На первый взгляд сегодняшняя картина музыкальной жизни Осетии не только разнообразна, но и привлекательна: работают оперный театр, филармония, учебные заведения по-прежнему готовят любителей и будущих профессионалов, проходят фестивали и конкурсы. Есть и гастроли, и выход в свет нот, дисков… И все же говорить о полноценном функционировании академической музыки не приходится. Пережив тяжелейшие времена перестройки-постперестройки (а для культуры точно «катастройки»), музыканты, коллективы находятся в очень непростой ситуации, напоминающей иногда пресловутую формулировку «больной скорее жив…». Многие выживают за счет напряжения сил, верности традициям и прежним идеалам, а вовсе не благодаря соответствию условиям и запросам новой культурной парадигмы.
Что ждет осетинскую академическую музыку в будущем? Ответы на этот непраздный вопрос могут быть разные, но все они обязательно будут связаны с личностями творцов, тех, кто находится в расцвете сил, и в еще большей степени тех, кто только начинает свой путь. Ведь сколько бы ни говорили культурологи на рубеже веков об атмосфере fin de siиcle, о смерти автора и о конце индивидуального творчества, жизнь оказывается мудрее. Искусство живет и развивается, нити культурной преемственности оказываются в руках талантливых композиторов, созидающих оригинальные сочинения, а не занимающихся художественным компилированием и формотворчеством. В этом смысле у осетинского музыкального профессионализма могут оказаться неплохие перспективы, ибо среди вступающих в жизнь творцов есть профессионально крепкие, одаренные, обладающие своим неповторимым лицом музыканты.
Одна из них – композитор Дзерасса Дзлиева, выпускница Санкт-Петербургской консерватории, аспирантка кафедр композиции и фольклора этой же консерватории. Дзерасса уже три года является членом Северо-Осетинского отделения Союза композиторов России, она – автор кантаты на стихи К. Хетагурова, оркестровой поэмы «Нарты», струнного квартета, фортепианной сонаты и других камерных инструментальных и хоровых сочинений. Беседа с Дзерассой Дзлиевой родилась из желания познакомить читателей журнала с молодым композитором, привлечь внимание к ее творчеству, превратить (в перспективе) читателей в слушателей.
Татьяна Батагова. Начнем нашу беседу традиционно. Когда вы начали заниматься музыкой и когда почувствовали желание сочинять?
Дзерасса Дзлиева. В 1989 году я поступила в Лицей искусств, где начала обучение игре на фортепиано у Касабиевой Галины Черменовны. По-моему, в классе первом-втором я что-то уже стала наигрывать на фортепиано дома. Через какое-то время родители обратили на это внимание, и отвели меня к Булату Газданову, который посоветовал начать заниматься композицией. Немного позже, в Лицее, я стала факультативно заниматься у Арзумановой Елены Юрьевны.
Т.Б. Какие музыкальные дисциплины из ученического лицейского детства вам особенно запомнились?
Д.Д. С четвертого класса я изучала сольфеджио в классе Татьяны Хазбиевны Ардасеновой и пела в хоре Ольги Георгиевны Джанаевой. Именно они порекомендовали мне заниматься композицией с Ларисой Харитоновной Кануковой, и уже класса с 4-го или 5-го я стала обучаться сочинению музыки более осознанно и серьезно.
Т.Б. Вы помните свои первые опусы? Что это было – фортепианные пьесы?
Д.Д. У Ларисы Харитоновны была своя программа композиции. Я начинала сочинять не с фортепианных пьес, а с произведений для духовых инструментов.
Т. Б. Вы уже в Лицее поняли, что надо продолжить образование?
Д. Д. Да, уже через полтора года занятий с Ларисой Харитоновной мы поехали в Москву, на консультацию к профессору Московской консерватории, заведующему кафедрой композиции А.С. Леману. Тогда он сказал, что мне стоит заниматься композицией и ориентироваться на поступление в консерваторию.
