РАССКАЗ
Мир выдохнул ночь, но держит паузу покоя.
Склоны гор нависают над разделенной оврагом террасой, терраса обрывается к неподвижному морю, море переходит в небо с яркой утренней звездой.
На террасе по обе стороны оврага среди зарослей тамариксов стоят шатры, в которых крепко спят курсанты военной Лемурийской Академии имени Его Реальности Императора. В зеленых шатрах с восточной стороны – факультет Прикладной Гравитологии, в красных с западной – факультет Целевого Поиска.
Птицы, ветер, ветви, полосы солнечных лучей, прохлада и запахи – все замерло и наслаждается неподвижностью и ясностью мгновения. Пауза заканчивается… Все!
Вдох! Движение.
По поверхности моря бежит рябь, вспыхивает золотом вершина горы, оживают листья, густыми клубами растекаются запахи моря и трав. Звучит сигнал «Подъем!» Из шатров выбегают и строятся в колонны курсанты.
Перекличка, Гимн Императору, сигнал «В атаку». Две группы с флагами факультетов бегут к нависающим над террасами скалам. Кто первым установит свой флаг на вершине? Под чьим флагом пройдет сегодняшний день?
Взбежать на вершину можно и одному. На отвесном участке придется карабкаться особенно долго. С тяжелым, трепещущим на ветру флагом и того дольше.
Но я не один. Со мною мои друзья. Мы – команда Целевого Поиска. Мы умеем превращаться в одно целое. Сто ног, пятьдесят голов, одно дыхание.
Флаг держу двумя руками. Каждому курсанту за время сборов выпадает честь начать день с победы факультета. Семь дней подряд алый флаг реял над капселями и морем. Будет ли так сегодня?
Впереди, с боков и сзади моя команда. Ближние тянут, поддерживают и толкают меня. Дальние тянут, поддерживают и толкают ближних. Мы взлетаем на гору, будто тень от облака – легко и беззвучно. Я старательно делаю то единственное, что зависит от меня – быстро и точно ставлю ноги в трещины, промоины и гнезда от выпавших из конгломерата камней. Маршрут, удачно выбранный семь дней назад, знаком до мелочей.
Когда склон выполаживается, скорость возрастает. Вот она, вершина с каменным туром под флаг. Мы устремляемся в последнем рывке, но я замечаю, что команда с зеленым флагом нас опережает. Их передовая группа отсекает нам путь к туру и привычно вступает в драку, сдерживая нас и позволяя своему знаменосцу первым достичь цели.
Сегодня удача не на нашей стороне. Восьмого дня нам не досталось. Над бухтой противно зеленеет флаг факультета Прикладной Гравитологии.
Мы спускаемся вниз под радостные вопли гравиков. Ни один из моих друзей не попрекнет меня неудачей. Ведь я не оступился, не нарушил равновесие, не снизил темп. Гравитологи нашли новый маршрут по скале, а, возможно, оптимизировали дыхательный ритм команды.
Но я ощущаю себя скверно. Мой день начался с неудачи.
Старший офицер, пройдя перед переводящим дыхание строем, твердо командует:
– Отставить пораженческий настрой. Ежедневные победы расслабляют. Но вы не проиграли, пока не признали свое поражение. Запомните: ни при каких обстоятельствах не признавайте свое поражение! Запомните: Император учился на нашем факультете. Вы его коллеги! Он любит вас!
– Теперь, распорядок дня!
– Подъем судна на поверхность. Быстро и без ошибок. Воспользуйтесь штилем.
После подъема – затопление.
По шеренгам глухо разносится тяжелый печальный вздох. Досада не только в том, что затопление с подъема такой же сложный, длительный, как сам подъем, процесс, качество которого повлияет на оценку. Затопление означает повторный подъем. А это, в свою очередь, означает, что желанный выходной и увольнение в город откладываются еще на день. Моя встреча с Люссиль отдаляется.
– Отставить вздохи! Наши коллеги гравитологи будут испытывать новый прибор, на основе недавно открытого явления – искусственного электричества.
О, боги. Как мы не любим этих гравитологов с их выдумками и заумью.
– После завтрака занятия по тактильной речи. Потом ужин, личное время, перекличка, отбой.
Чудо гравитации переоценить невозможно. Овладев даже малой частью этого чуда, можно успешно совершенствовать себя и мир.
Поднять с прибрежного дна старинное судно – дело простое и безопасное. Это могут даже соседи гравитологи. А вот сделать все это деревянными рычагами, веревками и блоками (302 блока, 54 рычага, 1232 узла, 32 лебедки, 3032 сажени веревок). Это может только команда Целевого Поиска.
Оценить гравитационные карты, течение, волнение, плотность донного грунта, заиленность судна, расположение звезд и Луны. И главное, оставаться единым организмом в процессе подъема. Возможно, в дальнейшем нам никогда не придется поднимать затонувшие корабли. Но навык единства, умение принимать задачу и выполнять ее, нам понадобится. «Укажи, что найти – я найду. Скажи, что принести – я принесу» – девиз факультета Целевого Поиска.
Весь вчерашний день я провел под водой. Рассчитывал точки крепления, усиливал их и оборудовал кольцами под крючья. Наверху был проведен монтаж подъемника и расчет усилий по блокам в соответствии с картой гравитационных нагрузок.
Все готово. Сегодня под воду мне не нужно. А жаль. Люблю я это дело.
Сигнал к подъему!
