В 10 УТРА
В десять утра, в субботу, в начале января кафе «Магия» выглядит, как после взрыва нейтронной бомбы. То есть внутри ни души. При этом идеальный порядок: стулья придвинуты к столам, папки с меню сложены стопкой на барной стойке, на подоконниках стоят стеклянные вазочки с пластмассовыми цветами. От статичности этой картины мне вдруг становится холоднее чем было, когда я шел сюда по заснеженной улице. Дискотечный шар на потолке не вращается, музыка не включена, отсутствуют запахи. Я снова открываю дверь и хлопаю ею, в надежде, что кто-нибудь услышит. Никакого результата. Прохожу в глубь помещенья и говорю громко:
– Доброе утро.
Фраза отражается эхом от стен и потолка. Когда эхо смолкает, из подсобки появляется девушка в обтягивающих черных штанах, черной водолазке и серебристом ободке на голове. Обута она в серебристые кроссовки. Двигается бесшумно. Ее внешнему виду не хватает только кислородной маски и баллона за спиной.
– Доброе утро, – говорит она и берет с полки за барной стойкой бэйдж с именем «Вика», который цепляет себе на грудь.
– Вы открыты? – спрашиваю я.
– Да, да. Конечно, мы открыты. Просто так рано у нас обычно не бывает посетителей. Еще и погода, – она кивает в сторону окна. Раздается вой метели:
– Сами видите.
– Да, я вижу, – говорю я и выбираю столик у стены в секторе для курящих. Сам я не курю. Это Пенелопа курит. Именно для встречи с ней я пришел сюда. Мы не общались более полугода, и я думал, что мне уже наплевать на нее. Но когда сегодня утром ее номер загорелся на экране моего телефона, у меня заложило уши от собственного пульса. Я принял звонок и, с трудом поймав дыхание, выдавил из себя:
– Да. Я слушаю.
– Нам нужно встретиться, – сказала она. – Мне больше не с кем поговорить.
– Насколько это срочно? – спросил я, чувствуя, что готов телепортироваться к ней в тот же момент, будь это технически возможно.
– А как скоро ты можешь?
С телефонного разговора прошло полчаса, и вот я сижу за столиком в кафе на ее улице. Я пришел слишком рано и теперь жду. Ее голос звучал так, будто ей нужна помощь, и я гадаю, что за неприятности у нее могут быть. Обидел ли ее кто-нибудь? Нужны ли ей деньги на дурь? Выгнала ли ее мать из дома?
– Закажете что-нибудь? – спрашивает девушка с бейджиком «Вика».
Я заказываю чай. Она приносит чайник и две чашки. Я наполняю одну и сжимаю ее в руках, надеясь согреть их. Пенелопа появляется через десять минут. Я вижу, как она стряхивает снег с пальто на пороге и проходит внутрь. Она сразу замечет меня и улыбается. Я борюсь с желанием вскочить со стула и подбежать к ней. Мне удается сдержаться, и к моменту, когда она подходит к столику, я все еще сижу на стуле, как приклеенный, и даже не встаю, чтобы помочь ей раздеться. Только говорю:
– Привет снова.
– Ах, да. Привет, – она обводит взглядом помещение. – Здесь что, никого нет?
– Есть официантка, – отвечаю я. В этот момент с улицы снова доносится вой метели.
– Ах, верно, – говорит Пенелопа рассеянно. – А у меня новый свитер, – она начинает расстегивать пуговицы пальто. – Только тебе он не понравится. Потому что он, э, как бы… – она распахивает пальто, и я вижу длинный свитер в ярких желто-красно-фиолетовых пятнах.
– Психоделический, – завершаю я ее предложение.
– Да, именно, – она повторяет по слогам, – пси-хо-де-ли-чес-кий. Я знаю, что тебе не нравятся такие вещи.
– Ты права. Мне не нравится.
Она вешает пальто на крючок для вещей на стене, стягивает шапку, вешает сумку с Джеком-скелетом на спинку стула и садится напротив меня. Некоторые снежинки в ее волосах еще не растаяли. Подходит официантка, и Пенелопа заказывает кофе.
