В Норфолке я оказался случайно. Тамошний театр поставил мою пьесу. Меня любезно пригласили на премьеру. В официальном письме за подписью отцов города лежал авиабилет и оплаченный гостиничный номер. Почему бы и не поехать!?
В аэропорту Норфолка меня встретил пожилой, сутулый и чрезмерно разговорчивый главный режиссер театра. Как только я попал в поле его досягаемости, он тотчас же панибратски хлопнул меня и сказал:
– Добро пожаловать в наши пенаты, мистер!
Я назвал свое имя.
– Great! Good! Так вот, my dear, сейчас едем в гостиницу: там рюмка, завтрак, отдых, а в шесть часов вечера в парадном виде в театр.
– Каким образом я его найду?
– Что?
– Театр.
– Разлюбезный вы мой автор, мы хоть и живем на отшибе, но машины все-таки имеем!
…перед началом спектакля слово взял представитель муниципалитета. Его речь завершили жидкие и непродолжительные аплодисменты.
Занавес расступился, интимно обнажив сцену, и закрутилось действо…
Спектакль мне не понравился: ни одного режиссерского изыска, ни одной интересной находки…
Свет ужасный, музыкальное оформление паршивое, актеры – невыразительны, а мои шутки, афоризмы и каламбуры, которые я с такой болью рождал за письменным столом, – плоские, как сковорода.
– Автора! Автора! – раздалось в зале, как только спектакль закончился.
Признаться, я этого не ожидал.
– Автора! Автора!
Я поднялся на сцену. Поправил галстук и, смущенно покашливая и глупо улыбаясь, понес какую-то культурологическую ахинею.
Речь я закончил юмористическим пассажем с пошлой концовкой: and I wish the same for you!
Банкет, устроенный в честь премьеры, оказался куда как живее спектакля.
Театральный повар отличился мастерством и фантазией.
Пареный горох подавали в солдатских котелках.
Ямайский ром пили из специально приготовленного для этого случая театральным слесарем унитаза…
Наутро я проснулся с головной болью и резью в боку. Первое вызывал чрезмерно употребленный вчера алкоголь. Вторым источником боли являлся острый локоть театральной костюмерши.
Часов в десять утра я распрощался с дамой и спустился в бар.
Коньяк слегка притушил физические и душевные страдания.
Я вышел на улицу. Закурил и двинулся осматривать достопримечательности Норфолка.
Стоял июль, но погода больше напоминала октябрь: низкие хмурые облака плюс порывистый холодный ветер. Вскоре дорога уперлась в приветливо распахнутые кладбищенские ворота. Я вспомнил, что русский писатель Chekhov (чьи пьесы я ставлю на одну ступень с шекспировскими) любил, будучи в чужих городах, посещать публичные дома, церкви и кладбища.
– Ну, что, – подумал я, – уподобимся русскому классику.
Я вошел на территорию погоста.
Навстречу мне бросились гранитные кресты, мраморные памятники, бронзовые обелиски, столетние липы, скромные цветы, песчаные дорожки, – одним словом, романтический сироп Байроновского века.
Я стал бродить по тенистым аллеям кладбища, рассматривая надписи на могильных плитах. Вскоре (как некий знак свыше) выглянуло солнце. Стало жарко, и я направился в скверик, что находился возле маленькой часовенки.
Я устроился на уютной скамейке, выпил принесенную с собой бутылку пива, выкурил сигарету и, поняв, что делать здесь вообще-то нечего, пошел к выходу…
Памятник возник неожиданно. Я остановился, пораженный его «извиняющимися» (такие огромные памятники ставят только очень виноватые перед погребенным родственники или соотечественники) размерами. На гранитном постаменте. На мраморной скамейке сидела бронзовая дева со склоненной головой. Над ней нависала какая-то зловещая цементно-металлическая конструкция. Взгляд грустных металлических глаз девы был устремлен в никуда.
Памятник являлся, несомненно, художественным шедевром большого мастера.
Пугающим шедевром. При взгляде на него меня охватил страх, да что там страх. Дикий ужас сковал мои члены.