Утреннее солнце отражается от водной ряби и не позволяет четко видеть уходящие под воду тросы. Главное в этой работе не зрение, а чувствительность тела. Зрение мешает, и глаза должны быть закрыты. Каждый конец веревки контролируется отдельным человеком, который чувствует малейшее изменение нагрузки и приводит их в согласие с нагрузками других членов команды.
На каждом из десяти пальцев моих рук кольцо от контрольного фала. Я глубинщик команды, и вмешиваться в процесс подъема не могу, но прочувствовать его через контрольные фалы – моя обязанность. Вот пошла нагрузка по всем блокам. Блок 205 отстает. Это оттого, что в нем используется новая, нерастянутая веревка-трос. У нее больше вытяжка. Я вслушиваюсь в действия курсанта 12. Он ускоряет выбор. Очень опасно. Сейчас может последовать рывок. Но курсант 12 – молодец. Он мягко и естественно сбрасывает скорость и с предельной точностью вписывается в общую нагрузку. Блок 205 даже не вздрагивает.
Я буквально вижу, как древнее, наполовину окаменевшее судно, окутавшись облаком ила, отрывается ото дна. Из широкой пробоины в нижней части левого борта начинает вытекать песок. Это делает характеристики нагрузок переменными. Номера 7, 18, 29 замедляют свои лебедки, а 5 и 30 немного увеличивают нагрузку. Все эти моменты рассчитаны и учтены. И если гравитологи не допустили ошибки в построении карты – все пройдет гладко. Я приоткрываю глаза и встречаюсь взглядом со старшим офицером. Он стоит с противоположной стороны подъемника, и к пальцам его рук паутиной протягивается второй комплект контрольных фалов. Он тоже наблюдает подъем, а во время моего доклада будет контролировать меня. Уже контролирует. И уже зафиксировал первое мое нарушение – открытые глаза. С легкой досадой я их снова прикрываю.
Тросы-веревки будто проходят через меня. Я чувствую каждый узел. 516-й осевой десятого рычага констриктор чуть затягивается, и четверть номеров немедленно реагируют замедлением подъема, после чего половина реагирует на их замедление ускорением. После чего три четверти… Курсант 12 снова проявляет свой гармонизирующий характер. Неожиданным микрорывком рычага 40 он сбивает набирающую мощь разрушительную цепную реакцию. Вся команда одновременно уравновешивает рывок 40-го и фиксирует баланс. Подъем продолжается ровно и правильно, как ни в чем не бывало, но я покрыт холодным потом. Почему 516-й так себя повел? Глубинщик 1, то есть я, неправильно прочитал гравитационную карту, что едва не привело к потере судна. Усилием воли отбрасываю досаду и концентрируюсь на работе.
Носовая часть судна касается контакта вода-воздух. Выход из воды вторая по сложности, после отрыва, часть подъема. Перетекание и вытекание жидкости меняет вес отдельных участков поднимаемого предмета.
До меня доносится шум падающей в море воды, и я едва удерживаюсь от соблазна на это посмотреть.
Судно полностью поднялось над морем, и команда сосредоточенно удерживает его в равновесии, пока из пробоин вытекает песчаная пульпа. Успокоив и удержав груз от раскачки, мы получаем разрешение открыть глаза и полюбоваться результатом своих усилий.
Над искрящейся водой неподвижное, будто нарисованное на синем полотне неба в паутине тросов замерло древнее военное судно, сотни лет не видевшее дня. Лучи заслоненного им солнца золотой короной сияют над палубой и под днищем, и бриллиантовым сверканием пробиваются сквозь щели и пробоины. Кроме пульпы в воду вываливаются какие-то бочки и кувшины, выпрыгивают огромные крабы.
Мы в восторге поем Гимн Императору:
«Твоя Реальность лучшая из всех существующих во вселенной. И мы, отдавшись ей целиком, становимся совершенными частями Совершенства».
Гимн подхватывают еще с полсотни голосов, и оказывается, что сверху, с террасы за нашими работами все это время наблюдают курсанты и преподаватели факультета Прикладной Гравитологии. Они в восторге от нашей работы и, отбросив маску надменности и недоброжелательности, радостно приветствуют нас.
Спуск древнего артефакта на дно проходит спокойно и плавно. По просьбе гравитологов мы смещаем судно к берегу и несколько разворачиваем.
Во время доклада я беру на себя ответственность за срыв 516-го осевого десятого рычага и объясняю инцидент ошибочной интерпретацией мною гравитационной карты и соответственно неправильным креплением правого борта. Старший офицер слушает молча, не перебивая. Он не кивает согласно и не поправляет меня. Я чувствую себя все хуже.
Звучит сигнал к завтраку, но старший офицер разрешает дослушать лекцию профессора-гравитолога о новом приборе на основе электричества.
Холеный и самодовольный, с высокой прической из седоватых волос, профессор разговаривает с нами, как с группой невежд. Оттопыренная нижняя губа и высокомерная улыбка задевают самолюбие курсантов факультета Поиска. Но мы настроены на информацию, а эмоции, как учит нас старший офицер, должны быть под строгим контролем ума. Для поисковика, а особенно для Глубинщика, власть эмоций смертельна.
– Все вы наблюдали грозу.
Профессор вальяжно прогуливается перед строем.
– Все вы видели электрические искры при низком движении гравиоблака. Замечали, как липнет наэлектризованная ткань к телу. Но все это лишь невинные проявления, за которыми скрывается громадный потенциал феномена электричества.
