отличия  для высших чинов богдыхана. За оскорбление словом виновный

должен  был внести в казну либо денежный штраф, либо кусок  нефрита

величиной с фарфоровую чашечку или же чашечку, выточенную из  этого

камня;  за нанесение побоев – нефритовую табакерку, а за  увечье  –

чайный сервиз или крупную хризантему из самого дорогого нефрита.

   В  России  нефрит  был найден весной 1825 года,  когда  одна  из

геологических  экспедиций была направлена на изыскательские  работы

из  Петербурга  к подножию Саянских гор. В небольшой изыскательской

партии находился студент последнего курса геологического факультета

Борис  Афанасьев. Был этот юноша по натуре мечтателем и художником.

Уходя в глубь тайги на поиски руд и поделочных камней, он не брал с

собой,  как  его  коллеги, ни ружья, ни компаса, а  довольствовался

одним  лишь  молотком. Юноше нравилось забираться в лесную  чащобу,

бродить по бархатистому мшистому ковру, где между тяжелыми хвойными

ветками,  стволами  берез  и  осин  иногда  проскальзывали,  словно

летящий серпантин, золотистые солнечные лучи. Блуждая по бескрайним

просторам, Афанасьев подолгу останавливался, зачарованный, у тихого

лесного озера, с улыбкой слушал щебетанье птиц, внимательно  следил

за удивительными прыжками рыжей белки.

   Много  разных  зверьков  и  птиц  встречалось  Борису  в  тайге.

Правда, бобры и горностаи редко попадались ему на глаза, а вот птиц

он видел в тайге великое множество и самых удивительных пород. Были

тут  синички-лазоревки, пеночки-зарнички, черные дятлы  и  снегири,

клесты-кедровки,  дрозды темнозобые и каменные, тетерева,  глухари,

совы.  И у каждой птицы были свои песни, свои гнезда, свои повадки.

Увлекшись  однажды странными дневными перелетами мохноногого  сыча,

Борис  забрел в незнакомую заболоченную местность и лишь к сумеркам

выбрался  из  нее  к  каким-то валунам и  скалам.  Утомленный  этим

необычным  путешествием, юноша разжег костер и тут  же,  у  камней,

уснул  крепким сном. Проснувшись утром от гомона дроздов  и  ощутив

голод,  он  заглянул  в свою сумку, но не обнаружил  в  ней  ничего

съедобного.

   Ни  прошлогодних  грибов,  ни сухих ягод,  ни  кедровых  орешков

поблизости  не  было. Неожиданно из расщелины скалы вылетел  дрозд.

Борис понял, что у птицы там, в каменном дупле, гнездо. Возможно, в

нем  лежат  яички,  которыми можно подкрепиться. Подойдя  к  скале,

Афанасьев  попытался  засунуть  в расщелину  руку,  но  дупло  было

слишком  узким. Геолог вынул из-за пояса молоток и принялся стучать

им  по  краю щели. Камень не поддавался. Тогда юноша изо  всех  сил

ударил молотком. К его удивлению, на камне образовалась вмятина,  а

железная  головка молотка – он не поверил своим глазам –  треснула.

Скала  и  близлежащие валуны оказались нефритом. Так был  найден  у

Саянских гор этот замечательный камень.

   Итак,  в  Сибири нефрит был обнаружен в 1825 году. В  1851  году

были  найдены большие глыбы нефрита на берегу сибирской реки  Онот.

Но  все  эти  находки – позднего периода. Известно же, что  десятки

веков  тому  назад  сойоты  Саян украшали свою  одежду  нефритовыми

бляшками,  что  по найденным в Восточной Сибири редким  орудиям  из

нефрита  много тысяч лет. Кстати, по сей день окончательно  еще  не

установлено,  из  какого  –  русского  или  китайского  –   нефрита

сооружена в Самарканде гробница Тамерлана.

   Найденные   в  России  глыбы  и  гальки  нефрита  свозились   на

Петергофскую    гранильную   фабрику,   где    и    обрабатывались.

Замечательные  по  своей красоте вазы, чаши, чернильные  приборы  и

множество  других предметов художественной работы  создали  русские

умельцы.  Некоторые  из  этих уникальных  произведений  хранятся  в

ленинградском Эрмитаже, в Лувре и других музеях.

   По  своей  красоте  нефриту не уступает  прославленный  малахит.

Этот   жизнерадостный  яркий  камень  шелковисто-зеленых  тонов   с

характерными  темными  и  светлыми прожилками  по  праву  считается

русским самоцветом. Таких огромных залежей малахита, как на  Урале,

нет  ни  в  одной  стране  мира.  Об этом  замечательном  камне,  о

прославленных уральских мастерах сложено много легенд.

   Малахитовые глыбы – монолиты весом в сотни тонн были  найдены  в

первые  десятилетия  XIX  века  неподалеку  от  Нижнего  Тагила   в

Меднорудянском руднике. Им украшен Малахитовый зал Зимнего  дворца.