– Ну, слушай – говорит она, когда официантка отходит, – Я тут в такую историю вляпалась. Короче…Даже не знаю как сказать.
– Тебе нужны деньги на аборт, – перебиваю я и тут же жалею, что ляпнул это.
– Аборт? Ох, нет. До этого еще не дошло, – она смеется. – Сказать по правде, я еще вообще не трахалась.
– Ну, тебе пятнадцать. Это пока еще нормально.
– Да, наверно. Но, история как бы связана с этим, – она достает из сумки сигарету и зажигалку и прикуривает. Когда пространство между нами заполнятся дымом, она говорит на одном выдохе: – В общем, один парень предложил мне заняться этим.
– Ух ты! – восклицаю я. – У тебя появился парень?
– Нет. Он просто приятель.
– Просто приятель?
– Просто приятель.
– Просто приятель? –повторяю я еще раз.
– Да, черт возьми, просто приятель, – раздражается Пенелопа.
Я поднимаю чашку и делаю глоток. Ставлю ее на место и спрашиваю:
– То есть как? Он типа просто подошел к тебе и сказал «Привет, Пени, как дела? Кстати, давай трахаться»?
– Ну, да. Что-то типа того. Хотя не совсем так. Я сама его спровоцировала.
Официантка приносит кофе. Кажется, ее серебристые кроссовки не касаются пола.
– Рассказывай, – говорю я, когда она отходит.
– Мы вместе курили траву недавно. А я такая болтливая становлюсь накуренной. Ну, я и разговорилась и рассказала ему то, как я вижу идеальные отношения.
– И как же ты их видишь?
– Только не смейся, – говорит она. Будто что-то сейчас способно меня рассмешить. – Я сказала, что это получасовые свидания с быстрым сексом, парой сигарет после него, и потом каждый идет по своим делам без лишних разговоров и соплей.
Она затягивается, делает глоток кофе и снова затягивается, разгоняет дым свободной от сигареты рукой.
– Хиппи недобитая, – говорю я.
– Ну да, наверно. А это плохо? – она стряхивает пепел. Я замечаю, что пепельница сделана в форме сердца.
– Да нет. В твоем возрасте не так уж и плохо.
– Да? Хорошо, тогда слушай дальше. Рассказала, я, значит, о своем видении идеальных отношений, и он сказал, что полностью со мной согласен, что мы думаем одинаково, и предложил, чтобы у нас с ним были как бы такие отношения. Вот и все.
– Кто он? – интересуюсь я. Почему-то мне кажется, что я с ним знаком. Пенелопа молчит. Я повторяю:
– Кто он?
– Заур, – отвечает она. Я отворачиваюсь к окну. Смотрю, не засыпало ли нас еще снегом до крыши. Мои ожидания не оправдываются. Метель даже слабее. чем в начале. Я снова поворачиваюсь к Пенелопе и спрашиваю:
– Ну, а я здесь причем?
– Я просто хочу, чтобы ты мне сказал, – она делает паузу и смотрит на свой кофе, – чтобы ты сказал мне как это все вообще?
– Как что это все вообще? – пародирую я ее. – Как трахаться? Это пускай тебе Заур рассказывает и показывает.
– Да нет же! – она хлопает ладонью по столу, пепельница в форме сердца подпрыгивает и пепел рассыпается по столу. – Блин! Ты издеваешься, – она гасит окурок, отпивает кофе и достает вторую сигарету. – Где эта чертова зажигалка? – она шарит руками по карманам брюк. Не находит. Поворачивается к стене и лезет в карман пальто – Блин и здесь нет.
– Она на столе, Пени, – подсказываю я. – Прямо под твоим носом.
– Черт. – говорит она. – Что-то я рассеянная какая-то стала.
– Немудрено.
– Да, блин.
Она закуривает. Я смотрю на ее держащие сигарету пальцы, которые кажутся такими хрупкими, на капельки воды в ее волосах, на потрескавшиеся от ветра губы, сомкнутые вокруг сигаретного фильтра, на отражение огонька зажигалки в ее глазах и спрашиваю:
– Что ты хочешь от меня услышать?
Выпустив дым струей она отвечает:
– Твое, блин, мнение обо всем этом.
