В конце книги о Бичерахове, вышедшей в 2003 году, я сказал, что ставлю точку, поскольку посчитал свою задачу выполненной. Мой герой освобожден от многих предъявленных ему обвинений. А ведь почти девяносто лет северо-осетин-ские историки и гуманитарии опасались касаться всего, что было связано с темой Лазаря Бичерахова. Если же его имя как-то упоминалось, то обязательно с какими-либо оговорками не в его пользу.
При написании книги я ознакомился с большим количеством зарубежных и малоизвестных материалов. Отнюдь не все уложилось в книгу. Прошло какое-то время, и вот новое знакомство: «История Северной Осетии, ХХ век». Знакомство это повергло меня местами в уныние и даже в депрессию. «От многих знаний многие печали». И надо же было мне, инженеру, столь глубоко погружаться в изучение различных исторических источников, чтобы потом страдать и печалиться.
Как избавить от нравственного и духовного дискомфорта историков, написавших историю своей родины с помарками? Ну не могут же они на упреки в халтуре цинично отвечать так, как это делает один бездарный эстрадный певец: «пипл хавает». Ибо не могут они держать свой народ за быдло, которому можно подсовывать недостаточно качественный продукт, сказывающийся на его духовном развитии, дожидаться, что на упущения и ошибки укажет кто-то в весьма ироничной, уничижительной для национального достоинства форме. Так, как это сделал господин Шнирельман в своей, вышедшей в 2006 году, книге «Быть аланами».
Так неужели же мы настолько не самодостаточны и не можем справляться с ошибками и упущениями сами, не дожидаясь господина Шнирельмана? Сами предотвращать, сами выявлять, сами исправлять. В готовящейся второй книге о Бичерахове постараюсь сказать об упущениях и ошибках, имеющихся в книге «История Северной Осетии, ХХ век». Пока же предлагаю вниманию некоторые замечания по главе «Эмиграция».
На стр. 308 написано пером то, что не вырубишь топором: «В Югославии обосновались российские и терские казаки во главе с генералом Бичераховым». Только не было его в Югославии. После отъезда из Англии все предвоенные годы он находился во Франции. Авторы «истории», написавшие вышеприведенное, не обременяли себя кропотливым изучением источников. В противном случае они бы знали, что в Югославии находилось большое количество ушедших после гражданской войны в эмиграцию воинских соединений, сохранивших свои командные кадры. В их числе свыше 50 генералов, из которых 15 были причислены к Генеральному штабу. Там же находился генерал-лейтенант Абациев. Находились российские войсковые союзы, объединения; действовали военно-учебные заведения, – как говорится, недостатка в генералах не наблюдалось. Поэтому Бичерахов, будь он даже в Югославии, не смог бы в силу традиционных иерархических отношений, существовавших в армейской среде, стать во главе российских и терских казаков. Кроме того, следовало знать, что у казаков главой является войсковой атаман, а в Югославии в то время находились действующие в эмиграции войсковые атаманы Терского, Кубанского, Астраханского казачьих войск – генералы Вдовенко, Науменко, Ляхов. До революции атаманом всех казачьих войск был великий князь Борис Владимирович из правящей династии Романовых. После февральской революции 1917 года его пост был упразднен, а о том, что в эмиграции атаманом всех казачьих войск был назначен или избран Бичерахов, до сих пор молчали и молчат все эпистолярные и виртуальные источники. Так что отнесем положение на стр. 308 к жанру отсебятины и легковесных утверждений.
На стр. 307 высказаны соображения о деятельности Северо-Кавказского национального комитета, созданного в фашистской Германии, а также о его составе. Почему-то члены комитета Муратханов, Албогачиев, Байтуган совместно с Тукаевым объявлены бывшими офицерами французского иностранного легиона, хотя в действительности таковым был только Тукаев. Член комитета Улагай записан как «Улугай» и к тому же объявлен генералом царской армии. В действительности же «Улугай» – это полковник Улагай Кучук Касполетович, скончавшийся в 1953 году в Чили, и его не следовало путать с довольно известным генерал-лейтенантом Улагаем Сергеем Георгиевичем, скончавшимся в 1944 году в Марселе, и не являвшимся членом комитета. Кроме того, о деятельности Северо-Кавказского комитета говорится следующее: «Эти комитетчики ратовали за идею независимости народов, которая была чужда и враждебна гитлеровскому правительству». Подвергнем анализу это умозаключение.