– Только не смотреть ей в лицо. Только не смотреть! И бежать! Бежать! – приказывал я себе, понимая, что если останусь рядом с памятником, то бронзовая дева обрушится на меня своим многотонным бронзово-мраморным весом.
– Только не смотреть. Только не смотреть. Бежать! – Я побежал сломя голову …
– Вам нехорошо? Вызвать амбуланс?
Кто-то тряс меня за плечо.
Я открыл глаза и увидел перед собой пожилого мужчину.
– Где я?
– Вы в северном Норфолке.
– А далеко ли это от гостиницы «Вестерн»?
Пожилой господин недоуменно взглянул на меня и сказал:
– Дорогой мой, это же на другом конце города.
– А как туда добраться? Я нездешний… города не знаю.
– Не волнуйтесь, я вам помогу.
Мы отправились с ним на стоянку такси…
Вскоре я уже сидел в своем номере и хлестал рюмками, стараясь таким образом убежать от ужасной бронзовой девы, коньяк.
Вечером ко мне вновь заглянула театральная костюмерша.
– Скажи, ты не знаешь, кто погребен…
И я прерывающимся голосом рассказал ей о странном памятнике.
– Конечно, знаю. Всякий житель Норфолка знает… это уже вроде городского мифа! – и костюмерша стала рассказывать.
Когда она ушла из моего номера, я взял ручку и, как говорится, по горячим следам записал ее рассказ.
Природа свела Мери и Тома, потому что не свести их было бы ее огромным (а ошибается она и без того часто) промахом.
Одним словом, зеленоглазая стройная Мери и русоволосый голубоглазый великан Том были идеальной парой. Только слепой не оглядывался им вслед…
Летним теплым вечером Том и Мери встретились на перекрестке оживленных улиц.
– Куда пойдем? – поинтересовалась, одернув интимно вздернутое ветром платье, Мери.
– А в этом районе только одно приличное место – кафе «Seventh Heaven», – Джим галантно изогнул локоть.
– Ну, что ж, в небеса, так в небеса!
И пара, провожаемая алчными взглядами мужчин и восхищенными взорами женщин, направилась в кафе.
Кафе хоть и имело столь поэтическое название, но особым изяществом не отличалось. Десяток типовых столиков да парочка дерматиновых кресел. Как и повсюду, отвратительный кофе и зафальцованные в целлофан «cakes»
Войдя в кафе, молодые люди направились к стойке. Навстречу им метнулся бармен с приклеенной к губам улыбкой.
– Я вас слушаю.
– Два кофе и два кусочка шоколадного торта, – попросил Том.
– Вам подать в зал или на террасу?
Том взглянул на Мери.
– ?
– На террасу, – приказала Мери.
– Хорошо, – притушив улыбку, согласился бармен, – официант принесет ваш заказ через минуту.
Молодые люди вышли на террасу:
– Где сядем? – поинтересовалась Мери.
– А куда бы ты хотела?
– Не знаю…
– Тогда выбор сделаю я. Вот сюда!
Том указал на столик, что расположился в тени нависающего над террасой карниза высотного здания.
– Хорошо, – Мери чуть вздернула платье и присела на плетеный стул.
Большой чистюля и аккуратист, Том, предварительно дунув на стул, занял место напротив Мери и поинтересовался:
– Тебе удобно?
Ответить Мери помешал внезапно появившийся возле столика официант.
Белая шапочка, белый передник, белые туфли, носки, да и сам весь какой-то белесый, официант напоминал небесное облако.
– А вот и ваш заказ: кофе, кейк. Пожалуйста, – официант изогнулся в поклоне и сказал: – Если молодым людям будет что-то угодно, то я всегда к их услугам. Приятного вечера.
И «официант-облако» так же внезапно, как и возник, растаял в теплом летнем воздухе.
Если бы не дымящийся кофе и шоколадный кейк на столе, то можно было бы подумать, что он ни что иное, как мираж.
Том подвинул к себе блюдце с кейком. Надкусил. Сделал глоток кофе. Изящно промокнул губы салфеткой и вкрадчиво поинтересовался:
– Мери, ты не против, если я закурю?