– Понятно, – говорю я, закашлявшись (от дыма?). – Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, трахаться с Зауром или нет?
– Да, черт возьми. Именно этого я от тебя и хочу.
– А могу я спросить кое-что сначала?
– Валяй.
В помещении становится еще тише, чем когда я пришел. Стараясь не смотреть на Пени в упор и придать голосу безразличный тон, я спрашиваю.
– Тебе нравится Заур?
– Ну, как сказать, – мямлит она. – Когда он худеет, то бывает весьма ничего. Но, в общем, наверно, нельзя сказать, чтоб он мне прям нравился.
– А на фига тогда тебе это надо?
– Ну, понимаешь. Он же разделяет мои взгляды. Я еще не встречала того, кто относился бы к этому вопросу так же, как я. Короче, как-то так.
Я думаю о том, как бы помягче сказать «Заур навешал тебе на уши дерьма», но не найдя подходящего выражения задаю еще один вопрос:
– И тебя ничего не смущает?
– Ты о том, что это мой первый раз?
– Не только.
– А о чем еще?
Пенелопа прислоняется к спинке стула. Мгновение я смотрю в ее глаза, затем перевожу взгляд на стол. Борюсь с желанием плеснуть в нее кипятком из чайника. Снова смотрю на нее и говорю тихо:
– Хироко.
– Хироко?
– Заур – он же вроде как парень Хироко.
– Ах, да. Это тоже проблема. Просто не думала, что ты об этом вспомнишь.
– А я не думал, что ты забудешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Вы же с ней подруги. Или как?
– Ну, да. Ее тоже обижать не хочется. Блин. Сколько проблем сразу, – она прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня исподлобья, потом вздыхает и говорит: – Знаешь, Заур с того разговора все пишет, звонит. Ждет моего ответа.
– А что ты?
– А я не знаю, что ему сказать.
– Скажи ему, пусть свою Хироко трахает.
– Ха. Забавный ответ. Кстати, они, кажется, не трахаются.
– Вот черт! Неужели и Заур один из них?
– Один из кого?
– Из тех ребят, которые берегут своих невест до свадьбы, а сами ищут секса на стороне.
– Я не знаю.
Пенелопа опускает глаза. С минуту мы оба молчим. Я постукиваю ложкой по сахарнице. Она крутит чашку на блюдце. В очередной раз стряхнув пепел, она вдруг спрашивает:
– Думаешь, это нормально?
– Что это?
– Тушить сигареты в сердце.
– Боже мой, Пени! Какой ужасный текст! Это всего лишь кусок керамики.
– Да, ты прав.
– И вообще, я не знаю, зачем тебе мой совет. Хочешь трахаться с Зауром – на здоровье.
– Но тебе же эта идея не нравится. Я правильно поняла?
– И что с того? Мне и свитер твой не нравится. Если тебя устраивает начать с обмана подруги – вперед, детка. Только не надо мне всей этой фигни про общие убеждения. Заур будет разделять любые убеждения, если они позволят ему заполучить еще одну дуру.
Когда я произношу последнее слово, входная дверь открывается, и в кафе входят два парня. На одном из них зеленая куртка с капюшоном, серые джинсы и черные ботинки. На другом только белая пижама и белые же кроссовки. Они садятся через два столика от нас. Когда к ним приближается официантка, тот, что в куртке, говорит:
– Четыре тирамису, один эспрессо и один горячий шоколад.
– Вы один будете и кофе и горячий шоколад? – спрашивает официантка.
Он смотрит на парня в пижаме, подмигивает ему и отвечает.
– Да, я буду и кофе, и шоколад.
Официантка удаляется.
– Понимаешь, – ноет Пенелопа, – мне просто адски скучно. Дни похожи один на другой, и это очень угнетает. Только не говори, что reae это не знакомо. Ты же работаешь с девяти до шести, а потом еще занимаешься учебой. Разве тебе не скучно?
– Так значит, переспать с Зауром ты со скуки решила?
– Я еще не решила. А что, даже если так?
Парни через два столика поглядывают в нашу сторону, хихикают, переглядываются, перешептываются. Пенелопа продолжает.
– Я уже пробовала алкоголь, наркотики. Теперь остался секс.