Профессор рассказывает удивительные вещи о генерировании электрического тока, о перспективах, которые это открывает в будущем, и начинает мне все больше нравиться. Он описывает цивилизацию будущего, которая, овладев тайнами электричества, покроет металлической паутиной всю планету.
– Электричество будет освещать ночь, копать землю, перевозить грузы, передавать изображение и звук, – заканчивает свою лекцию профессор.
– Для чего, если у нас все это делает гравитация?– раздается вопрос из строя позади меня.
– Отставить вопросы! – вмешивается старший офицер.
Профессор, собравшийся от общих тем перейти к демонстрации своего нового прибора, замирает и поднимает взгляд в поисках недисциплинированного курсанта. Похоже, он решает, что это я. Он долго смотрит мне в глаза, то ли стараясь задавить авторитетом, то ли – запомнить. Этого мне еще не хватало! Что за день такой?
Куда спрятаться, чтобы дождаться его окончания? Мне невыносимо
хочется в море. На глубину. В тишину и полумрак.
После завтрака нас ведут в полевой класс под продуваемым полотняным навесом. Разбившись на пары, мы садимся на посыпанные морским песком участки земли и начинаем практические занятия по тактильной речи.
Тактильная речь – незаменимое средство коммуникации на глубине. Как только один глубинщик касается другого (в идеале: любой частью тела любой части тела), он может передать тому информацию любой степени сложности.
Моим напарником сегодня оказывается Кали. Он же курсант 12. Мой лучший друг и товарищ. Догадываюсь, что это «оказывается» – результат его интриг среди курсантов и манипуляций действиями командиров.
Мы с Кали родом из одной деревни. Деревни трудообязанных. Нам бы до конца жизни выращивать бобы и ячмень, если бы не отряд вербовщиков, прибывший к нам в деревню из столицы два года назад. Мы прошли отбор в Поисковики. Экзамен на устойчивость внимания. Экзамен на способность к сотрудничеству. Кроме того, мне в зачет пошло умение подолгу не дышать. Кали, кроме молниеносной реакции на движение, способен быстро находить слабые места любой системы. Вот и сегодня при подъеме судна он мгновенно исправил ошибку, упредив катастрофу.
Уже здесь, в академии, мы узнали о том, что Земля не просто шар, как нас учили в сельской школе, а четырехмерный шар. Мы узнали, что трудообязанные не просто выращивают продукты питания для себя и на продажу соседям, но и производят амбре жадности, которая особым образом собирается и служит ингредиентом в Олимпийской амброзии. Нам также разрешили узнать и то, что в Лемурии есть места, где производится амбре вожделения и амбре страдания, которые также входят в состав пищи бессмертных.
Здесь мы попробовали то, что никогда не смогли бы попробовать, оставшись жить в своей деревне трудообязанных. Мы попробовали, и полюбили секс. В небольшом городке за полигоном, куда курсантов отпускают в увольнение, мы познакомились с Люссиль. О, Люссиль! Сначала с ней встречался Кали. Потом, после знакомства с множеством других девушек, с нею познакомился я. Но все это показалось вареной морковкой после того, как мы встретились втроем.
О, Люссиль! Ведь есть девушки куда красивее и элегантнее. Так нет же. Одно воспоминание о маленьком красном прыщике на ее попе бросает меня в жар.
Звучит команда, и Кали кладет свою руку на мое плечо. По правилам, он должен пересказывать текст какого-нибудь устава или подробно описывать детали предстоящего подъема судна. Поначалу так и происходит. Его рука начинает плясать на моем плече, четко артикулируя каждое слово.
«Выход в глубину допускается только с разрешения старшего по званию», – цитирует он Устав Глубинщика Целевого Поиска. «В случае, когда уход в глубину несанкционирован, но необходим для соблюдения высших интересов Империи, поисковик обязан предупредить об этом равного по званию». Кто пишет такие уставы? И вдруг… Меня даже бросает в краску. «Ты обнимешь ее спереди, а я сзади… и начнем ее целовать… Тебе больше нравится левая грудь или правая?..»
Я понимаю, что мы поступаем неправильно, но сижу завороженный сладким нашептыванием его руки моему плечу. О, Люссиль! Я слушаю и слушаю, пока не поступает приказ взводного открыть глаза, размяться и смениться.
Я прихожу в себя и обнаруживаю, что все это время не дышал. А времени прошло немало. Курсанты встают с колен на ноги, чтобы размять затекшие мышцы и суставы. Солнце приближается к скалам, море волнуется, цикады неистово кричат на деревьях, будто предвещают конец света.
Мы снова опускаемся на колени. Я сажусь боком позади Кали и упираюсь ребром ладони в его шею под затылком, а безымянным пальцем касаюсь ключицы. Закрываю глаза.
«Знания, даваемые курсантам факультета академии, секретны. Присутствие на занятиях курсантов других факультетов строго ограничено, а в отдельных случаях запрещено». Это из Устава Академии. «Анализ векторов гравитации проводится Глубинщиком 1 в состоянии транса. Отвлекать Глубинщика 1 или нарушать его транс строго запрещено. Для соблюдения этого требования из числа курсантов группы выделяются двое, а при необходимости и больше человек для охраны покоя аналитика до его полного возвращения в сознание и до полного им осмысления и изложения достигнутых в трансе выводов».
«А как она вздрагивает, когда проводишь языком под коленкой…» Я понимаю, что не могу этому противиться. Мир исчезает, и время останавливается. Мой безымянный палец вырывается из-под контроля и поет оду сладким прелестям Люссили.
