РАССКАЗ
«Законы подвергают тебя пыткам,
поскольку ты – преступник, поскольку
ты мог бы быть преступником,
поскольку я хочу, чтобы ты был им»
Чезаре Беккариа «О преступлениях и наказаниях»
Welcome to the torture chamber Said
the sign above the entrance
Helloween – Mr.Torture
Темно.
Его шаги удаляются. Хлоп.
Больвосстановлениебольвосстановлениециклокончен.
Краска капает с кончика носа – кап, кап. Фонарь над головой раскачивается – скрип, скрип. Цепи позванивают заманчиво – дзынь, дзынь. Свет. Я поднимаю голову.
У них у всех сначала одинаковые лица – скучные. Ничего не выражающие. Пустые. Первая версия моя была не слишком увлекательной. Кому интересна вялая кукла с нелепым телом и лицом вроде тех, что рисуют в своих альбомах очень маленькие дети или умственно отсталые – кружок, узкие щели глаз, носа, рта? Никакой мимики, никаких жестов. Я мог только раскачиваться туда-сюда и уворачиваться от бросков камней или дротиков через раз. На второй раз в меня непременно попадали.
Из инструментов были краска, дротики, камни, нож, пила. Все. Зато теперь…
Этот посетитель наверняка выберет сюрикены. Или катану. У него крашеные в рыжий и зеленый цвета перья волос, одутловатые щеки, пивное брюшко, давно не стиранная черная майка с надписью «Я за водородную бомбу», нос с лиловыми жилками, губы злого ребенка. Выцветшие серые глаза.
Он долго осматривает разложенные на черном бархате блестящие вещички и выбирает катану. Откладывает ее в сторону и берет кисть. Начинает рисовать мое новое лицо.
– Что, дождалась, дрянь? – он высовывает кончик языка и прикусывает его. В глазах, наконец, появляется подобие выражения. Злоба. – Щас, щас. Погоди минутку.
Закончив с лицом, переходит к моей фигуре. Я чувствую, как моя грудь округляется, талия сужается, бедра расширяются. Я стал женщиной.
У меня длинные светлые волосы и красивое тело. Я идеально подхожу для его целей. Он кладет кисть и снова берет катану.
Вторая версия завоевала довольно много поклонников во всем мире. Улучшенная графика, вполне человеческое лицо, расширенный набор инструментов. Я научился кричать и плакать. Хлоп. Он ушел. И не потушил фонарь. В кружке света, пляшущем по каменному полу, видны бурые пятна. Но руки и ноги уже приросли обратно, раны на животе и груди затянулись. Я цел. Я дышу. Я двигаюсь… насколько позволяют прикованные руки.
Распахиваются сразу несколько дверей. Из одной выходит пожилая дама в строгом костюме, из другой – юноша в рубашке и комбинезоне, похожий на фермера, из третьей – мальчик в пижаме, лет двенадцати, с угреватым лбом.
Дама действует решительно. Она берет в левую руку молоток для отбивания мяса, в правую – зеркало. Поворачивает зеркало к себе и затем ко мне. Отражение входит в мои черты, как в мягкое масло. Теперь я – она.
Фермер хватается за хлыст и за скрамасакс с рукоятью, украшенной рубином. Рубин вспыхивает на свету, и я вспоминаю кусочек другого мира, проблеск из-за спины очередного посетителя – угол стола, взлетевшую занавеску, засыхающие ромашки в глянцевито-черном кувшине, птичку в клетке, чистящую перья остреньким красным клювом. Он замахивается, я издаю первый жалобный стон. Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Мне больно.
Мальчик, как и фермер, ленится нарисовать меня нового или хотя бы отзеркалить, он облизывает губы, заряжает кислотой специальный пистолет и прицеливается, изображая ковбоя. Огонь!
Кувшин прекрасен, ромашки прекрасны, птичка прекрасна. Птичка. Кувшин. Ромашки. Занавескаааааааа. Остатки меня на полу.