Dpebmhe  греки,  филистимляне и другие народы также применяли  этот

красивый камень для декоративно-поделочных работ. В Эфесе малахитом

были облицованы колонны греческого храма богини Дианы. Позднее  эти

огромные   колонны  неведомо  каким  способом  были  перевезены   в

Константинополь для украшения храма Ая-София.
   Новелла седьмая
   ЛЕГЕНДА И БЫЛЬ О РУБИНЕ
   Рубин  –  кроваво-красный прозрачный корунд. Родным  его  братом

является сапфир. С давних времен лучшие рубины добывались в  Индии,

на  Цейлоне,  а  также в Бирме и Таиланде (Сиам). Русское  название

этого  драгоценного камня – яхонт. У некоторых народов  Востока  он

называется «лал». Возможно, что от «лала» произошло слово «алый». В

Персии,  Турции  и в других восточных странах лалом называют  также

альмандин,  гранат  и  другие красные и  розовые  камни.  По  своей

твердости,  а  также  ценности рубин стоит на  втором  месте  после

алмаза.

   По  поверьям народов Востока, «рубин придает его обладателю силу

льва,  бесстрашие орла и мудрость змеи. Он способствует чарам любви

и  страсти.  Рубин не следует показывать детям и буйволам:  ребенок

может  испугаться  его  яркого цвета, а буйвол  –  разъяриться».  О

рубине сложено немало преданий и легенд.

   В  бирманской  легенде о происхождении рубина рассказывается  об

орле  Лале,  жившем за рекой Иравади, высоко в горах,  в  одной  из

кремниевых пещер. Лал был очень красив и силен, и не только  птицы,

но  серны,  джейраны и даже саблерогие антилопы избегали  встреч  с

ним. А ночной разбойник – страшный когтистый филин – с утра до ночи

отсиживался  в дупле старого текового дерева, пока орел  летал  над

горами.   Шли  годы,  менялись  русла  рек,  рушились  в   пропасти

подточенные  горными  ручьями скалы, и на груди  у  орла  появились

предвестники старости – белые перья. Теперь он пролетал над горами,

лесом  и  кунжутными полями уже не двадцать кругов,  а  всего  лишь

десять.  С  каждым  годом  Лал сокращал  радиус  своих  полетов.  А

однажды,  желая  взлететь высоко в лазурное  небо,  расправил  свои

широкие крылья, но не смог оторваться от земли. И понял тогда  Лал,

что  близится к концу его орлиный век. Теперь он уже не мог догнать

серну  или  косулю  и  довольствовался тем, что  залетал  в  лес  и

опустошал птичьи гнезда.

   Как-то, возвращаясь в свою пещеру, Лал увидел на соседней  скале

филина.  Тот  даже  не пошевелился, когда орел  пролетел  над  ним.

Гордый  орел удивленно взглянул на обнаглевшую птицу, но промолчал.

Филин же подлетел ближе к Лалу и обратился к нему:

   –  Послушай,  дружище, давай поговорим как равный с  равным.  Ты

уже  стар.  Тебе трудно добывать пропитание. Я согласен делиться  с

тобой  пойманными  мышами и землеройками,  только  не  трогай  моих

птенцов.

   Орел  вспомнил  вечно копошащихся в пыли грызунов,  которых  ему

предлагали взамен горных джейранов и косуль, скачущих по  скалам  и

прячущихся в изумрудной зелени, и содрогнулся. Лалу стало  противно

и  стыдно. Ничего не ответил орел. А когда филин улетел, Лал,  сидя

на  краю  пропасти,  долго смотрел, как алмазные  звезды  падают  в

бездну, и думал одну лишь думу: верно ли то, что сказал однажды ему

ворон – лучше быть ползающим по земле муравьем, чем мертвым тигром?

   «Нет,  –  решил Лал, – ворон не прав. Нужно вовремя  родиться  и

вовремя умереть. Вот в чем основа основ бытия!»

   Собрав последние силы, орел поднялся высоко-высоко в небо и  там

сложил  свои  крылья.  И  все птицы и звери видели,  как  озаренный

первыми  лучами  восходящего солнца Лал  упал  на  острую  скалу  и

обагрил   кровью   берег   реки  Иравади.  Брызги   орлиной   крови

превратились в яркие прозрачные камни. Так появились лучшие в  мире

кроваво-красные благородные бирманские рубины.

   Но  вернемся к фактам более достоверным. Алые корунды –  любимые

камни  царей  и вельмож. Известно, что в 1777 году шведский  король

Густав  III  преподнес Екатерине II весьма крупный рубин  отличного

качества.   Петр   I   подарил   замечательный   корунд   курфюрсту

Бранденбургскому.  Сибирский губернатор князь  Гагарин  презентовал

великолепный рубин князю Меньшикову. Были отличные рубины  у  Ивана

Грозного,  который ценил их больше всех других драгоценных  камней,

также, как и персидский шах Бахадур, владевший 175-каратным огненно-

красным  рубином.  Исторически  известны  корунды  Марии  Медичи  и

королевы Виктории.

