Тогда, в 2003 году, диву давался: с чего это вдруг с каждым днем сильнее и сильнее болит нога? Сначала она просто тупо побаливала, потом стало невозможным переставлять конечности без легкого прихрамывания, затем уже не получалось даже с помощью костыля скакать бодрым парнокопытным по этажам телецентра.
Ночи стали бессонными, словно у романтичных отроковиц или переставших сопротивляться прогрессирующему маразму бывших секретарей первичных парторганизаций.
Вариант кардинального решения проблемы посредством трехсекундного пике с десятого этажа представлялся все менее радикальным, но с рассветом вспоминалась сентенция печального остроумца Светлова, с нелегкой руки советских престолонаследников «неистового Виссариона» нареченного «комсомольским поэтом» :
«Счастье должно быть всеобщим, несчастье – обязательно конспиративным».
Привычным движением на измученную физиономию натягивалась маска непроходимого позитивиста и… «трудовые будни – праздники для нас!»
Поелику колченогость отдельно взятого индивидуума удивительным образом мешала творческому росту целой телекомпании, в один прекрасный день в кабинете материализовалась лучшая ведущая «Вестей» Наташка Боровинская, явив «граду и миру» скрываемый композицией кадра самый рейтинговый сегмент своего анатомического устройства.
Допрежь тишайше сносившая мои придирки барышня с нехарактерной для нее безапелляционностью заявила, самовольно и безосновательно – от имени коллектива:
– Ты нужен нам годным к употреблению! Я договорилась с Байчоровым, он ждет прямо сейчас! Поехали!..
Рентгеновский снимок заставил медицинское светило, вскинув брови, легонько присвистнуть:
– Странно, а как вы вообще ходите? Сустав изношен, как у восьмидесятилетнего старика! Думаю, надо будет ставить искусственный… Пока попробуем купировать болевые ощущения…
Неделю я трепетно подставлял филейную часть под шприцы застенчивых медсестер и мазал ногу какой-то вонючей гадостью.
Боль на пару часов отступала, но демарши явно носили тактический характер, ибо каждая новая атака была сильнее прежней.
Сыну, звонящему из Испании, надоело мое мазохистское отношение к собственному организму:
– Значит, так! Я тут разузнал – есть возможность бесплатно и качественно сделать операцию! И вообще, в конце концов, неужели тебе даже не интересно взглянуть на внуков?!..
Сближение понятий Я и ВНУКИ представлялось на уровне футуристической мифологемы, но «бывают странные сближенья», а психологический аспект перехода в иное качество тонизирует всегда.
Это все и решило.
Председатель родимого телеколхоза принял мое незатейливое рацпредложение: я пишу два заявления – одно на отпуск, второе – «по собственному желанию», на случай, если какой-то форс-мажор вынудит задержаться у Сервантеса и Гойи.
А как иначе? Свято место, став бесхозным, моментально теряет святость.
В общем, если погибну – прошу считать меня коммунистом, а если нет, то – нет.
Лепший друг Даут Налоев, несносный энергетический вампир и человек старомодно неспособный на предательство, напряг кого-то в Москве, ускорив получение визы.
Информационные зубры из элитного заповедника приснопамятного НТВ, видимо, посчитав, что для транспортировки моих поврежденных чресел одного автомобиля будет маловато, зачем-то подогнали прямо к самолету во Внуково парочку нехилых тачек с тремя знаменитыми буквицами.
Шкандыбая вниз по трапу, вижу выходящего из первого салона Валерия Кокова.
Сановные «акакии акакиевичи» роятся вокруг него, излучая готовность к самозабвенному лизингу.
Красавцы!
С такими не то что в разведку – здороваться без адвоката опасно.
C младых ногтей и по сию пору пытаюсь докопаться: в какой пробирке или реторте плодятся и взращиваются эти гомункулусы, при виде которых скукоживается, засыхая от тоски, даже придорожная трава?
Неужели цикл воспроизводства свиты, играющей королей, и есть вечный двигатель – мечта человечества?
Положенное VIPам аэропортовское авто запаздывает.
Коронная максима моего самокритичного отпрыска «мы – Кайдановы, наша суть – понты», не дает удержаться:
– Валерий Мухамедович, вас подвезти?..
Первый президент Кабардино-Балкарии смеется басом громовержца:
– Спасибо, дорогой! Не надо…
И великодушно подыгрывает, кивая на энтэвэшные машины:
– Я рад, что наших людей так встречают!.. А костыль тебе не идет, выздоравливай!..
Блин, ну, ведь он-то нормальный мужик: матерый, умный, сложный – разный!
Представляю, какой кайф ему бы доставило взять и прихлопнуть эту мошкару!
Не-а, не может… Да и попривык, наверное…
…Чартер в Аликанте не по-испански пунктуален.
