ИСТОРИКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
В пореформенный период в Осетии, как и по всему Кавказу, функционировал социальный институт народов Кавказа – абречество, которое всегда привлекало внимание российского общества. Заметим, что в историографии Кавказа имеются различные трактовки термина «абрек» (от осетинского абырёг, абрег – скиталец, разбойник);1 в прошлом у народов Кавказа – изгнанники из рода, которые вели скитальческую или разбойничью жизнь. В эпоху обоснования русского царизма на Кавказе абреками стали называть и всех тех, кто вел одиночную борьбу против царизма и установленного им режима2 . Не вдаваясь в подробный анализ трактовки термина «абрек», необходимо подчеркнуть, что слово это приобретало разные оттенки значения в зависимости от многих обстоятельств, например, времени, места действия, социальной среды, кому конкретно противостоял тот или иной абрек и т.д. Абреками становились, как правило, те кто: а) был изгнан родом (фамилией) за те или иные провинности; б) поклявшийся бороться в одиночку с помещиками-притеснителями; в) вынужденные бороться с местными властями из-за мошенничества, взяточничества, необоснованных и систематических притеснений, несправедливых обвинительных приговоров судей и т.д.
Сами абреки тоже делились на несколько категорий. Условно их можно разделить на: а) тех, кто грабил всех, у кого можно было что-то отобрать (деньги, лошадей, быков, оружие и т.д.); б) грабивших только богатых людей (купцов, дворян, помещиков и т.д.; в) тех, кто грабил и убивал в основном своих бывших притеснителей, обидчиков, например, ненавистного помещика, судебного пристава, судью, сельского старшину и т.д. Наиболее крупные, авторитетные и известные абреки иногда заступались за своих бедных родственников, друзей и знакомых, которых притесняли местные власти или более сильные члены сельских обществ. В процессе продолжительного времени любой традиционный общественный институт, как правило, претерпевает некую трансформацию в соответствии с изменением политических, экономических и социальных обстоятельств. С присоединением осетин и других народов Кавказа к России постепенно начали меняться многие общественные институты коренных народов края, в том числе институт абречества. Абречество в Осетии во второй половине XIX в., конечно же, отличалось от абречества, например, второй половины XVIII в., однако при этом между ними существовали общие характерные черты, схожие закономерности и традиции. Во все времена абреками становились, как правило, физически сильные, смелые, ловкие, волевые мужчины, готовые идти на рискованные, жестокие и неординарные шаги, в том числе грабежи и убийства. Абрек в Осетии, как и по всему Кавказу, считался «профессиональным бандитом», «неуловимым злодеем», «ловким разбойником», которого власти и цивилизованная часть российского общества рассматривали в русле культа насилия. Абреки в Осетии, как и в других местах Кавказа, действительно занимались «грабежами и разбоями», что и объединяло их независимо от возраста, вероисповедания или национальности. Грабежи и разбои нужно рассматривать как очевидные признаки абречества вообще и осетинского в частности. Тем не менее нельзя сводить абречество исключительно к грабежам и разбоям. При таком упрощенном подходе к анализу института абречества трудно понять его внутренний мир, сущностное содержание. Среди абреков было немало защитников обездоленных, настоящих патриотов Осетии, достойных представителей своего народа. Абреки времен борьбы осетинского народа с иноземными захватчиками пользовались почетом, уважением и славой среди соотечественников. Так, например, профессор Ф.Х. Гутнов приводит характерный эпизод из истории Осетии XIII века: «Распространенной формой борьбы в этот период стало абречество – такая форма сопротивления, когда воюющий мстит врагу, не имея силы его уничтожить»3. Во времена татаро-монгольского нашествия осетины боролись против захватчиков. Характерными чертами борьбы алан-осетин были нападения небольшими отрядами, угон скота у завоевателей, уничтожение угнетателей и предателей. Еще одна характерная особенность этого сопротивления состояла в полной поддержке его со стороны местного населения4. Известный общественный деятель и публицист конца XIX – нач. XX вв. Г.В. Вертепов, хорошо разбиравшийся в проблемах горцев Кавказа, писал об абреках средневековой Южной Осетии: «Обездоленные люди образовывали шайки абреков и снова вступали в борьбу»5. Как видим, исследователи абречества характеризуют его как массовое народное выступление против врагов Отечества, что во все времена у всех народов считалось проявлением мужества и патриотизма.