«Эта тонкая складочка у горла… А губки бантиком… А ее оргазм, который уносит нас троих выше Олимпа…»
Что-то заставляет меня открыть глаза. Солнце зашло за гору, и нестерпимый зной отступил. Рядом со мною склонился старший офицер. Его пальцы касаются моей говорящей руки. Я подскакиваю, пораженный осознанием непоправимого стыда. Подскакивает на ноги и Кали. Что я натворил! Кали пытается оправдываться, но офицер жестом останавливает его.
– Продолжайте занятия третьим в этой группе! – приказывает он Кали. – А вы следуйте за мною.
Я иду за офицером, как мальчишка, которого уличили в мастурбации. Позор! Позор! Что будет! Как долго он слушал мой бред? О чем он услышал? О прыщах на попе Люссиль? О тройном оргазме? О, боги! Упоминание об Олимпе! Это конец! Это политика!
Я не замечаю, как оказываюсь в штабном шатре. Старший офицер просит двоих офицеров и писаря выйти.
– Что же вы себе позволяете, курсант?– слышится сквозь шум в моей голове. – Вы, учащийся лучшего в стране факультета. Здесь учился сам Его Реальность Император.
Старший офицер ходит между столами.
– Я не снимаю ответственности с себя, – продолжает он. – Две недели без выходных кого угодно сведут сума. Но не вас, глубинщик. Ваше сознание должно быть устойчиво к эмоциям. Вы это понимаете?
До меня доходит, что он стоит передо мною и ждет ответа.
– Так точно! – отвечаю я.
– Что, так точно? Ответьте внятно и дайте оценку произошедшему инциденту.
– Мне стыдно, – говорю я, – это позор для курсанта Императорской Академии…
– Что, позор?
– Позор! Подобное поведение…
– Отставить! – с досадой в голосе произносит офицер. – Молчите! Вы ничего не понимаете! Вы…
Он бьет по столу кулаком, потом вздыхает и проникновенным тоном произносит:
– Забудьте все, что Вы сейчас думаете! Смотрите мне в глаза. Поднимите глаза!
Я с трудом выполняю команду.
– Вы меня сейчас не слышите и не понимаете. Вы взволнованы. Но я Вас прошу, услышьте и запомните то, что я Вам скажу. Неконтролируемые эмоции убивают глубинщика. И лучше возненавидеть, чем умереть. Возненавидь свою привязанность! Вы меня поняли?
– Так точно!
– Повторите!
– Возненавидь… – О, Люссиль! – Свою… привязанность!
– Если Вы этого не поймете, рано или поздно, погибнете… От занятий на сегодня я Вас освобождаю. Ступайте и подумайте.
Я бегу прочь, сломя голову. Не видеть и не слышать никого. В зарослях тамариксов есть поляна. Правда, она на территории гравитологов, но я прохожу на нее с нашей стороны. Курсанты сейчас на занятиях, и я смогу уединиться, собраться с мыслями и успокоиться. «Ступайте и подумайте!» И подумать.
Тропа бежит по горизонтали оврага. На перегибе сворачиваю и углубляюсь в заросли. С визгом взлетают напуганные цикады. Выбегаю на поляну и оказываюсь перед группой офицеров гравитологов. Они стоят, пораженные моим неожиданным появлением. Я не знаю, что мне сказать. Их пятеро. Среди них профессор, читавший нам утром лекцию об электричестве. Впечатление, будто я неожиданно нарушил его транс. Рядом полевой раскладной столик с разложенной на нем картой. Меня удивляет, что это не какая-то невиданная карта мистических электрических полей, а обыкновенная гравитационная карта с новым положением затопленного судна, с синими и красными стрелками векторов нагрузок и временным расположением Луны и планет по периметру.
Профессор, замечает мой взгляд, резко срывает карту со стола и поворачивает ее обратной стороной.
– Часовой!
Из зарослей выскакивает курсант. Увидев меня, кидается и хватает за локоть. Офицеры окружают меня.
– Я же просил… – шипит профессор, – выставить хорошую охрану!
И на меня:
– Почему ты не на занятиях? Устав Академии знаешь?
– Так точно!
– Это ты тот дерзкий умник-глубинщик? Почему на территории чужого факультета?
Весь день против меня! Из кипятка в пламя. Что им всем от меня надо! Чего ты орешь, ослиный помет! Закипаю и подбираю слова для дерзкого ответа. Но не успеваю.
Он встречается взглядом с офицерами. Те нервно опускают глаза.
– Уведите его!
Курсант-часовой нерешительно топчется за моей спиной.
– Чтоб до утра его никто не видел!
Мы идем через кустарники к обрыву над морем, и я пытаюсь осмыслить фразу профессора. У обрыва оборачиваюсь к курсанту, но он злобно толкает меня в спину.
– Пошел!
Это приводит меня в бешенство. Моя, не выраженная профессору злость, оборачивается на этого, вроде бы знакомого курсанта.
– Да кто ты…
Я резко разворачиваюсь и получаю кулаком в челюсть. На миг сознание покидает меня, но тело само группируется и уклоняется от удара ногой в грудь. Отскакиваю, встряхиваю головой и перехожу в атаку. Не знаешь, гравик, с кем связался!