– Наркотики? Что ты еще пробовала кроме травы?
– Ну, – она переходит на полушепот, – мускат, эфедрин, всякие там лекарства от кашля.
– Это далеко не предел, – резюмирую я.
– Знаю, но тяжелые наркотики стоят дорого. К тому же вызывают привыкание.
– А привыкать ты типа не хочешь?
– Нет, я не хочу стать наркоманкой какой-то.
Парни через два столика получают свой кофе с шоколадом. Пенелопа гасит сигарету в керамическом сердце. На ее телефон приходит сообщение. Она читает его. Отвечает на него.
– Это Дэн, – говорит она, – мой новый знакомый. Мы должны встретиться скоро.
– Он тебе трахаться еще не предложил?
– Прекрати издеваться. Никто, кроме Заура, этого не предлагал.
– То есть речь идет о Зауре только потому, что он единственный, кто сказал, что хочет тебя?
– Ну, да. Типа того. Понимаешь. Я хочу узнать, что такое секс. Каково это.
– Довольно утомительное занятие, скажу я тебе.
– Ох!
– Ты действительно хочешь моего совета? – я придвигаюсь. Пенелопа кивает. – Сними себе проститута.
– Гениальная идея! – почти кричит она. – Лучше ничего не придумал?
– А почему бы и нет? Эти ребята свое дело знают.
– Это ведь шутка, да? Я не знаю вообще, есть ли у нас в городе мужчины-проститутки. Такие есть?
– Это шутка, Пенелопа. Просто шутка, успокойся.
– Да, я поняла. – Она смотрит на часы и добавляет: – Мне пора как бы.
– Иди как бы.
– А ты?
– Я посижу еще. Нам все равно не по пути.
– Ладно.
Она поднимается и надевает пальто.
– Наверно, действительно лучше сделать это первый раз со своим парнем, – говорит она. – Я пожимаю плечами. Она берет со стула сумку и вешает ее через плечо, небрежно натягивает шапку. Мы говорим друг другу «Пока», и она выходит. Я смотрю в окно. Вижу, как она идет вниз по улице. Метель закончилась. Медленные, большие, белые хлопья. Когда Пенелопа скрывается из виду, я прошу счет. Официантка приносит его. Я замечаю, что на бейджике теперь написано «Зарина».
– У меня много имен, – говорит она и оставляет меня одного.
Я решаю оставить чаевые. Эти ребята через два столика о чем-то болтают, но, заметив, что я смотрю на них, умолкают и смотрят в ответ. Где-то минуту мы трое не двигаемся и не моргаем. Потом тот, который в пижаме, складывает из бумажной салфетки сердечко. Машет мне этим сердечком, затем рвет его пополам и театрально роняет половинки на стол. Его товарищ ржет. Я показываю им средний палец, встаю из-за стола, одеваюсь и покидаю кафе.
БОЖЕ, ХРАНИ…
Я стою во дворе многоквартирного кирпичного дома. Плеер только что сдох, и мир беспардонно лезет в уши. Наушники теперь защищают только от ветра, но я решаю не снимать их. Пускай остается хотя бы видимость того, что я никого не слышу. Я достаю севшую батарейку и швыряю ее в сторону гаражей. Она звонко ударяется об одну из металлических крыш. Среди других звуков – шум машин, собачий лай и шаги. Мимо проходят гопник с гопницей. Оба невысокие и светловолосые. Они держатся за руки. На нем красные штаны и зеленая мастерка, на ней голубые джинсы и желтый свитер. На ногах у обоих кроссовки. Они таращатся на меня: сначала смотрят сбоку, потом в упор, потом оглядываются через плечо. Гопница спрашивает:
– А это что за зверек?
– Не, знаю, – отвечает гопник, – но могу добыть для тебя его шкурку. Хочешь?
– Спасибо, не надо.
Я притворяюсь, что киваю в такт музыке, до тех пор, пока они не скрываются за углом. Пытаюсь вспомнить, где находится ближайший магазин батареек. В левом переднем кармане джинсов ощущается вибрация. Я достаю телефон – звонит Заур.
– Ну ты где ты? – спрашивает он, когда я принимаю вызов. – Я пришел, а тебя не видно.