   Последний   находится  ныне  в  британской  короне.   Но   самым

замечательным  кроваво-красным  рубином  обладал  один  из  Великих

Моголов  падишах  Акбар.  Этот самоцвет был  найден  в  1569  году,

неподалеку от города Агры у подножия высокой каменной горы, и весил

240  ратисов,  или  210  каратов. Попав к падишаху,  рубин  не  был

оправлен в золото, а служил талисманом Акбару, не расстававшемуся с

ним  ни днем, ни ночью. В честь замечательной находки и своих побед

владыка  Индии решил построить на вершине этой горы город,  равного

которому не было в мире. Собрав лучших зодчих Индии, он приказал им

приступить  к  работе.  Узнав  от  главного  архитектора,  что   на

постройку  многоярусных  зданий с фресками, колоннадами,  мечетями,

городскими  триумфальными воротами и другими строениями понадобится

сорок лет, властелин нахмурился:

   – Город построить не позднее, чем через четыре года.

   Главный  архитектор пытался возразить, но Акбар не  захотел  его

слушать:

   –  Если город не будет построен к указанному сроку, пусть каждый

зодчий заранее сложит себе по своему вкусу гробницу.

   На  постройку нового города были направлены десятки тысяч рабов,

солдат  и  пленных.  Отсутствие на горе воды не смутило  индийского

владыку.  Началась  постройка  действительно  красивейшего  в  мире

города,  названного Акбаром Фатехпур-сикри, что в переводе с  хинди

означает  «город побед». Народ же прозвал его Мертвым  городом.  Он

строился из красного камня и белого мрамора под наблюдением  самого

властителя  Индии Великого Могола падишаха Акбара.  Город,  говорил

он,  надо  превратить в неприступную крепость,  его  четырехэтажные

здания, мечети и панчмахалы* должны быть видны за много километров.

   Эти  требования  были воплощены зодчими. Все  здания  отличались

легкостью, поразительным изяществом, величием и простотой. За время

постройки  Фатехпура  Акбар  успел покорить  Мальву  и  Раджпутану,

Парват  и Гуджарат. Большинство побед он относил за счет магических

свойств своего талисмана.

   Увидев  новый  город,  царь  царей остался  доволен:  его  мечта

воплотилась в явь. Три дня пировал падишах.

   За  это  время  воду  для омовения и питья  носили  на  гору  из

колодца, расположенного у ее подножия.

   Но  фонтаны,  в  которые наливали воду, высыхали с поразительной

быстротой.  Каменные здания под палящими лучами солнца  накалялись,

как  жаровни.  Попытка посадить деревья ни к чему не  привела.  Они

мгновенно сохли, как цветы в безводной пустыне. Только теперь Акбар

осознал свою ошибку в выборе места для города Фатехпура.

   –  Пусть  здесь  живут люди! – приказал Акбар. – Воду  им  будут

носить из колодца рабы и пленные.

   Самолюбивый властелин больше всего опасался, что слух о  Мертвом

городе пойдет по стране и перекатится в другие страны, туда, где за

Аравийским  морем  и  Османским заливом  была  сказочная  страна  с

прославленными городами Ширазом, Исфаханом, Керманом и Тегераном, с

холодными  ключами и прозрачной ледяной водой.  Слава  о  Персии  и

богатствах ее шаха раздражали властолюбивого Акбара.

   Каково  же  было  его возмущение, когда он узнал,  что  один  из

персидских путешественников от имени шаха предлагал весьма выгодные

условия  индийским зодчим для постройки ими такой  же,  как  в  его

новом  городе, мечети на одной из площадей Тегерана. Нет, этому  не

бывать!

   Акбар   приказал  отрубить  головы  всем  зодчим  и   строителям

Фатехпура. Всю ночь на главной площади Мертвого города продолжалась

казнь,  а  наутро, когда первый луч солнца упал на каменные  плиты,

они  были  кроваво-красными,  как  рубин  Великого  Могола  Акбара,

покорителя  бескрайних просторов Индии – от Гималаев до  Индийского

океана.

   К сожаленью, это уже не легенда, а история.

   После  смерти Акбара жители безводного Мертвого города  покинули

его. Придворные и приближенные Великого Могола похоронили Акбара  с

почестями  неподалеку от Агры в местечке Сикандр, в  четырехэтажной

гробнице.   И   над  саркофагом  вмонтировали  в  мраморную   стену

знаменитый  алмаз «Коинур», что в переводе с хинди  означает  «гора

света».

   С  появлением в Индии англичан один из шотландских солдат штыком

выбил из стены камень. После некоторого блуждания по рукам «Коинур»

был отправлен в Англию.

   Там  «гору света» раскололи на две равные части и одну  половину

вправили  в английскую корону, вторую передали в Британский  музей.

Что касается знаменитого рубина Великого Могола, то после похода  в

Индию  в  1737  году  шаха  Надира камень  этот  вместе  с  другими

драгоценностями  попал  в руки персидского  шаха  и  был  увезен  в

Тегеран. Его поместили в одной из бронзовых кладовых, рядом с  175-

каратным рубином Бахадур-шаха.