Провожу серию ударов руками, но все они только рассекают воздух. Дерется он отменно. Легко уходит от кулаков и останавливает мою атаку, блокируя мою ногу ступней. Потом упирается ладонями в мою грудь и лицо и, гадко улыбнувшись, толкает. Я падаю с обрыва. В какое-то мгновение вспоминаю имя этого курсанта-гравитолога – Тельник.
Лежу, распластавшись на глыбе конгломерата под обрывом, смотрю на загорающиеся звезды и думаю о том, подниматься ли сейчас и идти в лагерь, чтобы успеть к вечерней поверке, или лежать здесь до утра? Может быть, «завтра» будет не таким жестоким?
С обрыва я скатился благополучно. Навыки и рефлексы скалолазания спасли меня от переломов и больших ссадин. Но ум мой в полной прострации. Неужели курсант Тельник по приказу профессора Академии Имени Его Реальности Императора пытался убить курсанта смежного факультета за нарушение пункта Устава Академии? Непостижимо! С ума они сошли?
Сползаю с глыбы и пробираюсь к волнующемуся морю. Под воду, под воду. Это еще одно нарушение Устава. Но пусть меня действительно убьют – я больше не могу.
Кровоточащие ссадины на спине и локтях болят от соприкосновения с водой. Набираю воздух и погружаюсь в темноту.
Настоящие Глубинщики могут оставаться под водой сутки. Они контролируют сознание, и в этом их недостижимый для других секрет. В моем далеком деревенском детстве была большая, поросшая камышами река, в которую я погружался с камнем на груди и бродил, бродил по дну, взбивая ил среди водорослей, рыб, улиток и затонувших деревьев. Позже, в Академии, когда меня научили считать пульс, я определил, что могу находиться на глубине в пределах девятисот ударов сердца. Передержка приводила к потере сознания и я, зная это, всегда всплывал, чтобы продышаться.
Подбираю увесистую глыбу и бреду с нею в темноту и неизвестность.
«Чтоб до утра его никто не видел!» «Ежедневные победы расслабляют!» «Что вы себе позволяете, курсант?» «Император любит вас!»
О, Люссиль! Только мысли о тебе греют мое сердце. Я вижу улыбку Люссили. На ее груди крепкие руки Кали, стоящего сзади. На ее левом бедре синяк. Я хочу поцеловать твой синяк, Люссиль. Мое тело и камень светятся при движении. Я иду по песку, нащупывая на дне скальные гривки, поросшие водорослями и ракушками. Сколько я под водой? Не важно. Здесь мне никто не мешает думать о Люссили и ее сладких прелестях. О, Люссиль! Когда твой язык бродит у меня во рту… а твои ладони…
Чувствую усталость и сажусь на песок, привалив камнем ноги. Лицо мое обращается вверх, туда, где пробивается сквозь воду восходящая Луна. Она улыбается мне и целует в губы. О, Люссиль! «Ежедневные победы расслабляют!» «Отставить вздохи!»
Луна светит сверху, значит, полночь. Сколько же я под водой? Одновременно вижу прыщик на попе Люссили и загадочный сияющий призрак. Призрак проходит мимо меня. Кто это, Люссиль? Провожаю его взглядом к темному, едва угадываемому со знакомыми очертаниями массиву. Призрак исчезает. «Что вы себе позволяете, курсант?» «Почему не на занятиях?» «Нарушать транс строго запрещено».
Люссиль щекочет мне живот павлиньим пером. Я вздрагиваю. Мы смеемся.
Призрак появляется снова. Он движется в обратном направлении. «Неконтролируемые эмоции убивают». Всматриваюсь в черный массив. Да это же наше судно! Я узнаю поднятое и снова затопленное нами судно.
Люссиль кусает меня за сосок. Люссиль, прекрати!
Призрак… Нет. Это подводный колокол. Он светится при движении сквозь цветущую микроорганизмами воду. Кто-то тайно пробрался к судну.
Люссиль целует мой пах. Подожди, Люссиль! Оставь меня!
Это запрещено! Возле затонувшего судна запрещено находиться посторонним. Это секретный объект. Пытаюсь подняться и обнаруживаю, что мои ноги придавлены камнем. Люссиль громко смеется. Ее смех переходит в крик оргазма. Она лишает меня воли и сил. Я вяло борюсь с камнем. «Не признавайте свое поражение!» «Ни при каких обстоятельствах не признавайте свое поражение!»
Люссиль стонет.
«Возненавидь!» «Возненавидь свою привязанность!»
Сбрасываю камень, но подводный колокол уже исчез в темноте. Всплываю. Луна зашла за скалу. На востоке забрезжило. Никогда еще так долго я не был под водой. Доплываю до берега и некоторое время лежу в тихой воде головой на песке. Я, конечно, нарушил много законов и правил. Я не был на поверке, не ночевал в лагере, ушел без разрешения в глубину, проник в запрещенный район… Но я должен идти и доложить о неизвестных в районе работ! Пусть меня накажут, вернут в деревню, сошлют в рудники добывать медь и излучать амбре страдания или отправят на войну, наконец… Я должен!
Немного отлежавшись, иду вверх по тропе в лагерь. Ноги не слушаются, и я несколько раз спотыкаюсь. На первом уступе от дерева мне навстречу отделяется тень. Я останавливаюсь. Часовой? Нет. Это, оказывается, профессор гравитологии. Я облегченно вздыхаю. Профессор мне не друг, но он офицер Академии.
– Это вы? – удивляется он. – Злостный нарушитель дисциплины!
– Ваша Реальность, – обращаюсь я сиплым голосом,– в районе нашего судна посторонние.
