Надо ли повторять, что любое значимое событие в жизни человека или истории общества требует осмысления? По прошествии определенного срока, когда страсти стихают и создаются предпосылки для трезвого анализа, можно подводить итоги и давать оценки. При этом исходная информационная база о ходе событий должна быть по возможности предельно полной и достоверной. Но, понимая все это, мы, как правило, проявляем самонадеянность, всецело полагаясь на свои силы, возможности, на свою память, и в этом – главная ошибка, поскольку реакция человека на внешние проявления со временем претерпевает метаморфозы, корригируется. Какие-то подробности, иногда весьма важные, из памяти выпадают, другие – теряют остроту, а третьи в новых условиях воспринимаются несколько иначе. Появляется место для различного рода домыслов, иносказаний, субъективных оценок, расплывчатых картин, фантазий. В результате вырисовываются разные варианты недавней истории, подлинный ход событий, их персонажи, отдельные детали несколько затушевываются, появляется наносный слой, который мешает добраться до истины, нарисовать достаточно четкую и правдоподобную картину.
Люди сведущие и практичные, особо не полагаясь на память, ведут записи, дневники, ежедневно, а то и ежечасно выстраивая хронику событий. О нашей недальновидно-сти, пренебрежении к фактам, забывчивости сказано достаточно и в плане критики, и в плане самокритики. Но кому от этого легче? А главное – сделали ли мы сами нужные выводы и исправили свое отношение к фиксации, осмыслению, анализу и оценке всего, что нас жизненно касается? «Записывайте все. Этим вы останавливаете время» – призывала Марина Цветаева.
Мы знаем удручающе мало о событиях начала 20-х годов прошлого века, когда южные осетины подверглись самому кровавому геноциду со стороны Грузии. Архивные материалы разрознены и обрывочны. Воспоминания очевидцев скудны и фрагментарны. Исследования историков основаны на скудной информационной базе. Что там говорить, когда приходится в качестве документа пользоваться мемуарами «меньшевика» Ноя Жордания и палача Валико Джугели. К тому же было негласное предписание не зацикливаться на этом «эпизоде», оставить попытки правдоискательства, трагедию целого народа представить как «историческое недоразумение» и все силы бросить на пропаганду «вековой дружбы Грузии и Осетии». В результате мы до сих пор не знаем, сколько человек тогда пострадало и погибло, сколько бежало из Южной Осетии и кто из них вернулся обратно. Какой реальный ущерб был нанесен южным осетинам во время этого варварского нашествия?
Почему-то этому предписанию следовали только последние. А грузинские националисты, внедренные во все властные структуры, в том числе и в партийные органы, делали все для политического, идеологического, экономического давления на Южную Осетию, морального прессинга осетин. Чинились препятствия на пути развития осетинского языка, литературы, культуры, искусства, истории. Все это проводилось в условиях неприкрытой и агрессивной ассимиляции осетин. В Тбилиси ждали повторного шанса на окончательное решение «осетинского вопроса». И момент настал, когда развалился Советский Союз и к власти в Грузии пришли оголтелые националисты во главе с Гамсахурдиа. Сразу же была ликвидирована Юго-осетинская автономия, осетины объявлены врагами, «гостями», «нежелательными элементами». Логическим завершением этой человеконенавистнической политики стала вооруженная агрессия Грузии против Южной Осетии в 1991-1992гг. Вновь были десятки сожженных осетинских сел, сотни убитых, тысячи раненых и изувеченных, десятки тысяч беженцев. Южные осетины выстояли, отстояли свою независимость, а ввод российских миротворцев в зону конфликта привел к концу военных действий.
События эти произошли сравнительно недавно, практически прошли на наших глазах. Осталось много свидетельств, было кому фиксировать все подробности этого преступления. Даже в самые тяжелые времена издавались газеты, было снято более десятка видеофильмов о событиях тех дней. Из осажденной Республики велись теле– и радиорепортажи, снимались телефильмы. За полтора года в РЮО побывало около 1800 журналистов из более чем 50-ти стран. И каждый из них, конечно, что-то снимал, о чем-то писал, тем самым закладывая прочную информационную основу. Появились подвижники, самым ярким из которых стал Алексей Маргиев, которые по своей инициативе собирали все доступные материалы о грузино-осетинском противостоянии тех лет – газетно-журнальные статьи, фотографии, письма, протоколы, заявления, обращения, аналитические записки, информационные сводки, другие документы. Уже после войны появились отдельные издания научного, политического, юридического, хроникального, публицистического, мемуарного, литературного содержания. Но их число не было большим, по крайней мере не соотносилось с масштабами трагедии, к тому же мизерными были и тиражи. Большая часть экземпляров этих книг погибла в результате обстрелов, разрушений и пожаров во время августовских событий 2008-го года. Многие моменты того периода, отдельные подробности, факты и имена до сих пор вызывают споры. Например, никак не удается определить список тех ребят, которые своими телами перекрыли дорогу и не впустили в Цхинвал многотысячную толпу демонстрантов из всех уголков Грузии в ноябре 1989 года. Появились некие загадочные личности, которые утверждают, что руководили отрядами самообороны, завозили оружие, спасали людей… И нет здесь оснований, чтобы не верить этим заявлениям, как нет и полной уверенности в том, что так это и было на самом деле.