   Прошло  несколько  веков. Уже не восточные владыки,  а  западно-

европейские буржуа накапливали в своих сейфах драгоценности.  Спрос

на  рубины  по-прежнему  превышал предложения.  Человеческая  мысль

искала  новые пути, и вот весной 1881 года в парижское  центральное

Бюро  изобретений и открытий вошел скромно одетый человек  среднего

возраста. Назвав себя химиком-изобретателем Вернейлем, он  попросил

нотариуса  принять  и  зарегистрировать пакет  с  пятью  сургучными

печатями, на которых рельефно выделялся сфинкс, точно такой же, как

на сердоликовом интальо в перстне неизвестного. На конверте, помимо

фамилии автора-изобретателя, было написано:

   «Вскрыть  через десять лет». Получив квитанцию, клиент вышел  из

конторы   и,  не  обращая  внимания  на  свободные  ландо,   пешком

направился в сторону одной из окраин Парижа.

   Что   находилось  внутри  конверта  и  какую  цель   преследовал

загадочной  надписью  странный  посетитель,  не  могли  решить   ни

нотариус,  ни  клерки, ни маклеры Бюро. Все их  предположения  были

далеки от истины.

   Пока  в  центральном  Бюро  изобретений  и  открытий  шел  обмен

мнениями  по поводу предполагаемого содержания пакета, в  маленьком

провинциальном городке Сарсель, расположенном неподалеку от Парижа,

в мансарде на одной из тихих улиц шла сложная и кропотливая работа.

Трое  друзей  Вернейля  устанавливали  в  наспех  сконструированной

лаборатории  «Александер» цилиндрическую печь,  могущую  расплавить

окись  алюминия для последующего изготовления из нее  искусственных

рубинов,  не  отличающихся от настоящих ни твердостью, ни  удельным

весом.  Тут  же  испытывался станок для огранки камней.  Но  первые

опыты,   как  это  часто  бывает,  не  дали  желаемых  результатов.

Расплавленная  огненно-красная  масса,  накапливающаяся   в   форме

леденца  на тонком стерженьке, при неравномерном остывании лопалась

и   разлеталась  на  мелкие  кусочки.  Чтобы  добиться  медленного,

равномерного   остывания   добытой  массы   корунда,   понадобилось

несколько  месяцев упорной работы. Наконец дефект был  устранен,  и

появились  первые искусственные рубины, неотличимые  от  настоящих.

Они имели такой же удельный вес и ту же твердость (по шкале Мооса –

9).   Плавленые  рубины  здесь  же  ошлифовывали  ступенчатой,  или

бриллиантовой, огранкой, обычно применявшейся при обработке цветных

драгоценных  камней.  Но у помощников изобретателя  возникли  новые

проблемы:  какие  лучше изготовлять камни для сбыта  –  мелкие  или

десятикаратники?  Сколько корундов в месяц  выпускать  на  продажу,

чтобы  не  поколебать  рыночной цены на  рубины?  В  каких  странах

сбывать  их?  Было  обращено должное внимание на  то,  что  крупные

корунды редко встречаются в природе без каких бы то ни было изъянов

и что чистые цейлонские или индийские десятикаратники можно увидеть

только  в  коронах  королей, раджей, султанов  и  шахов.  В  общем,

действовать надо было весьма осторожно и продуманно, чтобы и впредь

сбывать  поддельные  камни как настоящие. Для этого,  помимо  всего

прочего,  требовалось время. Вот почему на конверте  была  надпись:

«Вскрыть  через десять лет». Надпись эта гарантировала изобретателю

приоритет. Если бы кто-либо теперь сделал аналогичное открытие,  то

право первооткрывателя осталось бы за Вернейлем, сдавшим конверт за

пятью печатями.

   Наконец,  все  детали  по сбыту фальсифицированных  камней  были

тщательно продуманы и помощники изобретателя разъехались по странам

Востока.   В   Стамбуле,  Тегеране,  Багдаде  и  Дамаске   торговцы

крупнейших фирм, старые ювелиры начали обхаживать «знатных купцов».

Их  приглашали  в  гости, в духаны, кормили изысканными  блюдами  и

поили  старыми дедовскими винами. Каждый из покупателей драгоценных

камней старался понравиться «купцу», чтобы выторговать у него одну-

две  тысячи туманов, лир или динаров. Иногда это удавалось, и тогда

хозяин провожал гостя с музыкой и всевозможными почестями.

   Продав  поддельные  рубины как настоящие,  «купцы»  вернулись  в

Париж с солидной суммой денег. К следующей поездке была изготовлена

партия крупных камней со специально созданными дефектами. Это  была

сложная  ювелирная  работа: частично просверливался  «корунд»  и  в

образовавшуюся   дырочку   вкрапливался   кусочек   антрацита   или

кристаллик   какой-либо   иной  рудной  породы.   Затем   отверстие

заливалось  той  же  изготовленной в цилиндрической  печи  кроваво-

красной  массой  и тщательно зашлифовывалось. Этот  способ  продажи

«дефектных  камней» оказался самым надежным: он не вызывал  никаких

сомнений у опытных покупателей самоцветов.

