Лана ХУБАЕВА. Национальные школы в Северной Осетии середины XIX-начала ХХ вв

К концу XIX века для нерусских народов в России, в частности для народов Северного Кавказа, сложились основные типы школ: православного духовного ведомства – миссионерские и церковно-приходские; ведомства Министерства народного просвещения и русско-инородческие – аульные, горские; конфессиональные мусульманские – мектебы и медресе. Но, проводя, по сути, антипросветительскую политику, правительство отдавало предпочтение церковно-приходским школам, о чем говорит и тот факт, что в Северной Осетии в 1898 году было 32 церковно-приходские школы, и только 3 (!) школы дирекции народных училищ Терской области1.

В школах Осетии, в частности, Владикавказа, основная масса учащихся «была представлена прежде всего русскими, затем осетинами, а численность представителей других этнических групп была гораздо скромнее»2. Но несмотря на это, в становление системы образования были вовлечены все без исключения этнические группы.

В 1881 году был разработан учебный план начальной школы в среде туземного населения, являвшийся обязательным для Кавказского учебного округа. К этому плану прилагалось недельное расписание занятий, составленное инспектором народных училищ Терской области и рекомендованное к руководству. План был представлен состоявшемуся во Владикавказе попечительскому съезду учителей и учительниц народных училищ3.

Этот план, по всей видимости, распространялся на все существующие в Осетии школы, так как низшие учебные заведения находились в это время в ведении дирекции народных училищ Терской области.

В условиях царской власти, из опасения антиправительственной и антицарской пропаганды, в школах этнических меньшинств, в частности, Терской области, основное преподавание велось на русском языке. Родной язык здесь мог иметь место лишь в качестве одного из предметов, например, при изучении родной литературы.

К началу освещаемого периода в Осетии уже функционировали осетинские школы, армянские училища и только начинала функционировать еврейская школа.

С довольно большим временным отрывом от них постепенно открываются немецкая, грузинская, персидская, римско-католическая и греческая школы. И уже в начале ХХ в. появляется французская школа.

Национальными мы называем школы, в которых обучение в той или иной мере проходило на языке той этнической группы, которая открывала их.

В этом смысле осетинская школа не выделяется среди других национальных школ разве что тем, что острее других школ страдала от нехватки учебников и учебных пособий.

Но если продолжить сравнение, то нельзя не заметить, что главное отличие осетинской школы от других национальных школ состояло все же не в средствах, а в цели обучения: если для этнических групп Осетии национальная школа служила хоть сколько-нибудь, но гарантом сохранения родного языка в иноязычной среде, сохранения своей культуры, традиций, то для коренной нации школа, наоборот, была местом приобщения к знаниям, к инонациональной культуре – в первую очередь путем овладения русским языком.

Путь к появлению в осетинской среде образованного слоя, а не единичных проявлений образованности, был далеко не простым. Прежде чем «маленькие дикари», став учителями и инженерами, показали пример другим, борьба и непонимание между проводниками имперской политики и маленьким горским сообществом были неизбежны. С учетом реалий того времени – напористой, даже агрессивной политики русификации со стороны государственных структур и неприятием чуждой культуры со стороны части горцев – можно сказать, что осетинская школа играла роль буфера между этими разномасштабными силами. Мы считаем это немаловажным фактом в сохранении долгосрочного баланса в структуре образования на территории Осетии, но эта тема лежит вне плоскости рассматриваемого нами вопроса, хотя в некоторых аспектах наверняка были точки соприкосновения всех трех видов школ – русской, осетинской и школ других национальностей. В рамках небольшой статьи у нас есть возможность рассказать только о еврейской и французской школах.

Еврейская школа

Вопрос школьного образования среди евреев Осетии ставится с 1863 года, когда во Владикавказе начинается строительство синагоги. Это подтверждается актом от 19 ноября 1864 года. В это время и позже евреи официально изъявляли желание построить во Владикавказе на собственные средства и молитвенную школу4.

