Крепость Владикавказ была заложена в 1784 году командующим Кавказской линией генерал-поручиком П.С. Потемкиным, который 25 апреля 1784 г. в рапорте своему дяде генерал-фельмаршалу Г.А. Потемкину-Таврическому писал: «Отраженные войска к горам вступили из Екатеринограда сего месяца 24 дня. При входе гор предписал я основать крепость на назначенном по обозрению моему листе под именем Владикавказ…»1.
Следует подчеркнуть, что крепость Владикавказ была основана у осетинского селения Дзауг (Дзауджикау). Село было основано осетином Дзаугом Бугуловым (памятник которому стоит во Владикавказе на площади Штыба) и имело два названия – Дзауджикау (в переводе с осетинского «село Дзауга») и Капкай (преддверие гор). Заметим и то, что в отдельных научных и публицистических работах, а также исторических документах именно осетинское селение Дзауг или Дзауджикау упоминается как Капкай. Так, журнал «Всемирное обозрение» в середине XIX в. писал: «Крепость Владикавказ заложена в 1784 г. при реке Терек у самого почти подножия Кавказских гор, превосходнейшей низменной долине на месте бывшего осетинского аула Капкай»2. В произведении А.С. Пушкина «Путешествие в Арзрум» читаем: «Мы достигли Владикавказа, прежнего Капкая в преддверии гор. Он окружен осетинскими аулами. Я посетил один из них и попал на похороны…»3 Добавим к этому, что в 1852 г. в корреспонденции об экономическом и социальном развитии крепости Владикавказ отмечалось: «Владикавказский пост, по имени расположенного близ него осетинского аула Капкай, назывался еще и Капкайским, – последнее название удерживалось и доныне»4. Есть немало и других свидетельств, указывающих на то, что Дзауг, Дзауджикау, Капкай и Владикавказ – это разные названия одного и того населенного пункта. Так, М.Владыкин в путевых записках «Владикавказ» в 1885 г. писал: «Владикавказ (Капкай – преддверие гор), с 15 тысячами жителей, местопребывание начальника Терской области, лежит на Тереке, на высоте 2280 ф. над поверхностью моря…»5 То же самое можно прочитать в солидном дореволюционном энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона, где сказано: «Владикавказ… основан в 1784 году на месте небольшого осетинского аула Капкай для охранения Военно-Грузинской дороги, служащей единственным удобным путем в Закавказье. Осетины и до настоящего времени называют его Капкай, т.е. «Горные ворота»; черкесы Терек-Кала (город на Тереке)»6. Далее в словаре говорится об Осетинском ауле, который иначе еще называли Владикавказским аулом. Он входил в пределы Владикавказа. В словаре также подчеркивается: «В 1859 году население Владикавказа вместе с Осетинским аулом равнялось 2 1/2 тысячам, в 1870 г. – 10 тыс., а в настоящее время (1892 г. – Авт.) оно доходит до 32 1/2 тыс.»7. Обращаю внимание и на то, что часть исследователей истории города Владикавказа по различным причинам пытается выдать два разных населенных пункта Дзауг (Дзауджикау) и Заурово (Сауква) за одно поселение. Однако факты свидетельствуют, что осетинский Дзауг (Дзауджикау) и смешанное ингушско-осетинское поселение Заурово (Сауква), несмотря на внешне созвучные названия, являются двумя самостоятельными и независимыми друг от друга поселениями. Заурово (Сауква) находилось на значительном отдалении от Дзауга и Владикавказской крепости. Известные путешественники и историки XVIII в. Штедер и Клапрот, побывавшие в Осетии и хорошо знавшие месторасположение Владикавказа и близлежащих сел писали, что Заурово находилось южнее Дзауга на расстоянии более 4,5 верст, т.е. около 6 километров8. В высшей степени интересными представляются сведения об осетинском селении Дзауге, которые оставил известный грузинский писатель второй половины XIX в. А.М. Казбеги. В очерке «Пастушеские воспоминания» (1886 г.) о своем пребывании в Дзауге-Владикавказе Александр Михайлович Казбеги писал: «Наше путешествие длилось пять недель. Мы шли медленно, долго… Перед нами раскрылось широкое Пуртузское поле, затянутое белесо-дымчатой пеленой. То была дымка над Дзаугом, переименованным русскими во Владикавказ»9. Важно подчеркнуть, что в отличие от русских или западноевропейских путешественников и исследователей, А.М. Казбеги очень хорошо знал географию и историю (насколько это было возможно в 1886 г.), быт и нравы кавказских народов. Он был этническим грузином, а родовое поместье его отца-помещика находилось недалеко от Владикавказа. Образование получил в Москве. Кроме грузинского и русского знал английский и французский языки. В «Пастушеских воспоминаниях» он составил точное воспроизведение местной топонимии, гидронимии, антропонимии. В отличных знаниях грузинского писателя и публициста географии и истории Терской области сомневаться не приходится. Одним словом, А.М. Казбеги был весьма образованным человеком, много раз бывавшим во Владикавказе и, в целом, в Осетии. Он однозначно считал, как показано выше, что Дзауг, т.е. Дзауджикау был переименован русскими властями во Владикавказ. Вряд ли он мог перепутать Дзауг с Заурово. Не вижу оснований для таких предположений.
