* * *
Лишь разум великого гения
В минуты слепого забвения
Способен понять этот мир,
Понять, как рождается музыка,
Как шар направляется в лузу, как
Курить сигареты «Памир».
* * *
Осенний день струил закатный свет,
Где яркий шар склонялся над рекою,
Где чистота прозрачных вод и лет,
Где вечный мир гармонии, покоя,
Где, купола листвы подняв рукою,
Ленивый ветер небу шлет привет.
Склонялся шар над тишиной мирскою,
И день уже утрачивал свой свет.
* * *
Вечерний город в сумраке тумана.
Жгут листья, опадающие рано,
А вместе с ними жгут дневные раны
В слащавой мгле осеннего дурмана.
И отблески от листьев обгорелых
Рисуют тени на фасадах белых
Домов, сопровождающих беззвучно
Идущих мимо и смотрящих скучно.
То там, то здесь мерцают искры света.
Тот вечер был написан столь искусно.
Все было так, и вспоминать про это
Приятно было, было также грустно.
* * *
Волшебный мир одежд и полутьмы;
Он окружает нас в неоне света,
Но мы не понимаем, мы – не мы,
И, что бы ни случилось, все не это.
Все только сон, бессмыслица реклам
С дешевым блеском и похабным смыслом,
Где правда с ложью – все напополам,
Где замешали жизнь на сладко-кислом.
Но что нам стоит вырваться в побег,
Уйти хотя б на вечер от броженья
И ощутить, как мягок белый снег,
И не познать слепого униженья.
Пройти средь кукол и поверить в сон,
Узнать друзей по звуку фортепьяно
И разорвать занудный унисон
Аккордами мелодий полупьяных.
Найти любовь – и вновь поверить ей,
Ночь провести с обманутой Фортуной,
А утром вдруг забыться поскорей,
Глаза потупив перед фразой умной.
И вновь мы ждем. Забвенье темноты,
Волшебный плеск одежд в людском потоке,
В неоновых созвездиях мосты
И поиски надежд в своем пророке.
Он нас утешит сказкой о добре,
Покажет город в разноцветных красках
И с ночью вдруг исчезнет на заре,
А мы проснемся в черно-белых масках.
* * *
Четыре дня календаря
Ко мне приходят на заре,
Ведь кто-то выдумал не зря
Четыре дня в календаре.
Мой первый день – осенний дым
Играет отблеском заката.
Когда-то был я молодым,
И день был радостным когда-то.
Вторые сутки – сплошь метель,
Холодный вечер, свет неона,
Пустых поступков карусель,
Я раб закона от закона.
На третий день шумят ручьи,
Теплом повеет будто снова,
То в грязных лужах воробьи,
То неуслышанное слово.
А на четвертый, жаркий день,
Последний день своих скитаний,
Уйду я в сад и сяду в тень,
И кану в бред воспоминаний.
Возьму колоду дней своих,
Перемешаю, сдвину, сдам,
И что мне выпадет из них –
Былых тузов, шестерок, дам?
Осенний дым, холодный снег,
Иль трели мартовской капели.
И каждый день как будто век,
А жизнь как будто день недели.
* * *
Рисуют тени облака,
Рисуют дети мам и кукол,
А я рисую сердца стуки
У раскаленного виска.
И каждый звук на высоте,
И, как удар по струнам-нервам,
Взрывает ночь аккордом первым
Моя любовь к моей мечте.
Сбивает ритмы пульс быстрей,
Минор сменяется мажором,
И, упиваясь этим спором,
Срывает голос свой Орфей.
О музыка любви – тоска!
Кто нам придумал боль разлуки,
Подслушав ночью сердца стуки
У раскаленного виска?
* * *
В час рассвета над землей
Просыпаются фиалки,
И старинные гадалки
Закрывают вечер свой.
В час рассвета пляшет сон
На бриллиантовых подвесках,
Сквозь туманные завесы
Слышен ветра нежный стон.
* * *
Тревожный сон сорвал меня с постели.
Вокруг царила тьма, а за окном
Как будто кто-то плакал, а потом
На землю листья мертвые летели.
И капельки дождя, стучась о стекла,
Как слезы по лицу, стекали вниз,
А ветер, исполняя свой каприз,
Срывал листки, чтоб дерево промокло.
Он был в ту ночь сильней, он знал, что время
Играет на него, была ведь осень,
Он знал, что до весны с него не спросят…
* * *
Я помню дом и серое окно
На фоне стен, раскрашенных дождем.
Я ничего тогда не видел в нем,
Но, словно смерть, меня влекло оно.
Я долго ждал среди бетонных стен –
Так взгляд окна меня околдовал,
И вдруг я понял: кончился мой плен,
И я узнал, чего еще не знал.
Я понял, мы лишь окна на стене
В бескрайних джунглях камня и стекла.
И захотел я, чтоб в моем окне
Вдруг стало много света и тепла.
Я знал, что сделать это тяжело,
Что стены высоки и холодны,
Но я боролся холоду назло,
Все лез и лез, и падал со стены.
Я многого тогда не понимал,
Но знал одно: пусть через много лет,
Но я разрушу неприступный вал,
И вспыхнет в наших окнах яркий свет.
Ведь я узнал, чего еще не знал.