Из переписки канцелярии Терской области видно, что евреи-ремесленники поднимают вопрос об открытии молитвенной школы отдельно от синагоги с образованием при школе молитвенного общества, состоящего исключительно из евреев-ремесленников, что согласуется, по их свидетельству, с уставом Духовных дел.

2 июня 1879 года евреи-ремесленники вновь обратились во Владикавказскую ремесленную управу с прошением, в котором сказано, что интересы внутри еврейского общества стали «…резко разграничиваться, вследствие чего образовались три особо выдающихся элемента: евреи – более или менее крупные торговцы, евреи-ремесленники и евреи, занимающиеся мелкой торговлей и такими же ремеслами».

На этот момент одна еврейская школа уже существовала. По всей видимости, это школа, открытая при синагоге и означенная как еврейская школа «…деревянная, крытая железом»5.

Уже к 1879 году некогда сплоченное владикавказское еврейское Общество, довольствовавшееся наличием одной еврейской школы, постепенно, вследствие классового и материального расслоения, разделения по роду занятий, то есть ремесла и торговли, становится неоднородным, и люди все труднее уживаются между собой. Поскольку ремесло и торговля различны по своему характеру, а еврейская община все же является общиной, то есть она ограничена по своему численному составу, то разделение по роду занятий здесь могло стать и стало камнем преткновения, и община «уже не может идти рука об руку», как сказано в прошении, по пути своего развития, но вольно или невольно стремится поддержать и развивать одну из этих отраслей в ущерб другой.

Потому Общество просит Владикавказскую ремесленную управу ходатайствовать перед Его Превосходительством об открытии школы отдельно от синагоги с образованием при ней отдельного молитвенного общества.

Разрешение на открытие молитвенной школы было получено. Однако вскоре после этого от Еврейского духовного правления начальнику Терской области поступила жалоба в виде доклада, где говорилось, что «…открытие нового молитвенного дома вело и ведет к интригам… Помещение, имеющееся у синагоги, вполне вместительно для проживающих здесь евреев (на то время, по данным Еврейского духовного правления, оседлых было 27, не имеющих оседлости – 117 – Л.Х.) и законом 1063 предусматривается невозможность открытия тут молитвенного дома. Кроме того, и имеющаяся синагога может дойти до совершенного упадка вследствие этого. …Еврейское духовное правление просит Ваше Превосходительство… отменить разрешение на открытие молитвенного дома, чтобы не допустить этим распасться столь незначительному обществу на 2 враждующие партии. Разлад общества поведет неизбежно к закрытию Владикавказской еврейской первоначальной школы, которая существует теперь исключительно на добровольные пожертвования. А с 1 января 1881 года, согласно приговора, общество должно получать пособие не менее 1200 рублей в год».

Приблизительно в это время в общественном приговоре Владикавказской еврейской синагоги в присутствии Владикавказского духовного правления обсуждали вопрос, каким фондом, обеспечивающим бесплатное обучение, должна финансироваться школа. Для этой цели было постановлено:

«1) Для взыскания средств к содержанию училища (еврейского начального. – Л.Х.), расходы которого всего составляют до 1850 рублей, переименовать в платное, обязав каждого учащегося, то есть его родителей, платить каждый месяц от 50 копеек до 2 рублей. В случае невзноса оплаты не допускать учащегося к посещению занятий вплоть до внесения с него суммы»6.

Для беднейшего слоя евреев было сделано исключение, но с оговоркой: не более 20 человек.

Также в приговоре предусматривалось, что из общественных сумм ежемесячно должно отчисляться по 40 рублей, а Городской думой 300 рублей. К тому же было оговорено, что частные пожертвования «продолжать собирать» и впредь.

1 августа 1901 года директору народных училищ поступило объемное прошение, написанное мелким почерком и при этом занимавшее несколько страниц большого формата. Автором данного прошения являлся заведующий Владикавказским еврейским училищем Лейб Вигдорович Высоцкий7. Место заведующего, как говорилось в прошении, он занимал по распоряжению попечителя (правда, не сказано, попечителя ли учебного заведения), но мы знаем, что назначением в данный период на учительские вакансии зачастую занимался попечитель Кавказского учебного округа, и, по всей видимости, речь здесь идет именно о нем, однако это всего лишь предположение, так как, повторим, пояснение здесь не дано. Итак, по свидетельству Высоцкого, получив эту должность, последний, находясь под подчинением уже попечителя Еврейского начального училища, исполняет свои обязанности заведующего. Между тем областное правительство Терской области (правление) постановило «выселить его из Владикавказа» как якобы не имеющего права жительства в Терской области8.