   Через  несколько лет не только восточные рынки, но и европейские

были  наводнены  плавлеными  рубинами, ничем  не  отличающимися  от

индийских, бирманских и цейлонских корундов. В этой афере  Вернейль

участия   не   принимал.   Он   лишь   саркастически   улыбался   и

снисходительно относился к забавным авантюрам своих помощников.

   В  конце  концов цена рубинов на европейских и азиатских  биржах

дрогнула  и  покатилась вниз. Теперь второе  почетное  место  среди

драгоценных камней занял изумруд. Этот прекрасный зеленый  самоцвет

всегда  высоко  котировался  в Англии и Скандинавских  странах.  На

рубин  же,  благодаря его дешевизне, обратила внимание  техническая

промышленность  и,  в первую очередь, часовые фирмы  того  времени:

«Брегет»,  «Денис  Блондель»  и  «Луи  Одемар».  Вскоре  в  продаже

появились   первые   часы  с  механизмами  на   рубиновых   камнях,

усовершенствованные аптекарские весы и другие точные приборы.
   Новелла восьмая
   ЛЕГЕНДА О ЯНТАРЕ
   Янтарь  –  это окаменевшая смола хвойных и некоторых  лиственных

деревьев. На земле он зародился за несколько десятков миллионов лет

до  нашей эры. В те далекие времена у Фенно-Скандинавских  гор  был

жаркий  климат  с густыми субтропическими и хвойными лесами.  Бури,

ураганы  и  штормы,  налетавшие с Балтийского моря,  ломали  ветви,

валили  и  вырывали с корнями столетние деревья. В  тихие  дни  под

лучами  палящего  солнца  в этом буреломе  из  деревьев  выделялась

смола. На месте погибших лесов вырастали новые. Так продолжалось на

протяжении   нескольких   миллионов   лет.   Смола   накапливалась,

затвердевала  и,  смытая  морскими  прибоями  в  море,   постепенно

превращалась в янтарь.

   В  своем  трактате «О слоях земных» М.В. Ломоносов  пишет:  «Кто

таковых ясных доказательств не принимает, тот пусть послушает,  что

говорят включенные в янтарь насекомые:

   –  И  так  садились  мы  на истекавшую из  дерев  жидкую  смолу,

которая  нас,  привязав к себе липкостью, пленила  и,  беспрестанно

изливаясь,  покрыла  и заключила отовсюду. Потом  от  землетрясений

опустившееся лесное наше место вылившимся морем покрылось».

   Балтийские  месторождения  –  крупнейшие  в  мире.  Кроме  того,

янтарь   залегал  у  берегов  некоторых  северных  рек   и   морей:

встречается он на Печоре, на Южном Сахалине, на Урале и по  берегам

Днепра,  а  также  в  Дании, Польше, Англии, Франции,  Германии.  В

природе  янтарь  бывает в мелких зернах и в крупных кусках,  иногда

достигающих  нескольких килограммов. Он чрезвычайно легок,  хрупок,

легко  поддается шлифовке и полировке. Некоторые народы приписывают

этому  камню  лечебные свойства. Но верить в  исцеление  с  помощью

самоцветов  так  же  нелепо, как и в приносящие счастье  талисманы.

После  сражения  при  Ватерлоо на многих убитых  прусских  офицерах

находили   амулеты  из  полудрагоценных  камней,  а  сам  Наполеон,

проигравший сражение, имел на груди талисман-бриллиант  в  тридцать

четыре карата, который все же не избавил его от поражения.

   О  янтаре  также  сложено немало легенд.  Эти  золотистые  камни

называют то «солнечными бликами, застывшими на дне холодных морей»,

то  «горячими  слезами по погибшим героями. Одна  из  легенд  очень

близка  по своему содержанию к известному древнегреческому мифу  об

Икаре.

   В   легенде  об  янтаре  рассказывается  о  восковом  ангелочке,

который улетел с рождественской елки в открытую форточку и всю ночь

парил  над  прибалтийскими странами. Увидев, как рыцари Тевтонского

ордена  глумятся над покоренными ими племенами, ангел заплакал.  От

его  слез, от слез обездоленных вдов и сирот Балтийское море  стало

соленым.  А когда наступило утро, ангел растаял в солнечных  лучах.

Восковые капли, упав в море, превратились в янтарь.

   Янтарь  –  слово  русское,  но  своему  звучанию  оно  близко  к

литовскому  названию этого солнечного камня – гинтарас. Встречается

янтарь золотисто-желтого, апельсинового и светло-коричневого цвета.

Янтарь  бывает  прозрачный,  матовый и просвечивающийся.  Последний

ценится  дороже  первых.  А  самым же дорогим  считается  янтарь  с

включенными в него насекомыми.