Объем статьи не позволяет останавливаться на подробном и детальном анализе сочинений Штедера, Клапрота, Казбеги, других путешественников и исследователей XVIII-XIX веков, которые убедительно свидетельствуют о разнице между Заурово и Дзаугом. В постсоветский период часть исследователей, особенно в Ингушетии, настойчиво пытается доказать, что г. Владикавказ основан «с позволения ингушей» на месте ингушского селения Заурово. А для многих политиков и интеллектуалов Ингушетии такие «исторические открытия» служат «убедительными аргументами» для того, чтобы громко кричать о Владикавказе, как о столице и центре Ингушетии. Так, один из известных писателей и публицистов Ингушетии Саид Чахкиев, пытаясь доказать, что осетинское селение Дзауг и смешанное ингушско-осетинское селение Заурово, – это одно и то же поселение (согласно его логике – ингушское), утверждает: «Дзауаг есть имя собственное Заур, а «кау» – значит селение; иначе селение Заур»10. И далее категорично заявляет: «Никак нельзя согласиться с тем, что на месте нынешнего Владикавказа раньше стоял осетинский аул Капкай, так как земля эта с незапамятных времен принадлежала ингушам»11. Как видим, у С.Чахкиева своя версия, своя «аргументация», свои «оригинальные доводы» относительно места основания крепости Владикавказ, который был преобразован в 1860 г. в город. Получается, что все, кто писал о Капкае как месте основания Владикавказа, ошибались. Допустим. Однако слово «кау», которое в переводе с осетинского значит «селение», на что ссылается и сам С.Чахкиев, никак не увязывается с надуманной версией ингушского писателя и публициста. По его бойкой фантазии получается, что ингуши назвали свое село по-осетински «Дзауджи-кау». Это и есть абсурд, миф и фантазия. Если предположить, что основателем Дзауджикау был действительно ингуш Заур, то с такой же вероятностью надо предположить, что его село бы непременно назвали по-ингушски «юрт», а не по-осетински «кау». Например, Заур-юрт (в переводе с ингушского село Заура). А если Заур и Дзауаг (Дзауг) одно и то же, как доказывает С. Чахкиев, то получился бы Дзауаг-юрт, а не осетинское Дзауджи-кау. К этому следует добавить, что на территории Ингушетии и Чечни было и есть немало населенных пунктов, названия которых оканчиваются на «юрт», т.е. селение, например, Толстой-юрт, Али-юрт, Ахки-юрт и т.д.
С. Чахкиев и далее повторяет те же мифы, которые осетинскими и другими исследователями уже многократно разоблачались. Не будучи профессиональным историком, он слишком глубоко ушел в исторические дебри и застрял в них. Так, вопреки историческим фактам, он утверждает: «Осетины появляются около Владикавказа в год учреждения крепости»12. Данное утверждение также не подкрепляется убедительными фактами. Исторические документы и факты убеждают в том, что в XVIII в. военно-стратегическая и экономическая роль Владикавказа ограничивалась в основном пределами Осетии. Исключительно выгодное военно-стратегическое положение Осетии, а также ее богатые залежи полиметаллических руд и, конечно же, особое расположение осетин к русским, в целом к Российской империи, придавали Владикавказу особое значение для России. Следует подчеркнуть, что со дня основания Владикавказской крепости здесь находился осетинский форштадт, состоявший из осетин с. Дзауджикау. Осетинский форштадт иначе еще называли Владикавказским аулом. Создание осетинского форштадта было естественным, так как крепость Владикавказ строилась в местности, заселенной осетинами13. В этой связи большой интерес представляют сведения генерал-лейтенанта русской армии И. Бларамберга. В дневниковых записях «Об основании крепости Владикавказ» в 1811 г. он писал: «Крепость построена князем Потемкиным. Гарнизон, несколько мелочных торговцев и маркитантов для удовлетворения потребностей этого последнего и немногих осетинских семейств вне укрепления являются ее единственными жителями»14. Как видим, в 1811 г. русский генерал И. Бларамберг ни в крепости, ни в близлежащих местах от Владикавказа не видел ни ингушей, ни других нерусских народов, кроме осетинских семейств.
Заметим, что весьма интересные сведения о Владикавказе, близлежащих к нему селениях и народах, которые жили в этой местности, оставил нам видный ученый, русский академик немецкого происхождения Генрих-Юлиус Клапрот (1783-1835 гг.). Нет необходимости доказывать, что он был ученым-энциклопедистом, который побывал дважды в 1807 и 1808 гг. на Северном Кавказе. Он бывал в Ставрополе, Георгиевске, Пятигорске, у развалин Маджара, во Владикавказе, в населенных пунктах нынешней Северной Осетии. Давая характеристику ингушам, Клапрот писал: «Что касается времени их расселения в крае, в коем они ныне обитают, то они о том абсолютно не ведают»15. Здесь же он писал: «Охота, война и грабежи считаются ингушами самыми достойными уважения занятиями юности; и они грабят в равной степени, как во имя славы, так и по причине бедности. Главы семей у них безвластны, а какое-нибудь влияние на них имеют лишь красноречие и способности. Они абсолютно незнакомы с законами и отказываются от всякой покорности; а во всех своих взаимоотношениях и руководствуются исключительно древним обычаем. Отец вооружает своего сына сразу же, как тот обретает способность защищать себя, и после оставляет того на произвол судьбы и его наклонностей»16. Далее он отмечал: «24 декабря мы продолжили наш путь вдоль правого берега Терека. Мы покинули Владикавказ со значительно меньшим эскортом, чем тот, что нас туда доставил, на этот раз будучи сопровождены разве что 30 казаками и 12 егерями. Преодолев 4 версты, мы увидели слева от нас ингушское село Сауква, ныне именуемое русскими Саурово. Оно расположено на крутом берегу Терека в каких-то 2 верстах от первой цепи Кавказских гор. Ни одна часть села не видна из долины, исключая довольно высокую конусообразную башню, построенную из очень белого известнякового камня… Саурово населено ингушскими и осетинскими беженцами, почти все из которых живут в деревянных домах; но последние превосходят числом первых, так что уместнее будет называть это селение больше осетинским, чем ингушским (выделено мною. – Авт.). Через какую-то версту к востоку, на горе, расположено село Бушуа, откуда еще 7 верст до Больших ингушей»17. Обращаю особое внимание на то, что многие ингушские политики и общественные деятели считали эту весьма сомнительную версию, будто Владикавказ построен на месте «ингушского селения Саурово», козырной картой в политических интригах против Осетии. Они «доказывали» на этом основании, что Владикавказ является «ингушским городом», «столицей Ингушетии», «географическим и культурным центром ингушского народа» и т.