– Но ведь ты же бросил, Том.
– Да, но сегодня я бы хотел сделать исключение…
– А что, сегодня… какой-то особенный день?
– Да.
– Ну, хорошо, кури.
Том достал сигарету. Щелкнул зажигалкой. Сделал затяжку и выпустил дым. Мери закашлялась.
– Прости, дорогая, – Том стал разгонять ладонью табачный дым. – Я думаю, тебе лучше пересесть на мое место… ветер дует в твою сторону.
– Ничего, – успокоила его Мери. – Меня это не очень беспокоит.
– Правда?
– Правда.
Том молча курил.
– Так в чем же особенность сегодняшнего дня? – нарушила молчание Мери.
– Видишь ли, Мери… Мы давно… очень давно, со школьной скамьи знаем друг друга. Ведь так?
– Так, и что?
– А то, что нам нужно вывести наши отношения на новый уровень. Понимаешь, о чем я?
– Нет… не совсем…
– Я поясню. Мы должны с уровня знакомства перейти на новую ступень взаимоотношений…
– Уровень? Ступень? – перебила его Мери. – Так уровень или ступень, говори конкретней, потому что это не суть одно и то же.
– Хорошо, я скажу проще.
Том затянулся и выпустил дым.
– Кхе-кхе-кхе, – закашлялась Мери.
– Нет, тебе нужно пересесть на мое место, – Том встал со своего стула. – Прошу тебя, пересядь.
– Да не волнуйся ты так, лучше продолжай о ступенях.
Поставив финальную точку, Мери улыбнулась.
– Хорошо. Я продолжу. Хотя тут особо и нечего продолжать, и так все ясно. Мы знаем с тобой друг друга давно. Любим друг друга. Мы редкий день не бываем вместе! Так почему бы нам не узаконить наши отношения?
– Что значит узаконить?
– Ну, то есть пожениться…
– Ты шутишь, Том?
– Разве с такими вещами шутят, Мери? Нет! И вот доказательство моей серьезности.
Том вытащил небольшую бархатную коробочку, а из нее извлек бриллиантовое кольцо.
– Ты согласна?
– Том, я так счастлива, – тихо ответила Мери. – Я так счастлива…
– Ты не ответила, согласна ли ты?
– Том, дорогой, если я говорю, что я счастлива, то как же я могу быть не согласна с твоим предложением?!
– Значит… значит, ты согласна?
– Конечно!
– Слава Богу, а то ведь я думал, что ты отвергнешь мое предложение!
– Да как же я могу его отвергнуть, когда я об этом только и мечтала, но я ведь думала, что ты так никогда и не решишься! Молодец, что решился. Я так счастлива!
– Ну, тогда по бокалу шампанского, Мери?
– А почему бы и нет! – поставив восклицательный знак, Мери весело рассмеялась.
– Официант! – щелкнул пальцами Том.
И вновь из небытия, из невидимых атомов, молекул соткался белоснежный официант:
– Что прикажете?
– Приказываю два бокала шампанского! – весело воскликнул Том.
– Слушаюсь и повинуюсь.
Точно услужливый джинн из лампы Аладдина, официант белым облачком поплыл к стойке.
– А вот и шампанское. Я принес вам самое лучше, но по самой низкой цене, – разливая вино в бокалы, говорил официант. – Это мой презент для вас. Потому что сегодня между вами происходит что-то серьезное! Полагаю, что помолвка?
– Вы угадали. Держите, – Том протянул официанту бокал.
– Что вы! Что вы! На работе я ни грамма!
– Тогда вот это, – Том сунул официанту двадцатидолларовую купюру.
– Благодарю вас, друзья мои, и желаю вам всяческих благ. Если вам вновь что-то понадобится, я здесь. Я рядом!
Официант подхватил свой поднос и исчез в полутьме зала.
– Ну, за нас! За нашу крепкую дружную семью!
– Согласна!
Молодые люди сдвинули бокалы и выпили по глотку пульсирующего, как сама жизнь, напитка.
– Я еще с твоего позволения закурю – последнюю?!
– Разумеется, кури!
– Только ты пересядь на мое место. Я не хочу причинять беспокойство своей жене!