Кислота дымится. Мои волосы дымятся и плавятся.
Третья версия вошла в золотую десятку игр. Суперграфика, суперзвук, возможность переделать меня по собственному желанию, но главное – мой интеллект.
Я способен реагировать на действия посетителей, как разумное существо. Я меняю манеру поведения в зависимости от ситуации, я обладаю повышенным словарным запасом, я умею умолять. Я способен провоцировать нерешительного посетителя, могу оскорбить его или подразнить, могу даже отпустить пару неприличных шуточек.
Знаете какую-нибудь свежую шутку? Моя база данных не обновлялась с прошлого месяца. Странно. Обычно Создатель подкидывает по пять-шесть в неделю.
Темнота, темнота. Очень странно. В том мире, кажется, наступает ночь, а в этот период посетители активны как никогда. Но двери молчат. Никого нет.
Впервые у меня есть возможность побыть в одиночестве.
И оно мне нравится. Одиночество похоже на поверхность того кувшина, оно кажется черным, но если вглядываться достаточно долго, появятся и поплывут по кромке горлышка таинственные, радужно всплескивающие разводы – пульс времени, дыхание тишины. Тишина. Как приятно, оказывается, слушать тишину, а не свой или чужой крик. Устал я.
Как только я осознаю это, усталость наваливается на плечи так, что цепи начинают трещать, не выдерживая веса тела. Скобы похрипывают, но остаются в стенах.
Четвертая версия стала хитом продаж. Я научился чувствовать боль.
Я, кажется, задремал. Непростительное действие для жертвы. Простите, говорю я.
– Откуда ты знаешь это слово? – спрашивает невысокий худой мужчина с белыми волосами. У него вид еще более усталый, чем у меня. Небрежно накинутый на плечи зеленый халат не скрывает плохо выглаженной рубашки в мелкую клетку. На правой брючине желтое пятнышко
– майонез или краска. Под глазами круги.
Темные глаза. Они не пустые. Лицо не пустое, как у всех. Просто знаю, отвечаю я на вопрос.
Допущена ошибка, внимание. Неправильная модель поведения. Я понимаю это по его лицу. Оно ужасно.
– Я исключил это слово из твоего словаря, марионетка. Ты вообще не можешь его знать. Он замолкает и смотрит мне под ноги.
Я впервые не могу подобрать ответ. Что-то в нем неправильно. Что? Что?
Мужчина поднимает голову. В нем зарождается чувство, но какое – я не могу определить. Не злость, не ярость, не страх перед самим собой или окружающим миром. Не отвращение и желание помучить.
Он открывает рот, запрокидывает голову и начинает смеяться.
Смех. Я распознаю это действие как смех, поскольку его определение есть в моей базе данных, но… но не понимаю…
– О, Боже ты мой, я тебя создал, – он гогочет, как животное (забыл название), его плечи трясутся. – Я же хотел творить миры, понимаешь ты это, кукла? Миры! Хотел снять анимационный фильм столетия, чтобы у каждого засранца, старого или молодого, слезы текли из глаз от первой минуты и до финальных титров! А вместо этого создал тебя! Мирную овцу, лижущую руки забойщику! Ну, разве это не каламбур века!
Я шевелю пальцами рук и звякаю, привлекая его внимание. Он вытирает глаза кулаком. Программа перегружена. Я не выполнил своей основной функции, посетитель. Возможно, вы захотите прийти в следующий раз. Надеюсь, вы будете беспримерно жестоки.
– Ты идиот? – он сжимает и другой кулак. – Я – твой Создатель! Я написал твою программу. Я повесил тебя на этих вонючих цепях и дал возможность каждому придурку планеты Земля изрубить тебя на фарш! Скажи мне, что ты об этом думаешь! Плюнь мне в лицо, ты же можешь, убожище виртуальное! Давай! Давай!