   Интересную   историю,  связанную  с  янтарем,   рассказывают   в

Сенегамбии  –  стране,  расположенной  в  Восточной  Африке,  между

бассейнами рек Гамби и Рио-Качео, неподалеку от Казамансы.

   В  середине XIX века среди людей земли Хабу, мандингов и фулами,

появился бледнолицый человек с волосами цвета сухого бамбука.  Этот

европеец,  не  знавший  ни  местных  наречий,  ни  испанского,   ни

французского,  ни  английского языков, продавал туземцам  маленьких

слоников,    буйволов   и   пятнистых   пантер,    выточенных    из

полупрозрачного  желтого камня. Узнав о пришельце, вождь  мандингов

Фута-Джалон  пригласил  негоцианта в свое  полуевропейское  жилище,

покрытое  вместо черепицы позолоченными панцирями морских  черепах.

Накормив  его  изысканными блюдами Сенегамбии  и  угостив  хмельным

напитком,  приготовленным  из  соков  перистых  пальм,  Фута-Джалон

произвел  с  негоциантом  обмен. Вождь мандингов  дал  бледнолицему

купцу четыре слоновых бивня, а в обмен получил гладко отшлифованный

кабошон янтаря с включенной в него мухой. По уходе негоцианта Фута-

Джалон  показал  приобретенный им камень жене и  шестнадцатилетнему

сыну по имени Бартутим. Последнему настолько понравился камень, что

он осмелился попросить его у отца в обмен на золотой чеканный пояс.

Фута-Джалон отказался от обмена. Положив янтарь на подоконник,  где

обычно  находились сладости и разгуливали термиты, он лег  на  свою

тростниковую циновку и уснул. А когда проснулся, то не обнаружил на

подоконнике   янтаря.  Вождь  удивился:  ведь   в   Сенегамбии   не

существовало ни замков, ни самих дверей, здесь не знали  воровства.

Даже сенегальские цыгане-лахобе из Казамансы никогда не брали чужих

вещей. Если путешественник терял что-либо, даже золотую монету,  то

нашедший  ее  туземец  обязательно должен  был  возвратить  находку

чужеземцу. Так было в Сенегамбии испокон веков. К тому же  во  двор

вождя мандингов никто не посмел бы войти без позволения хозяина или

членов  его  семьи.  Подозрение вождя  пало  на  сына.  Фута-Джалон

призвал  Бартутима  и  приказал ему положить  на  место  золотистый

камешек с включенной в него мухой. Юноша обиделся, взял свое  ружье

и  навсегда покинул отчий дом. Год спустя, накануне месяца  ливней,

Фута-Джалон,  выкапывая во дворе у своего окна  арахис,  разворотил

лопатой муравьиную кучу и обнаружил в ней пропажу. Ворами оказались

белые  муравьи,  унесшие  с подоконника  в  свое  жилище  янтарь  с

вкрапленной в него мухой. Вождь мандингов отыскал в джунглях своего

сына  и  дважды  поклонился  ему, как кланяются  люди  земли  Хабу,

допустившие непоправимую ошибку или несправедливость...

   Добываемый  на  берегах  Балтийского моря  янтарь  замечательные

мастера  прибалтийских  стран  еще  с  давних  времен  шлифовали  и

использовали  для  изготовления мундштуков, ожерелий  и  брошей,  а

также  делали из него фигурки всевозможных забавных зверюшек. Спрос

на изделия из янтаря был большой. Зачастую его отыскивали тут же на

берегу,  но иногда янтарь привозили рыбаки, зацепив куски  золотого

камня  в  свои  старые  сети.  Между  «янтарных  дел  мастерами»  и

«поморами»,  плававшими  на  своих  утлых  суденышках   за   многие

километры  от  берега в поисках косяков салаки  и  сельди,  издавна

велись  раздоры:  дело  в том, что одним нужен  был  шторм,  другие

мечтали  о  штиле.  Море нехотя отдавало людям  свое  сокровище,  и

гранильщики с затаенной надеждой поглядывали на тяжелые бурые тучи,

на  пенистые  гривастые  волны.  А когда  начинался  шторм  и  море

бурлило,  как уха в котле, мастера радовались и с улыбками  глядели

на  своих  подмастерьев и мальчишек, бегущих  навстречу  бушевавшим

волнам.  В такие дни можно было прочесть в местных газетах  о  том,

что  «под  Палмникеном и Кенигсбергом свирепствовавший целые  сутки

шторм  произвел вдоль берегов страшные опустошения, причем  прибоем

была выброшена на берег такая масса янтаря, какой местные жители не

собирали   целыми   годами...  Во  время   шторма   погибло   шесть

палмникенских рыбаков. Среди кусков вынесенного на берег солнечного

камня обнаружены обломки рыбацкой лодки. Янтарные глыбы, поднятые с

морского   дна   на  гребни  разбушевавшихся  волн,   были   немыми

свидетелями гибели отважных рыбаков».