В 1997 году я поступила в училище искусств на два отделения – фортепианное, в класс преподавателя Елены Дабеевны Дигуровой, и теоретическое. В то же время я продолжала заниматься с Ларисой Харитоновной Кануковой композицией. Лариса Харитоновна не просто заложила базу, она освободила от рамок, штампов, которые у меня были. Она старалась, чтобы я мыслила и писала свободно. Как и всем своим ученикам, Лариса Харитоновна прививала мысль, что необходимо опираться на национальные традиции, писать именно как осетинский композитор. Параллельно с учебой я пела в хоре Лицея искусств. Буквально до 2000 года я принимала участие во всех поездках и концертных выступлениях хора «Арион», руководимого О.Г. Джанаевой.
Т. Б. Студенткой училища вы писали разную музыку, не только камерную, но хоровую и даже оркестровую. Это, в частности, «Сольфеджио» для женского хора a capella и поэма «Нарты». Что из написанного в годы учебы вам хотелось бы оставить в своем «взрослом» композиторском списке?
Д. Д. Именно те сочинения, которые вы назвали. Это хоры, которые исполняет «Арион» под управлением О.Г. Джанаевой, и поэма «Нарты» для струнного оркестра. Поэма «Нарты» исполнялась в 1999 году оркестром Северо-Осетинской филармонии под управлением Казбека Баскаева в концерте фестиваля-панорамы осетинской музыки XX века, посвященной 60-летию юбилея Союза композиторов РСО-А.
Т. Б. Местом дальнейшей учебы вы выбрали Санкт-Петербургскую консерваторию, где когда-то учились композиторы Заур Гаглоев, Илья Габараев, Ацамаз Макоев, Жанна Плиева. Кстати, вы и Жанна учились у одного педагога.
Д. Д. Да, в 2001 году я поступила в консерваторию в класс композиции профессора А.Д. Мнацаканяна. У него же я училась в аспирантуре по специальности. Александр Дереникович старался освободить мое мышление от чисто национальных форм, он хотел, чтобы национальное проявлялось в контексте современной музыки. Сейчас в работе мне это очень помогает.
Т. Б. Вы получили фортепианное образование, долго пели в хоре. Это сказалось на Ваших жанровых пристрастиях?
Д. Д. Конечно, писать для хора и для фортепиано мне легче и удобнее. Но интереснее писать именно для оркестра, потому что симфоническая музыка более объемная, всеохватывающая. Здесь больше возможностей. В работе над симфонической музыкой и музыкой для разных камерных составов я открываю для себя много нового. Пока хочется охватить больше жанров и направлений для того, чтобы впоследствии найти себя. Моя дипломная работа – это кантата для двух солистов, смешанного хора и симфонического оркестра, посвященная жертвам бесланской трагедии. В данный момент я практически закончила работу над детской оперой-сказкой «Волшебная свирель» по мотивам Нартовского эпоса. Инициатором и заказчиком этой работы является Лариса Абисаловна Гергиева, а автором либретто – Анатолий Галаов. Будем надеяться, что в скором времени у жителей нашего города будет возможность увидеть ее на сцене театра оперы и балета.
Т. Б. В аспирантуре вы пишете теоретическую работу на кафедре фольклора под руководством Поповой Ирины Степановны. Тема вашей диссертации, насколько я знаю, «Динамика развития песенно-хореографических форм осетинской свадьбы». В ноябре 2008 года вы участвовали в IV международной конференции памяти А.В. Рудневой «Традиции русской фольклористики и современные полевые исследования», проходившей в Московской консерватории. Ваш доклад был посвящен песне «Алай» в осетинском свадебном обряде. Сегодня народная музыка в быту звучит мало. Откуда ваши знания и интерес к осетинскому фольклору?
Д. Д. Я росла в музыкальной семье; помню, в детстве мы часто собирались вечерами и музицировали всей семьей, кто-то пел, кто-то играл… Хотя я практически не помню своих дедушек, говорят, они были очень музыкальными людьми, один превосходно пел, другой музицировал на балалайке. К тому же уклад семьи был весьма традиционный, вероятно, этот симбиоз и вызвал во мне интерес к более глубокому изучению народной музыки и традиций.
Изначально предполагалось писать работу по ритуальной музыке в целом, но позже мы поняли, что на данном этапе это невозможно, потому как научных работ на эту тему, на которых можно было бы базироваться, практически не существует. Принято было решение остановиться пока на свадебном фольклоре. Это очень интересная и неизученная тема и, мне кажется, выбор был сделан правильно.