– Я во дворе напротив, – отвечаю я, – сейчас выйду. – Отрубаю связь. На несколько секунд замираю, раздумывая куда положить телефон: обратно в джинсы или во внутренний карман куртки. Речь идет не об удобстве – это выбор между раком яичек и саркомой сердца. Я выбираю быть бездетным, но живым. Проходя сквозь подворотню, я обращаю внимание на огромный черный анх, нарисованный на стене. Довольно необычное граффити для нашего захолустья. Оказавшись на улице, я пытаюсь найти взглядом Заура, но в первую минуту вижу лишь движущуюся в разные стороны толпу. Все лица смазаны, как на плохой фотографии. Я гадаю: то ли это проблемы с моим зрением, то ли улицы наводнили бракованные экземпляры, сбежавшие с фабрики лиц. Единственное, что достоверно, это то, что большая часть толпы – молодежь. Возможно, что район университета и два часа дня – место и время, в которых не ощущается пресловутое старение населения. Или старики уже просто не могут выйти из дома? Я думаю о кресте и гвоздях в тридцать три, о ружье во рту в двадцать семь, о петле с потолка в двадцать три…
– Привет, сучка, – Заур шлепает меня по заднице.
– Здравствуй, грязная шлюха, – отвечаю я и оборачиваюсь.
Под курткой у Заура майка с надписью, которую я не могу разобрать. На коротком шнурке на шее старомодное бритвенное лезвие, острые края которого предусмотрительно срезаны. Черные кудряшки торчат в разные стороны, и он не то, чтобы очень брит. Под левым глазом не самый свежий, но яркий синяк.
– И кто тебе это сделал? – спрашиваю я.
– Я расскажу тебе, только давай найдем ларек какой-нибудь с пирожками, я есть хочу.
Заур довольно упитан, возможно, от того, что постоянно жует всякую дрянь. Он на четыре года младше меня, но внешне мы выглядим как раз наоборот. Он называет себя панком. Вы часто встречали панков, которые учатся на двух факультетах одновременно? Факультет рекламы в частном институте и факультет психологии в государственном университете. В сторону университета мы теперь и движемся вверх по реке смазанных лиц. Я не решаюсь спросить у Заура, видит ли он то же, что и я. Мы доходим до выкрашенного в зеленый цвет, похожего на гараж ларька хлебобулочной продукции и останавливаемся.
– Ты что будешь? – спрашивает Заур.
– Ничего.
Он покупает четыре пирожка с мясом. Два кладет в боковые карманы куртки, а другие два берет в руки.
– Так ты хочешь знать, откуда у меня этот фингал? – он откусывает от пирожка, который в правой руке. – Я подрался в институте. У нас там была типа вечеринка. То есть не поздно вечером, но и не совсем днем. И я пригласил туда Квирдо.
– И тебя побили за то, что ты привел левого? – высказываю я предположение, стараясь не выдать досады от того, что он не пригласил меня.
– Нет, ни фига. Там полно левых было. Просто нашим институтским пацанам не понравилось, как мы танцевали – он проглатывает остаток первого пирожка и переходит ко второму. – И они подозвали меня поговорить.
Заур и Квирдо любят бравировать своей якобы гомосексуальностью. Сидеть друг у друга на коленях, держаться за руки, теребить волосы друг друга – норма их публичного поведения. Можете теперь представить, как они танцуют?
– Разговора, правда, как такового не было – продолжает Заур, – меня только спросили: «Вы чего творите?» и сразу въехали в глаз. Я даже не понял, с которой стороны был удар и двинул тому, кто был ближе. А дальше традиционная драка, трое на одного, с характерными последствиями. Кроме того, что под глазом есть еще несколько ушибов на теле.
– А что делал Квирдо?
– Ничего. Он не заметил, что была драка, мы же на улицу выходили. Да я и не хотел его впутывать. С его-то здоровьем.
– А дома ты синяки как объяснил? Сказал, что подрался с гомофобами?
– Нет, сказал, что просто ребята напились и захотели кулаками помахать.
– И что теперь? – спрашиваю я. – Перестанешь вести себя, как гей?