д. Хотя для таких утверждений, как и раньше, так и сегодня нет никаких исторических, политических и правовых оснований. Так, ингушский писатель и публицист С. Чахкиев в книге «Идрис Зязиков: верой и правдой» несколько раз повторяет миф о том, что г. Владикавказ является «столицей Ингушетии», что этот город построили чуть ли не ингуши на «исконно ингушских землях». Он громит партийно-советские власти за то, что они лишили миролюбивый и трудолюбивый ингушский народ его столицы – города Владикавказа. Нагнетая межнациональные страсти, манипулируя сознанием значительной части ингушей, он пишет: «Все началось с того, что определенные круги Северной Осетии, при негласной поддержке вышестоящих властей, стали вынашивать планы по завладению городом Владикавказом, бесцеремонно оттеснив ингушей. Затея эта вылилась в большой скандал. Но до сих пор еще не обнародованы в полном объеме документы, относящиеся к этому делу, а также нам неизвестны имена тех, кто задумывал и осуществлял этот коварный замысел, приведший, в конечном итоге, к противостоянию двух братских народов. Но имя одного человека, который был лично заинтересован в уходе ингушей из Владикавказа и Пригородного района, могут назвать сегодня, как говорится, от мала и до велика, как в Северной Осетии, так и в Ингушетии. Это был кровавый палач и оборотень Иосиф Джугаев–Джугашвили–Сталин»18. Здесь С. Чахкиев не оригинален, так как до него уже многие ингушские политики и интеллектуалы неоднократно голословно утверждали, что «Владикавказ был столицей Ингушетии», однако Сталин, который был «этническим осетином» передал город «родной себе Осетии». С. Чахкиев далее пишет: «Обратимся к документам, которые нами получены благодаря стараниям ученых-энтузиастов, а также историков-любителей. Как известно, постановлением ВЦИК от 7 июля 1924 года Горская АССР была упразднена. В том же 1924 году в соответствии с Конституцией СССР были образованы Северо-Осетинская и Ингушская автономные области, а также Сунженский казачий округ. Город Владикавказ, являясь одновременно столицей Ингушетии и Северной Осетии, был выделен в самостоятельную административную единицу, входившую в РСФСР. Это было мудрое решение. Оно как бы говорило: вы, осетины и ингуши – народы-братья, и жить вам надо по-братски, будьте равными во всем, не стройте благополучие одной нации за счет ущемления прав другой, и между вами воцарятся мир и дружба. Так оно и было. Вернее, было бы, если бы два соседних народа решали сами свои насущные проблемы. Но грубое, беззастенчивое вмешательство властей разрушило основы стабильности и благополучия, которые складывались в регионе Северного Кавказа»19. Здесь ингушский писатель показывает свое незнание основ национально-государственного строительства на Северном Кавказе. Ему бы следовало доказать, что объединение двух братских вайнахских народов – чеченцев и ингушей было сделано властями против интересов ингушского народа. Это, на мой взгляд, еще один миф, созданный определенными силами в Ингушетии и направленный не только против Осетии, но и Чечни. Разумеется данный аспект большой проблемы представляется не только актуальным, но и деликатным. В настоящей статье эта сторона проблемы обходится преднамеренно. Однако на нее рано или поздно обратят внимание сами вайнахские исследователи. А пока в Ингушетии довольно активно муссируется версия «коварности» объединения в начале 30-х годов XX века близкородственных чеченцев и ингушей в одну автономную область – Чечено-Ингушскую, которая в 1936 г. была преобразована в Чечено-Ингушскую АССР.
Не выдерживает критики и следующий вывод С. Чахкиева. Он пишет: «Руководство Северной Осетии вначале подспудно, а с 1924 года в открытую стало проводить политику завладения городом Владикавказом. Нетрудно представить, какую бурную реакцию недовольства вызвало у ингушского народа это необоснованное, более того, наглое притязание осетинских властей на чужое»20. Проблема Ингушетии как в 20-е–30-е гг. XX века, так и сейчас, в 2010 г., на мой взгляд, состояла в том, что ее руководители из лучших побуждений, из «большого патриотизма» вводили в заблуждение свой собственный народ. Историческая правда состоит в том, что ингушский народ никаких прав никогда не имел на город Владикавказ, который, кстати сказать, построили в основном русские власти, русскими руками и на русские деньги.
Совершая «кавалерийские атаки» на руководство Северной Осетии и осетин, Саид Чахкиев пытается внушить в первую очередь общественности Ингушетии, а затем и всей Российской Федерации, что «зловредные осетины» и еще более «зловредное руководство» Северной Осетии волюнтаристским методом в начале 30-х годов забрали у «бедных ингушей» их столицу – город Владикавказ, а также ингушские заводы, фабрики, учреждения культуры и т.д. Разумеется, ингушский писатель и публицист таким образом внес немалую лепту в создание образа врага в лице и Осетии. Так, он пишет: «Это были годы, когда руководство Северной Осетии, не гнушаясь никакими приемами, усиленно вело политику возвышения Осетии в глазах общественности и принижения Ингушетии. С ингушской стороны, конечно же, эти злонамеренные наскоки находили должный отпор. Простые же люди не могли понять, что происходит. “Мы же народы-братья, – говорили они. – Зачем осетины забирают наши заводы? Почему город Владикавказ, нашу общую столицу, где мы так дружно живем, надо отбирать у ингушей и отдавать осетинам?” Они, простые труженики, не понимали сути той политики, которая велась в верхах осетинского руководства, но она вселяла тревогу в их души, сердца их полнились предчувствием беды. Она и не замедлила сказаться…
Были в Ингушетии люди, которые видели всю пагубность этой мерзкой затеи, и они выступали с резким осуждением ее породителей. Видные революционеры ингушского народа, такие как Идрис Зязиков, Юсуп Албогачиев, Али Горчханов, Хизир Орцханов, Мажит Банхаев и многие другие, делали все от них зависящее, чтобы помешать передаче города Владикавказа осетинской стороне и, таким образом, отстоять элементарные права своей нации»21. Здесь бы одному из известных интеллектуалов Ингушетии пояснить (хотя бы своим читателям, в первую очередь ингушам) каким образом руководство Северной Осетии, всего-навсего автономной области к этому времени, удавалось, как утверждает С. Чахкиев принижать в глазах общественности Ингушетию. Ведь были партийно-совет-ские органы, которые стояли и над Северной Осетией, и над Ингушетией, и над многими другими областями и республиками, включая мощные союзные, ныне независимые государства – Украину, Казахстан и другие. Не является ли утверждение С. Чахкиева не только преднамеренной и сильно преувеличенной натяжкой в историческом аспекте, но и преднамеренным возбуждением антиосетинских страстей у значительной части ингушей. Мне, например, не известны заводы, фабрики и учреждения культуры во Владикавказе, которые были построены на ингушские средства, по ингушским проектам и руками ингушских специалистов и рабочих. Пишу об этом не для того, чтобы оскорбить или задеть национальные чувства ингушского народа. Но неужели в Ингушетии действительно есть люди, поверившие в эти байки. А ведь их распространяют целенаправленно, настойчиво и систематически. Распространяют, надо полагать, с одной целью – доказать, что осетины и Осетия всегда мешали процветанию ингушей и Ингушетии. Это самый большой миф, который имеет глубокие корни в ингушском обществе. С. Чахкиев и его единомышленники должны понимать, что города на Северном Кавказе, в том числе и «ингушский город Владикавказ», как и заводы, фабрики, учреждения культуры, учебные заведения, включая высшие, строились в первую очередь русскими на средства Российского государства. Это аксиома. Другое дело, что русским властям, а в советский период федеральному и союзному центрам, существенную помощь оказывали и местные коренные народы Северного Кавказа, в том числе осетины и ингуши. Доля, например, ингушского народа в создании городов, заводов, фабрик, учебных заведений достаточно мала. Думаю, что с этим спорить не должны даже самые «истинные патриоты» Ингушетии. С. Чахкиев вводит в заблуждение общественность Российской Федерации, в первую очередь «патриотов Ингушетии», которым он внушает, что «осетины забрали ингушские заводы», что «осетины забрали и общую столицу Ингушетии и Северной Осетии» и т.д. Он недопонимает сущность концепции, этапы и специфику национально-государственного строительства на Северном Кавказе. Именно закономерностями национально-государственного строительства в сложном регионе были продиктованы решения партийно-советских органов о передаче города Владикавказа Северной Осетии и о передаче города Грозного сначала Чеченской автономной области, а после объединения Чеченской и Ингушской автономных областей – единой Чечено-Ингушской автономии.
