АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ И ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ СЕМАНТИКА*
*ПОСВЯЩАЕТСЯ СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ В.УАРЗИАТИ И В.ГАЗДАНОВОЙ
Прошедшее еще предстоит.
Гете
В наше время, когда мода, идеология, представления людей меняются даже не каждые 100 или 70 лет, а порой и каждую четверть века, трудно поверить в то, что раньше было не так. И что некоторые обычаи и обряды, существовавшие на Кавказе в эпоху поздней бронзы раннего железа, доживут до 20 века, а частью – и до нашего времени. Лишь небольшое число народов мира может гордиться сохранением своих традиций на протяжении нескольких сотен лет, или, как например, иудеи и парсы Индии, – даже на протяжении нескольких тысячелетий, когда ветер времени уже давно развеял в пыль города и поселения их давних соплеменников.
Во время археологических работ 2011 г., проводившихся сотрудниками Института истории и археологии РСО-А, в одном из районов республики среди прочих находок было выявлено захоронение ребенка с сопутствующими погребальными предметами. Казалось бы, обычная археологическая находка – захоронение с небольшим набором вещей, сопровождающих человека и в этом, и в потустороннем мире. Однако надо отдавать себе отчет, что погребальная обрядность является весьма строго ритуализированной формой обычая, где нет ничего лишнего, но одновременно и должно присутствовать все необходимое, опять-таки с точки зрения традиции. В данном погребении было несколько предметов. Небольшие бронзовые бляшки – вероятно, принадлежность пояса или портупеи маленького кинжала. Небольшие бронзовые нашивные бляшки. Керамический сосуд – большая глубокая миска или чаша. Бронзовая стержневидная булавка, витая вдоль своей оси, с головкой, закрученной в трубочку, и маленький бронзовый кинжал. Кинжал настолько маленький, что рядом с ним гигантской выглядит стержневидная булавка-заколка одежды. На сосуде и вокруг него располагались кости мелкого рогатого скота – молодого барашка. Кости барашка, голень и часть бедра, отчасти сохранились в анатомической целостности. Основными составляющими данного погребального комплекса являются сосуд с заупокойной пищей, кости жертвенного животного подле него, кинжал и булавка. Интересным является то, что кинжал, представляя собой точную копию кобанских боевых кинжалов (вплоть до бронзовых заклепок перекрестья), является именно копией или, точнее, «игрушечной» копией, так как в длину едва превышает десять сантиметров, а в толщину – чуть более миллиметра. Остается добавить, что в погребении был захоронен ребенок – мальчик в возрасте от трех до пяти лет.
Возможно, поэтому ему полагалась каша (большая миска), и не полагалась традиционная кобанская кружка – чарка! Последняя является обязательным атрибутом керамического набора кобанской культуры эпохи ее классики мужских, воинских захоронений, когда в погребении ставятся не только корчаги (крупные столовые сосуды) и миски, но и в обязательном порядке – кружка. При этом – булавка и кинжал свидетельствуют о том, что мальчик прошел инициацию (посвящение, переход) в мужчины-воины первой ступени. Так как стержневидная булавка с завернутой в трубочку головкой является принадлежностью мужского кобанского костюма – для скрепления плаща на плече. В захоронениях кобанских младенцев они никогда не встречаются, так как младенец является еще частью «мира женщин».