Страна «Реала», «Барсы», паэльи и ежесекундно отскакивающего от всех зубов словечка vale смутила густой позднеоктябрьской жарой, улыбчивостью таможенников в аэропорту и почти фантастическим ощущением ненужности осточертевшего костыля.
Боль юркнула в какую-то норку между стертыми сочленениями, лишь изредка робко высовывая свою гнусную рожицу.
Я боялся в это поверить, а уж родное семейство верить и не собиралось.
Моя героическая жена – взбитый в шейкере Вседержителя невероятный коктейль из Наташи Ростовой, краснокосыночных комсомолок и упертых страстотерпиц, – взвалила на себя обязанности толмача и чичероне совково-безъязыкого вдохновителя и организатора всех ее жизненных несчастий.
Чичероне – это по-итальянски. Не суть. В данном контексте – гид, а ежели стремиться к точности передачи вложенного смысла – терпеливый поводырь.
Безропотно отпустивший бразды правления матримониальной повозкой, я покорно следовал за подругой дней моих суровых.
Дав высокую оценку фотогеничности моей левой культяпки, пиренейские тореадоры от хирургии по достоинству оценили качество снимка, сделанного их малобюджетными коллегами в предгорьях Главного Кавказского хребта.
Из уст потомков гордых идальго, избравших государственным девизом пуленепробиваемое espera, рекомендация повременить с операцией прозвучала логически неуязвимо.
И были мне дадены шпанские мазилки, и пуган я был запретом таскать тяжелое, катать круглое и ходить пешедралом далече.
И наказано мне было периодически являть гиппократам свою ущербную конечность, дабы определился синклит – фиг ли с ней делать дальше?
Так и застрял в городе солнца – Валенсии, политкорректно не обращающей внимания на мою явную чужеродность в географическом пространстве, осеняемом чистопородным ликом короля Хуана-Карлоса и красно-желтым флагом монархии с парламентской формой правления.
Кстати, на мой салтык, цветовое сочетание флага – так себе.
Дни удушающего безделья стали неразличимы, аки однояйцевые близнецы.
В часы самой черной меланхолии – и как он это чувствует всегда?! – в мобильнике возникал голос Даута, наивно принимаемый мною за трубный зов четырежды орденоносной республики:
– Лично саламчик, брателло!.. Ну, как ты там?.. Когда домой?..
Радужный окрас затянувшемуся гостеванию придавала нерушимая дружба с трехлетним фанатом мультфильма «Том и Джерри», требующим называть его именем славного мышонка, а меня приучившего откликаться на имя Том.
Второй новый родственник, тоже «Маde in Spain», пребывал в стадии счастливого агуканья, а посему был не подвержен моему тлетворному влиянию.
Легкомысленно презрев наставления врачей, с Джерри на плечах, я стал неотъемлемой частью уличного пейзажа.
Не по годам смышленый друг нарек этот способ передвижения полетами на русском вертолете.
Я обалдевал: многокилометровые полеты вовсе не вызывали болезненных сбоев в механизме геликоптера!
Досадной соринкой мешало глазу: легко узнаваемые в гишпанской толпе по внутреннему агрессивному напряжению, выходцы с одной шестой части земшара всячески пытаются скрыть причастность к родным палестинам.
Почему-то хотелось, вопреки общеевропейской толерантности, больно оскорбить их за это действием.
За Тамбуканом во мне отчего-то автоматически табуируется мысль о том, что Нальчик не есть земной вариант Эдема.
Проверено опытным путем: у этого города магическая способность не отпускать от себя за любыми морями-океанами.
Я бы поостерегся назвать это патриотизмом.
Это нечто потаенное, нутряное, о чем вслух – моветон.
Гордо неснимаемая футболка с «серпастым» и «молоткастым» гербом, водруженным на аббревиатуру названия исчезнувшей страны, мнилась мне симметричным ответом соотечественникам, холопски косящим под глобалистов Евросоюза.
Согревала реакция аборигенов.
Они барабанили по клаксонам и, высовываясь по пояс из своих «сеатов», радостно вопили:
– Si Si Si Pi – perfecto!!!
И протыкали большим пальцем воздух столь яростно, что, будь над всей Испанией не безоблачное небо, а грозовые облака – превратили бы их в дуршлаг, низвергнув хляби небесные.
…Между тем дражайшая теща посокрушалась об отсутствии в Испании привычного источника знаний – отрывных календарей, ибо сменился год.
Наступил футбольный EWRO2004-й.
В соседней евросоюзовской деревне Португалии собрались для выяснения «кто is who?» младые миллионеры, зарабатывающие на жизнь прилюдной погоней в трусах за надутой сферой, шулерски используемой хитромудрыми последователями Макиавелли:
«Когда народ должен забыть про насущное, надо дать ему что-то избыточное».