– Что вы говорите? – восклицает он. – Но что вы делали под водой ночью? Кто вам приказал погружаться?
– Никто, Ваша Реальность! Самоволка. Виноват. Готов понести наказание.
– Постойте! Но что вы могли видеть? Ведь темно.
– Я видел подводный колокол. Вода сейчас цветет. И он светился. Мерцал при движении.
– Это очень серьезно, курсант. Немедленно ступайте и доложите командиру. Я останусь и прослежу за окрестностями. Быстрее!
Он отступает, пропуская меня. Я миную его и тут же получаю удар ножом в спину. Под левую лопатку. Земля кидается навстречу.
«Возненавидь свою привязанность!» Я холодею от ненависти. Ненависти ко всему, что делает меня мягким, нежным и глупым. «Возненавидь».
Профессор со чмоканьем выдергивает из моего сердца кортик. Я глыба льда. Ни мыслей, ни эмоций. Раздается свист, и сверху слышатся быстрые шаги.
– Ни на кого нельзя надеяться, Тельник. Ты же говорил, что сбросил его с обрыва. Ты сказал, что он покойник.
Профессор пинает меня ногой.
– Твой «покойник» видел наших людей и шел докладывать. Где остальные?
– Они возвратились, Ваша Реальность.
– Успешно?
– Да. Редусцер у них.
– Цыц ты! Пошли!
– А этот?
– Пусть валяется. Когда его найдут, дело будет сделано.
Они уходят. Холодная глыба ненависти в моей груди не дает импульса к движению. Нет стимула. Появившуюся рядом Люссиль, жестоко отбрасываю прочь. Исчезни! Я ненавижу тебя! Ты – не опора!
«Твоя Реальность лучшая из всех существующих во вселенной». Нет! Прочь! И Ты не стержень. Исчезни!
Открываю заново, как давно забытую древнюю истину, Глубину. Здесь я способен убивать всякую привязанность. Представляю себя под водой.
Давящая холодная бездна морской глубины благостно окутывает меня.
Я поднимаюсь на четвереньки и уверенно, будто на каком-то небывалом собачьем параде, шагаю вверх по тропе. Или будто иду под водой с камнем.
«Отъявленный нарушитель!» Прочь!
«Что вы себе позволяете!» Прочь!
«Почему ты не на занятиях?» Прочь!
«Чтоб до утра его никто не видел!» Прочь!
«Погладь мне спинку!» Прочь!
«Что случилось, курсант! Ты меня узнаешь?»
«У него пробито сердце!»
«И он жив?»
«Зубы сведены. Разжать?»
«Не нужно!»
«Вызывайте врача! Сообщите ректору!»
«Какой связью?»
«Курьерской. Через спецпорт!»
«Это Императорский порт!»
«Выполняйте! Это вам не уголовщина. Это измена!»
«Что случилось? Ты видел их лица? Сколько их было? Имена знаешь?»
«Держись, парень. Ты среди своих!» Прочь!
Утро. Потолок армейского шатра. Медленно вспоминаю, кто я и где. Потом, без эмоций и волнений – случившееся. Шевелю кистями и ступнями.
Вместо кровати – медицинское «облако». Оно расположено на высоте половины роста. Сила тяжести на нем неравномерно снижена. Наверное, меня оперировали. Рядом с «облаком» стол. На столе чудной красоты кубок из черного металла. Крышка на кубке герметично скреплена зажимами-пломбами.
Медицинские гравиоблака снабжены датчиками, и те, кому это нужно, наверняка уже знают о том, что я проснулся.
Так и есть. Полог откидывается, и в сиянии света входит старший офицер с группой офицеров факультета Поиска. Они приносят запах моря, трав и здоровья.
Вошедшие строятся в шеренгу и старший офицер извещает:
– Отдельным приказом Его Реальности Императорского Величества за огромные заслуги перед Империей и за проявленное мужество вам присваивается звание первого офицера. Поздравляю!
Он приветствует меня, как офицер офицера, наложением своей правой руки на мое сердце, но только деликатно имитирует наложение. Остальные офицеры поздравляют меня таким же жестом, произнося «Ваша Реальность! Ваша Реальность!» и выходят из шатра.
Старший офицер опускает мое гравиоблако до земли и за отсутствием табуретов садится рядом на пол.
– Мое обучение закончено?– спрашиваю его.
– Да, вы приглашены в гвардию.
– Я почти ничего не помню. Как долго я без памяти?
– Двое суток. Почти. Сегодня закончено следствие, и как член следственной комиссии могу вам рассказать последовательность событий. А вы заполните пробелы. Чувствуете себя нормально?
– Да.
– Тогда начнем. Вам известно, что такое редусцер гальватный?
– Какой-то метеорный минерал?
– Верно. Это метеорный минерал, способный при грамотном применении открывать проходы в пространстве. Вы, когда добирались с вербовщиками в столицу, двигались через такие Проходы, что значительно сократило время вашего путешествия. Такими Проходами покрыта вся Земля и вся Луна, и выглядят они как высокие насыпи грунта или камней. Редусцерное вещество является стратегическим и строго контролируется государством. Содержание его в частных руках карается смертной казнью.
– Так строго?
– Да, в умелых руках оно представляет собой страшное оружие.
– Наверное, мне стоит еще поучиться в Академии, – улыбаюсь я.
– Бесполезно. Эти знания во время учебы поисковикам не даются.