К такому выводу, пишет Высоцкий, оно пришло путем совершенно неправильного толкования одного из пунктов устава 1895 года, так как там говорится, что правила не распространяются на лиц, имеющих степень доктора, а также на лиц, назначенных на службу по определению правительства.

Данное прошение Высоцкого оканчивается просьбой оставить его в городе Владикавказе в должности заведующего Владикавказским еврейским училищем при синагоге.

Данный документ содержит в себе более позднее или более раннее – непонятно – предписание дирекции народных училищ: рекомендовать Высоцкому самому ходатайствовать перед другими инстанциями, так как эти вопросы в дирекции решать не могут.

16 сентября 1901 года от заведующего еврейским начальным училищем Высоцкого поступила просьба о выдаче ему свидетельства, что он состоит на учительской службе со дня освобождения его от службы в войсках.

В ответ директор народных училищ Терской области посылает запрос9 – кем и на основании какого закона заведующий Высоцкий утвержден попечителем, – на что получает ответ-сообщение, что еврейское училище открыто 27 ноября 1900 года. Что касается Высоцкого, то «он может быть допущен к учительской деятельности, но без права службы, коими пользуются только служащие правительственных учебных заведений». Данный ответ на запрос директора поступил не в виде просьбы, а в виде уведомления властей.

В одних документах по еврейской школе дата открытия встречается одна, в других – другая. Возможно, это было связано с тем расколом внутри еврейского общества, о котором говорилось выше.

В 1890 году староста Владикавказского еврейского духовного правления совместно с мещанами Катаном и Зельцером, получив поддержку в виде донесения от заведующего Цызина, по каким-то неизвестным нам причинам решили проверить работу попечителя Сальмана. Осуществив проверку еврейского начального училища, они обнаружили, что учителя начального еврейского училища никогда не подавали жалоб на Духовное правление о том, что жалованье поступает неаккуратно, а если, по свидетельству проверяющих и учителей, и случались перебои с выплатой жалованья, то причиной тому было несвоевременное поступление денег.

Источниками финансовых поступлений в училище, о котором идет речь, по-видимому, того, которое было открыто при синагоге, были членские взносы, пожертвования, сбор от мяса, покупаемого евреями (по всей видимости, у еврейского правления), пособия от города и т.д. Выводы, которые сделала проверочная комиссия о том, что финансовые затруднения, на которые ссылался и жаловался Цызин, случались не по вине Сельмана, как это представлялось в жалобах, а по объективным, перечисленным выше причинам.

Таким образом, Сальман (1890 год), будучи заведующим Владикавказским еврейским училищем, которое содержалось на вышеуказанные финансовые источники, был оправдан в глазах еврейской общественности10.

Сведения о еврейском училище встречаются в документах и более позднего периода, – 1904 и 1906–1911 годов.

Здесь речь идет об училище, находящемся под покровительством еврейского общества, которое имело во Владикавказе начальное еврейское училище и училище, которое было открыто в 1899 году и число учащихся в которых, к примеру, в 1907 году составляло 32 и 18, размещенных в двух классных комнатах11.

Что же касается открытого в 1899 году училища, оно располагалось в собственном доме умершего и оставившего в наследство училищу денежные средства владикавказского мещанина Семена Вольфовича Нитабуха. Сумма денежных средств, указанных в завещании Нитабуха, составляла 47 тысяч 703 рубля. Нет, это не был человек, не имеющий наследников, которым бы он мог оставить в наследство свои сбережения. У него было четверо детей, между которыми он разделил все скопленное «движимое и недвижимое имущество», как говорится в завещании, в чем бы оно ни состояло, и оставлялось в разных долях сыновьям Абраму, Владимиру и Иосифу с тем, чтобы они выплатили долю дочери его Эсфирь и внукам, которые от нее родятся, 5 тысяч рублей в течение трех лет. Училище же (еврейское) как бы являлось его «пятым ребенком», который, судя по всему, получил в наследство больше остальных.