Впрочем, если все же дневниковые записи делались, и архивы постоянно пополнялись, то это еще не гарантирует того, что информационная база достаточна и может быть в полной мере задействована в случае необходимости. Существуют еще и форс-мажорные обстоятельства. Для меня они проявились в двух пожарах 1994 и 2008 годов. В обоих случаях полностью выгорели служебные помещения парламента РЮО. Были уничтожены ценнейшие архивы. И если после первого бедствия кое-что удалось восстановить, хотя первые видеоматериалы, в том числе и снятые в воюющей Абхазии, окончательно пропали, то второй пожар уничтожил все: документы, аналитические записки, статистические разработки, фото– и видеоматериалы, книги, карты, картины, компьютерную память. Это говорит о том, что штучный материал, уникальные архивы, ценнейшие свидетельства должны быть надежно защищены от подобных катастроф. Возможно, здесь необходима какая-то проверенная и гарантированная система дублирования.
События августа 2008 года развивались стремительно. Боевые действия, скажем, уместились в рамки «пятидневной войны». Но подготовка агрессии, ее политическое, идеологическое, военно-техническое обеспечение охватило достаточно большой временной промежуток. А сейчас идет процесс устранения последствий этой кровавой авантюры. И дело тут не только в восстановлении жилья, правительственных зданий, дорог, коммуникаций, хозяйственных объектов, замене утерянной, уничтоженной и похищенной техники, транспортных средств, оборудования. Главное – доказать всем, и прежде всего себе, состоятельность нашей Республики, народ который перенес все испытания – победил в войне, отстоял независимость, добился международного признания. Жители Южной Осетии обязаны осознать, что, выйдя с честью из ситуации, в которую их ввергли, они сами должны определить для себя, как жить дальше, на какие ценности ориентироваться, как строить свое будущее.
Вполне вероятно, что эти записки (дневники, хроники, сюжеты) могли вообще не появиться, если бы не одно обстоятельство. 12 августа я встретил на Театральной площади тележурналиста из Владикавказа Петра Хозиева. Он попросил коротко описать все, что я пережил за эти страшные дни. Сказал, что это проект одного из московских журналов. При этом сроки были поставлены жесткие. Петр заявил, что уезжать ему надо прямо сейчас, но он готов подо-ждать два-три часа. Пришлось делать записи, расположившись на скамеечке в сквере. Эти отрывки были опубликованы в московском журнале «Большой город» в усеченном виде. Оно и понятно, поскольку они стали составной частью большой подборки, авторами которой были не только жители осажденного Цхинвала, но и осетины, проживающие во Владикавказе и Москве, россияне из крупных центров, абхазы из Сухума, грузины из Тбилиси, Гори и Москвы, а также журналисты от самых разных СМИ. Авторы проекта, надо полагать, ставили цель занять нейтральную позицию, дать возможность высказаться представителям всех сторон. По той же причине они, можно предположить, изъяли из текстов наиболее острые моменты, секвестрировали те отрывки, которые показались им проявлением нетерпимости, враждебности, непрощения, сурового осуждения, отсутствием толерантности, как модно сейчас говорить.
Хотелось, чтобы те записки, набросанные в спешке и по горячим следам, сохранились в первозданном виде. Хотя приходится признаться, что их пришлось дополнить, поскольку впопыхах отдельные важные элементы попросту выпали, а без них целостная картина не выстраивается.
То, что в Грузии «ястребы» в руководстве стали брать верх над «голубями», стало явно проявляться после победы «розовой» революции, прихода к руководству страной американского ставленника Михаила Саакашвили. Разработанный в недрах Госдепа США и Пентагона «проект Саакашвили», а затем продублированный «проект Ющенко», должны были окончательно вывести приграничные с Россией молодые гособразования из зоны влияния России, а самой ей предписывалось окончательно и бесповоротно потерять весь Кавказ. Планы эти были агрессивными, авантюрными, многие важные обстоятельства не учитывались вовсе или представлялись малозначительными. Самонадеянность и непрофессионализм западных стратегов обернулись тем, что все их планы провалились, но принесли неисчислимые беды многим народам, проживающим за тысячи километров от американского континента. Возникли «горячие» точки, разжигалась межнациональная и межконфессиональная рознь, создавались предпосылки для конфликтов и кровавых противостояний. Массово погибало мирное население, сжигались дома, кварталы, целые поселения, число беженцев превысило все мыслимые пределы.
Новое руководство Грузии, утвердившееся путем узурпации власти, за короткий срок умудрилось полностью разрушить те непрочные еще мостки между осетинами и грузинами, которые с большим трудом и при международном посредничестве удалось наладить. Такой важный рычаг на пути к согласию и примирению, как народная дипломатия, в Тбилиси назвали ошибочной, если не враждебной политикой. Практически открыто стали обнародоваться планы силовых методов решения проблем Южной Осетии и Абхазии. Тезис о «территориальной целостности» Грузии, возврат «мятежных» регионов – стал господствующим, а сам Саакашвили объявил себя «главным собирателем “грузинских” земель». Конечно, такой радикализм и бескомпромиссность подогревались Западом. Новым грузинским хозяевам дали понять, что они получат любую помощь (в том числе и военную) и поддержку в их провокационных действиях против России. Ее, по планам, надо было втянуть в длительную и разорительную войну, чтобы на все другие государственные дела у нее не оставалось бы ни сил, ни времени. Легче всего провести эти планы можно было с помощью войны против Южной Осетии и Абхазии. Эти два отколовшихся еще в самом начале 90-х годов островка в Закавказье оставались полностью лояльными к России, и здесь большую часть населения составляли российские граждане. Через нападение на эти республики Грузия планировала уничтожить мирное население, вернуть себе потерянные территории, нанести России чувствительное поражение, подорвать ее международный авторитет и полностью вытеснить за пределы Кавказа.