   Но  не  только  ювелирные  изделия изготовлялись  из  солнечного

камня  –  в  самом  начале XVIII века была создана  так  называемая

янтарная комната. Об этом замечательном художественном произведении

написано   много   интересных  статей  и   книг.   При   каких   же

обстоятельствах зародилась сама мысль о создании янтарной  комнаты?

По-видимому,  во  все времена и во всех странах  были  свои  Левши,

способные «превзойти» иноземных мастеров. Нашелся такой умелец и  в

Пруссии. Был он уроженцем портового города Гданьска, носил немецкое

имя  и  французскую  фамилию – Готфрид  Туссо.  В  своей  маленькой

полутемной  мастерской  он  с  немецкой  аккуратностью   и   тонким

французским вкусом вырезал и наклеивал на плоские деревянные ящички

квадратики  из светлого и темного янтаря. Туссо вручную  изготовлял

удивительные,  не  похожие друг на друга в каждом  новом  комплекте

фигуры пешек, слонов и королей,

   В  те  годы  Пруссией правил король Фридрих I,  любитель  всяких

европейских новшеств, балов и приемов. Мало заботясь о своей стране

и  народе, он развлекал себя музыкой и различными играми.  Один  из

приближенных  Фридриха  преподнес королю  янтарные  шахматы  работы

мастера Туссо. Фридриху очень понравились фигуры, в особенности  же

двухцветная  отполированная  доска. Он  вызвал  своего  придворного

архитектора  Андреаса  Шлютера и приказал заменить  в  танцевальном

зале дворца Монбижу дубовый паркет янтарными пластинками.

   –  Ваше  королевское величество, – робко возразил архитектор,  –

янтарь  весьма непрочен. Не лучше ли изготовить из него специальные

панно и украсить ими кабинет в том же дворце?

   Король  согласился с доводами Шлютера, и архитектор приступил  к

работе.  Он отыскал непревзойденного мастера, изготовил специальные

рисунки  и  предоставил  Туссо светлое  помещение  для  шлифовки  и

подбора оттенков янтарных пластин. Так была воплощена в жизнь  идея

создания янтарной комнаты.

   Работа над десятками художественных панно, сотнями композиций  с

изображением из разноцветного янтаря сказочных сюжетов и  таблиц  с

выпуклыми,  как  на  камеях,  виноградными  гроздьями   и   тонкими

полупрозрачными  листьями и резными гравюрами,  продолжалась  около

трех  лет.  Для  полноты  ансамбля и увеличения  масштабов  будущей

янтарной комнаты  из  Венеции  были  привезены  массивные  овальные

зеркала в тяжелых позолоченных рамах. Когда подготовительные работы

были  закончены, король изменил свое решение и приказал  установить

янтарные  панно со всеми композициями, деталями и зеркалами  не  во

дворце  Монбижу,  где  под  облицовку был  подготовлен  специальный

фундамент, а в потсдамском замке королевы,

   Так  появилась  янтарная  комната. Это произошло  в  1709  году.

Король,  королева  и  вся  придворная знать  безмерно  восторгались

янтарным кабинетом, созданным Туссо и Шлютером.

   А  через  две  недели произошла катастрофа: не выдержав  тяжести

толстых  венецианских зеркал и тяжелых позолоченных  рам,  янтарные

стены  рухнули. Часть пластин и зеркал превратилась  в  осколки,  а

уцелевшие  панно и таблицы были сложены в ящики и сданы  в  военный

цейхгауз.

   Как  у  лесковского  Левши, так и у янтарных дел  мастера  Туссо

оказалась  печальная  судьба: обвинив  Готфрида  в  государственной

измене,  его заключили в крепостной каземат, а Шлютера  выслали  за

пределы  Пруссии.  Спустя  год,  по  настоянию  королевы,  янтарные

«гобелены» были снова восстановлены в одном из ее кабинетов.

   Через  несколько лет Фридрих I умер. На прусский престол  взошел

его сын Фридрих-Вильгельм I. А в конце 1716 года в Берлин прибыл  с

дружеским  визитом Петр I. Осматривая потсдамский дворец, создатель

гранильных мельниц и кунсткамер не мог не заинтересоваться янтарной

комнатой  и со свойственной ему прямолинейностью высказал  мысль  о

том,  что  он  «был  бы премного доволен иметь  в  туманном  Санкт-

Петербурге  сей солнечный кабинет». Фридрих-Вильгельм,  не  знавший

как  и  чем  отблагодарить  русского царя  и  великого  полководца,

разгромившего шведов под Полтавой и в морском Гангутском  сражении,

полководца,  изменившего не только для России,  но  и  для  Пруссии

соотношения  военных  сил  и  коалиций Европейских  держав,  охотно

презентовал  Петру  I  янтарный  кабинет.  На  торжественном  обеде

Фридрих-Вильгельм и Петр обменялись речами. Русский  царь  похвалил

введенную Фридрихом в прусской армии железную дисциплину, а  король

говорил о величии России, об исторической роли царя-полководца и  о

русских   воинах-богатырях,  причем   называл   их   почему-то   не

богатырями, а великанами, что вызвало у Петра улыбку.