– Не-а, – отвечает Заур с ухмылкой, – смотри, что я после этой драки сделал.
Он распахивает куртку и демонстрирует мне надпись на майке. Самопальные красные буквы на белом фоне.
– God Save The Queen, – читаю я в слух. – И что здесь такого?
– Ты в последней букве ошибся. Прочти еще раз.
– Queer? God Save The Queer?! – изумленно ору я. Принципиальность Заура приобретает для меня масштаб героизма, и я уже готов простить то, что он не позвал на ту вечеринку меня.
– Вот именно! – говорит Заур и отпускает полы куртки. Он доедает второй пирожок и поднимает с бордюра чью-то недопитую бутылку лимонада. Пьет из нее.
– Ты никогда не слышал о гепатите, туберкулезе, холере или хотя бы гриппе? – спрашиваю я.
– Слышал, – отвечает он и делает еще один глоток. И еще один, и еще. Ставит пустую бутылку обратно на бордюр и говорит: – Пойдем в Универ, я Хироко увидеть хочу.
Хироко – девушка, в которую Заур влюблен. Нет, она не японка – она то же, что и мы, но предпочитает, чтобы ее называли японским именем. Частое явление среди фанатов анимэ. Заур ухаживает за ней уже почти год, но она не хочет бросать своего парня. На этой теме мы с Зауром и сдружились. В начале нашего знакомства он все плакался мне насчет Хироко, а я плакался ему насчет… Не важно. Точнее, не ваше дело.
Мы показываем охранникам студенческие билеты и проходим на территорию университета. Широкий мощеный двор совсем безлюден. У кого-то еще идут занятия, а те, кто с них сбежал, гуляют далеко отсюда. Хироко учится на актерском факультете. Мы заходим в здание, что рядом (факультет физического воспитания), и усаживаемся на мраморные ступени напротив большого, как витрина, окна. Никого нет, даже вахтера.
– Что у тебя в плеере? – спрашивает Заур.
– Сам послушай, – говорю я и протягиваю ему наушники
– Клево! – говорит он. – Новый альбом Тишины?
– Ага, – я забираю наушники, наматываю провода на плеер и убираю все в карман. – А с чего ты взял, что Хироко пройдет мимо этого окна?
– У нее занятия через двадцать минут заканчиваются. Она всегда проходит мимо этого окна, – он достает третий пирожок и ест его. – Знаешь, в последнее время я прихожу к выводу, что я все-таки голубой.
– Да, – говорю я насмешливо, – поэтому мы сейчас сидим здесь и ждем Хироко.
– Хироко не опровергает, а только доказывает мою голубизну. Ты хорошо ее видел? – он достает из внутреннего кармана маленькую картонку, на ней фото Хироко, ее настоящее имя, номер телефона и название должности в косметической фирме: это визитка. – Вот смотри: подбородок у нее мужской, волевой, с ямочкой, как у тебя. Да и рост у нее больше чем у других девушек, а размер ноги сорок второй.
– Тоже как у меня, – говорю я еще более насмешливым тоном.
– Я серьезно, она мужественная.
– Согласен, но все-таки она женщина.
– Ну, да, – соглашается Заур, – но меня привлекает именно мужское в ее внешности.
– Иди ты в жопу, она нравится многим парням. Что, теперь всех в латентные геи записывать? Кстати, зачем мы ее ждем?
– Мне ей сказать надо кое-что.
– А как у вас вообще?
– Да никак. Она говорит, что я ей нравлюсь во всех отношениях, но бросить парня своего она не может, потому что они вместе уже два года.
– Что за хрень? Мне это не нравится. По-моему, она дурачит тебя.
– А не легче ли тогда сразу отшить меня раз и навсегда?
– Ей нужны поклонники, – предполагаю я, – она же актриса.
– Возможно. А как у тебя с…?
– Херня. Она все рассказывает мне о своем бывшем, а я даже признаться не могу.
– И ты еще даешь мне советы?!