Европа офанатела.
Родина еще не знала о том, что через четыре года до изнеможения возлюбит космополитичного супервезунчика Хиддинка и ожидала немотивированного чуда от доморощенного экс-забивалы Гоши Ярцева.
«Я ждала и верила, сердцу вопреки»…
А сердце-то подсказывало, что от тусклоглазых ярцевских ленивцев ожидать особенно нечего.
Так и вышло.
В первом же матче с испанцами табло высветило вполне пристойное 1:2, что не могло скрасить тоскливой безнадеги от сострадательного лицезрения обреченных мук «защитников Отечества».
Ночью Испания ликовала, и я был изгоем на кипучем празднике ее жизни.
Спустя четыре года эти прыткие социальные оптимисты семижды в двух матчах щелкнут нас по задранному носу, но не возникнет чувства неловкости и стыда за подопечных перелетного Гуса, потому как будет видно: его чуваки в охотку занимаются веселым и любимым делом – ИГРАЮТ В ФУТБОЛ, а не тупо «упираются рогом», по какой-то запредельной нужде выполняя ненавистную работу.
Наутро Джерри дал понять, что обвальная жара за окном и никакое настроение – не аргумент для отмены очередного путешествия на русском вертолете.
Привычный маршрут лежал обочь футбольных полей в парке Turia.
Уж не стану бередить душу тем, что эти общедоступные поля с электрическим освещением явились бы воплощением мечтаний не только каких-нибудь «Химок» или задвинутых почти к япона-матери владивостокцев.
Штатность полета нарушил показавшийся издевательским смех двух половозрелых испаноидов, пижонски облаченных в форму своей национальной сборной. Они лениво перекатывали друг другу «Tango Espaсa» – официальный мяч так безрадостно начавшегося вчера футбольного Евросаммита.
Направленная в мою сторону распальцовка, отображающая счет давешнего матча, окончательно вскипятила возмущенный разум.
На самом-то деле парни простодушно продолжали вчерашнюю победную фиесту.
Но в сознании уже катастрофически перещелкнулся неведомый тумблер, лишив способности к адекватному анализу причинно-следственных связей.
Всегда считал, что злость разрушительна и неконструктивна, однако именно она определила дальнейшее.
Проектор кадров, извлеченных из фильмохранилища подкорки, погнал в галопе сбивающего дыхание рапида нарезку из конца шестидесятых:
…Вот круглогодичный «огород» запасного поля республиканского стадиона, где мы – группа подготовки при команде мастеров, месим на тренировках грязь и друг друга, лелея почти нереальное – перебраться годков через пять-семь на зеленку главной поляны, чтобы в основном составе команды наших кривоногих кумиров стать объектами обожания самых красивых девушек города.
…А вот возмущенно захлебывается своим армянским акцентом лукавый добряк Григорий Рубенович Ватьян:
– Обезьяна! Что ты вытворяешь, негодяй?! Ты у меня в запасе сотрешь задницу на лавке! Нет, я просто убью тебя!.. – Это за мою вопиющую неспособность элементарно подставить ногу, завершив голом сделанное трудолюбивыми хавами.
…А вот я, извернувшись, пытаюсь вогнать мяч в сетку эффектными «ножницами», потому что на трибуне – капитан волейбольной юношеской сборной РСФСР, волоокая отличница с томным именем Эмма, за которую, по наущению ее мужеподобной тренерши, как-то был нещадно бит незнакомыми отморозками в заплеванном сортире. Которую так и не решился даже чмокнуть в щеку на протяжении нашего многомесячного «романа».
…А вот вечно недовольный мною Федор Васильевич Поздняков, заставляющий после общей тренировки доводить до автоматизма исполнение футбольной «вышки» – пенальти.
Эх, дядя Федя! Ну, какой из меня палач, если при исполнении я дуалистически чувствую себя и приговоренной жертвой, замершей визави на линии ворот!?..
Конец фильма.
…Безотходно использовав убогий словарный запас, выставляю испанцам самоубийственный ультиматум:
Бьем друг другу по три одиннадцатиметровых!
Недоверие к подозрительному суставу сдерживает скакнувшее было на язык – по пять.
В ответ – развеселые испанские черти в глазах недорослей, перекормленных национальным хамоном и заокеанским фастфудом.
В ответ – смех и что-то непонятное, кажущееся обидным.
В ответ – ленивая перепасовка и приглашающий жест.
Парни в найковских бутсах, а у меня – спасающие в жару пляжные шлепанцы.
Сколько лет я даже случайно не спотыкался о мяч?
Результат приблизительного подсчета повергает в ужас: во что я ввязался?!
Соприкосновение с потрясающим «Tango Espaсa» не оставляет сомнений – чувства мяча нет и в помине, как нет и необходимого для пенальтиста ощущения доступной огромности ворот, которые, кажется, целиком заполнил собою один из ребят.