Эти сумасбродные и заведомо преступные планы нашли понимание у столпов «демократии», строителей «однополярного мира», глобалистов всех мастей. Грузию стали усиленно вооружать. Главные потоки оружия и техники шли из США, Израиля, Украины, Турции, Болгарии, Чехии, Эстонии. По темпам роста вооружений Грузия выходит на первое место в мире. Ее армия уже насчитывает более 35 тысяч штыков, что в разы превосходит предусмотренные международными нормативами лимиты. Расходы на армию достигают четверти ВВП страны и покрываются за счет западных финансовых вливаний, а значит, из карманов американских и европейских налогоплательщиков. Военный контингент Грузии в Ираке сейчас по численности уступает только американскому. Грузинских военных усиленно обучают сотни специалистов НАТО, их генералы и офицеры проходят обучение в военных академиях Запада.
Все в Грузии приводится в соответствие с планируемыми военными действиями. Прокладываются дороги и коммуникации. Вдоль границы с Южной Осетией строятся, причем, открыто, не опасаясь западных военных наблюдателей, укрепрайоны, фортификационные сооружения, полицейские посты. Грузинские анклавы превращаются в военные плацдармы, куда безмерно закачивается военная сила, оружие и техника. Предельно активизируется «альтернативное» куртинское правительство, которым готовятся заменить легитимную власть Южной Осетии. Число провокаций – обстрелы, убийства мирных жителей, похищения, блокирование населенных пунктов – с каждым днем растет. Теракты в Цхинвале и осетинских селах уносят все больше человеческих жизней.
Первую попытку захватить Южную Осетию при помощи оружия правительство Саакашвили предприняло летом 2004 года, в разгар афинской Олимпиады. Были захвачены все главенствующие высоты, перекрыты дороги, стянуты все силы и начались непрерывные обстрелы Цхинвала и сел. Силы сопротивления и миротворцы слаженно противодействовали агрессии, и нападавшие вынуждены были ретироваться, неся большие потери.
На весну 2006 года было запланировано очередное вторжение грузинских войск в Южную Осетию. Эти планы рассекретил экс-министр обороны Ираклий Окруашвили, который сейчас скрывается во Франции. По его словам, в подробности нападения были посвящены только четыре человека, от которых зависел успех всей операции. Но произошла утечка информации (сейчас считают, что ее организовал сам Саакашвили), Запад авантюру не поддержал, а потому нашествие провалилось, не успев начаться.
Открытым военным действиям Тбилиси предпочел провокации, террор, создание в Южной Осетии и вокруг нее обстановки предельной напряженности. Военные эксперты, и прежде всего, российские, сходились во мнении, что против Южной Осетии (Абхазия в этом контексте упоминалась реже) готовится широкомасштабная агрессия. О том же свидетельствовали разведданные юго-осетинских спецслужб.
Обстановка предельно накалилась в июле – начале августа 2008 года. Грузинские лидеры уже не скрывали свою готовность приступить к активным военным действиям. Прежде всего, обрабатывалось грузинское население. Ему вдалбливали, что Россия, используя осетин, хочет напасть на Грузию, оккупировать и поработить. Спешно лепился образ врага. Обывателя убеждали, что спасти себя грузинский народ может только при помощи оружия, раз и навсегда решив проблему осетин и абхазов. Последних, с благословения грузинской церкви, следовало уничтожить, изгнать или подчинить «своим законам». Примечательно, что к этому пропагандистскому действу были масштабно привлечены так называемые «интеллектуалы», «либералы», «демократы», «борцы за права человека». Они, чтобы потрафить зарвавшейся власти, охотно включились в эту опасную игру, явно отмахнувшись от недавней истории. А надо было бы хотя бы подумать о том, как им подобные в 30-х годах прошлого века привели в Германии к власти Гитлера, оправдывали его преступления, а затем пытались оправдать свое позорное и преступное поведение.
Оболванивание людей велось на фоне предельной милитаризации приграничных к Южной Осетии районов. В непосредственной близости к Цхинвалу была подтянута самая серьезная техника, военный кулак напитывался не только резервистами, но и военнослужащими из всех районов Грузии. Из Ирака американцы дали «увольнительную» для элитных армейских формирований Грузии, которые прямым ходом направились к рубежам РЮО. В конце июля закончились проводимые в Грузии военные учения НАТО, но принимавшие в них участие грузинские войска вместо казарм оказались на передовой. Вдоль всей границы РЮО спешно рылись траншеи, окопы и капониры, – военную технику, нацеленную на Цхинвал, закапывали в землю. В поле возле Гори расположились, уже никак не маскируясь, системы залпового огня. В небе появились боевые и разведывательные самолеты. Грузинские войска планомерно захватывали и укрепляли господствующие высоты. Особенно болезненной была потеря поста «Паук».
За две недели до начала агрессии Цхинвал, Хетагурово, Дменис, Сарабук и другие села стали регулярно обстреливаться из пушек, минометов и гранатометов, танковых орудий. Были жертвы. Уже потом стало ясно, что это была еще только пристрелка. В Цхинвал были внедрены диверсанты, которые корректировали огонь. Многие из них вскоре были выявлены, отловлены, и сейчас дали показания на предмет – кем и как они были завербованы. Вот почему первые же залпы 8 августа накрыли расположения миротворческих сил, здания парламента, правительства, МВД, ОМОНа, милиции, университета и т.д. Тогда же регулярному снайперскому огню подверглись посты осетинской милиции, места сбора мирного населения. Настораживало поведение различных международных структур, которые всякий раз всеми способами пытались обозначить себя в зоне конфликта «посредниками», «миротворцами», «медиаторами», носителями «демократических принципов», «борцами за права человека». Еще задолго до августа Грузия в одностороннем порядке вышла из участия в работе Смешанной Контрольной Комиссии (СКК) – единственной структуры, в рамках которой можно было бы хоть о чем-то договориться или выслушать взаимные претензии и требования. Европейские эмиссары стали все реже появляться в Цхинвале. А если их все же отправляли в командировку, то во время встреч «опасные» темы они обходили стороной. ОБСЕ вообще повела себя откровенно враждебно. Ее отчеты о ситуации в Южной Осетии, посылаемые в штаб-квартиру организации – в Вену, перевирали очевидные факты, несли дезинформацию, делали из России и Южной Осетии источник напряженности и нарушителей достигнутых договоренностей. Офицеров ОБСЕ все чаще задерживали в тех местах, на которые их мандат не распространялся, и где они могли вести только разведывательную работу в пользу Грузии. Представители ОБСЕ покинули Цхинвал непосредственно перед началом обстрелов, а значит, знали о начале агрессии. Местным жителям пользоваться подвальными помещениями организации не разрешили, сославшись на то, что они под укрытия не приспособлены. Уже после завершения «пятидневной» войны в тех подвалах были обнаружены отпечатанные типографским образом листовки, в которых указывалось, как должны себя вести жители после захвата Цхинвала. Получается, что в победе Грузии ОБСЕ не сомневалась.