Через полчаса появляется Хироко. К этому времени Заур успевает покончить с последним пирожком и вытереть руки о джинсы. Хироко проходит мимо нас в компании четырех или пяти девушек, которые не достают ей и до плеча. У нее длинные красные волосы, которые, несмотря на сильный ветер, остаются в покое. Лак? Мы встаем на подоконник, машем руками и кричим «Hey-Ho! Let’s Go». Две девушки из свиты Хироко бросают на нас презрительные взгляды. Остальные, включая королеву, даже не обращают внимания. Когда уже совсем безучастная к нашей выходке компания исчезает из поля зрения, мы соскакиваем с подоконника и выбегаем за дверь.
– Держи меня, – кричу я и запрыгиваю Зауру на шею. Он обхватывает мои ноги и бежит за девушками.
– Хироко! – кричим мы оба.
Хироко оборачивается и смотрит на нас взглядом, означающим «Как вы себя ведете?!». Другие девушки смотрят на нас взглядом, означающим «Что это за херня такая?».
– Хироко, это твои друзья? – спрашивает одна из них.
– Подождите меня у выхода, – отвечает Хироко, и девушки удаляются. Прежде чем скрыться за углом здания актерского факультета, каждая из них успевает оглянуться.
– Пора бы и спешиться, – говорю я и слезаю с шеи Заура. Снова захожу в здание ФИЗВОСа, оставив их вдвоем. Я сижу на подоконнике, на котором только что стоял, дышу на стекло и рисую черепа и сердечки. Через пару минут ко мне заглядывает Заур.
– Пойдем, – говорит он.
– Вы уже поговорили? – удивляюсь я.
– Да. Завтра она идет со мной в кино.
– Круто.
Двор университета оживленнее, чем когда мы вошли. Серые группки студентов бредут к выходу. На улице мы решаем, что хотим отлить и направляемся к зданию исторического факультета, через дорогу от основного корпуса – именно там ближайший туалет. В здании шесть этажей. Мы заходим в лифт.
– Может, отольем прямо здесь, как быдло? – предлагает Заур.
– Нет, – отвечаю я и нажимаю кнопку «6».
– А почему последний этаж? Туалеты ведь на каждом, начиная со второго.
– А почему бы и нет?
Мы выходим напротив деканата. В коридоре несколько разнополых студентов. Пройдя мимо двух аудиторий и повернув налево, мы находим мужской туалет. Кабинок всего две. Каждый занимает свою. Отлив, я мою руки, а Заур курит.
– Взгляни на это, – говорю я и показываю ему сообщение, пришедшее мне вчера с незнакомого номера. Заур читает:
– Long after midnight on a night like this. I’d sit by my blacklight and dream of your kiss, – потом спрашивает: – От кого это?
– Не знаю. Не раскрывает себя. Может быть, ты позвонишь со своего?
Заур набирает номер. Я отчетливо слышу гудки и девичий голос, который говорит «Ало».
– Здравствуйте! – начинает Заур дикторским тоном. – А с кем я разговариваю?
– А кого вы хотели услышать? – доносится из трубки.
– Я хотел бы знать, кто шлет моему парню любовные стихи.
– Что?!!
– Что, что! Я заглянул в его телефон, а там «Dream of your kiss» с этого номера, – дальше он истерично вопит: – Что у тебя с ним было, сучка?!
– Ненавижу тебя! – раздается такой же вопль на другом конце и связь прерывается.
– Ты все слышал? – обращается Заур ко мне.
– Ага, прикольно, – говорю я. В это время на мой телефон приходит новое смс с того же номера. Я читаю его вслух: «Прочь из моей жизни, педрила!». Заур смеется. Я тоже. Сигарета Заура догорает до фильтра, и мы покидаем туалет. Автоматическая дверь лифта закрывается, и в зазоре между створками мелькают этажи. Один, второй… На середине пути вниз я решаюсь и хватаю Заура за ворот куртки. Заур в растерянности. Я подтягиваю его к себе и пытаюсь поцеловать. Он высвобождается и отталкивает меня. Я ударяюсь спиной и затылком о стенку.
– Извини, – говорю.
– Все в порядке.
Автоматическая дверь открывается, и мы выходим в холл, затем на крыльцо. Лица прохожих снова смазаны. Начинается дождь. Мы стоим и молчим, пытаясь придумать предлог, чтобы разойтись в разные стороны.