Блюстительницей училища в 1906 году стала Ю.Л. Нитабух; неясно, кем она доводилась завещателю.

Вечера, устраиваемые в училище, так же, как и в других национальных училищах, являлись одним из периодических источников доходов училища. Левин Л.Я. являлся законоучителем и учителем еврейского языка с 20 января 1908 года. Уже в 1910–1911 гг. училищем заведует Л.Я. Тульман, имеющий звание начального учителя. А с 24 октября 1910 года почетный блюститель училища – Григорий Захарович Сегал. Еще одной учительницей с 1910 года назначена Эстер Черкас.

Попечительский совет училища состоял из трех лиц – это учительница Ю.Л. Нитабух, Т.Я. Островский и Ф.И. Исакович.

В течение трех лет в Русско-еврейском училище устраиваются вечера с «туманными картинками» – так определялось это в документах. Эти вечера являются познавательными занятиями по предмету чтения, что сопровождалось показом картинок на тему читаемого текста. Проводились подобные вечера по средам и субботам. Чтения ведутся членами попечительского совета. Программа училища предусматривает такие предметы и темы, как география страны, горизонты, форма земли, климат, флора, пояса, жители страны, образ жизни населения в зависимости от природных условий, недра земли, источники, горы, моря. Но основной предмет здесь, конечно, это еврейский закон, а также еврейский язык. Преподавание ведется на русском и еврейском языках. Законоучителем на 1901 год является учитель еврейского языка. С 1908 г. Ева Абрамовна Резакова является заведующей и учительницей, по исповеданию она иудейка, на службе состоит с 1901 года и в год получает 600 рублей. 700 рублей получает законоучитель, он же учитель еврейского языка, им является, как правило, раввин. В год содержание училища обходилось примерно в 2700 рублей.

14 декабря 1904 года уполномоченные Владикавказской еврейской общины Семен Моисеевич Кац – доктор и Иссак Владимирович Лидский, живущий во Владикавказе, подали прошение на имя начальника Терской области, в котором говорилось о том, что Владикавказская еврейская община, в целях распространения образования и просвещения среди малоимущих ее членов, имеет здесь еврейское училище, утвержденное попечителем кавказского учебного округа. Опыт прежних лет показал, говорится в прошении, что лица с высшим образованием неохотно занимают должности заведующего начальным училищем, а также учителя – ввиду небольшого содержания, какое немноголюдная еврейская община может им предложить; и кроме того – в силу неподготовленности таких лиц к педагогической деятельности. Как далее говорится в прошении, лица из черты европейской оседлости, как правило окончившие Виленский институт, прав на жительство во Владикавказе не имеют, как и вообще в Терской области. Между местными же евреями нет ни одного лица, которое бы обладало необходимой педагогической подготовленностью и имело бы требуемый администрацией образовательный ценз для занятия должности заведующего начальным еврейским училищем. В связи с таким положением вещей дело распространения образования, несомненно, страдает. Ввиду изложенного, говорится в прошении, далее мы, уполномоченные Владикавказской еврейской общины, имеем честь просить Ваше Превосходительство войти к военному министру с ходатайством о разрешении Владикавказской еврейской общине ввиду исключительных обстоятельств иметь для своего начального училища во Владикавказе одного из лиц, живущих в черте оседлости, но получивших среднее образование или окончивших Виленский учительский институт, и о разрешении таковому лицу жительство во Владикавказе на все время занятия должности им учителя-заведующего начальным училищем во Владикавказе.

Содержание данного прошения не взято в кавычки в связи с неясностью почерка, но оно приведено почти дословно и датировано 14 декабря 1904 г.

8 сентября 1906 года данная просьба о допущении в еврейское училище преподавателями выпускников Виленского института была отклонена.

В ответе значилось, что просьба отклоняется, так как законом запрещено назначать учителей со средним образованием12.