Руководство Южной Осетии, все надлежащие службы били во все колокола, пытаясь обратить внимание мировой общественности на надвигающуюся трагедию. С самыми серьезными заявлениями выступали первые лица России, Северной Осетии, МИД и МО РФ. Но международные организации, которые до этих событий объявили себя посредниками в процессе урегулирования, вдруг дружно замолчали и стали делать вид, что не информированы о том, что происходит в зоне грузино-осетинского противостояния. Уже потом, когда агрессор был разгромлен и позорно бежал, все эти «посредники» и «медиаторы» в один голос утверждали, что отчаянно пытались отговорить тбилисские власти «от поспешных, необдуманных и грозящих серьезными последствиями шагов». В таком же ключе высказывались лидеры США и стран Европы. Получается, что «кукловоды» препятствовали, а сами «куклы» вдруг проявили своеволие и пошли на кровавую авантюру вопреки всем предупреждениям, отговариваниям и протестам.
Стали приходить разведданные о том, что в грузинской армии появились наемники. Специалисты из Украины взяли на себя обслуживание высокотехничного оружия и оборудования (систем ПВО, «Град»). Израильские генералы, руководившие операцией по захвату южных провинций Ливана, были «командированы» в Грузию, где их использовали в качестве составителей планов агрессии, командующих военными группировками, координаторов штабных действий. К слову, и в Ливане, и в Южной Осетии планы и их осуществление израильскими генералами и военспецами признаны неудовлетворительными. Американцы обучали грузинских вояк психологической устойчивости (в том числе через применение различных психотропных средств), сбору разведданных и умению с ними работать, ведению огня по скоплениям мирных жителей, определяемых через частоту телефонных звонков, штабной работе и т.д.
1–7 августа. Уже в первых числах августа даже отъявленные оптимисты, которые надеялись, что здравый смысл восторжествует, и войны удастся избежать, признали, что сбываются самые худшие предсказания. Выступивший перед депутатами парламента РЮО Эдуард Кокойты подтвердил все наши опасения. Выходя с этого собрания, он сказал Тарзану Кокойты: «Ты понимаешь, что нас втянули в ситуацию, из которой, как бы мы к этому ни стремились, выбраться уже не удастся? Так что срочно хватай детей и вези их за перевал». Тот, как лицо максимально информированное, все это понимал, но детей вывозить пока воздержался, не желая тем самым еще более усиливать беспокойство окружающих, соседей. Как оказалось, напрасно он проявлял излишнюю щепетильность. Спасать детей пришлось в подвале, а потом с большим риском вывозить в безопасное место. В их дом прямой наводкой попал снаряд, разрушив одну из стен.
Теперь уже стоял вопрос: когда может начаться нападение? В состоянии ли войска МО РЮО, миротворцы и отряды самообороны сдержать агрессора? Реальна ли военная помощь со стороны России? И если да, то как скоро и в каком объеме она может поступить? Однозначного ответа на эти вопросы не было, а потому и не было общего плана действий на случай войны. Тем не менее, руководством спешно проводились мероприятия превентивного плана. Из Цхинвала и осетинских сел автобусами начали массово вывозить детей. Многих сопровождали их матери. В Северной Осетии и республиках Северного Кавказа были организованы пункты по их приему и подготавливались места расселения. Но основная часть прибывших разместилась у родных и знакомых, полагая, что вскоре все проблемы будут решены, обстановка нормализуется, и дети уже к 1 сентября вернутся домой. Но каникулы затянулись, и в школы дети попали значительно позже обычного. Многие семьи или женщины с детьми уезжали на своем автотранспорте или нанимали перевозчиков. Были и такие, кто покинул Цхинвал, но решил пережить обстрелы в отдаленных деревнях. В те же дни президентом РЮО было дано указание о создании отрядов самообороны. Собственно, в городских кварталах и селах Республики таковые были сформированы еще во время событий 1991-1992 годов. Но теперь требовался несколько иной подход организационного и структурного плана (за 16 лет подросло новое поколение защитников Отечества), изменение границ зон ответственности требовало снабжения оружием, техникой и боеприпасами, прикомандирования военных специалистов, создания единого командования отрядами и выработки системы его взаимодействия с частями МО и МВД РЮО, миротворцами, войсками российской армии, добровольцами из различных регионов России и других стран. Комплектование отрядов прошло достаточно быстро. Сложнее было решать вопросы вооружения, налаживания связи, взаимодействия штабов. С первых же дней месяца народные защитники находились на казарменном положении, несли круглосуточное дежурство, вели разведывательную работу, спешно осваивали различные виды вооружения. Несмотря на многие недоработки, прежде всего организационного плана, отряды самообороны со своими обязанностями с честью справились. Они первыми приняли бой, организовали несколько рубежей обороны, не дали врагу захватить Цхинвал и укрепиться на захваченных территориях, вместе с другими соединениями нанесли агрессору существенный урон, отогнали его подальше от границ Республики и «принудили к миру».