Осетинское абречество во второй половине XIX в. чаще всего носило характер социального протеста, специфическую форму сопротивления властям. Наиболее известные и популярные в народе абреки, как правило, разбойничали, грабили и убивали ненавистных помещиков и одиозных представителей власти не столько ради личной наживы, сколько борясь против существующих порядков, где господствовали социальный и национальный гнет, несправедливость, нищета большинства населения и неслыханное богатство меньшинства и т.д. В Южной Осетии, где острые противоречия между грузинскими помещиками и осетинскими крестьянами продолжались долгое время, абреческое движение оживилось в пореформенный период. Именно во второй половине XIX в. в Южной Осетии появились известные и популярные абреки, которых знали и за пределами Осетии. Среди них были Ципу Такаев, Николай Пухаев (Илико Пухашвили), Иосиф Хубулов, Тате Джиоев, Вардан Хетагуров, Исмел Догузов, Хадо Ханикаев, Лексо Тавгазов, Кужи Остаев, Карум Хубиев, Нони Чибиров, Алекси Хасишвили (Хасиев), Сави Тедешвили (Тедеев), Габо Гиголашвили (Гиголаев) и многие другие. Почти все они пользовались уважением в трудовом народе, так как грабили эксплуататоров-помещиков, представителей власти, всех, кого трудовой народ не уважал. В середине XIX в. по всей Грузии были известны знаменитые «Гудские разбойники» (выходцы из ущелья Гуд, в верховьях Белой Арагвы) во главе с Ципу Такаевым. Эта группа абреков отличалась особой смелостью, отвагой и изобретательностью. Она вела ожесточенную и систематическую борьбу против грузинских феодалов Мтиулетии (западная часть современного Душетского района Грузии) и в течение многих лет, преследуемая полицейскими силами, успешно оборонялась в разных местах Грузии и Южной Осетии.6 Трудящиеся массы поддерживали «Гудских разбойников», так как видели в них единственную силу, которая противостоит произволу помещиков и властей.
Наиболее популярные в народе абреки достигали такой народной славы и любви, что о них были сложены песни. В конце XIX в. такую песню южные осетины сложили об одном из самых знаменитых и отважных осетинских абреков Николае Пухаеве (Илико Пухашвили).
Заметим, что о «группе разбойников» во главе с Илико Пухашвили неоднократно писали газеты «Тифлисский листок», «Новое обозрение», «Кавказ» и другие. Например, анонимный автор в 1897 c. писал в «Новом обозрении» о Пухашвили: «Проезжал я недавно мимо того места, где летом был убит разбойник Пухашвили – между селениями Двани и Церовани. После убийства Пухашвили на этом месте, под двумя дубами, устроена была небольшой длины скамейка и поставлен каменный памятник в 1,5 аршина высоты. Как видно из надписи на каменной колонне, памятник этот поставлен кем-то разбойнику Пухашвили. Все стороны четырехугольной колонны исписаны. Одна из надписей, между прочим, гласит: “Богатых я грабил и давал беднякам, никого я не убивал, но видишь, что сделал изменник Ломидзе” (убийца Пухашвили)… Пухашвили был на самом деле одним из тех разбойников, которые не особенно падки до человеческой крови, в особенности, бедняков. История разбойника Пухашвили, насколько известно, не омрачена ни одним убийством и грабежом бедняка»7. Заметим, что в корреспонденции анонимного автора и в народной песне о Пухашвили имеются противоречия. Если в песне говорится, что абрек «одних булконов (полковников) пятнадцать убил», то на памятнике кто-то (надо полагать, родственник, друг или поклонник) от имени Пухашвили уже утверждает, что он никого не убивал. Проблема, однако, не в этом противоречии, а в большой популярности «разбойника Пухашвили», которого простой народ в большинстве своем уважал, ценил и любил. Газета к заслугам Пухашвили, которого она назвала «одним из совестливых разбойников»8, отнесла заботу о бедняках. В селении Швлискури он «созвал сельчан и, представив им список состоятельных жителей этого села, потребовал от них контрибуции, определив даже долю взноса каждого»9. Поддерживаемый крестьянской массой абрек Пухашвили «точно так же обложил ежемесячным налогом» состоятельных людей «различных сел и правлений, но бедняков он никогда не трогал»10. Следует подчеркнуть, что для абрека в Осетии, как и в других местах Кавказа, необходим был высокий статус в народе. Наиболее авторитетные и популярные абреки придерживались неписаных правил горской рыцарской чести, которая включала такие понятия, как мужество, бесстрашие, сердобольность по отношению к более слабым, беднякам, больным, нуждающимся в помощи, решительность и даже дерзость в борьбе против всех притеснений беднейших слоев населения. В силу особенностей психологии и менталитета осетин, как и других народов Кавказа, дерзновенные помыслы и поступки в борьбе против притеснителей всегда вызывали и вызывают уважение и симпатию большинства соотечественников. В этом отношении показательным является послание известных осетинских абреков Сандро и Тате Джиоевых, а также Малгоева, которое они отправили ахалгорскому приставу. Абреки писали представителю ненавистной власти: «Мы слыхали, что как будто мы вам очень нужны, преследуете нас и не можете встретить нас. Так, если ты не баба какая-либо, то выходи к нам навстречу с тремя сотнями казаков или гапаров и тогда видно будет, кто какое имеет мужество»11. Приставы, как и другие представители властей, а также помещики, купцы, многие журналисты и т.