Говоря о вопросе образования в еврейской диаспоре города Владикавказа, трудно ограничиться историей отдельно взятой школы или даже нескольких школ. Дело в том, что во многом вопросы образования в Осетии, как и за ее пределами в середине XIX–начале ХХ века становятся вопросами политическими. В деятельности национальных школ других этнических группы мы не сталкиваемся с таким количеством законов, положений, оговорок, запретов и опасений, какие находим касательно евреев.

В 1907 году (примерно) в средние и мужские заведения Терской области из попечительства Кавказского учебного округа и Министерства народного просвещения Терской области были разосланы положения, одно из которых было прислано во Владикавказское 2-е реальное училище – в силу большого количества обучающихся здесь владикавказских евреев. Положение, ограничивало прием евреев. Так, количество принятых (обучающихся в среднем учебном заведении) евреев не должно было превышать 5% от общего числа учащихся в столичных учебных заведениях и 10% в учебных заведениях остальных местностей империи, а в черте еврейской оседлости – 15%.

В 1914 году в «Правительственном вестнике» от 5 июля было напечатано распоряжение, в котором речь шла об очередном циркуляре Министерства народного просвещения от 2 июля 1914 года, также содержащем в себе ссылку на 7 февраля того же года и подписанном Министром народного просвещения Л. Кассо. Речь в данных циркулярах шла о том, чтобы перед началом учебного года директора средних учебных заведений прежде всего выясняли общее число имеющихся учебных вакансий в данном учебном заведении для евреев. Через целый ряд правил и оговорок ограниченное число евреев могло быть принято при соблюдении определенных бюрократических условий13.

Хедер

2 августа 1893 года поступило свидетельство о желании владикавказского жителя, еврея Заруха Винницкого, открыть здесь начальную еврейскую школу – хедер – в собственном доме на улице Надтеречной (ныне – Тогоева).

Здесь же приводилась его краткая характеристика, записанная в резолюции, приложенной к данному свидетельству. Из содержания резолюции Владикавказской городской полиции мы узнаем, что отставной майор Зарух Винницкий отбыл воинскую повинность по прежнему, рекрутскому уставу и приписан к обществу Владикавказских мещан14.

В противообщественной деятельности, по характеристике, не замечался и поведения хорошего, а потому, говорилось в резолюции, при соблюдении Винницким условий закона относительно надзора за порядком препятствий к разрешению на открытие хедера не имеется; данную резолюцию одобрил Инспектор народных училищ Терской области.

Что же такое хедер?

Нам известно, что представляли из себя начальные школы живущих в Осетии национальностей, в том числе и еврейская начальная школа, в которой обучались грамоте и еврейскому закону. Хедер, являясь также начальным училищем, имел, однако, более глубокие и значимые для его учеников цели. Главная заключалась в подготовке и выпуске меламдов (или меламедов) – учителей еврейского закона (религиозного).

Существовало также и, так называемое, «Мнение», утвержденное Государственным советом о частных учителях еврейского закона, которое было утверждено 1 марта 1893 года15. Оно включало в себя много статей, являвшихся руководством для потенциальных учителей, содержащих или желающих содержать хедер.

В первой из статей говорилось о том, что каждый еврей, занимающийся обучением детей закону их веры, чтению и письму на еврейском языке, должен иметь звание меламеда16. Никакого испытания на получение данного звания не производилось, однако в случае необходимости инспектор народных училищ либо директор имел право удостовериться в благонадежности преподавателя. Данное свидетельство нуждалось в обновлении через определенный срок, как правило, через 1 год. Кроме того, за получение данного звания взималась плата в год от 1 до 3 рублей. В этом денежном промежутке, 1-3 рубля, решающее слово имело МНП, которое и устанавливало окончательный размер оплаты на получение свидетельства. Поступающие суммы за выданные свидетельства на звание меламеда, находясь в распоряжении МНП, расходовались на образование евреев и причислялись к сбору, имевшемуся на нужды образования евреев.