Среди осетинских обрядов существует обычай устраивать пир при достижении мальчиком трех лет. Он называется «Цæуæггаг», от слова «цæуын» – идти, переходить. В данном случае – переходить из мира младенцев и женщин в мир мужчин и воинов. Вот как его описывает известный осетинский исследователь-этнограф В.С. Газданова: «По достижении трех лет…устраивался специальный обряд «цæуæггаг». Мальчику шили мужскую одежду: шапку, черкеску, бешмет и др., мастерили деревянный кинжал и стрелу и несли в святилище, где приобщали к святому – покровителю мужчин. После этого мальчик становился полноправным членом общества. Старшие могли брать его на «куывд» (обрядовый пир)… Ребенка с этого возраста, если он умирал, хоронили на родовом кладбище» (Газданова, 2006, с. 136.) В.С. Газданова приводит также описание этого обряда знатоком осетинских обычаев Б.М. Каргиевым: «Когда пройдет три Пасхи от рождения мальчика, ему в четверг пасхальной недели устраивают «цæуæггаг» (обряд «вхождения»), то есть с этого времени мальчик имеет право ходить и на праздник, и на поминки… Делают «цæуæггаг» так: покупают все необходимое, чтобы одеть мальчика с головы до ног, делают ему сафьяновые чувяки, обшитые галуном, да еще сафьяновые ноговицы, рубаху и штаны нижнего белья, бешмет, черкеску, пояс с металлическим набором, маленький металлический кинжал…» (Газданова, ук. соч. с. 139).
Известный осетинский этнограф и историк В.С. Уарзиати также приводит этот обряд в череде календарных праздников осетин. «По исполнению мальчиком трех лет родителями его устраивался праздник Цæуæггаг. К этому дню мальчику готовили комплект одежды, включавшей в себя все атрибуты мужского праздничного костюма, вплоть до бутафорского оружия» (Уарзиати, 2007, с. 69. Выделено мной. Х.Ч.)
Какую же идеологическую обрядовую семантику имеет нахождение в описываемом погребении наличие части ноги молодого барашка?
В осетинском обрядовом застолье, во время свадьбы или какого-либо календарного праздника, перед старшими ставится блюдо с вареными частями туши животного – быка или барана. Эта часть туши так и называется «доля старших» («хистæрты хай»), и состоит из головы (без нижней челюсти, последняя отделялась и считалась «долей женщин»), шеи и лопатки (Уарзиати, 2007, с. 162-163). Здесь же, в верхней, «старшей» части стола, находились, кроме всего прочего, верхняя часть передней ноги животного (мæкуыстæг/базыг) или задней (сгуы.) (Уарзиати, 2007, с. 165). Во время обрядового застолья последние части передавались в конец стола – младшим. «Об этом свидетельствует и осетинская поговорка: хистæртæн – бæрзæй, кæстæртæн – сгуы /старшим – шейную часть, младшим – огузок» (Уарзиати , 2007, сс. 165, 167).
Важно отметить также, что в осетинской обрядовой пище существует определенное деление – жареное и вареное. Во время обрядовых застолий жареное присутствует только в виде шашлыка из внутренностей и реже – из ребер. А наиболее важные с позиций обычая части туши животного – варятся. Как отмечает В.С. Уарзиати, «жареное» и «вареное» отражают различие двух типов хозяйственных культур, а именно: присваивающего охотничьего и производящего скотоводческого… Оппозиция «вареное//жареное» определяла в прошлом характер сакральных и мирских трапез… В случаях же престижных трапез календарного и семейного циклов… предпочтение отдается вареному как символу производящего хозяйства». При этом «сакральные характеристики определяли именно мясо домашних животных». В качестве подтверждения исследователь приводит осетинскую пословицу: «Баранье мясо, предназначенное для молитвы, лучше, чем предназначенная для молитвы дичь» (Уарзиати, ук. соч. сс.141-142).
В вышеописанном кобанском погребении находилось именно отварное мясо, отчасти сохранившее анатомическую целостность. И это не случайно, так как у племен кобанской культуры существовало развитое производящее хозяйство, основу которого, наряду с металлургией, как раз и составляло отгонное (яйлажное) овцеводство.
Таким образом, перед нами обрядовые атрибуты обычая «цæуæггаг» – первая ступень перехода мальчика в мужчины и один из элементов застольного обычая «кувæггаг» и «кæстæрты хай» – доля полагающаяся младшим, положенная в погребение мальчика.
Вот так, иногда, прошлое возвращается к нам в виде современного обряда.
ЛИТЕРАТУРА
Газданова, 2006. Газданова В.С. Традиционна культура осетин. Владикавказ.
Уарзиати, 2007. Уарзиати В.С. Избранные труды. Книга первая. Этнология. Культурология. Семиотика. Владикавказ.