Более чем странными кажутся возмущения С. Чахкиева по поводу, как он доказывает, насильственного, волюнтаристского объединения двух близкородственных вайнахских народов – чеченцев и ингушей в единое автономное образование. Обращаю особое внимание на то, что близкородственные народы, как правило, всегда стремятся к объединению, так, например, балкарцы и карачаевцы, которые являются близкородственными (отдельные исследователи, в том числе и автор этих строк, считает их двумя ветвями единого карачаево-балкарского народа) народами всегда стремились к объединению в пределах единой автономии, чему, однако, мешали объективные причины. Так почему же ингуши, как утверждает С. Чахкиев и его единомышленники, должны были стремиться к объединению с Северной Осетией и осетинами, а не с Чеченской автономной областью и с братьями-чеченцами. Искажая исторические факты, сущность национальной политики советского государства и межнациональных отношений на Северном Кавказе, С. Чахкиев утверждает, что «доводы ингушской стороны не воспринимались должным образом ни руководством Северной Осетии, ни Северо-Кавказским крайкомом партии в лице его секретаря А.А. Андреева, который отличался тем, что четко исполнял личные указания Сталина»22. По логике С. Чахкиева А.А. Андреев «должен был выполнять» указания лидеров Ингушской автономной области. С объединением Чеченской и Ингушской автономных областей ингуши и Ингушетия стали полноправными хозяевами в объединенной Чечено-Ингушской автономии. Надо ли доказывать, что Грозный, другие города Чечено-Ингушетии, как и заводы, фабрики, учебные заведения, включая высшие, учреждения культуры, которых было не меньше в Чечено-Ингушетии, чем в Северной Осетии, стали общим достоянием чеченцев, ингушей, русских и представителей других народов, для которых данное автономное образование стало родиной. Все эти азбучные истины, надо полагать, должны быть понятны любому образованному человеку, а известному писателю тем более. Однако он продолжает «видеть историю» национально-государственного строительства в Северной Осетии и Чечено-Ингушетии «своим особым взглядом» и пишет: «В тот же день, когда состоялось решение бюро Северо-Кавказского крайкома партии о передаче города Владикавказа Северной Осетии, ингушские руководители выступали с резким осуждением этого решения и, в свою очередь, выдвинули контрпредложение о передаче города Ингуш-ской области. Они составили документ следующего содержания:
«1. Владикавказ был и остается хозяйственным и культурным центром Ингушской области:
а) в нем расположены «все промышленные предприятия Ингуш-ской области (крахмальный, винокуренный, кожевенный и мыловаренный заводы) и с ним же связана строящаяся лесная промышленность;
б) на Владикавказ падает одна треть всего товарооборота Ингушской области, а если из последнего исключить кукурузу, то три четверти;
в) точно так же перспективы всей горной промышленности в Ингушетии на ближайшие десять лет неразрывно связаны с Владикавказом;
г) во Владикавказе находятся областная больница, индустриальный и педагогический техникумы, опорная школа и совпартшкола, т. е. учреждения, составляющие основы культурной работы в области;
2. Владикавказ является географическим центром Ингушетии. Вся ее территориальная конфигурация говорит о невозможности для Ингушетии другого центра, кроме Владикавказа.
3. Оба эти обстоятельства явились причиной ожесточенной гражданской войны, которая шла вокруг Владикавказа между ингушами и осетинами в 17, 18 и 19 годах.
4. Хотя исторический момент не может являться решающим, но не считаться с ним нельзя. Ингушетия в 1918–19 гг., являлась (наряду с грозненским пролетариатом и Чечней) решающей опорой Советской власти на Тереке не только против белого казачества, но и большей части осетин, шедшей за офицерско-казачьей контрреволюцией. И понятно, что передача Владикавказа Осетии явится сильнейшим козырем в руках активизирующегося антисоветского элемента в Ингушетии и создаст ряд серьезнейших затруднений политического порядка.
5. Факт большей заселенности города Владикавказа осетинами (двенадцать процентов против двух процентов ингушей), так же, как более высокий культурный уровень Осетии, не могут явиться решающим фактором для передачи Владикавказа Осетии, во-первых, не говоря о незначительности процента перевеса осетин во Владикавказе, перевес последних над ингушами есть результат гражданской войны прежде всего (бегство ингушей из Владикавказа под ударами белых. До революции во Владикавказе ингушей было в несколько раз больше, чем теперь, а осетин наоборот); во-вторых, потому, что именно культурная отсталость Ингушетии требует не отрыва ее от культурного центра, каким является Владикавказ, а, наоборот, передачи его ей». Под этим документом подписались секретарь Ингушского обкома партии И. Зязиков и председатель Ингушского облисполкома А. Горчханов.