Конечно, редко, но существует неучтенное редусцерное вещество. Так, во время построения гравикарты вокруг нашего древнего судна гравитологи обнаружили под ним кристалл редусцера гальватного. Это послужило толчком для попытки проведения государственного переворота. Преступники без труда завербовали знакомого вам профессора гравитологии. Тот под предлогом научного эксперимента с электричеством настоял на том, чтобы судно было поднято и положено в новой позиции якобы для чистоты эксперимента. На картах редусцер не пометили, из-за чего нами был допущен просчет, и мы едва не уронили судно. Спас положение ваш талантливый друг Кали.
Вы были совершенно правы, когда задали профессору вопрос о целесообразности работ с электричеством. Вообще, это какая-то лженаука.
– Ваша Реальность, этот вопрос задал не я, а кто-то за моей спиной.
Он озадаченно смотрит на меня.
– За вами стоял двенадцатый.
– Кали!
– Неудивительно – вы похожи и внешностью, и говором, и голосами, и манерами. Земляки, одним словом.
Сейчас он заговорит о сходстве наших сексуальный пристрастий. Но я ошибаюсь.
– После смещения судна они сделали обыкновенную грависъемку. Определили позицию судна и уточнили расположение редусцера. Как раз за анализом векторов гравитации вы их и застали на поляне. Кстати, ваша Реальность, для чего вы туда пошли?
Я понимаю, что это не праздное любопытство. Вопрос узловой. Судьбоносный.
«Искал уединение после взбучки, которую вы мне устроили» Не годится.
«Хотел уединиться и выполнить Ваш приказ: подумать над вашими наставлениями». Не годится.
А ведь он знал о том, что вопрос профессору из строя задавал не я. Он делает мне какую-то подачу…
«…это какая-то лженаука!»
– Ваша Реальность, я заподозрил профессора в хитрости. Не верю я в электрический рай будущего.
Он удовлетворенно кивает головой, и я догадываюсь, что наш разговор слушают или пишут.
– Я понимаю, что нарушал Устав Академии, но хотелось воочию убедиться в действенности результатов электрической съемки.
– Я так и думал. Именно в такой форме я изложил события членам комиссии и председателю. И что вы обнаружили?
– Я обнаружил, что они сделали обыкновенную гравитационную съемку. Перед ними лежала новая гравикарта.
– Вы не заметили на ней новых объектов?
– Ваша Реальность, я не успел. Профессор сорвал ее со стола и отвернул от меня.
– Понятно. Дальнейшее нам рассказал на допросе бывший курсант Тельник. Он увел вас от заговорщиков, но Вы на него напали. Почему?
– Курсант Тельник получил приказ от профессора меня убить.
На лице старшего офицера выражение: «ты не перегибаешь?»
– Приказ был не прямой, но однозначный.
– Вы не вспомните, как он звучал?
– «Чтоб до утра его никто не видел!» Вряд ли он предлагал Тельнику отвести и сдать меня в публичный дом.
Старший офицер улыбается. Будто говорит: «Тем более, что вы тамошний завсегдатай».
– И как вам удалось спастись?
– Никак. Он столкнул меня с обрыва.
– Но вы не разбились!
– Я скалолаз. Изловчился, правильно среагировал. Падая на осыпь, сгруппировался. Отделался ссадинами и ушибами. На камне под обрывом, наверняка, до сих пор сохранились пятна моей крови.
– Как вы оказались под водой? Это тоже нарушение Устава. Устава глубинщика.
– Вверх на террасу мне было нельзя. Я также был уверен в том, что Тельник спустится, чтобы проверить, жив ли я?
– И вы ушли в море?
– Да, там я имел перед ним явное преимущество.
Старший офицер снова понимающе кивает.
– Почему вы так долго находились под водой?
– Ваша Реальность, я потерял сознание. Забылся, потерял самоконтроль.
– И отчего вы пришли в себя?
– В моем мозгу зазвучал гимн «Твоя Реальность лучшая из всех существующих во вселенной». Это вернуло меня в сознание. И тогда я увидел колокол. Теперь я понимаю, что это заговорщики ходили за редусцером гальватным.
Он смотрит на меня, не скрывая восхищения. «Далеко пойдешь!» – говорит его взгляд.
– Потом я встретил профессора, и он ударил меня ножом.
– Это самая загадочная часть истории. За сотни лет существования лемурийской медицины это единственный случай, когда человек с вашим ранением не умер сразу на месте. Когда вы явились в лагерь и тактильно рассказали мне о заговорщиках, я вызвал по Императорскому Проходу службу безопасности и врачей. Ваше сердце зашивал личный врач Его Реальности Императора. То, что Ваши ткани и мозг долго обходились без кровообращения, это понятно. Вы глубинщик! Но врач сказал, что Ваше сердце почти не кровоточило. Как Вам это удалось?
– Я мысленно пел Гимн!
– Замечательно! Ну, собственно, и все!
Он протягивает руку и кладет на мою ладонь.
«Император объявил вас национальным героем!» – говорит его палец моей кисти. – «Но служба безопасности имела сомнения и версии. Теперь все блестяще!»
«Спасибо!» – отвечает моя кисть.
«И все же, для меня, в чем секрет спасения?»
«В вашей фразе: «Возненавидь свою привязанность!» Благодарю вас, Ваша Реальность!»
Он поднимается с пола. Его лицо покрывается красными пятнами, на глазах выступают слезы.
Некоторое время он, переполненный чувствами, стоит молча. Потом стряхивает оцепенение, кивает сам себе и переводит взгляд на черный кубок.