д. называли абреков «разбойниками», «преступниками», «бандитами», совершавшими «дерзкие нападения». Абреки появлялись то в одном населенном пункте, то в другом, где родственники, друзья и знакомые, а иногда и незнакомые, встречали их доброжелательно, по обычаю горского гостеприимства. В населенных пунктах абреки рассылали послания богатым людям с изложением конкретных требований, которые были обязательными для выполнения. В народе, как правило, узнавали о содержании требований абреков, что повышало их авторитет. Так, например, газета «Кавказ» в 1897 г. сообщала о «повседневных разговорах» в Цхинвале, которые велись вокруг «известных разбойников и их главарей-осетин: Пухашвили, Тедешвили и Гиголашвили»12. Назвав абреков «самозванными шах-аббасами», газета сообщала о страхе среди помещиков, который они посеяли в Южной Осетии. Некоторые из богатых людей «заранее искали кредита, чтобы призанять денег, если потребуют разбойники, а то разнесут весь дом и не обойдутся без крови»13. 1 августа 1897 г. осетин-ские абреки Южной Осетии через крестьянского мальчика Чулухадзе послали письмо известному помещику, князю И.М. Мачабели, следующего содержания: «Князь Вано Мачабели! Пришли на расходы четыре тумана (40 рублей – Авт.), во избежание нашего посещения, и пять тунг (глиняный сосуд для вина, вместимостью примерно 4-5 литров – Авт.) вина. Пишут тебе Габо Гиголашвили и Сави Тедешвили»14. Встревоженный помещик, князь Мачабели поспешил ответить абрекам через того же мальчика: «В настоящее время денег у меня нет, но, если повремените, достану. Сообщите, куда я должен доставить»15. Второе письмо абреков, по содержанию и стилю напоминающее письмо Сандро и Тате Джиоевых, а также Малгоева ахалгорскому приставу, гласило: «Князь Вано! Бог свидетель, что я не хочу тревожить подобных вам людей. В тот день, когда Вы изволили ехать в Дзари, мы заметили Вас, но не хотели обидеть. Нам говорят, что вы угрожаете нам… А теперь, если хотите нас видеть, приезжайте в эту ночь к Сандро непременно. Не обманывай, приезжай, повидайся с нами – мы не волки. Пишет Сави (Тедешвили – Тедеев – Авт.)»16. Такое смелое и даже дерзкое обращение к сильному помещику, князю Мачабели, известному по всей Южной Осетии своими многочисленными притеснениями осетинского крестьянства, в отношении которого он добивался крепостной зависимости, заметно повышало авторитет абреков в простом народе. Широкие народные массы мало волновало то, что власти и грузинские помещики считали Пухашвили, братьев Джиоевых, Ханикаева, Хубулова, Тавгазова, Гиголашвили, Тедешвили и сотни других отчаявшихся и ушедших в абреки «разбойниками» и «бандитами». Беднейшие и угнетенные слои общества в душе приветствовали абреков за их смелость, отвагу, дерзость и желание биться «до победного конца» с существовавшей социальной и национальной несправедливостью, которая была одной из главных причин функционирования института абречества. Злоупотребления чиновников властью, стремление помещиков любой ценой жестоко эксплуатировать крестьянство, социальная и правовая незащищенность трудового народа были реальными причинами абречества в Осетии, как и по всей территории Кавказа. Поэтому, по выражению К.Л. Хетагурова, «абреки всегда были народными героями»17. Необходимо также отметить, что у осетин – при отсутствии на протяжении многих веков государства (после распада Алании) – не было совершенного в русском и европейском смысле понятия о государственных и должностных преступлениях. Не было здесь и четкого правового понятия о преступлениях против общественного порядка, против помещиков и других эксплуататоров трудового народа. Большинство населения Осетии, как и всего Кавказа, плохо себе представляло, например, «законность» постановлений о повинностях, закона о состояниях и неприкосновенности личного имущества и т.д. Горцы, привыкшие на протяжении веков жить по обычному праву, имели свои, отличные от российского права, представления о преступлениях и формах наказания. Это было одной из главных причин того, что в Осетии власти преследовали абреков, а местное население, в большинстве своем, многих из них укрывало и помогало им. Так, например, в борьбе против известного и популярного осетинского абрека Тате Джиоева власти ссылались на трудности, с которыми они столкнулись. Одной из главных они считали активную поддержку абрека и его группы населением. Уездный начальник пытался привлечь осетин к поимке абреков, но безуспешно. Он подробно описывал тифлисскому губернатору торжественный прием, который был устроен абрекам крестьянами села Басини. Уездный начальник пытался за помощью к старшине Корского общества, но убедился, что «не только никто не сочувствует делу преследования» абреков, «но даже его самого обзывали безмозглым, и он, старшина, вынужден был бросить след разбойников»18. Заметим, что это был не единственный случай, когда в борьбе властей с абреками население оказывалось на стороне последних.