При знакомстве с делопроизводством и законодательством, относящимся к основанию или устройству хедеров, мы видим, что бюрократический аппарат, через который предстояло пройти лицу, желающему открыть хедер, был немного сложнее, чем при открытии обычного начального училища, хотя основу с обычной начальной школой (училищем) имел одну и ту же, так как находился в ведомстве той же дирекции народных училищ и МНП.

Для подачи прошений о выдаче меламедских свидетельств были назначены определенные сроки, по два месяца в каждом полугодии: первое полугодие – с 1 июля по 1 сентября, второе – с 1 декабря по 1 февраля. В прошениях должны были быть четко обозначены имена, фамилии и отчества просителей. Прошение подавалось от 1-го лица, то есть кандидата без посредников. Кроме того в случае, если прошение подавалось первый раз, к нему прилагался паспорт и фотокарточка17.

Если же прошение подавалось повторно, то для получения нового свидетельства нужно было представлять в обмен прежнее. Фотокарточка при получении свидетельства обновлялось только через каждые 5 лет.

Получивший свидетельство на звание меламеда должен был иметь на фронтальной стене дома, в котором он проживал, дощечку, на которой прописано звание меламеда и его имя с фамилией.

Получивший свидетельство меламеда от одного инспектора народных училищ не имеет право открыть училище или хедер в ведомстве другого инспектора18. Соблюдение преподавания программы в рамках установленной и одобренной дирекцией народных училищ области должно контролироваться местным раввином19.

Занятия в хедере должны начинаться не ранее 9 часов утра и оканчиваться не позднее 5 часов вечера. Не менее 2 часов в течение означенного времени должно отводиться на обед и отдых. Кроме раввина, наблюдение за хедером ведет директор народных училищ, инспектор народных училищ, в помощь им, для непрерывности надзора, может быть назначен смотритель или заведующий городским училищем.

Французская школа Эдуарда Леклюза

В 1901 г. начинается история так называемого французского детского сада, который, по сути, одновременно представлял собой школу. Заранее составленный план обучения в данном детском саду вместе с прошением о разрешении на его открытие был представлен господином Леклюзом в дирекцию народных училищ Терской области. В первый год обучения предполагалось набирать детей от 10 до 13 лет, во второй год – от 13 лет и выше. Для этого курса Леклюзом была разработана собственная методика «обучения чтению и письму графическим способом, который будет применим к произношению без специального изучения алфавита»20. Третий год обучения по этому плану – это курс для взрослых (хотя непонятно, какая категория подразумевается в данном случае под словом «взрослые», так как ниже будет идти речь еще и о дополнительных вечерних курсах для взрослых). Итак, третий курс для взрослых, уже знающих французский язык, по-видимому, для усовершенствования знаний и, наконец, четвертый – это «курс классической литературы».

26 сентября 1906 г. французское Общество получило разрешение открыть вечерние курсы по разговорному языку в помещении Владикавказского Николаевского училища. Эти курсы именовались еще «читальное общество». Преподавали там некий Розен (эта фамилия встречается и в немецкой школе), а в инспекторах числился сам Э. Леклюз, который теперь просил назначить руководителем госпожу Руази, помощницей ее – госпожу Гильом. Кроме того, определиться предлагалось и с руководителем детского сада (будущего), желательно, чтобы это была «одна из дам», неизвестно точно, из каких. И если детей наберется не менее 20, то с платой 9 руб. в месяц, если количество учеников превысит 25, то по 7 руб.

Занятия предполагалось проводить с 9 ч. до 3 ч. пополудни, если родители это одобрят. Под детский сад планировалось нанять помещение в доме на ул. Сергиевской, 7, где было 6 комнат, из которых две комнаты площадью по 12 саженей отводились бы под учебные классы, 2 комнаты под библиотеку и читальную Общества, в которой по вечерам будут проходить курсы французского языка «по примеру прошлого года», из чего можно сделать вывод, что вся эта организационная работа по открытию детского сада происходила в 1907 году. Точно не известно, но получается, что помещение было нанято, но из документов, большей частью по хозяйству, видно, что приходилось переезжать потом с места на место. Детский сад был открыт21 – по одним документам в 1908 году, по другим – в 1910 году, точно установить не удается, возможно потому, что процесс был затяжной – само открытие и дальнейшее комплектование.