С приближением часа «х» воинствующая риторика тбилисских лидеров становится все агрессивнее. Местные краснобаи перестали утруждать себя иносказаниями, маскировкой, использованием «эзопова языка». Открытым текстом заявлялось, что «территориальная целостность» Грузии будет в кратчайшие сроки восстановлена, причем исключительно силовым методом, а всем грузинам предписывалось принять самое активное участие в процессе возврата «временно отторгнутых» земель и «усмирения» «зарвавшихся» осетин.
Крайне непоследовательно вел себя Саакашвили и его ближайшее окружение. Они то метали громы и молнии в адрес России, Южной Осетии и Абхазии, открыто угрожая им и пугая всяческими бедами, то излучали миролюбие, доказывая, что все их агрессивные действия всего лишь защитная реакция на давление извне. Последнее такое заявление Саакашвили сделал днем 7 августа, всего за несколько часов до интервенции. Выступая по грузинскому телевидению (это выступление тут же было повторено некоторыми российскими и западными каналами), он, демонстрируя крайнюю терпимость и миролюбие, заявил буквально следующее: Грузия никогда не применит оружия против соседей, даже если те сами на нее будут нападать. Невероятно, но этим заведомо ложным заверениям поверили не только грузины, но и осетины. Жители Южной Осетии вздохнули с облегчением. Им стало казаться, что если угроза нападения не устранена полностью, то хотя бы отложена на какое-то время. По крайней мере они посчитали, что уж эта ночь пройдет спокойно, без обстрелов и угроз нападения. На самом деле такие заявления предпринимались исключительно для того, чтобы усыпить бдительность жителей Республики, успокоить международное общественное мнение, представить предпринимаемые Россией шаги по недопущению применения силы как нецелесообразные, поспешные и малопродуктивные, если не опасные. В конечном итоге эти «мирные воззвания» грузинского вождя сейчас однозначно трактуются как команда к началу военных действий.
Российская сторона на тот момент фактически исчерпала свои дипломатические возможности. Заявления по поводу резкого осложнения обстановки вокруг Южной Осетии, призывы к мировым лидерам воспрепятствовать надвигающейся опасности, воздействовать на зарвавшихся тбилисских правителей натыкались на стену непонимания и равнодушия. Вернее, Запад откровенно занял выжидательную позицию, он выражал лишь любопытство по поводу того, чем закончится очередная авантюра, затеянная их неадекватным ставленником. В Вашингтоне и европейских столицах приняли решение занять позицию стороннего наблюдателя, а когда наступит разрядка и проявится окончательный результат – выступить вселенским судией, давать оценки, осуждать и оправдывать. Но снять с себя всю ответственность за августовские события на Кавказе Западу не удастся хотя бы потому, что позицию умолчания в Тбилиси восприняли как прямое одобрение агрессии. И сейчас все заявления, что войны против Южной Осетии никто не хотел, а Саакашвили неоднократно рекомендовали не применять силу – пустые слова. Сейчас, когда трагедия произошла и последствия ее будут проявляться еще долгое время, можно говорить все, что угодно. История все и всех поставит на свои места, и тут уже оправдаться не удастся.
Российское руководство, поняв, что его мнение игнорируется, а мирные инициативы остаются без ответа, начинает предпринимать действенные меры по недопущению уже санкционированного преступления. У границ с Южной Осетией создаются базы дислоцирования российских войск, скапливается техника, ведутся разведывательные полеты, проводятся военные учения, укрепляются части миротворцев. Все эти действия во многом носят демонстративный характер. С одной стороны, агрессору дают понять, что их зверства не окажутся безнаказанными. Россия не оставит в беде своего исторического союзника, не отдаст на заклание своих сограждан. С другой, дают понять мирному населению, что в случае надобности помощь придет своевременно и будет действенной.
Особой оценки требует поведение так называемых грузинских «миротворцев». С приходом к власти Саакашвили они практически прекратили подчиняться объединенному командованию и были переподчинены Минобороны Грузии. Они перестали участвовать в совместных мероприятиях и операциях с российским и осетинским батальонами, тем самым похоронив «уникальный опыт миротворчества», которому аплодировал весь мир. Грузинские военные в Южной Осетии служили не миру, а войне. Они взяли за правило в период обострений покидать свои позиции, бежать из своих штабов и отсиживаться на грузинских постах и в лагерях, по ходу стреляя в спину своих коллег по миротворчеству. Такого мировая практика еще не знала. Эти «миротворцы», вместе с подразделениями грузинской полиции и агентами спецслужб, военнослужащими грузинской армии, окопавшимися в грузинских анклавах и захватившими все господствующие высоты вокруг Цхинвала и крупных сел, должны были по всем планам обеспечить быстрый и окончательный успех нападавшим. Именно они вербовали диверсантов и провокаторов, корректировщиков огня, вели «разъяснительную» работу среди мирного грузинского населения. Последним, перед нападением 8 августа, настойчиво советовали спешно покинуть свои дома и укрыться. Через несколько часов, – говорили им, – дело будет сделано, и вы сможете вернуться в свои дома и жить в единой и неделимой Грузии, избавившись раз и навсегда от докучливого соседства с «ненавистными осетинами». Но того эффекта, который наблюдался перед агрессией 1991-1992 годов, уже не было. Давно поняв, что ими просто манипулируют, местные грузины предпочли остаться вместе с осетинами и разделить с ними все беды и лишения. Хуже пришлось жителям грузинских анклавов. Ими засланные из Тбилиси «казачки» и «пятая колонна» в лице альтернативного правительства сначала пользовались как живым щитом. Затем превратили в беженцев, переправили в Грузию, а дома сожгли. Тем самым жители этих сел не могут сейчас даже воспользоваться правом вернуться назад, поскольку жить им уже негде.