15 апреля 1942 года в Германии были образованы национальные комитеты: Армянский, Грузинский, Азербайджанский, Северо-Кавказский. Гитлеровское правительство дало им статус «равноправных союзников». Предполагалось, что затем они будут как бы марионеточными правительствами своих стран. 24 марта 1945 года гитлеровское правительство признало комитеты уже как правительства независимых государств. Таковы факты. Если не заниматься их интерпретацией, не вникать в контексты принятых решений, не юлить вокруг да около, а воспринимать факты однозначно, то напрашивается следующий вывод. Идея известной независимости некоторых народов при условии, что они будут союзниками Германии в ее борьбе против СССР, не была «чужда», а тем более «враждебна» гитлеровскому правительству. Но как назвать тогда категоричность авторов «Истории», утверждавших обратное? Может, они не знали, что союзниками Германии в войне были формально независимые государства: Хорватия, Венгрия, Румыния, Словакия, Финляндия, Италия. Кроме того, может, они не знали о вышеприведенных актах гитлеровского правительства или, может быть, знали, но не могли сказать о них из-за, скажем, внезапно возникших языковых трудностей, связанных с выражением этих знаний. Как-то не вяжется, не срастается категоричность авторов «Истории» со здравым смыслом, точнее, с фактами, а потому и череда вопросов. Каким образом комитетчики «ратовали» за идею независимости народов? Если они «ратовали», в чем это выражалось? Неужели же в том, что комитетчики с их «чуждой», «враждебной» гитлеровскому правительству идеей были в течение всей войны верными союзниками гитлеровцев, но никак не их врагами? При этом некоторые из них удостоились немецких наград. Вопросы могут быть продолжены, но, как представляется, их могло и не быть вовсе, если бы авторы «Истории» обуздали свой пафос и желание говорить высокопарно и красиво. Но ведь предупреждали классики: «Аркадий, не говори красиво». Ну, хотя бы для того, чтобы не пришлось затем выражения типа приведенного на стр. 307 относить к неудачным, легковесным и числить их по жанру отсебятиной. Но суть-то остается. Не надо, когда пишешь историю своего народа, вместо изложения фактов и событий занимать страницы легковесными суждениями, заниматься беллетристикой. Однако рассмотренным выше умозаключением жанр отсебятины исчерпан не был. Отсутствие в составе Северо-Кавказского комитета двух известных деятелей эмиграции подвигло авторский коллектив «Истории Северной Осетии» на еще одно умозаключение. На стр. 307 утверждается следующее: «…усугубляется политическое размежевание в рядах северо-кавказской эмиграции, особенно в Европе. От сотрудничества с фашистской Германией отказались двое из ведущих лидеров северокавказцев. Это Саид-бек Шамиль, внук Шамиля и Гайдар Баммат». Казалось бы, прекрасно, что лидеры прозрели и встали на праведный путь, но факты говорят об обратном. Они не только не отказались от сотрудничества, а, наоборот, настойчиво напоминали о себе и предлагали свои услуги. Но немцы предпочли им Алихана Кантемира, а их перестали воспринимать всерьез после ряда провалов, случившихся с ними лично или по их вине с другими. Особенно это касалось Саид-бека Шамиля с его претензиями на лидерство над всей кавказской эмиграцией, а также на роль посредника между немцами и кавказской эмиграцией. Например, известно, что когда во время встречи с министром иностранных дел фашистской Германии Риббентропом Саид-бек принялся утверждать, что Кавказ кипит и готов взорваться, Риббентроп подвел его к карте и попросил назвать реальное место восстания, куда можно было бы высадить десант. Саид-бек указать такое место не смог. Отвергнув предлагаемое посредничество