ПЕРЕВОД С КАБАРДИНСКОГО И. КАШЕЖЕВОЙ и А. ГОЛОВА
СБЕГАЙ ЗА ОГНЕМ!
В детстве я был разносчиком огня.
Каждое утро – и так день за днем! –
мать посылала к соседям меня:
«Ну-ка, сынок, сбегай за огнем!»
Так уж полагалось разносчику огня:
пылающие угли на совке я нес…
Мать топила печку, и к началу дня
печь была похожа на белый паровоз.
В ее черном жерле огонь трещал,
словно сумасшедший, прыгал и плясал,
от холода спас нас, кормил и освещал,
но к исходу ночи все же угасал.
Лишь седою горкой лежала зола.
И едва заря вставала за окном,
мать опять меня шепотом звала:
«Ну-ка, сынок, сбегай за огнем!»
А в такую рань просыпаться легко ль?
А под утро снятся лучшие сны!
Но – ценились спички, как хлеб и соль,
В трудные те годы после войны.
Нелегко сегодня понять меня
тому, кто у соседей огня не просил,
тому, кто не был разносчиком огня,
тому, кто кресало в кармане не носил.
А может, и не надо такое понимать?
В языке потомков давайте зачеркнем
фразу, что шептала в злые годы мать:
«Ну-ка, сынок, сбегай за огнем!»
Перевод Инны Кашежевой
ГУФАПША1
Расправив плечи и надев медали,
С войны все шли и шли фронтовики…
Мы, детвора, их первыми встречали
И мчались к дому наперегонки.
И нас, принесших радость, как ведется,
Одаривали щедро каждый раз.
А что солдат не в каждый дом вернется –
Не думали: спасало детство нас.
И вновь с дороги не спускали взгляда,
Хоть стыли ноги и хотелось есть:
Мы знали, как родные будут рады
Услышать эту солнечную весть.
И я стоял на улице с другими,
И почтальон тут подошел: – Сынок,
Письмо вот это передай-ка Лиме,
Соседке вашей. Отнеси на ток.
Я с тем письмом помчался что есть силы
И, прибежав на ток едва дыша,
Легко нашел, где Лима молотила,
И закричал (простецкая душа!):
– Гуфапшу мне!
А Лима: – Будет, будет
Тебе гуфапша! – Вырвала она
Из рук письмо и показала людям,
Надеждою и радостью полна.
Спеша листок достала, прочитала:
«Ваш муж погиб… за Родину…» – и вдруг,
Как стебелек подкошенный, упала,
Посланье скорби выронив из рук.
И замер я в ту страшную минуту
И зарыдал, раскаяньем объят,
Как будто обманул ее, как будто
В беде ее я тоже виноват…
И с той поры душа моя болит
И помнить горе той войны велит.
Перевод А. Голова
1Гуфапша (каб.) – подарок за сообщение радостной вести.
ГОЛОДНЫЙ ГОД
Лишь закрою глаза – и опять
Вижу то, что запомнил навеки:
Во дворе все печет моя мать
В самодельной печурке чуреки.
Ну, а мне дожидаться невмочь:
«Дай кусочек!» –
Кричу я упрямо,
И – никак не кончается ночь,
И сквозь слезы зовет меня мама.
И опять пред глазами плывут
Изможденные детские лица,
И бескровные губы жуют
Корешки да лесную кислицу…
…Нам немало изведать пришлось:
Не забылись суровые были –
Как родных без рыданий и слез
Лишь в тот год
В Кабарде хоронили…
А меня на земле уберег
И увел от могильной остуды
Тот – несъеденный мамой – кусок,
Подгоревшее горькое чудо.
Перевод А. Голова
НА УЛИЦЕ
Солдат боевую медаль продает.
Полвека – с войны аж! –
Без памяти пьет.
Соседский парнишка хотел подойти,
Но встала война у него на пути.
Она его помощь встречает в штыки:
Мол, знают, что делают, фронтовики.
«Пойдем-ка домой», –
Так сказал бы сосед,
Но эти слова прозвучали б как бред.
Сосед бы до дома добраться помог,
Да нет у солдата ни… дома, ни… ног.
Сосед опускает беспомощно взгляд…
Медаль предлагает прохожим солдат.
Перевод Инны Кашежевой
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Я поднимался на рассвете
И мигом мчался в магазин,
Где все мы, взрослые и дети,
Подолгу ждали керосин.
Ломило руки,
Тело ныло,
Ногами не пошевелить,
Но непременно надо было
Мне керосина раздобыть.
А очередь ползла небыстро…
Но как же радовался я,
Когда в тяжелую канистру
Лилась шипящая струя!
Есть керосин! А значит – стужа
Нас до костей не проберет,
И мама приготовит ужин,
И лампу вечером зажжет,
И можно будет выпить чая,
Уроки сделать – и опять
Седой пурги не замечая,
О днях далеких помечтать…
И до сих пор душа согрета
Мельканьем искорок в стекле
И зыбким полукругом света
На чистом мамином столе.
И, словно в детстве, избавляя
От мрака, стужи и обид,
Той лампы
Искорка живая
Горит в душе моей, горит…
Перевод А. Голова