В 1889 г. в Цхинвальском участке был пойман абрек Хадо Ханикашвили (Ханикаев). Его привели в дом молодого священника из села Цреве (Цру) Г. Кокошвили (Кокоева). Утром, во время завтрака, абрек сбежал, в чем власти усмотрели сговор с хозяином дома. За этот поступок священник Г. Кокошвили был освобожден от занимаемой должности19. Такие меры не могли поколебать решимости большинства трудового населения и дальше помогать абрекам, которые, как подчеркивалось выше, действовали в рамках неписаных правил горского этикета. О поддержке населением «благородных абреков» писали и газеты. Так, например, газета «Тифлисский листок», уделявшая большое внимание деятельности «разбойника Пухашвили», пыталась обратить внимание властей и широкой общественности на активную поддержку населением абреков. Газета писала: «Ежегодно получаются известия о новых подвигах Пухашвили. Население бессильно вести борьбу с правильно организованной шайкой головорезов, местная администрация с 1892 года в канцелярском порядке преследует шайку, и этим ограничивается вся деятельность уездного начальника и его подчиненных. Обращают на себя внимание мотивы уездной полиции, почему Пухашвили и его сподвижники неуловимы»20. Одной из главных причин такого явления, по мнению уездной полиции, является то, что население, не исключая дворян-помещиков, оказывает Пухашвили и его шайке явную поддержку, снабжая их пищей, ружьями, патронами, сообщая о времени преследования шайки и т.д.»21. Та же газета сообщала подробности вооруженного нападения абреков в составе Раждена Тваури, Павла Гаглошвили (Гаглоева), Сандро Джиошвили (Джиоева), Датико и Парнаоза Багаури (Багаевых), Андро Загашвили (Загалова) и других на представителей знати, произведенного ими в доме князя Захария Павленова в селении Квемо-Никози, ограблениях и насилиях22. Сообщения такого характера трудовое крестьянство, недовольное князем З. Павленовым, всегда воспринимало одобрительно. Абреки во главе с Н. Пухашвили (Пухаевым), Т. Джиоевым, К. Хубиевым, В. Хетагуровым и другими «специализировались» в основном на грабежах грузинских помещиков, князей, одиозных священников, представителей власти, разбогатевших в Южной Осетии.
В Осетии, как и в других местах Кавказа, были разные абреки. Одни пользовались уважением у большинства населения, другие – нет. Уважение к абреку зависело от того, как он вел себя в отношении к простому, угнетенному народу, как действовал против притеснителей-помещиков, коррумпированных чиновников, священнослужителей и т.д. Другими словами, действия и поступки абрека в понимании большинства соотечественников должны были соответствовать основным канонам обычного права, по которому, не имея писаных законов, государственности, конституции и т.д. осетины жили несколько веков. Известный юрист и этнограф, доктор права В.Б. Пфафф в 1872 г. подчеркивал: «Понятие о преступлении по осетинскому праву совершенно иное, нежели наше (российское – Авт.)»23. Другой известный юрист Г.М. Туманов также отмечал разницу в понятиях о преступлениях, которые существовали в законодательстве Российской империи и в обычном праве горцев Кавказа. Он писал: «Горские понятия о преступлениях не всегда совпадают с понятиями, установленными действующим уголовным кодексом (России – Авт.)»24. Надо сказать, что осетинские абреки, как и абреки других народов Кавказа, были вне законов Российской империи, но многие из них, с точки зрения соблюдения обычного права народов Кавказа, могли считаться достойными, уважаемыми, порядочными и, даже в определенном смысле, благородными. Однако были и такие абреки, которые нарушали каноны обычного права. Тем самым они ставили себя в крайне изолированное, тяжелое и опасное положение, превращаясь в действительных разбойников. Наиболее одиозные абреки, совершавшие преступления даже по обычному праву осетин, подвергались бойкоту (по-осетински «хъоды») родственников, односельчан, друзей, знакомых и т.д. Для любого горца, в том числе и для абрека, бойкот был достаточно суровым приговором.