   В  тот  же  день  Петр I со своей свитой, в санях  с  медвежьими

полостями,  на  тройках  с  валдайскими бубенцами  умчался  в  свою

столицу. Это было в январе 1717 года.

   Через  несколько десятилетий в Петербурге никто уже  не  помнил,

откуда появился в Зимнем дворце «солнечный кабинет».

   Некоторое   время  существовала  версия,  будто   бы   «янтарная

комната»  была  подарена  прусским королем Фридрихом-Вильгельмом  I

племяннице Петра I императрице Анне Иоанновне. Если вспомнить,  что

при  ней  фактическим  правителем России  был  немец  Эрнст  Бирон,

поддерживающий  дружеские  отношения с  прусским  королем,  то  эта

версия  казалась  убедительной. Но во второй половине  XIX  века  в

одном  из Санкт-Петербургских архивов было обнаружено письмо  Петра

I,  отправленное из Амстердама на имя П.М. Бестужева-Рюмина. «Когда

прислан  будет  в  Мемель из Берлина от графа Александра  Головкина

кабинет  янтарный  (который подарил нам Его Королевское  Величество

прусской)  и  оный  в  Мемеле  прийми и  отправь  немедленно  через

Курляндию  на курляндских подводах до Риги с бережением  с  тем  же

посланным, который Вам сей указ объявит, и придайте ему до  Риги  в

конвой  одного ундер-офицера с несколькими драгунами,  також  дайте

тому  посланному  в  дорогу до Риги на  пищу  денег,  дабы  он  был

доволен, и ежели будет требовать под той кабинет саней, и оные  ему

дайте». Это послание было написано 17 января 1717 года.

   Из  тех  же  архивных  ведомостей  стало  известно  о  том,  что

янтарная комната была подарена Петру I Фридрихом-Вильгельмом  1  во

время  их  встречи в Берлине при заключении союза между  Россией  и

Пруссией против Швеции.

   Однажды,   вспомнив   речь   Фридриха   о   русских   богатырях-

»великанах»,   царь   всея   Руси,  позднее   ставший   императором

всероссийским,  за  янтарные  дощечки  соизволил  отправить  королю

прусскому в июле месяце 1718 года с камер-юнкером Толстым  презент,

состоявший  из... 55 солдат гренадерского роста – людей, оторванных

навсегда по сумасбродной прихоти властелина от родины, от семьи, от

полей  и лесов русских. Такой ценой были оплачены янтарные дощечки,

подаренные Фридрихом Петру I.

   После  доставки в Петербург янтарная комната первоначально  была

оборудована  в Зимнем дворце, а при перестройке дворца  в  Цар-ском

Селе замечательный зодчий В.В. Растрелли перенес ее туда. Но это не

было  простым  перенесением плиток из одного дворца в  другой.  Для

такой   тонкой,  ювелирно-декоративной  мозаики  нужны  были   годы

кропотливой,  вдумчивой работы, талант и вкус  большого  художника.

Этими качествами и обладал Растрелли, создатель дворцов Строганова,

Воронцова,  Зимнего  и  Екатерининского  с  парком,  павильонами  и

знаменитой   янтарной  комнатой.  Вот  как  ее   описывает   знаток

итальянских и русских фресок антиквар Фелькерзам:

   «Все  стены  комнаты  сплошь  облицованы  мозаикой  из  неровных

кусочков полированного янтаря... Эта декорация производит одинаково

приятное  впечатление как при солнечном, так  и  при  искусственном

свете.  Здесь  нет ничего навязчивого, крикливого,  все  скромно  и

гармонично».

   Во  время  Великой  Отечественной войны, 17 сентября  1941  года

гитлеровские  войска заняли Царское Село, и по  приказу  гауляйтера

Эриха  Коха  янтарный кабинет был демонтирован.  С  чисто  немецкой

аккуратностью все плитки были пронумерованы и уложены в  деревянные

ящики.  По  его  же  распоряжению, а возможно  и  Германа  Геринга,

«собиравшего», как и Кох, во время войны коллекции картин, ковров и

фарфора,  янтарная  комната была перевезена в  город  Кенигсберг  и

помещена в одном из залов королевского замка, где пробыла несколько

лет.

   Несмотря    на   стремительное   занятие   советскими   войсками

Кенигсберга, где было взято в плен около 50 000 фашистских солдат и

офицеров, гитлеровцы все же успели вторично демонтировать  янтарный

кабинет, находившийся в королевском замке, и ночью вывезти  его  из

города.  Тайник, где им удалось спрятать наспех сложенные  в  ящики

таблички  янтарной  комнаты, отыскать пока не удалось.  Можно  лишь

предполагать,  что при поспешном отступлении фашисты опустили  этот

драгоценный груз в Балтийское море, в то самое море, где янтарь был

некогда найден...
                     Окончание следует.