Шамиля, немцы предпочли наладить непосредственные контакты с представителями национальных групп эмиграции. На этом пути они добились наибольших успехов во Франции, где особенно успешным было их сотрудничество с грузинской эмиграцией. Почти вся десятитысячная грузинская община с энтузиазмом восприняла сообщение о начале войны. Был создан общекавказский комитет во главе с Кедия. Его целями были регистрация всех кавказцев, проживающих во Франции, а затем их вербовка в гитлеровскую армию. По рекомендации Кедия немцы во главе каждой национальной группы ставили своих людей. Азербайджанцы, довольно малочисленные во Франции, безропотно приняли в качестве руководителя человека, который беспрекословно исполнял все немецкие директивы. Армянская община, в отличие от грузинской, в большинстве своем была настроена антинемецки. Тем не менее, немцы, прибегнув к помощи турецких армян, сумели поставить во главе общины своего человека. Армяне, прибывшие во Францию со своей исторической родины, входившей в состав Российской империи, саботировали инициативы своего руководителя, а точнее, немецкие инициативы. И вот, когда была проведена мобилизация эмигрантов в немецкую армию, грузины в массе своей на нее откликнулись. Армяне же, опять-таки, в массе своей уклонялись. Лишь небольшая группа пошла на службу в немецкую армию. В то же время некоторые представители армянской общины приняли активное участие в движении Французского Сопротивления, были удостоены высоких французских наград, и их именами были названы улицы француз-ских городов. Однако именно представители северокавказской группы эмигрантов, проживающих во Франции, наиболее ярко продемонстрировали свои антигерманские настроения. Прежде всего, они отказались от руководителя, назначенного немцами. Руководителя избрали сами. Кроме того, они отказались идти на службу к немцам. Исключения, конечно, были. Генерал Бичерахов, не успевший переехать на юг Франции, вынужден был отправиться в Берлин. Произошло это после напоминания о том, что в случае отказа от сотрудничества с германскими властями он, как генерал английской армии, в соответствии с законами военного времени будет отправлен в концлагерь. Были, однако же, и добровольцы. Так, бывший ротмистр 4-го полка белоосетинской дивизии Туаев был заместителем командира Северокавказского полка, располагавшегося в конце войны в Северной Италии, и одновременно командиром его 1-го эскадрона. Полком командовал полковник Кучук Улагай. Ну, а генерал Татонов Георгий Петрович (не путать с его братом Григорием Петровичем – полковником царского конвоя) уехал на юг Франции, в Виши, в зону, свободную от немецких войск. Там уже находился генерал Деникин, отказавшийся сотрудничать с немцами. Все военные годы Татонов был активным сотрудником РОВСа, организованного в Виши некоторыми переехавшими на юг Франции сотрудниками парижского РОВСа, т.е. его 1-го отдела. Возглавлял РОВС в Виши генерал Свечин, а начальником канцелярии был полковник Колиев.
Ранее Татонов, один из немногих военных-осетин, окончивших до революции Академию генерального штаба, преподавал какое-то время на Высших академических курсах в Париже, возглавляемых генералом Головиным. Тем самым, который в период гражданской войны способствовал карьере Бичерахова и присвоению ему звания генерал-лейтенанта. Но в период Великой Отечественной войны он принялся весьма активно сотрудничать с германскими властями. Принял участие в разработке документов для власовской армии. Его активная деятельность привлекла внимание участников Французского Сопротивления. Головин получил письмо с предупреждениями и угрозами. После прочтения письма в результате сердечного приступа он скончался.