Документ был представлен в Северо-Кавказский крайком партии, но он его не принял во внимание»23. Обращаю внимание на существенные ошибки, которые содержатся в документе, составленном руководителями Ингушетии начала 30-х годов XX века И. Зязиковым и А. Горчхановым. Анализ так называемого «контрпредложения» о передаче Владикавказа Ингушской автономной области убеждает в том, что уже в 20–30-е годы XX века лидеры Ингушетии, как и сейчас, упорно занимались фальсификацией истории города Владикавказ. В этом документе, как видим, имеется большая доля подтасовок, вольного обращения с историческими фактами, софистики. Последнее, как известно, играет весьма негативную роль не только в науке, но еще больше в политике. Так, например, И. Зязиков и А. Гарчханов вводили в заблуждение вышестоящие партийные и советские органы страны, утверждая, что «Владикавказ был и остается хозяйственным и культурным центром Ингушской области». А ведь ингуши в «родном для них городе» не построили ни одно хозяйственное, образовательное, культурное учреждение. Обращаю внимание на такой простой факт. Ингуши, будучи мусульманами и имея почти во всех действительно ингушских населенных пунктах Ингушетии мечети, не построили ни одной мечети в «своей столице». Этот факт достаточно парадоксальный и его объяснение, на мой взгляд, можно видеть в том, что ингуши к городу Владикавказу имели весьма посредственное отношение. Он не мог быть культурным центром до тех пор, пока царские власти не определили в 1909 году город Владикавказ «временным местопребыванием Назрановского округа». И. Зязиков и А. Горчханов не могли не знать, что, находящиеся во Владикавказе «областная больница, индустриальный и педагогический техникумы, опорная школа и совпартшкола», т. е. учреждения, составляющие основы культурной работы в Ингушской автономной области, были созданы не ингушами, а интернациональным содружеством народов, в первую очередь русскими. Претендовать на них, как на «исконно ингушское», – значит впадать в беспамятство или преднамеренно заниматься софистикой. Руководители Ингушской автономной области в начале 30-х годов XX века прекрасно понимали, что больницы, техникумы, различные школы, в том числе и совпартшкола, заводы, фабрики были не только во Владикавказе. Они были и в Грозном и стали благодаря советской власти достоянием Чечено-Ингушской автономии. Какая принципиальная разница в том, где находились бы учреждения, составляющие основы культурной работы среди ингушей – во Владикавказе или в Грозном? Другое дело, если бы учреждения культуры, школы и учебные заведения, заводы и фабрики, которые сегодня называют «ингушскими», были действительно построены ингушскими специалистами и рабочими, на ингуш-ские средства и по планам ингушских архитекторов. В этом случае у лидеров Ингушетии, как тогда, так и сегодня, было бы больше морально-правовых оснований утверждать, что «имели свои учреждения, составляющие основы культурной работы среди ингушей».
Непонятно, что имели ввиду И. Зязиков и А. Гурчханов, когда утверждали об «ожесточенной гражданской войне, которая шла вокруг Владикавказа в 17, 18 и 19 годах». Им бы растолковать, что они имели ввиду, о какой войне между ингушами и осетинами шла речь. Они этого не сделали. Но не сделал этого и наш современник Саид Чахкиев, который ссылается на этот документ без необходимых исторических комментариев.
И. Зязиков и А. Горчханов, дав волю своим «патриотическим аппетитам» в борьбе за город Владикавказ, который никогда не был и не мог быть в силу многих объективных обстоятельств «ингушским городом», дошли до абсурдного утверждения «о незначительности процента перевеса осетин во Владикавказе над ингушами. Они занялись мифотворчеством, доказывая, что до революции во Владикавказе ингушей «было в несколько раз больше, чем теперь, а осетин наоборот». Данное фальсификационное утверждение лишний раз свидетельствует о том, что ингушские политики, интеллектуалы, руководители Ингушетии различных периодов в борьбе за город Владикавказ, против осетин и Осетии, всегда прибегали к подтасовке фактов. Ведь, доказывая такую очевидную нелепость, как численное превосходство во Владикавказе ингушей над осетинами, они, по меньшей мере, должны были сослаться на проверенный первоисточник. Однако они этого не сделали, на мой взгляд, по одной причине. Первоисточники как раз утверждают значительное численное превосходство осетин над ингушами в городе Владикавказе, что дальше будет показано с необходимыми ссылками на проверенные исторические документы. Софистика ингушского писателя проявляется, на мой взгляд, в том, что ему никак не удалось показать «зловредность» объединения двух близкородственных народов-вайнахов в единую Чечено-Ингушетию. Он опять повторяет, что в результате этого объединения (у него «слияние») «ингуши теряли не только свою столицу (новой столицей для чеченцев и ингушей становился город Грозный), но и свою автономию». Такие громкие заявления должны подтверждаться серьезными фактами и аргументами. С. Чахкиев не приводит убедительных фактов, которые бы свидетельствовали о том, что ингуши потеряли и свою столицу, и свою автономию. Наоборот, не трудно убедиться в том, что ингуши и чеченцы создали свое автономное государство – Чечено-Ингушскую АССР, в составе которой ингуши никак не могли быть ущемленными. Если, по сравнению с другими народами Северного Кавказа, у ингушей что-то и не получалось, то на то были другие причины.
Крепость Владикавказ, как подчеркивалось выше, была заложена в 1784 году, но лишь спустя 100 лет после основания города здесь появились ингуши. По данным «Кавказского календаря» на 1852 год, население Владикавказской крепости состояло из 3653 человек. Из них русских – 1031 человек, осетин – 883 человека, грузин и армян – 99 человек, евреев – 23 человека, иностранцев – 26 человек24. Ингуши в крепости не проживали25.