– Но ведь я еще не жена, – пересаживаясь на место Тома, сказала Мери.
– Мери, дорогая, что такое несколько дней!
– Том, дорогой, ты забываешь, что иногда одно мгновение способно разнести вдребезги все будущее, – тихо и с какой-то горечью в голосе, как потом вспоминал Том, сказала Мери.
Все, что произошло за этими словами, не поддается ни объяснению, ни описанию, ни, ни, ни и еще раз ни.
Не успели еще смолкнуть слова Мери, как в жарком воздухе послышался страшный треск и на террасу стремительно надвинулись зловещие сумерки.
– В эту минуту я подумал, что на Землю стремительно падают, включая и «seventh heaven», небеса, – вспоминал впоследствии Том.
Раздался жуткий грохот. Колоссальное облако пыли скрыло террасу от людских глаз.
Когда гул стих, и рассеялось пахнущее цементом и трухлявым деревом облако, террасу сотряс жуткий крик и вой. Все, кто были в этот момент в кафе (включая бармена и белоснежного официанта), вскочили со своих мест и устремились на улицу.
На опустевшей террасе остался сидеть точно приросший к стулу, непередаваемо бледный, Том. Рядом с ним, там, где только что сидела Мери, лежали рухнувшие с карниза высотного здания бетонные куски, блистающая поверхность стола, покореженные ножки стула, вздыбленные доски пола. Над всем этим адом кружился поднятый ветром кусочек платья. Платья Мери…
– Пройдемте со мной, сэр, – вывел Тома из оцепенения голос полицейского офицера.
– Это я, – схватив офицера за рукав, быстро заговорил Том. – Я виноват. Я. Я заставил ее пересесть на это место. Ведь вначале на нем сидел я. Я и должен был погибнуть. Арестуйте меня! Арестуйте! Я! Я! Я! Виноват! Я… я…
Всю ночь, осветив террасу яркими прожекторами, полицейские и врачи искали смешавшиеся с цементной пылью и кусками проржавевшего метала, фрагменты тела девушки.
Через год, превратившийся не то что в старика, а Бог знает в кого, отец Мери Джон Кери установил на могиле единственной дочери монумент.
Тот самый памятник, что привел автора этого рассказа в ужас.
Следы Тома затерялись. Ходили слухи, что он связался с какой-то ультраортодоксальной религиозной сектой.
Работа не ладилась.
Работа валилась из рук.
Работа не спорилась.
Какое выражение ни возьми, любое сегодня подходило для сварщика, молодого, симпатичного крепыша Джона Кери.
Начальство поставило его как опытного (несмотря на молодость) специалиста на сварку несущей конструкции, а по сегодняшнему состоянию ему нельзя было доверить прихватить вместе и двух металлических штырей.
Вместо того, чтобы думать о том, каким швом соединять детали: стыковым, угловым, тавровым, нахлесточным, Джон думал о Джеки.
– Нет, я не хочу выходить за тебя замуж, – приставляя конец одного изделия к боковой поверхности другого, вспоминал вчерашний разговор Джон.
Но лучше начать с минувшего вечера.
Молодые люди принаряженный к встрече Джон Кери и кареглазая вертихвостка Джеки Смит – встретились на городской площади.
– Куда пойдем? – спросил, почесав пятерней свои войлочные рыжие волосы, Джон.
– А в этой дыре только одно приличное заведение, кафе «Эдем», – красивым жестом отбросив свои рыжие кудри, сказала Джеки.
– В Рай, так в Рай! – Джон изогнул локоть. Молодые люди направились в кафе.
Кафе «Эдем» хотя и носило столь громкое название, но на рай походило мало.
Вместо райских яблок здесь подавали (не Бог весть какого качества) яблочные пироги, и искушал вас здесь не Змий, а двадцатипятицентовый музыкальный аппарат, хриплым голосом поющий «Stranger in Paradise»
– Как дела? Как успехи? Что будем заказывать? – улыбаясь, как ближайшим родственникам, затараторил бармен. – Есть свежие шоколадные кейки, французские булочки, кофе эспрессо.