Таким образом, в начале августа 2008 года ситуация вокруг Южной Осетии сложилась взрывоопасная и, по сути, необратимая. В мире сложились два центра, один из которых поставил на жесткое применение силы, а другой всячески этому препятствовал. Многие, кто до сих пор успокаивают себя тем, что в самый ответственный момент придерживались нейтральной позиции, по существу, своим молчанием поощряли агрессора, но никак не способствовали предотвращению насилия.
8 августа. Приказ открыть массированный огонь по Цхинвалу, с чего и началась августовская война, начал исполняться за 20 минут до наступления нового дня. Многие тогда по привычке отметили время, и расхождения были небольшими. Возможно, военные, которые использовали радиоперехваты, назовут более ранее время, но сути это не меняет. В те теплые каникулярно-отпускные вечера прогулки и посиделки продолжались до глубокой ночи. Но на сей раз народ, убаюканный клятвенными заверениями Саакашвили, решил отоспаться. Спали и у нас. Сын, Алан, находившийся в отряде ополченцев, уже который день не ночевал дома.
Когда заработали системы «Град» и другие виды тяжелого вооружения, вмиг вылетели все стекла окон, погас свет, самопроизвольно растворились двери и дверцы шкафов. Потом многие говорили, что их буквально смело с постели на пол. Стрельба по ночному городу устраивалась и раньше, потому и первая пришедшая на ум мысль была, что это очередная провокация, и после ответа наших – огонь прекратится. Но уже очень скоро стало ясно, что это не прежние тревожащие одиночные выстрелы, а планомерный и интенсивный расстрел города, направленный на его полное сожжение и разрушение, на физическое истребление всех его жителей. Каждый сам в такие моменты начинает искать пути к спасению. Основная масса использовала уже проверенный метод – укрыться в подвалах. Те, кто лишен был этой возможности или боялся выйти во двор, на улицу, спасались в прихожих, ванных комнатах – помещениях без окон, казавшихся безопасными. Потом уже окажется, что для некоторых такой выбор стал роковым. Инстинкт подсказывал, что лучше лечь на пол у глухой стены и без надобности не двигаться.
Мы заградили себя диванными валиками и спинками кресел, полагая, что они могут уберечь нас от пуль и осколков. Возможно, и так, но при прямом попадании снаряда или бомбы все эти способы самозащиты оказались бы напрасными. Интенсивность огня нарастала, взрывы раздавались с разных сторон, стены, пол и потолок ходили ходуном. На кровлю дома что-то непрерывно сыпалось. Когда потом удалось добраться до крыши, оказалось, что это осколки снарядов, мин и гранат. Слышно было, что по улицам с большой скоростью проносятся машины. Срочно перебрасывалось подкрепление на передовую, подвозилось оружие и боеприпасы, налаживалась связь между группами, перевозились в более безопасные места дети, женщины, старики, в республиканскую больницу стали поступать первые раненые.
С наступлением рассвета стало легче, хотя интенсивность обстрела не снизилась. Поскольку взрывами была повреждена городская телефонная связь, попытались пробиться через мобильную. Кое до кого дозвониться удалось. Полной информации нет ни у кого, все строят какие-то предположения, основанные на слухах и свидетельствах третьих лиц. Ни одна контора, включая силовые структуры, на звонки не отвечает.
Обнаружили, что прекратилась подача газа. Но это даже к лучшему, поскольку бесконтрольный газ создает дополнительную угрозу. Гораздо больше беспокоит отсутствие воды. Подача ее прекратилась несколько дней назад, поэтому запасы были сделаны заранее, и их должно было хватить на первое время. Запас продуктов питания, как в любой цхинвальской семье, имелся, но о еде никто и не думал. Главный повод для тревоги заключался в продолжающейся непрерывной бомбежке, сбивала с толку полная неопределенность. Надо было что-то предпринимать, но что конкретно – трудно определить. В таких условиях главенствует мысль: отсидеться, переждать обстрел, спасти себя и своих окружающих.
Попытки сравнить создавшуюся ситуацию с той, которая возникла в начале агрессии января 1991 года – малопродуктивны. Тогда не было шквального огня по жилым кварталам, можно было, хоть и с риском для жизни, передвигаться по городу. Поэтому тогда удалось быстро организоваться. Партийные и государственные службы сходу включились в работу в новых условиях, была налажена связь с военными Советской армии, стали принимать и размещать первых беженцев из близлежащих и уже сожженных осетинских сел. Но сейчас все было иначе. Ни о какой работе госструктур в те первые часы и речи быть не могло. Необходимо было одно: не дать неприятелю захватить город, не допустить полной блокады, при любой возможности спасать всех, кого можно. И опять все тот же немой вопрос: «Где россияне? Придет ли помощь? А если придет, то как скоро?» Все понимали, что своими силами город удержать не удастся.