Несмотря на немногочисленность владикавказской французской диаспоры, в открытом Леклюзом саду он не являлся единственным преподавателем. Обрадованный одобрением и разрешением на реализацию своего плана, он посылает очередное прошение на имя Директора народных училищ о разрешении на расширение штата учителей и воспитателей. 22 августа 1912 г., Леклюз просит о допуске г-жи Леклюз, по-видимому, жены, «начальницей французского детсада». Также он сообщает, что одна из учительниц, Давыдова, имеет аттестат Оренбургского института. Уточняет он это в связи с ранее полученным от попечителя Кавказского учебного округа требованием данных о соответствии образовательного ценза преподавателей на назначаемое место. А г-жа Монженье, сообщал Леклюз, имеет свидетельство Общества «Французский альянс» (о котором речь пойдет ниже), 4 года состояла преподавателем и потому уже имеет опыт работы.

Заодно Леклюз, воодушевленный поддержкой попечителя, вновь просит разрешения на открытие вечерних курсов французского языка для взрослых, в которых, по его мнению, «наблюдается во Владикавказе необходимость». К прошению прилагается подробный план и сведения о зачислении в штат сотрудников детсада, помимо г-жи Леклюз, г-жу Нете, в девичестве Рудановскую.

На протяжении всей деятельности Леклюза он, несмотря на редкие, носящие временный характер отказы со стороны властей, пользуется их поддержкой, как и поддержкой своих земляков.

Возникает некоторая путаница с датами. Со времени своего открытия в среде не столь значительного, но культурно развитого владикавказского французского населения детский сад быстро приобретает популярность не только у французов, и вот в 1910 г. в газете «Терские ведомости» № 106 выходит небольшая статья с очень лестным отзывом о данном «заведении» и описанием постановки в нем воспитательного дела. Поскольку в статье уточняется, что детский сад функционирует с прошлого года, то, выходит, что датой его открытия можно считать 1909 г. Руководят в это время садом баронесса Розен и доктор Салтыков. На тот момент количественный состав воспитанников составлял 30 девочек и мальчиков, причем возраст указан как дошкольный. Автор отмечает «чистосердечное и особенное» отношение со стороны учительниц и воспитательниц к своему делу, к детям, что проявляется даже в мелочах. Удивительно читать сегодня, спустя более ста лет, когда наши дети не особенно любят посещать детские сады и, учитывая удивление автора, не особенно любили и тогда, что, когда детям по праздникам или выходным приходится сидеть дома, то именно эти дни «являются для них скучными буднями». Автор пришел к этому выводу, наблюдая не только за своим, посещающим этот сад ребенком, но и за другими «садовниками и садовницами», как дети названы в статье.

В документах, к примеру, начиная с 1907 г., встречается переписка об утверждении устава французского союза «Альянс Франсе». Наряду с другими членами альянса в его состав входил и учредитель школы, о которой шла речь выше, то есть Эдуард де Леклюз, а также Куртуа и другие. Существовал устав «Французского альянса», состоящий из многих параграфов, но поскольку он не имеет отношения к нашей теме, мы остановимся на нескольких параграфах, проливающих свет на общую обстановку, в которой развивалась французская школа в Осетии.

§15 устава альянса гласил: «Владикавказская группа «Французский альянс» имеет своим флагом французский трехцветный, который может быть подымаем над владениями группы, ее клубами, школами и т.д.»22. С учетом политической обстановки накануне Первой мировой войны, последовал запрет, и §15 был изъят из устава.

По тем же причинам основным параграфом был назван 3-й: «Членам группы Французского союза под угрозой немедленного увольнения или же исключения безусловно воспрещается каким бы то ни было способом пользоваться курсами, лекциями или собраниями для политической пропаганды»23.

В основном же содержание устава не вызвало никаких претензий и замечаний. Детально разработанный, устав освещал все стороны деятельности данного союза. Относительно интересующей нас темы третий пункт §2 предусматривает «основание школ и курсов для детей и взрослых, введение преподавания французского языка в тех школах, которые его лишены; денежные пособия – уже существующим спец. школам французского языка»24.