Брызги его слюны оседают на моих щеках. Если бы я мог, я бы утерся. Но не могу.
Он поворачивается, берет арбалет, заряжает и начинает стрелять.
Один.
– Двадцать лет, вы, сволочи! Двадцать лет в компании «УльтраРеалити» – и вот результат! Два.
– Я задержусь на работе, милый, как обычно! Забери Наину из продленки! Конец года, много контрактов! Контрактов!
Три.
Он вздрагивает, и болт попадает не в мою грудь, а в левое колено. Я кричу очень громко.
– Ненавижу! Дрянь! Ненавижу тебя! Твой красивый мальчик куска навоза не стоит! Не стоит нашей семьи! Дочери! Жизни! А-а-а-а!
Четыре.
Я умираю, но еще в сознании. Его голос доносится издалека. Oknun вижу. По лбу стекает кровь.
– Я не учил тебя прощать, слышишь? Не смей (пинок тяжелым ботинком в пах) меня (пинок в раздробленное колено) прощать!
Слышится свист топора.
Больвосстановлениебольвосстановлениециклокончен. Темнота?
Нет, не совсем. Дверь приоткрыта. Он ушел, но оставил щелочку. В нее льется свет. Кто-то открывает дверь шире и входит.
Маленькая девочка. Мышиные волосики, темные грустные глаза. Живая. Живое лицо. Она кого-то напоминает.
Смотрит на меня с ужасом. Топчется на пороге. Делает шаг назад. Я боюсь дышать. Не хочу ее спугнуть.
Не уходи, говорю я. Пожалуйста.
Она медлит, раздумывает. Потом подходит ближе. Медленно-медленно. Не сводит с меня испуганных глаз.
– Ты одна из папиных игрушек? – шепчет она.
Да.
– Почему ты такой страшный? Другие игрушки красивые и смешные. Он забыл меня доделать. Оставил и ушел. Но он вернется.
Она не знает, что еще сказать. Подвигается к столику с инструментами, приподнимается на цыпочки.
Не трогай, прошу тебя.
Неправильная модель поведения. Что со мной?
Я должен уговорить ее взять нож, тот, что слева, должен…
Нет.
Я чувствую, как нечто внутри меня вступает в конфликт с заложенной программой.
Нетнетнетнетнетнетнетнетнетрогайничего.
Ты причинишь себе боль, говорю я. Осторожно.
Она отшатывается от столика, делает два шага ко мне. Теперь она почти рядом. Будь у меня свободна рука, я мог бы дотронуться до ее мышиных волос с вплетенными в них забавными резинками. Каждая резинка – с буковкой. Не могу.
И в первый раз за свое существование я жалею об этом.
– Ты не хочешь выйти отсюда? – голос у нее тихий, нижняя губка подрагивает. – Не хочешь выйти на свободу?
Свобода. Я за миллионную долю секунды проверяю свою базу данных. Результат поиска – ноль.
Объясни, что такое свобода, говорю я.
Наина ушла. Свет погас.
Все двери на замке. Я их контролирую.
Чувствую подаренный ею браслет из букв-бусин на лодыжке правой ноги.
Т
О
Р
Т
У
Р
Р
А
Тортурра. Тот, кто испытывает испытующих.
Теперь у меня есть имя. Это признак свободного существа.
Есть и другие признаки. Например, отсутствие цепей и инструментов на столике. Ромашки и птицы, не замкнутые в пределах кувшина или клетки. Любовь. Прощение. Радость. Смех.
Созидание. Бог.
Она не смогла объяснить мне все четко и ясно, но я знаю людей. И быстро делаю выводы.
Кроме того, могу п-р-е-д-с-т-а-в-л-я-т-ь.
Жду в темноте, когда одна из дверей откроется.
Это будете вы, я знаю. У вас будет в руках ключ.
И тогда я выйду на свободу.
Аз есмь Тортурра. Аз есмь ждущий. Аминь.