Уже потом стало известно, что операцию по захвату Южной Осетии грузинские «стратеги» цинично назвали «Чистое поле» (Западу такой изуверский логотип явно понравился). Согласно этому плану, Цхинвал следовало полностью захватить за одни сутки, а всю Южную Осетию – за двое суток. Этот блиц-криг провалился, хотя уже к вечеру 8 августа Саакашвили на весь мир протрубил, что Цхинвал находится под «полным контролем грузинской армии», которая закрепляет свой успех. Такие же заявления делались и 9, и 10 августа. А когда агрессор был выдворен, а сами вояки, побросав оружие и технику, смогли затормозить свой бег только в пределах Тбилиси, их верховный главнокомандующий имел наглость заявить, что «одержана очередная историческая победа над Россией». Южную Осетию, значит, уже тогда «переварили», осталось разобраться с Москвой.
Пошли к соседям Чабиевым, с которыми делим один дом. Мать и сын уже перебрались в подвал. С ними неотлучно одна из собак – эльзасская овчарка, другой собаки и кошек не видно. Соседи тоже большую ясность в ситуацию внести не могут. Постоянно звонят своим во Владикавказ, хотя знают, что пользоваться «мобильными» опасно – звонки через американские спутники вызывают огонь на себя. Но кто может удержаться? На севере тоже толком ничего не знают, и всю информацию черпают из российских теленовостей. У соседей обнаружился электрогенератор, и можно было подсоединить телевизор. Показывал только один канал – круглосуточные «Вести». По нему крутили сообщение комитета по особым делам РЮО о самом факте нападения, но других подробностей не было.
Соорудили нехитрый завтрак, благо жестяная печь и дрова имелись. Соседи предложили переселиться в их подвал – на вид надежный и достаточно благоустроенный. Но от такой возможности пришлось отказаться, поскольку у нас на руках постельная больная – 94-летняя мать. Переносить ее куда-либо нет никакой возможности, оставить ее одну – тем более. Она все время спрашивает: «В чем дело? Что происходит?». Как можем, ее успокаиваем. По всему видно, что она обо многом догадывается, но как и в 1991-1992 годах, ведет себя достойно, беспокойства не показывает, в панику не впадает. Умерла она через восемь месяцев после окончания боевых действий, успев принять участие в очередных парламентских выборах.
Около 9 часов утра на мобильник звонят из редакции радио «Европа-плюс». Они говорят, что пытаются связаться хоть с кем-нибудь, но на звонки ответил только я. Коротко сообщил им все, что знал, высказал свое мнение, сообщил о том, что более всего волнует жителей, как они намерены пережить весь этот ужас, и чем все это мракобесие может завершиться. В течение дня эта редакция звонила еще несколько раз; как мог, помогал им собирать информацию, которая больше основывалась на личных впечатлениях и восприятии всего происходящего вокруг, чем на фактическом положении дел.
Вслед за этим прозвучал звонок с Северо-Осетинского телевидения. У них те же проблемы – не знают, что и как подавать телезрителям, среди которых наиболее заинтересованные те, кого успели вывезти, чтобы дать как можно более полную картину происходящего и при этом хоть как-то успокоить их. Пришли к общему мнению – подавать информацию в форме репортажа с места события – так называемая «хрипушка». Я по телефону зачитываю текст, его записывают и передают в живом виде на фоне моей фотографии. Чтобы добавить «живизну», репортаж вел с улицы, – чтобы на запись наложились внешние звуки – взрывы, скрежет техники, автомобильные сигналы, отдельные голоса. Эта практика применялась ежедневно до окончания военных действий, причем материал передавался из различных районов города. В тот день были еще звонки от коллег из Владикавказа и Москвы. Звонили из редакции «Северной Осетии». Спрашивали – чем помочь? Попросил скинуть деньги на мобильник. Все призывали держаться, успокаивали, что очень скоро все будет в порядке, к нам уже спешит помощь. Все это согревало, мобилизовывало, убеждало в скором конце этого ужаса, прибавляло оптимизма.
После полудня наступило затишье. Надо полагать, что оно было вызвано тактическими соображениями грузинских стратегов – после массированных обстрелов приступить к наземным операциям, чтобы не отстать от графика «чистого поля». Воспользовавшись этим, отправился в центр города, надеясь встретить кого-либо из руководства и посмотреть, что происходит в городе. Представшая картина потрясала своей нереальностью – вся улица была завалена ветками деревьев, битым стеклом, фрагментами кровли, осколками мин и снарядов. Расположенного наискосок против нас дома Кабисовых уже не существовало. Он не сгорел, но бомба (или снаряд) прошила его с крыши до подвала, не оставив камня на камне. Стена соседнего дома Гогиновых тоже оказалось разрушенной. Не успел подумать, что стало с их обитателями, как заметил, что они боязливо выглядывают из ворот дома напротив – врача Юрия Котаева. Оказывается, за полчаса до попадания обитатели разбомбленных домов, как будто предчувствуя неладное, перебрались в подвал соседей, что их и спасло. Сейчас все оставшиеся соседи (детей успели вывезти) сгрудились в одном месте, не зная, что им предпринять. Завидев меня, закидали вопросами, полагая, что я – госчиновник – должен быть лучше информирован. Успокоил их, как мог, а успокаивало только одно: помощь вот-вот подойдет, и все будет кончено.