– Два капуччино и два куска шоколадного торта, – приказала Джеки.
– И мне рюмку джина с тоником.
Джеки удивленно посмотрела на Джона.
– Ты же кроме пива ничего не пьешь, Джон.
– Сегодня я сделаю исключение.
– Где хотите расположиться? – поинтересовался бармен. – В зале? На террасе?
– Я думаю, в зале… на террасе сегодня холодно.
– Good! Садитесь вон туда, – бармен указал на столик у окна. – Это самое лучшее место в нашем заведении. Официант принесет ваш заказ через минуту…
Джеки и Джон сели за столик.
Джон достал сигарету.
– Ты не против, если я закурю?
– Сигарета, джин… тут что-то не так. Что случилось, Джон?
– Ничего не случилось. Просто мне нужно кое-что тебе сказать.
– Говори, я слушаю.
– Погоди, вот принесут джин.
– А без джина нельзя?
– С джином легче.
Появился весь в черном (точно распорядитель на похоронной процессии) официант.
– Ваш заказ, – черный официант поставил на стол черные чашки, того же цвета блюдца и рюмку с джином.
Джон внимательно посмотрел в рюмку, точно искал там разрешения начать разговор.
Видимо, получив его, быстрым глотком опустошил рюмку. Достал сигарету и, разминая ее в пальцах, заговорил.
– Джеки, мы давно знакомы с тобой, и я… и я… я… короче, нам надо узаконить отношения.
Джон щелкнул зажигалкой и прикурил сигарету.
– Что ты этим хочешь сказать? – отгоняя от себя дым, поинтересовалась Джеки.
– Может быть, тебе лучше пересесть? Дым тянет в твою сторону.
– Ничего, продолжай свою речь. И, пожалуйста, формулируй ее более четко.
– Да, да… ну, ты же знаешь, что я не большой говорун. Мне легче сварить десяток конструкций, чем произнести пару слов. Короче, я хочу сказать, что нам нужно пожениться.
Джон уставился в рюмку и замолчал.
– Пожениться, вот так-так! – засмеялась Джеки.
– А что тут смешного?
– Джон, ты добрый, милый, прикольный парень, но ты никто, и имя тебе никак!
– Почему это я никто? Я работаю в большой строительной компании. Зарабатываю приличные деньги. Меня уважает босс. Как это никто?!
– Но этого недостаточно. Я не хочу провести всю жизнь в такой дыре, как наш Норфолк! Я хочу уехать отсюда. Туда, где настоящая жизнь, а не это болото под названием кафе «Эдем». Я хочу стать актрисой, поп-звездой, модельером, а не бабой, проводящей свою жизнь у плиты и экрана телевизора.
– Ты что, не согласна?
– Нет, Джон, спасибо за предложение, но я его не принимаю. Я вообще скоро уезжаю, и пришла сегодня только затем, чтобы сказать тебе об этом.
– Но мы можем уехать вместе! У меня хорошая специальность! Я на хорошем счету в компании. Мне дадут рекомендацию.
– Нет, Джон, ты не тот человек, за которого такой девушке, как я, следует выходить замуж.
– Погоди, – встрепенулся Джон, – но зачем же ты встречалась со мной целый год, если все это несерьезно?
– Встречалась? – Джеки на секунду задумалась. – Ну, нужно же мне было как-то проводить свое время. Ты был не самым худшим вариантом.
– Ага, значит, я был чем-то вроде телепередачи или хоккейного матча?
– Может быть, и так, – засмеялась Джеки. – Может быть…
– Но ведь кроме…
– Послушай, Джон, давай не будем здесь, ибо рай, как ты знаешь, не самое подходящее место…
– Но это не рай, кафе «Эдем», – возразил Джон.
– Согласна, потому, – Джеки взглянула на часы, – я ухожу. Я и так перебрала с тобой время, свое время. Мне пора идти… прощай, Джон…
Джеки встала из-за стола и вышла из кафе. На перекрестке ее подхватил кремовый «Кадиллак» с откидным верхом. Машина быстро сорвалась с места, и красный шарф, что был на шее Джеки, прощально помахал Джону.