На Кавказе, в том числе и в Осетии, были абреки, ставшие ими из-за корыстных мотивов. Таких абреков не уважали ни богатые, ни бедные. От них, как правило, отворачивались, их презирали, боялись и ненавидели. Население чаще всего охотно помогало полицейским арестовывать и даже уничтожать таких абреков, ибо они грабили всех, а разбой для них становился смыслом жизни. Именно о таких абреках писал выдающийся русский ученый М.М. Ковалевский, исследовавший проблемы обычного права осетин. В получившем широкое признание научном исследовании «Современный обычай и древний закон (обычное право в историко-сравнительном освещении)», вышедшем в Москве 1986 г., он описал институт абречества у осетин Алагирского общества. Ученый анализирует взаимоотношения осетин-алагирцев и поселившихся на соседнем плоскогорье кабардинцев. При этом он подчеркивает, что алагирцы «долгое время» жили между собою в мире и согласии, пока рядом «не поселились кабардинцы». М.М. Ковалевский пишет: «С этого времени отдельные семьи, из видов наживы, вступили с кабардинцами в соглашения, стали помогать им в их набегах, угонять к ним скот соседей, за что и были прогнаны с позором из среды Алагирского общества. Изгнанники, так называемые абреки, поселились в Куртатинском ущелье»25. М.М. Ковалевский здесь приводит конкретный пример бойкота («хъоды»), объявленного по обычному праву осетин нарушившим вековые традиции абрекам. Ковалевский подчеркивает, что в дальнейшем между абреками Куртатинского ущелья Осетии имели место «межродовые усобицы». Они закончились тем, что «часть населения выселилась из Куртатии в Тагаурию, ущелье, до той поры никем не занятое. Любопытно отметить при этом, что колонисты Тагаурии являются как бы пионерами кабардинской цивилизации»26.
В целом абречество во второй половине XIX в. продолжало оставаться формой социального протеста беднейших слоев населения. Многие абреки, особенно в Южной Осетии, как бы напоминали властям и помещикам о том, что осетинское крестьянство готово бороться против своих притеснителей-эксплуататоров и в такой «разбойной форме» как абречество.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Большая советская энциклопедия (Третье издание). М., 1970, т.1, с.29.
2 Там же.
3 Гутнов Ф.Х. Средневековая Осетия. Владикавказ, 1993, с.61.
4 Там же, с.62.
5 Вертепов Г.В. В горах Осетии // Терские ведомости, 1900, №52, с.4.
6 Ванеев З.Н. Крестьянский вопрос и крестьянское движение в Юго-Осетии в XIX веке. Сталинир, 1956, с.360.
7 Новое обозрение, 1897, № 4768.
8 Там же.
9 Там же.
10 Там же.
11 Блиев М.М. Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений. М., 2006, с.314.
12 Кавказ, 1897, № 209.
13 Там же.
14 Там же.
15 Там же.
16 Там же.
17 Хетагуров Коста. Собрание сочинений в пяти томах. Т.IV. Владикавказ, 2001, с.25.
18 Блиев М.М. Указ.соч., с.314.
19 Новое обозрение, 1890, № 2319.
20 Тифлисский листок, 1897, № 147.
21 Там же.
22 Там же, 1899, № 23.
23 Пфафф В.Б. Народное право осетин // Сборник сведений о Кавказе. Т.II. Тифлис, 1872, с.266.
24 Туманов Г.М. Задачи уголовного суда на Кавказе // Вестник права, 1903, февраль-март. Кн.2-3 СПб., 1903, с.184.
25 Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон (обычное право осетин в историко-сравнительном освещении в двух томах). Репринтное воспроизведение. Т.I. Владикавказ, 1995, с.36-37.
26 Там же, с.37.