Интересно отметить, что в Центральном государственном архиве Республики Северная Осетия-Алания имеются уникальные архивные документы 1860 года, в которых четко зафиксированы коренные осетинские семейства Владикавказского аула, который, как известно, включен в состав г. Владикавказа в 1860 г. Среди них главы семейств П. Жукаев, Х. Баев, У. Алдатов, А. Аликов, Б. Коченов, А. Калманов, З. Битаев, К. Хубаев, А. Дзгоев, Д. Тибилов и многие другие. Всего 971 человек осетинской национальности, из которых 471 мужского пола и 450 женского пола26. Важно отметить и то, что у этих осетинских семейств здесь, на территории Владикавказа, были свои земельные участки. В отличие от этих осетин, во Владикавказском ауле жили еще и другие осетинские семейства, которые не имели своей земли. Это Н. Сокаев, А. Дзелиев, Б. Тебиев, К. Булацев, Б. Дзесов, Ш. Баев, Б. Канатов, Б. Тибилов, Б. Гусалов, С. Цаликов со своими семействами и многие другие. Всего 166 человек, из которых 90 мужского пола и 76 женского пола27. Архивные документы не зафиксировали там ингушей. Первые сведения об ингушах Владикавказа можно найти (по крайней мере других документов автор этих строк не обнаружил) в уникальном «Сборнике сведений о Терской области», где в «Сведениях о социально-экономическом и культурном развитии города Владикавказа по состоянию на 1876 год» отмечается, что во Владикавказе 41 ингуш занимались извозом28. В том же году во Владикавказе жили 315 осетин привилегированного сословия, т.е. аристократы (184 мужчин и 131 человек женского пола) и 1 тыс. 485 осетин простого сословия. Из них 884 человека мужского пола и 601 человек женского пола29. Таковы реальные исторические факты, зафиксированные в письменных источниках, т.е. документально. Современный исследователь должен опираться на эти факты, на проверенные документы, а не на различного рода мифы, измышления и фольклорные стереотипы.
Здесь важно подчеркнуть и другой аспект этой проблемы. Дело в том, что осетины совместно с русскими защищали Владикавказ от различных горских отрядов, враждебно настроенных к России и русским. Это документально подтверждается. Из многих документов позволю себе привести здесь хотя бы некоторые из них. Так, «Владикавказские епархиальные ведомости» в 1899 г. писали следующее: «Осетины-христиане, поселившиеся во Владикавказской крепости и других аулах на плоскости, в рядах русской армии с выдающимся самоотвержением и мужеством полагали жизнь свою за веру православную и Отечество – Россию. В это время было убито много владикавказских осетин-христиан. Осетины в защиту Владикавказа от ингушей и чеченцев держали 4 ночных пикета: на Ксим-обау, Алды-обау, на правом берегу Терека и у Осетинской церкви, а также принимали самое живейшее участие в ночных разъездах вокруг Владикавказа»30. Таких сведений из газет, журналов, других изданий XIX века достаточно много и они красноречиво свидетельствуют о статусе осетин в крепости, а затем и в городе Владикавказе. Для осетин он был родным с самого своего основания и на то были убедительные причины и веские аргументы. Правда, с ними сегодня не считаются некоторые современные исследователи истории Владикавказа. А в Ингушетии эти весомые аргументы вызывают лишь раздражение, о чем приходится только сожалеть. Между тем «Владикавказские епархиальные ведомости» писали: «Известно, что осетины в делах против неприятелей всегда составляли самое надежное и храброе войско, и, в частности, многие из владикавказских осетин составляют личный конвой самого командующего войсками»31. В высшей степени интересным является документ под названием «Из “весьма секретного” приложения к рапорту корпусному командиру», хранящийся в Центральном государственном архиве Республики Северная Осетия-Алания. Из нескольких пунктов этого документа внимание исследователя непременно обращает на себя параграф 4 «О наделении землею осетин», где сказано: «При определении участка, предназначаемого для постепенного переселения осетин имеются ввиду следующие цели: 1. Вознаградить тех осетин, у которых имелись свои земли, отрезанные под поселения и станицы. 2. Вознаграждать впоследствии их за те земли, кои в будущее время должны еще поступить Владикавказскому казачьему полку… 4. Обратить переселение осетинских аулов на общую пользу… было бы чрезвычайно важно в общеполитическом и военном отношении, для успокоения всего края, – ибо осетины не только не имеют никаких сношений с чеченцами (имеется в виду движение Шамиля. – Авт.), но даже мало имеют связи с соседями своими кабардинцами и назрановцами (ингушами. – Авт.) – способствовало бы преграждению главного пути хищническим шайкам, угрожающим Военно-Грузинской дороге»32. Интересно отметить, что на документе имеется примечание следующего содержания: «С 1838 г. остались невознагражденными за эти земли 133 двора Тагаурских и около 300 Алагирских и Куртатинских, но последние не согласятся на переселение и притом не столько терпят стеснение в земле. Означенные выше Тагаурские аулы необходимо переселить на правую сторону Терека, равно как и аулы, лежащие по дороге из Ардона во Владикавказ, на землях, которые должны поступить Владикавказскому казачьему полку, а именно – аулы Кубанские (Кобанские – Авт.), на р.Гизели – 60 дворов; Кардиасар (Кардиусар – Авт.) – 70 дворов и Есекоева (Есенова – Авт.) – 25 дворов. Также весьма полезно было бы переселить туда же и два Асетинских (Осетинских – Авт.) аула, примыкающие к Владикавказскому форштадту»33. Из этого документа за 1845 г. исследователь узнает о двух осетинских аулах, которые примыкали к Владикавказскому форштадту, а он, как известно, был составной частью крепости Владикавказ. Таких архивных документов достаточно много и они проливают свет на историю основания крепости Владикавказ, а также на национальный состав жителей крепости и статус горских народов, которые в той или иной степени участвовали в создании города Владикавказа.
К неопровержимым историческим фактам, которые игнорируются ингушскими исследователями истории Владикавказа, относятся и следующие статистические данные. По переписи 1920 г. в г. Владикавказе проживало 37.544 русских, украинцев и белорусов, 8033 осетина, 5150 грузин, 4041 армянин, 1191 еврей, 2132 перса, 1520 греков. Ингушей не зарегистрировано ни одного человека34. Перепись населения 1923 года в г. Владикавказе зафиксировала 41618 русских, 9246 осетин, 7554 армянина, 4763 грузина, 1676 персов, 1440 греков, 501 ингуша мужского пола. Это были работники обкома партии и облисполкома, извозчики, сторожа и люди, приехавшие на отхожие промыслы35.