На данный момент я уже участвовала в нескольких международных и всероссийских конференциях. У меня 8 публикаций в различных изданиях на тему моей диссертации, и везде они воспринимаются с большим интересом.
Т.Б. Самое масштабное ваше сочинение – Кантата на стихи К. Хетагурова, посвященная жертвам бесланской трагедии. В музыке кантаты ощущается связь с народно-национальной традицией. В первой части кантаты – речитативном монологе баритона «Рагон нæртон лæгау…» – и в финале, представляющем собой молитвенное обращение солистов и хора к Всевышнему, отчетливы ритмоинтонационные и темброво-фактурные аллюзии на жанры осетинской героической и мифологической песен. Третья часть, на слова хетагуровского восьмистишия «Надгробная надпись», с молитвенно-сдержанным пением женского хора и солирующей певицы-сопрано, звучит словно скорбный материнский плач. В финале вы использовали народный текст.
Тематизм еще одного крупного вашего сочинения – Фортепианной сонаты – также основан на народном материале, точнее, на мелодии «Хосдзауты зарæг». Вы считаете, что музыка должна быть обязательно национальной?
Д. Д. Про свою музыку я могу сказать, что она у меня национальная безусловно. Это ощущение где-то глубоко внутри меня, и выражается вне зависимости от того, хочу я этого или нет. Мне кажется, музыка должна быть доступна слушателю, а связь с традицией дает дополнительные ориентиры.
Т. Б. Композитору очень важно, чтобы его музыка звучала. Что, помимо названных «Нартов» и «Сольфеджио», у вас исполнялось?
Д. Д. Во Владикавказе звучали различные камерные сочинения: пьесы для кларнета, для фортепиано, для флейты. В Санкт-Петербурге Кантата на стихи Коста исполнялась хором Театра оперы и балета консерватории (хормейстер – Светлана Хубежева), оркестром Санкт-Петербургской капеллы под управлением Александра Сладковского. Солировали лауреаты международных конкурсов Елена Цаллагова и Алексей Чувашов. Сонату для фортепиано Рустам Мурадов исполнял и в Санкт-Петербурге, и за границей. Сейчас ее исполняют во Владикавказском училище искусств.
Т. Б. Многие композиторы, получившие два образования, фортепианное и композиторское, выступают как пианисты. В Москве это, к примеру, Михаил Коллонтай, Татьяна Сергеева, в Осетии – Жанна Плиева, Ацамаз Макоев. У вас нет желания самой исполнять фортепианную музыку, свою или других авторов?
Д. Д. Нет. У меня не было никаких сомнений. Я знала четко, что буду поступать в консерваторию на композиторское отделение. В будущем я себя видела композитором, но не исполнителем. И сейчас тяги к исполнительству у меня практически нет. Для близких, в узком кругу, я играю с удовольствием, а вот выходить на сцену пока не собираюсь, по крайней мере, не в ближайшем будущем.
Т. Б. Кстати, хочу заметить, что вашу Фортепианную сонату хорошо сыграл Рустам Мурадов, лауреат международных конкурсов, студент Санкт-петербургской консерватории. Рустам ведь из Осетии, он учился в классе Ц.Ц. Грейм в ДМШ №2. По-моему, пианист верно почувствовал и передал современный эпический характер сочинения и его национальный дух. В исполнении Р. Мурадова органично сочетается созерцательная серьезность с мечтательностью, патетика, экспрессия с прозрачной, вдумчивой звукокрасочностью.
Поговорим теперь о ваших профессиональных перспективах, которые все-таки очень тесно связаны с «делами житейскими». Композитору сегодня непросто найти свое место в обществе. Каким и где вы видите свое будущее: в Осетии, в Санкт-Петербурге?
Д. Д. У меня есть еще время думать. Но где бы я ни находилась, я себя вижу и в Осетии тоже. В современном мире вообще очень сложно что-то загадывать на будущее. Сейчас есть какие-то планы. Какие-то работы, которые находятся в процессе. Они связаны с Осетией и хотелось бы, чтобы и в будущем мое творчество, впрочем, как и жизнь, были тесно связаны с родиной.