– А это вам лично от Императора.
Он поднимает кубок перед грудью и ставит обратно.
– Здесь Олимпийская амброзия. Пища богов. Шаг к бессмертию. Мало кто из смертных удостоился ее попробовать. Позвольте напомнить, что дарами свыше делиться с кем бы то ни было запрещено.
Я понимающе киваю.
– К вам пробивается ваш друг и земляк. Не буду задерживать. Всего вам доброго. Поправляйтесь!
После ухода старшего офицера в шатер вбегает Кали. С яркого света он не сразу видит меня. Потом его взгляд радостно вспыхивает, но тут же смущенно опускается.
– Ваша Реальность, разрешите?
– Кали, перестань. Мы ведь друзья.
Он напряженно улыбается и подходит к моей постели.
– Подними «облако».
Он возится с манипулятором, и моя постель зависает на уровне его груди.
– Ты теперь офицер… – Кали качает головой. – Герой Империи! Я горжусь дружбой с тобой.
– Ты подумаешь, что я говорю из вежливости, Кали, но я тоже горжусь дружбой с тобой.
У меня мало сил для благодарности за то, что он исправил мою ошибку при подъеме. Разговор не вяжется.
– Что там нового? Чем занимаетесь?
Спрашиваю, чтобы не молчать.
– Ничем. Поем гимны, отрабатываем рукопашку. Командные тренировки отменены. Флаг на гору не носим. Чем еще займешься, если двадцать раз на день переклички? Сосредоточение и транс невозможны.
Я удивлен.
– Почему?
– Военное положение!
– Зачем? Ведь заговорщики схвачены?
– Кто там схвачен? – оживляется, наконец, Кали. – Тельника схватили. Двоих, которые в колоколе спускались под воду, схватили. Они еле ногами перебирали – кровь закипела. А профессор с редусцером проколол пространство и сбежал. Говорят, на Луну. Сейчас Империя послала Лунному правительству ноту с требованием его экстрадиции.
Не спрашиваю, откуда у Кали столько информации. Вспоминаю профессора. Ни малейшего зла к нему не испытываю. Не ощущаю себя жертвой и не жалею себя. Ударом ножа в спину он вытолкнул меня на Олимп. Но и благодарности к нему я не испытываю. Враг Императора – мой враг.
– Зачем он нужен?
– Как зачем? Он специалист-гравитолог. Редусцер у него теперь есть. Отыщет участок твердого времени, и прощай планета. Все только об этом и говорят, и все ожидают конца света. Кто знает, чем он сейчас занят, этот профессор, и что ему в голову взбредет? Олимп и вся Лемурия в любое мгновение могут погрузиться в океан.
– Вот оно что! Значит, я так и не успею покрасоваться в своем новом мундире…
Кали смеется.
– Я думаю, все будет нормально. За профессором идет охота. Конечно, в этой ситуации военное положение смысла не имеет. Что мы сможем сделать, если вдруг территория начнет погружаться в море? Или если в спальне императора откроется Проход, и туда ворвутся заговорщики? Ничего. Это они там наверху с переполоха мечутся и творят, что попало. Говорят, разрабатываются планы залпом гравипушек сбить с Луны атмосферу и таким образом погубить профессора. Правда, при этом погибнут пять миллионов мирных жителей Луны… Но интересы Олимпа превыше всего!
Я настораживаюсь. Нас могут слушать, а он слишком много и громко говорит. Чтобы остановить Кали, кладу руку ему на ладонь. Но Кали истолковывает это по-своему и, перебивая меня, начинает тактильное словоблудие.
«Завтра мы разденем Люссиль и начнем ее ласкать. Тебе твоя любимая попка…»
Прочь!!! Я резко отдергиваю руку. Кали бледнеет, отскакивает от меня и вытягивается в струнку.
– Простите, Ваша Реальность! Забылся!
Его глаза бегают.
– Разрешите идти! Мне пора! Возможна перекличка!
Гляжу на не закрывшийся до конца полог. Оттуда пробивается луч света, в котором кружатся мухи и пылинки. Вот, и друга я обидел. Как ему объяснить, что после той ночи мне о женщинах говорить противно. Прочь! Кортик профессора убил во мне эту слабость. Вместе с жалостью к самому себе. После той ночи – я солдат.
Дотягиваюсь до кубка и с трудом переношу его к себе на живот. Здесь он почти невесом. Отвожу зажимы и открываю. В нос ударяет дурманящий аромат силы. Власть, Мощь, Обладание. И все это из правильных пропорций алчности, вожделения и страдания. Морщусь от запаха секса, но опрокидываю и пью взахлеб. Консистенция тяжелого пара. То ли пьешь, то ли вдыхаешь. Сбрасываю опустошенный кубок на пол, откидываюсь и продолжаю проникаться ощущениями. Вкус и дух амброзии полностью овладевают мною. Что-то во мне меняется. Страх тела покидает меня. Заботы тела перестают быть моими. Власть, Напор, Сила. Бессмертие! Судьба Лемурии – не моя судьба. Но Олимп, как вершина славы, мне далеко не безразличен.
Слава Его Реальности Императору! Хвала богам!
А что Кали? Кали – мой друг. И это навсегда. Я все ему объясню, и он поймет меня. Навстречу судьбе мы пойдем вместе. К славе и победам!
Власть, Напор, Сила! Дружба!
И, прости меня Люссиль, никаких прыщавых задниц!