Некоторые «лидеры» ингушского народа, а также интеллектуалы Ингушетии, настойчиво и бездоказательно внушали и внушают людям мысль о том, что Владикавказ был столицей Ингушетии. Об этом же пишет и Саид Чахкиев в вышеупомянутой книге «Идрис Зязиков: верой и правдой». Напомню, что книга эта выходила в Грозном в 1991 году, то есть за год до вооруженного нападения ингушских национал-экстремистов на Северную Осетию. С. Чахкиев в своей книге утверждает, что трагедия ингушей началась не в год их насильственного выселения в 1944 году, а гораздо раньше. Так, он утверждает, что в 1924 году Горская АССР распалась и «были образованы Ингушская и Осетинская Автономные области. Столицей двух братских народов стал город Владикавказ»36. Как-то даже неудобно поправлять образованного писателя и публициста, однако приходится напоминать, что столица бывает у республики как национально-государственного образования. А у области, в том числе у Северо-Осетинской и Ингушской, был областной центр. В тот период, о котором пишет С. Чахкиев, Владикавказ выполнял функции областного центра. Чуть ниже будет показана реальная причина местопребывания администрации Ингушетии во Владикавказе. А пока лишь отмечу надуманность некоторых «выводов» С. Чахкиева, который ошибочно утверждает, что в 1934 году Ингушскую автономную область насильственно присоединили к Чеченской автономной области и «заодно ингуши лишились своей столицы: город Орджоникидзе (ныне г. Владикавказ – Авт.) был передан в административное подчинение Северной Осетии. Северной Осетии была передана и значительная часть территории Ингушетии. Так был забит клин межнациональной вражды между осетинами и ингушами, было создано искусственное разделение двух братских народов»37. Здесь правда истории «аккуратно и целенаправленно» перемешана с фантазией, домыслами Саида Чахкиева. Так, он не договорил, что до передачи г. Орджоникидзе в административное подчинение Северной Осетии, промышленно развитый город Грозный был передан в административное подчинение Чеченской автономной области. А с объединением двух близкородственных народов – чеченцев и ингушей, т.е. вайнахов, образовалась единая Чечено-Ингушская автономная область, преобразованная в 1936 году в Чечено-Ингушскую АССР. Таким образом, экономически развитый Грозный стал сначала областным центром, а затем и столицей автономного государства чеченцев и ингушей – Чечено-Ингушской АССР. Эти хрестоматийные факты, проливающие свет на «темные пятна» осетино-ингушских отношений, ингушские политики и интеллектуалы обходили и до сих пор обходят. Что же касается утверждения С. Чахкиева «об искусственном разделении двух братских народов», то есть осетин и ингушей, то это, на мой взгляд, чистейшей воды историко-политический блеф. Действительно братскими были и остаются чеченцы и ингуши, то есть единый во всех отношениях вайнахский народ. И если сожалеть об искусственном разделении «двух братских народов», то С. Чахкиев должен внимательнее изучить причины, характер и последствия разделения единой Чечено-Ингушской Республики в начале 90-х годов XX века на два субъекта – Чеченскую Республику и Республику Ингушетия. Не вдаваясь в подробности этого вопроса (не вижу необходимости в этом в данной статье), обращаю внимание лишь на то, что инициаторами разделения ЧИР в начале 90-х годов XX века были ингушские общественные деятели, политики, формальные и неформальные лидеры Ингушетии, ингушское общественное движение «Нийсхо». Чахкиев и дальше продолжал в своей книге заниматься софистикой, нагнетая межнациональные страсти. Так, он риторически спрашивал: «Почему бы чеченцам и ингушам не иметь свои самостоятельные автономные республики, как это и было до 1934 года»38. Позволительно спросить, как назывались эти республики до 1934 года? Ведь не было этих республик. По его утверждению «появились новые этнические понятия: кабардино-балкарский народ, карачаево-черкесский народ, чечено-ингушский народ. Но ведь нет же таких народов и никогда не было!»39. Здесь он свое недопонимание политико-правовых тонкостей национальной политики, межнациональных отношений, общественно-политической обстановки возводит в ранг истины в последней инстанции. Ему бы пояснить свое «особое» отношение к таким общепринятым понятиям, как, например, «российский народ», «дагестанский народ», «французский народ» и т.д. Как-то неловко объяснять известному писателю, что понятие «дагестанский народ», например, объединяет аварцев, даргинцев, кумыков, лакцев, лезгин и еще несколько десятков коренных народов, для которых исконной территорией проживания является Республика Дагестан. То же самое можно сказать о кабардинцах и балкарцах в Кабардино-Балкарии, чеченцах и ингушах в бывшей Чечено-Ингушетии и т.д. В историографии Чечено-Ингушетии есть даже исследования, в которых убедительно доказывается единство чеченского и ингушского народов40. Так президент Общего Евро-Азиатского Дома Зайнди Шахбиев в своей книге «Судьба чечено-ингушского народа», изданной в 1996 году в Москве в издательстве «Россия молодая», рассматривает этногенез, историю и судьбу чеченцев и ингушей как единого «вайнахского народа». Уже во введении (у З. Шахбиева «От автора») исследователь, говоря о чеченцах и ингушах, использует термины «вайнахи» и «вайнахский народ». Дважды использует и термин «чечено-ингушский народ»41, и как будто его в этом никто не упрекал. Замечу и то, что сам Саид Чахкиев использует термин «вайнахский народ», то есть чечено-ингушский народ42. Таким образом, становится еще более непонятной причина возмущения ингушского писателя и публициста, которому не нравятся аналогичные этнические понятия. Однако, эти политико-правовые и этнические понятия никому никогда не помешали и являются общепринятыми.
Выше уже приводились конкретные примеры необоснованных посягательств ингушских политиков, интеллектуалов, общественных деятелей Ингушетии, которые, вместо выполнения важной стратегической задачи строительства Республики Ингушетия, всячески фальсифицируют факты истории пытаясь «доказать» недоказуемое. Так, народный депутат Российской Федерации Бимболат Богатырев в Верховном Совете РСФСР утверждал, что Владикавказ был столицей Ингушетии еще три тысячи лет тому назад. А исторические факты убедительно свидетельствуют о следующем. В 1909 году в составе Терской области был образован Назрановский округ (территория проживания ингушей). Обращаю внимание на то, что в Законе Государственного Совета и Государственной Думы «Об образовании в Терской области Назрановского округа» от 10 июня 1909 года сказано следующее: «I. Образовать в 1909 году в Терской области из 2 и 3 участка Сунженского отдела, а равно из наделов селений Сагопш, Пседах и Кескен, 1 участка сего отдела, со всеми подчиненными им в административно-полицейском отношении хуторами и поселками, новый, Назрановский округ…IV. Назначить местопребыванием управления Назрановского округа местечко Назрань (ингушское селение, ныне город Назрань в Ингушетии – Авт.)»43.