Отвергнутый жених расплатился за заказ. Купил в баре бутылку джина и вышел из «Эдема».
Всю ночь он не спал. Бродил по городу. Пил джин из бутылки и разговаривал с навеки ускользнувшей из его жизни Джеки.
– Ты еще пожалеешь, что отвергла мое предложение! Ты еще… Я добьюсь успеха в этой жизни! Стану известным и богатым… обязательно стану… и ты еще будешь ползать в моих ногах, целовать мои руки, рыдать, страдать, и просить, и умолять меня… простить тебя… погоди, погоди… дай только время, – грозил «норфолкскими казнями» невидимой Джеки свирепый, как голодный лев, и пьяненький, что твой ресторанный полотер, сварщик Джон.
Под утро Джон явился на объект, отпер ключом калитку, отгораживающую мир от строительного объекта, и долго стоял, приходя в себя, под ледяной водой в душевой.
Вытирая голову полотенцем, он вышел в мир и столкнулся с боссом.
– А вот и Джон! Послушай, мой мальчик, сегодня тебе доверяется ответственнейший участок! Вот, держи чертеж и не подведи меня, парень!
– Ну, если такая ответственная, то, может быть, поставить кого-то другого, а то я себя сегодня нехорошо, да что там нехорошо… паршиво чувствую!
– Может быть, я и поставил бы кого другого, но сегодня некого. Понимаешь, некого! Так что давай, берись за дело, между прочим, за эту работу идет двойной тариф… и внимание начальства! Удача сама плывет к тебе в руки, парень – не отпирайся!
– Хорошо.
Джон поднялся на крышу.
Настроил сварочный аппарат.
Развернул чертеж и принялся работать.
Работа не клеилась.
Работа валилась из рук.
Работа не спорилась.
– Мерзкая гадина! Тварь! Сучка!
Каких только эпитетов не присвоил Джон за этот рабочий день Джеки.
В конце смены, выключив аппарат, «отвергнутый любовник» пнул балку носком монтажного башмака и в сердцах сказал:
– Чтоб она рухнула тебе на голову!
Не прошло после размолвки с Джеки и пяти лет, как Джон открыл свою небольшую строительную фирму. Она, в свою очередь, выросла в огромную индустриально-строительную империю.
Джон, к этому времени мистер Кери, женился на не Бог весть какой красавице, но скромной и работящей девушке по имени Вероника Долл.
Произвел на свет безумно любимую им (красавицу, умницу) дочь Мери, и думать забыл о какой-то там Джеки.
Когда кто-нибудь напоминал Джону о бывшей любви, то он только недоуменно пожимал плечами и крутил пальцем у виска:
– Молодой был… дурак, но теперь это все в прошлом.
Не успели полицейские и медработники завершить свои дела, не успели коммунальные службы убрать мусор с места трагедии, как уже была создана государственная комиссия по расследованию инцидента в кафе «Seventh Hеvens»
Через месяц кропотливой работы комиссия представила отчет.
«…падение балки произошло вследствие разрыва сварочного шва. Ответственным за этот участок работы являлся сварщик Джон Кери».
Прокурор Норфолка, прочитав заключение комиссии, тотчас же выписал ордер на арест Джона Кери, и его доставили в прокурорский кабинет.
– Отпустите его, – взглянув на бледного, трясущегося и невнятно бормочущего мистера Кери, приказал прокурор, – он уже понес свое наказание!
Жена мистера Кери от пережитого горя примерно через полгода после смерти дочери тоже отошла в потусторонний мир, а индустриально-строительная империя развалилась на незамысловатые фирмочки, конторки и строительные трестики…
Мистер Кери сейчас живет в небольшом домике на южной окраине Норфолка. Он почти не выходит на свет Божий, а если и появляется, то рядом с ним, приклеившись к хозяйской ноге, бежит малюсенькая собачонка по кличке Джеки.
Вот такая история.
Поставив точку в этом рассказе, я подумал: а для чего, собственно, я его написал? И вразумительного ответа не нашел.
Я написал его для того, чтобы извиниться за потраченное тобой, читатель, (на чтение этой истории) время.