Но выдрессированная интуиция успокаивает, как седуксен.
Единственный спасительный вариант – мышечная память, а ей мешают и эти рожи, и вмиг ставшие крошечными ворота, и даже собачонка за ними, которая куда как лучше меня comprende en espanol.
Стянув футболку, завязываю глаза, оставляя внизу полоску для обзора, чтобы соразмерить разбег и зафиксировать касание.
Ни один комик мира не смог бы развеселить моих внезапных врагов с большим успехом!
Не реагировать… Не заводиться…
Прокручиваю в голове: четыре шага, корпус влево – этот тип должен повестись на движение – и аккуратно, щечкой, низом – под правую штангу.
Ну, Господи…
…Федор Васильевич, дорогой!!! Вы были великим!!! Вы ведь все видели сейчас с тренерской скамейки своего небесного стадиона, правда?!!
Вы ведь видели, как этот хренов «Канисарес» даже не дернулся, когда мяч трижды вошел в угол, впритирочку!!!
Йес!!!
Теперь – спокойно.
Разок он точно промажет – чувствую!
Осматриваюсь в рамке, холодея от ее громадности.
Испаноид разбегается и плотно прикладывает с подъема, метра на полтора левее моей тушки!
…Наверное, примерно так падает с крестьянской телеги мешок с отрубями…
Но по наивысшей правде и моим ощущениям – это был сэйв столетия!!!
Боги детства – неподвластный земному притяжению Анзор Кавазашвили из сборной СССР и летучий вратарь нальчикского «Спартака» Анатолий Алдышев – рукоплескали бы мне, умирая от зависти!
Я взял этот пенальти!!! Я сделал это!!!
От невероятного, дикого, злого восторга остатки разума ушли в полную отключку! Скрестив руки в неприличном жесте, на чудовищном волапюке, я победно заорал в недоумевающие лица испанцев что-то атавистически-великодержавное!
Ниже – смысловая версия моей триумфальной тарабарщины, напрочь лишенная экспрессивной окраски при извлечении из-под пресса самоцензуры:
«Досточтимые сеньоры! Не соблаговолите ли сообщить, доставил ли вам удовольствие акт сексуального насилия над вами, вынужденно осуществленный мною в особо циничной форме в ответ на ваше не в полной мере уважительное отношение к великой державе, имеющей глубокие исторические и культурные корни?
Позвольте, глубокоуважаемые сеньоры, выразить надежду, что вы прониклись пониманием того, какой будет впредь реакция ядерной державы, если кто-то позволит себе неосторожность разговаривать с ней тоном, недопустимым во взаимоотношениях цивилизованных государств?»
Я продолжал орать, а добродушные испанцы не понимали: от каких «колес» так торкает и плющит этого сумасшедшего ruso?
Они пытались вернуть меня к простым местным радостям своим жалким приглашением выпить la cerveza в соседнем баре!
Ха-ха!!!
Да сдалось мне их пиво, когда я отомстил за все – за свою нескладную жизнь, за семью, разбросанную по миру взрывной волной горбачевской перестройки и ельцинскими «загогулинами»!
Я отомстил за то, что мои опасливо презираемые повсюду соотечественники плебейски стесняются собственной родины, как полубезумной неопрятной нищей матери-кукушки!
Я отомстил за свой тайный позор – подлую мыслишку о том, смогу ли подобрать брошенный кем-то окурок, если вдруг в расслабленной и благодушной Испании не останется денег на сигареты!..
И слезы текли по моим щекам точь-в-точь так же, как через четыре года будут течь по щекам маленького, хитрющего питерского нахаленка Шавы, на виду всей Европы сделавшего клоунов из голландских футбольных гулливеров.
Подхватив испуганного Джерри, помчался в ближайший La estaciуn telefуnica!
Хозяева переговорника – толстые сонные арабы в ответ на мое когдатошнее «Салам алейкум!» брали сущий мизер за звонки в Нальчик, а часто просто отказывались от денег.
И я бил, бил, бил по кнопкам всех знакомых номеров в Нальчике и Москве!
И, глотая слова, извещал Родину об историческом триумфе!
Должно быть, собеседники думали, что поврежденный тазобедренный сустав стал причиной неведомого медицине рецидива – паралича работы моего головного мозга.
…А вечером, безуспешно пытаясь заставить любимого Джерри побыстрее жевать поздний ужин, спросил:
– Tы за кого болел, скажи честно?..
– Конечно, за тебя, Том! – ожидаемо преданно ответил друг.
И, опустив глаза, виновато добавил:
– Ну, и за них немножко. Я же тут родился…
И стало мне грустно.
12 -07– 2008 г.
НАЛЬЧИК
