ШИПОВНИК НА СТЕНАХ
По стенам моей просторной комнаты
вьется спелый шиповник –
его посадили тут еще до моего рождения,
и он уже много лет цветет и плодоносит
на этих нестареющих обоях.
Мой взгляд то и дело поднимается
от пола к потолку,
кружит вокруг красной люстры
и с тяжестью возвращается
в ту грустную книгу,
что ты дал мне почитать.
Я лишь изредка
по-настоящему общаюсь
с ее героями.
Я думаю о своем…
Иногда мне хочется,
нет, мне кажется,
что ты войдешь сюда,
и мы обовьем друг друга,
как ветки этого шиповника,
и будем вместе ползти
по стенам и потолку
старой оранжевой комнаты,
задевая люстру
и делая воздух горячим…
ПРИЮТИ МЕНЯ, МОРЕ
Что я делаю тут – среди этих скал суровых?
Среди стариков этих, гордых и молчаливых?
Сердитых, мудрых, немилосердных,
величественных и надменных…
Мне снятся цветущие кусты, белый пляж,
отраженная в глазах влажная синь,
робкий шепот олив… масло, стекающее
по теплой ладони.
Что я делаю тут? В одиночестве и тумане?
В скорбной монотонности дождя?
Здесь умирают мечты,
здесь хоронят детский смех…
Я хочу видеть паруса,
в которые облачены корабли и женщины…
Хочу слышать незнакомую речь и смех
новорожденной волны – младенца моря.
Я хочу смотреть на воду, усмиряющую сердце,
сгорать от солнечных лучей, а не от огня,
ощущать в себе молоко со вкусом миндаля,
слышать имена, не привычные слуху…
Не держите меня, прокляните, изгоните!
Хочу изгнанницей быть, хочу видеть вас в прошлом –
исполинов, раскинувших надо мной свои могучие руки,
великанов из стали и золота, камня и хрусталя.
Там, где тают льды, там, где острые ароматы
проникают подобно вирусам в поры,
хочу встречать утро и провожать вечер…
А день… день пусть питается солью и песком.
Там мое место,
там чайки кричат о моей свободе…
ПИСЬМО ГЕРАСИМУ
Hello, hello,
mein geliebte,
Gerasimito,
Mudo’e’Bantido,
Это я,
Я! –
Утопленная
твоя
маленькая
сука.
Сегодня среда.
Меня обступила вода,
как всегда…
Но здесь
неплохо кормят,
зовут поплавать,
побродить по дну,
хотя потом…
оставляют одну,
ибо камень
на моей нежной шее,
которая от груза
все больше немеет,
вынуждает
отвечать на все: «нет».
Мудо, Мудо…
Герасимито,
там,
наверху,
ты убедил меня,
что я твоя,
и теперь –
я непонятный зверь,
не желающий свободы.
Так делаются рабы…
А рыбы
попадаются в подлые
рыбацкие сети…
Что за шум?!
Ааа… это дети…
играют в салки
на берегу этого кладбища,
моего пруда –
а-да…
Да…
знаешь,
веревка
уже так тонка,
что только рвани,
и камни
отвалятся сами…
Слышала,
ты обзавелся хозяйством,
у тебя строится дом…
Но я не о том…
Говорят,
Твоя корова
любуется облаками,
ей, должно быть,
не нравится трава,
а ее рога,
ветвистые весьма
(что нетипично для буренок),
не мешают задирать шею…
Вот бы и мне такую:
толстую,
жирную,
большую…
Чтобы и я могла
не только носом в ил,
а еще влево-вправо-вверх
посматривать…
Ох… как ноют бока…
Герасимито!
Недавно я видела сон:
в нем
ты перестал себе врать,
и твоя глухонемая рожа
выглядела благородно…
Страх от содеянного
не гнал к обрыву,
нервному срыву,
и ты больше не искал
смерти…
Ты прекратил
бег по инерции,
по кругу,
и не топил в пруду
настоящего друга…
Но, проснувшись,
я обнаружила тебя прежним –
в облаке дворовой пыли…
Ты так же, как раньше,
не используешь мыло
и жрешь грязными руками,
топая в кухню
ногами в вонючих сапогах…
Ах…
Герасимито.
Тут мило,
всегда свежо,
прохладно…
Ну ладно…
Я прощусь с тобой,
но помни:
ТЫ
НАВСЕГДА
МОЙ
ГЕРОЙ!
А твой покой,
ты ведь чуешь,
не за горами…
Мы выбираем конец свой сами.
Прощай,
Прощай,
Прощай…
Мудо’э…
мудо,
му-до-
доооо-
муууу…