Следует, однако, вернуться к северокавказской группе эмигрантов. Нелишне вспомнить, что значительную часть группы составляли бывшие офицеры, вчерашние враги советской власти, не поддавшиеся, тем не менее, прогерманским настроениям, царившим в среде русских эмигрантов, находившихся во Франции. Таковы факты, которые заслуживали и заслуживают того, чтобы быть отмеченными при написании главы «Эмиграция». Увы! Авторы «Истории» промолчали и продолжают безмолвствовать. Факты, между тем, требуют исследования и объяснений. Почему это люди, воевавшие против советской власти, отказались принять участие в войне на стороне немцев? Что заставляло писателя Газданова, которому в начале 30-х годов было отказано советским правительством в возвращении на родину, принимать участие в движении Французского Сопротивления, поддерживать связи с советскими военнопленными, оказавшимися во Франции? Между тем его деятельность в условиях Франции была весьма нелегким и опасным делом. Франция, как, может, никакая другая страна Европы была поражена вирусом доносительства. Доносов шло столько, что некоторые отделения гестапо и немецкой администрации вывешивали объявления – «доносы не принимаются». Итак, во Франции довольно многочисленная группа северокавказских эмигрантов отказалась сотрудничать с немцами. Однако такое положение было не во всех странах Европы. В Югославии небольшая по численности группа северокавказских эмигрантов весьма активно участвовала на стороне немцев в проходивших там военных действиях в составе РОХР – русского охранного корпуса, созданного в 1941 году из числа находившихся в Югославии эмигрантов по их инициативе. Корпус успешно воевал не только с регулярными частями маршала Тито и его партизанами, но также и с отрядами итальянских партизан. При вступлении советских войск на территорию Югославии корпус принял активное участие в отражении советского наступления. Корпус отличала высокая дисциплина, он был укомплектован опытными солдатами и офицерами. Причем, было немало бывших офицеров и в солдатских рядах, а унтер-офицерские и фельдфебельские должности нередко занимали бывшие полковники и штабные офицеры. Такая насыщенность офицерскими кадрами позволила выделить группу молодых выпускников учебных заведений, кураторство над которыми стало с некоторых пор осуществляться командованием корпуса, и направить их на укрепление армии Власова.
Среди них особо выделялся Г.Д. Мистулов, казалось, всем своим существом предназначенный для воинской службы. Великолепный спортсмен, с большим отличием постигший не только все воинские, но и общеобразовательные дисциплины. Служи он в армии своего государства, ему бы покорились все командные высоты. Но он был представителем поколения северо-кавказских эмигрантов, родившихся уже в эмиграции. Однако же, несмотря на свои совсем молодые годы, успел прослыть монархистом. Он отказывался идти в армию Власова, говоря, что не хочет служить под командованием пусть даже и русского, но бывшего советского генерала.
Представители молодого поколения северокавказских эмигрантов находились и в числе учащихся Константиновского кадетского корпуса. Этот корпус был создан на базе трех кадетских корпусов, функционировавших ранее в Югославии. Он продолжал действовать какое-то время и в период немецкой оккупации Югославии. Затем, в конце войны, 100 человек, – кадетов старшего возраста, охраняли в Берлине Центральный штаб Власова до самого его переезда в Карлсбад, а затем были откомандированы в состав формируемой 2-ой власовской пехотной дивизии. Группа младших по возрасту кадетов была преобразована в особый взвод охраны при командире власов-ских ВВС Мальцеве. Вышеприведенное свидетельствует о том, что у двух групп северокавказских эмигрантов, находившихся в разных странах Европы, наблюдалось совершенно разное отношение к происходившим в мире событиям. Отсюда вывод – жизнь эмигрантских групп, находившихся в различных странах мира, следовало и следует рассматривать дифференцированно, обстоятельно, серьезно, не прибегая к помощи примитивных обобщений, легковесных суждений, вызывающих множество вопросов, после которых впору вновь восклицать «Аркадий, не говори красиво». Конечно же, персонификация несправедлива. Ведь главу «Эмиграции» писали шесть человек, но не знаю никого из них, к кому обратиться и выразить свое отношение. Вынужденный прибегнуть к обобщениям, скажу следующее: «Не говорите красиво. Уважайте