Пункт 4 предполагал раздачу наград для обеспечения посещения школ, для поощрения усердия учеников, трудов учителей и благотворительного союза».

Пункт 7-й предусматривал «приискание учителей французского языка учебных заведений и семей, которые бы этого просили». И далее: «основание при школах особых курсов сообразно с надобностью и требованием времени», «курсы для коммерсантов, будущих студентов» и т.д.

Факт изъятия из устава некоторых пунктов свидетельствует о жесткой цензуре, вызванной той обстановкой, которая сложилась в рассматриваемый период на политической арене; страх антирусской пропаганды в среде этнических групп иностранного происхождения выражался в строгой цензуре и жестком наблюдении за тем, что преподают в школах и о чем идет речь на общественных собраниях в той или иной национальной группе. Об особом усердии учредителей и значимости филиала (внутри устава называемого то «общество», то «союз») говорит и то, что в случае поездки во Францию вступившие в этот союз снабжались рекомендательными письмами в Парижское центральное бюро, которое в свою очередь «оказывает радушный прием этим иностранным членам, путешествующим по Франции и старается сделать их пребывание в странах, где господствует французский язык, насколько возможно приятным и полезным»25.

Своим членам союз также гарантирует содействие в завязывании полезных сношений с Францией, а также предоставляет возможность вести беседы на французском языке во время встреч в клубах, на курсах и т.д.

Ученикам французской школы выдаются свидетельства, а членам союза – членские билеты.

Число вступающих в союз не ограничено, ими могут быть лица обоего пола, но при условии утверждения вступающих комитетом союза и уплаты не менее 5 р. годового взноса – с 1 сентября текущего года по 1 сентября следующего.

Впрочем, есть и параграф (№ 11), который ограничивает контингент союза: «Членами Общества не могут быть учащиеся в учебных заведениях, состоящие на действительной службе нижние чины и юнкера, несовершеннолетние и подвергшиеся ограничению прав по суду»26.

Осторожность и ограничения в этот период становятся приоритетными, в приведенном параграфе ощущается осторожность и со стороны учредителей общества, в состав которых входил и Леклюз в качестве секретаря, и Салтыков, председатель. Нужно заметить, что Леклюз, помимо основателя французской школы во Владикавказе, является важным фигурантом в делах французов во Владикавказе. Так, наряду с подписью Салтыкова, являвшегося председателем, стоит подпись секретаря Леклюза, которая встречается во многих переписках французских дел27. Также везде стоит подпись французского инженера-технолога Куртуа.

Такова краткая история деятельности французского эмигранта в деле укрепления и развития французской диаспоры Владикавказа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР (конец XIX – начало ХХ вв.), М., «Педагогика», 1991, с. 410.

2 Канукова З. В. Старый Владикавказ, с. 119.

3 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 74, л. 32.

4 ЦГА, ф. 12, оп. 1, д. 371.

5 История Владикавказа (1781–1890 гг.). Сборник документов и материалов. Владикавказ, 1991, с. 30.

6 ЦГА, ф. 12, оп. 1, л. 4.

7 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 238, л. 71.

8 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 238.

9 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 238.

10 Там же, д. 8.

11 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 410, л. 17.

12 ЦГА, ф. 11, оп. 14, д. 59, л. 7.

13 Там же, д. 44, л. 28.

14 ЦГА, ф. 11, оп. 1, д. 35, л. 2.

15 Там же, л. 7.

16 ЦГА, ф. 11, оп. 1, д. 35, л. 2..

17 ЦГА, ф. 11, оп. 1, д. 35, § 4.

18 Там же, § 19.

19 Там же, § 23.

20 ЦГА Ф. 123, Оп. 1, д. 610,

21 ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 425, л. 53.

22 ЦГА, ф. 199, оп. 1, д. 49.

23 Там же.

24 Там же.

25 ЦГА, ф. 199, оп. 1, д. 49, л. 3.

26 Там же, д. 152, л. 1-2.

27 Там же.