Однако, как засвидетельствовал наместник на Кавказе Воронцов-Дашков, в Назрани не оказалось для администрации Назрановского округа соответствующего помещения. Администрация Кавказа, в целом вышестоящие инстанции Российской Империи склонялись к тому, чтобы сделать город Владикавказ временным местопребыванием руководства Назрановского округа. Так, в «Отношении военного министра Российской Империи Сухомлинова в Государственную Думу о временном помещении управления Назрановского округа в городе Владикавказе» от 9 марта 1913 года было сказано следующее: «Главнокомандующий войсками Кавказского военного округа разрешил временно (выделено мною – Авт.) переместить управление Назрановского округа в город Владикавказ»44. Следует подчеркнуть, что в документах дореволюционной России неоднократно подчеркивалась необходимость «временного нахождения» управления Назрановского округа во Владикавказе, хотя сегодня многие ингушские политики и общественные деятели преподносят это так, будто Владикавказ был изначально центром ингушского народа и столицей Ингушетии. В доказательство приведу еще несколько примеров. Так, в «Расчете необходимых сумм на содержание управления Назрановского округа в местечке Назрань и городе Владикавказе» от 9 марта 1913 года сказано: «Военный Совет, журналами 1 декабря 1911 года и 31 мая 1912 года, положил: I. Временно, впредь до постройки в местечке Назрани зданий для управления Назрановского округа и его чинов, назначить местопребыванием сего управления город Владикавказ»45. Временный характер пребывания управления Назрановского округа во Владикавказе был снова подчеркнут в докладе по законопроекту «О временном помещении управления Назрановского округа Терской области в городе Владикавказе» от 7 мая 1913 года, где, в частности, подчеркивалось: «В Представлении своем Военный Министр указывает, что за полным отсутствием в местечке Назрани свободных казенных зданий и даже частных квартир, управление Назрановского округа в 1909 году было перемещено в город Владикавказ. Так как и в настоящее время не представляется возможности расположить управление округа в местечке Назрани, которое по закону является его местопребыванием, Военный Министр испрашивает разрешения временно назначить местопребыванием управления Назрановского округа город Владикавказ»46. Лишний раз обращаю внимание на то, что по закону местопребыванием управления Назрановского округа было местечко Назрань.
Необходимо подчеркнуть, что и далее высшие власти неодно-кратно возвращались к вопросу местопребывания Назрановского округа. И всякий раз подчеркивалось, что город Владикавказ должен быть временным местопребыванием Назрановского округа. Так ставили вопрос и высшие законодательные органы Российской империи, и Временное Правительство России, а также Центральный Комитет Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана. Таковы неопровержимые факты, изложенные в солидных исторических документах.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Российский государственный военно-исторический архив (далее РГВИА), ф. 52, оп.1/194, л. 331, ч. 4, л. 21; История Владикавказа (1781-1990 гг.). Сборник документов и материалов. Владикавказ, 1991, с. 15.
2 Блиев М.М., Бзаров Р.С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX в. Владикавказ, 2000, с. 227.
3 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. Т.6. М., 1949, с. 644.
4 Кавказский календарь на 1852 год, с. 310-311.
5 Владыкин М. Путешествие по Кавказу. Т.1. М., 1885, с. 152.
6 Энциклопедический словарь. Издатели Ф.А. Брокгауз (Лейпциг), И.А. Ефрон (Санкт-Петербург), т.12, с. 628.
7 Там же.
8 Блиев М.М., Бзаров Р.С. Указ.соч., с. 227.
9 Казбеги А.М. Избранные произведения. Тбилиси, 1955, с. 420; 429-430.
10 Чахкиев С. Идрис Зязиков: верой и правдой. Грозный, 1991, с. 60.
11 Там же.
12 Там же.
13 Блиев М.М., Бзаров Р.С. Указ.соч., с. 228.
14 Бларамберг И. Дневник 1811-1871 гг. Путешествие по Кавказу. Берлин, 1872, с. 185.
15 Юлиус Клапрот. Описание поездок по Кавказу и Грузии в 1807 и 1808 гг. Перевод с англ. К.А. Мальбахова. Нальчик, 2008, с. 276.
16 Там же, с. 270.
17 Там же, с. 307-308.
18 Чахкиев С. Указ.соч., с. 20.
19 Там же, с. 20-21.
20 Там же, с. 21.
21 Там же, с. 24.
22 Там же.
23 Там же, с. 24-26.
24 Кавказский календарь на 1852 год, с. 310-314.
25 Там же.
26 ЦГА РСО-А, ф.12, оп. 6, д. 246, лл. 65-66 об.
27 Там же.
28 Сборник сведений о Терской области. Вып.1. Владикавказ, 1878, с. 61-62.
29 Там же.
30 Владикавказские епархиальные ведомости, 1899, № 24, с. 455.
31 Там же, с. 458.
32 ЦГА РСО-А, ф.15, оп.295, д.47, лл.59-61 за 1845 г.
33 Там же.
34 Постановление Верховного Совета Северо-Осетинской ССР «О вероломной агрессии ингушских национал-экстремистов против Северо-Осетинской Советской Социалистической Республики» от 10 ноября 1992 г., с. 9.
35 Там же.
36 Чахкиев С. Указ. соч., с. 45.
37 Там же, с. 46.
38 Там же.
39 Там же.
40 Алироев И.Ю. Язык, история и культура вайнахов. Грозный, 1990; Ахмадов Я.З. Первое вайнахское посольство в Москве (1588-1589 гг.) // Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII–XX вв.). Грозный, 1983; Шахвелишвили А.И. Из истории взаимоотношений между и грузинским и чечено-ингушским народами. Грозный, 1963; Шахбиев З.А. Судьба чечено-ингушского народа. М., 1996 и др.
41 Шахбиев З.А. Указ соч., с. 3-5.
42 Чахкиев С. Указ. соч., с. 48.
43 Российский государственный исторический архив (в дальнейшем РГИА). Ф. 1152, оп. 8, д. 221, лл. 67-68.
44 Там же, д. 443. л. 5.
45 Там же, л. 6. об.
46 Там же, Ф. 1278, оп. 6, д. 915, л. 21.