свой народ и свою историю». На деле же получилось, что авторы к обстоятельности и объективности изложения не стремились и предпочитали отделываться безответственными фразами самого общего характера. Так, на стр. 308 «Истории Северной Осетии» говорится: «продолжалась общественно-политическая деятельность других военных эмигрантов-осетин: генералов Д. Абациева, К. Агоева, а также В. Батагова, М. Бекузарова, Н. Багаева и др.». Произведем препарацию этой фразы, как говорится, от хвоста до самой головы. Начнем с «и др.». Что это? Свидетельство большой эрудиции авторов «Истории», которую они из скромности решили не демонстрировать? Или же свидетельство высокомерного пренебрежительного отношения авторов ко всем прочим, не упомянутым ими, эмигрантам? Все прочие, по мнению авторов, лишь «и др.»? Но не является ли «и др.» свидетельством отсутствия у авторов фактов-аргументов, и вот тогда для прикрытия в ход идут всякого рода «и др.»? И все для того, чтобы выглядеть посолиднее. Однако излишнее желание может приводить и к обратным результатам. Ну, скажем, к смешному, к тавтологии. В одном предложении рядом с «и др.» авторы тут же говорят о «других» военных эмигрантах-осетинах. Бог с ней, с тавтологией. Но что получается, если рассуждать логически. Выходит, помимо «других» были еще какие-то «не другие». О них авторы не распространяются. Но зачем скрывать от своих соотечественников, истосковавшихся по чему-то новому, информацию об этих самых «не других» военных эмигрантах-осетинах? Не понимаю!!! И еще раз не понимаю, как у этих самых «не других» обстояли дела с общественно-политической деятельностью. Она у них тоже продолжалась или же вообще не начиналась? Не понимаю также, какой временной отрезок имели в виду авторы «Истории», заявляющие, что «продолжалась общественно-политическая деятельность». Ведь в ХХ веке была не только гражданская война, были и другие события, а Великая Отечественная переместила массы людей. Изменила судьбы многих старых эмигрантов. Да и после окончания войны процессы эмиграции не прекратились, и эмигрантские сообщества продолжают существовать. Но выходит, что более чем 60-летний период ХХ века, касающийся эмиграции, не нашел своего отражения в книге «История Северной Осетии, ХХ век». Авторы существенно облегчили себе задачу.
Также остается неясным, что имели в виду авторы, говоря об общественно-политической деятельности. Ведь это весьма широкое понятие. Имелась ли в виду деятельность только в рамках эмигрантского сообщества и его структур, или же она подразумевала участие в работе каких-либо организаций в стране пребывания, в международных инициативах? Так, например, полковник корпуса военных топографов Мистулов, находясь в Югославии, работал в Югославском военном министерстве, а также в Югославском институте географии. Горийский осетин Гоги Сидамонидзе командовал русской бригадой, входящей в состав армии весьма одиозного китайского генерала Чжан Цзо-лина, поддерживаемого японцами. Джугаев был какое-то время командиром личной гвардии императора Эфиопии. Бывший капитан Красной Армии Томаев командовал в конце войны, находясь в Северной Италии, северокавказским полком (численностью 1860 человек). Ну, а полковник Цугулиев после отъезда в США генерала Агоева командовал кадрированным Терско-Астраханским полком. Все это было. Было и многое другое, но оно прошло и проходит мимо внимания авторов, писавших главу «Эмиграция». Что же касается персоналий, упоминаемых на стр. 308 (в той самой фразе), то и там имеются натяжки и неточности. Так, генерал Абациев скончался в 1936 году, и утверждать, что его общественно-политическая деятельность продолжалась наряду с другими, не так уж и корректно. Генерал Агоев также не может быть отнесен к лицам, занимавшимся в эмиграции только лишь общественно-политической деятельностью. До своего отъезда в США, в 1926 году, он командовал Терско-Астраханским полком, располагавшимся в Болгарии и Югославии. Находясь в США, работал преподавателем фехтования, но это занятие не является политической деятельностью. В конце сороковых годов Агоев был избран атаманом Терского казачьего войска взамен арестованного в Югославии атамана Вдовенко. Поэтому общественно-политическую деятельность Агоева следует исчислять со дня избрания атаманом вплоть до его смерти, произошедшей в 1971 году. Что касается упоминаемого на стр. 308 Н. Багаева, то тут явная описка. Правильнее будет Бигаев. Полковник Николай Александрович Бигаев все предвоенные годы руководил 6-ым отделом РОВСа, располагавшимся в Праге. Талантливый публицист, он сотрудничал с печатными органами русского зарубежья. После войны очутился в Мюнхене, где и скончался в 1951 году. Там же, на стр. 308, упоминается М. Бекузаров. Так вот, полковник Михаил Георгиевич Бекузаров во время войны находился в составе РОХР, русского охранного корпуса, действовавшего на территории Югославии, и, естественно, не занимался общественно-политической деятельностью. Для сведения сообщаю: его сын Гелетий был в то время кадетом Константиновского кадетского корпуса. Бекузаров-старший после войны был заключен в лагерь для военнопленных и находился в Австрии, но спустя некоторое время был освобожден и выехал в США, где и скончался в 1964 году. На стр. 306 «Истории Северной Осетии» упоминается писатель-эмигрант Вазагов M.В., но ничего не говорится о его брате, тоже писателе-журналисте Вазагове В.В. Не происходит ли путаницы аналогично той, которая происходит с братьями Бичераховыми, когда дела одного приписываются другому и наоборот. Вазаговы – уроженцы станицы Черноярской, участники Гражданской войны, полковники Терского казачьего войска. В годы войны принимали активное участие в военных действиях в составе Русского охранного корпуса, действовавшего на территории Югославии. От полученных ран Вазагов Н.В. скончался в 1943 году, а Вазагов В.В. после войны был приговорен итальянским судом к длительному сроку заключения, хотя обычно итальянские суды отличались вынесением довольно мягких приговоров. Однако же, спустя какое-то время, Вазагов был выкуплен из лагеря родственниками, жившими в Латинской Америке, и выехал в Аргентину, в Буэнос-Айрес, где проживал и печатался в русскоязычной газете. В 1965 году он скончался и был похоронен на осетинском участке местного кладбища. О том, что в Латинской Америке живут какие-то осетинские семьи, мне доводилось слышать от художника Хохова А.З., который переписывался с родственниками, находившимися на латиноамериканском континенте. Ну, а что могут сказать об осетинском следе в Латинской Америке ученые-историки, писавшие главу «Эмиграция»? Они что-то знают, но молчат, потому что боятся, как бы чего не вышло? Боятся так же, как боялось старшее поколение историков? Знаю об этом страхе со слов того же Хохова. Он умер в 1965 году. Однако же при его жизни никто так и не проявил интереса к установлению связей с латиноамериканским континентом. С тех пор, вероятно, сменились поколения историков, но мало что меняется. Инертность, безынициативность сохранились, и это вкупе с традиционной «разумной» предосторожностью. Грустно. Очень грустно. И на этом фоне, можно сказать, даже не грусти, а вселенской тоски и печали, закончу свое сообщение об эмиграции. Точнее, даже не сообщение, а выражение своей реакции на то, что опубликовано в «Истории Северной Осетии» на стр. 306, 307, 308. (Всего лишь на 3-х страницах, и, кстати, до конца мною не проанализированных. Ей-богу, не страдаю комплексом Герострата, но свое отношение ко многому из того, что напечатано (а больше не напечатано) в «Истории Северной Осетии» выражу во втором издании книги о Бичерахове. Но надо же было авторам «Истории» умудриться и практически ничего не сказать о Л. Бичерахове. Опять тактика – как бы чего не вышло? На этот раз она вылилась в рекорд «разумной» предосторожности. Архиразумной. Но сколько же можно?
Вернемся, однако же, к скорбным делам, касающимся эмиграции. В конце войны оставшиеся в больницах и госпиталях раненые из РОХРа были беспощадно уничтожены югославами. Кроме того, в отличие от западных судов, приговоры советских судов по делам военных из РОХРа были значительно суровее, и условия их содержания в советских лагерях тоже. А потому пожилые есаулы Мистулов и Галаев, участники 1-ой мировой, Гражданской войн не дожили до своего освобождения из лагерей и пополнили печальный список уроженцев многострадальных станиц Новоосетиновская и Черноярская, не вернувшихся домой с различных войн. Если бы это были только военнослужащие, но в материалах встречаются и гражданские лица. Например, казак станицы Новоосетиновской горный инженер Кабалоев скончался в 1942 году в Чехословакии. Ну, а что привело на австралийский континент полковника Терского казачьего войска К.И. Арчегова, покоящегося с 1971 года в австралийской земле, так и осталось для меня вопросом.