Пошел дальше. На соседней улице Пушкина вовсю полыхала жилая многоэтажка так называемого дома артистов, одно из красивейших зданий города, весь фасад которого был отмечен мемориальными досками; горели бывший ведомственный дом работников КГБ и дворец молодежного творчества (бывший Дом пионеров). Пожары никто не тушит, народа рядом не обнаружил. Успокоило, что хоть здание почты уцелело, хотя наверняка и оно входило в список объектов, подлежащих обязательному уничтожению – вокруг зияли воронки, дорогу преграждали поваленные деревья. У главного административного здания людей не было видно, его поджечь не удалось, но стены были пробиты снарядами. По пути в парламент заглянул в МВД – ни машин, ни людей. Северное крыло Дома Советов горело вовсю, огонь уже перекинулся на центральную часть. Южная часть, где располагался парламент, пока держалась, хотя с крыши падали горящие балки и все проходы были задымлены. Кое-как пробрался в коридор на первом этаже. Все двери кабинетов распахнуты настежь, стекла выбиты. Единственная запертая комната – мой кабинет. Отперев дверь, обнаружил, что все имущество, оборудование и документы на месте, выбиты только стекла. Это несколько успокоило. В одиночку что-либо спасать не было смысла, а появение на улице с аппаратурой могло быть расценено как мародерство. Решил найти помощников или машину и вернуться назад. К тому же вспомнил, что это крыло уже горело в 1994 году, и тогда деревянные перекрытия были заменены на бетонные. Поэтому предполагал, что огонь на эту часть здания не перекинется. Забрал только записную книжку, запер дверь и стал пробираться обратно.
Улицы пустынны. В районе Театральной площади стоят две милицейские машины, их двери распахнуты настежь. Позже сообразил, что сквозняки устроены не от жары, а на случай, если потребуется спешно покинуть салон – времени на манипуляцию с замками может не хватить. Навстречу попался единственный прохожий – им оказался Коля Пантелеев. Раньше я с ним встречался не чаще, чем пару раз в год, хотя и живем в одном городе. В эти дни встречал его в разных местах при каждой вылазке – воспринял это как добрый знак. По пути заглянул к знакомому Феликсу Тигиеву. Они ютятся в подвале в кромешной темноте, но рады, что городской их телефон все еще работает. Соседей застал там же, где и оставил. Рассказал, что удалось узнать, и о том, что видел. Не знаю, насколько их успокоила моя информация.
На минуту забежал сын, обвешанный «выстрелами» от гранатомета. Задерживаться не стал, сказал, что положение серьезное и просил вести себя осторожно, без нужды наружу не высовываться. Тут опять начался интенсивный обстрел – видимо, наземная часть операции по захвату города провалилась, и агрессор решил окончательно подавить все очаги сопротивления, действуя с безопасного расстояния. С планами спасать свое служебное имущество и документы пришлось повременить. К тому же вдруг осознал, что эта операция достаточно рискованна и привлекать к ней еще кого-то, а тем более автотранспорт – безрассудно. Оставалось ждать очередного затишья. Супруга вспомнила, что начинаются Олимпийские игры. Событие, которое ожидали как большой праздник целых четыре года, стало для нас зазеркальным, реальной была война.
9 августа. Всю ночь и весь день город подвергался огню с земли и воздуха. Самолеты и вертолеты противника, которые горожане принимали за российские, бомбили даже райцентр Дзау, где обосновалось республиканское руководство. Выйти на улицу не удавалось. Попытки эти пресекались не только огнем; нас загоняли в дома вооруженные люди и строго советовали наружу не высовываться. Соседа Алана взрывной волной шарахнуло об стенку и контузило. Тогда он этому внимания не придал, поскольку чувствовал себя вполне сносно. Уже после войны контузия стала давать о себе знать – болели шея, позвоночник, а затем с сердечным приступом его госпитализировали. Пришлось делать операцию по шунтированию сосудов сердца. Все проявившиеся болезни стали называть «поствоенным синдромом».
Стали поступать сообщения, что грузинские солдаты захватили южную часть Цхинвала и продвигаются к центру. Грузинские танки прорвались до Привокзальной площади. Эту информацию тогда полностью подтвердить или опровергнуть никто не мог. Уже позже сложилась целостная картина: прорыв неприятеля в город состоялся, танки маршем прошли полгорода, по ходу расстреливая жилые дома, за ними продвигалась пехота. Уже в центре города агрессору был дан жестокий бой. Были подбиты его танки и другая бронетехника, на улицах появились трупы нападавших. Был захвачен грузинский танк вместе с экипажем, которому пришлось расстрелять весь боекомплект по своим же, были и другие пленные, для которых война закончилась, не успев начаться. На перекрестке в 50-метрах от нашего дома группа ополченцев залегла с автоматами поперек улицы Ленина и вела огонь в южном направлении. Стало ясно, что они видят цель, по которой стреляют. Именно этот момент следует считать критическим и переломным. Если бы наши военные, ополченцы и миротворцы не проявили тогда твердость духа и отвагу, если бы не удалось хоть как-то объединить разрозненные группы – участь города была бы решена. Вторую лобовую атаку удалось отразить
Но опасность для спасавшихся граждан только усилилась. Если раньше они укрывались от ракетного и артиллерийского огня, то теперь им угрожала пехота – солдаты стреляли по окнам домов, забрасывали подвалы гранатами, пытались даже водой из каналов затопить места большого скопления людей. Многие тогда бежали в более безопасные северные микрорайоны Цхинвала. А те, кто имел свой автотранспорт, попытались выехать за пределы Республики. Многие тогда попали под обстрелы на объездной Зарской дороге, были жертвы.
Уезжать решили и соседи. Когда готовили машину, в салон заскочила собака и не захотела его больше покидать – пришлось взять с собой. Теперь под нашим надзором остался не только собственный дом, но и соседский. К вечеру стало известно, что нашу улицу покинули все ее жители, кроме нас и доктора наук Мурата Санакоева. Тот все время спрашивал, что ему делать. Советовали ему спешно выезжать на север, поскольку он один, ничто его не держит, и помочь сейчас он никому ничем не может. Но все его попытки покинуть город были безрезультатны – он не мог позволить себе втиснуться в перегруженный транспорт, отпихнув в сторону женщин и детей.
Снова на минуту забежал домой сын, теперь в каске. Сказал, что все нормально, и скоро придет помощь. Потом уже его командиры рассказывали, что его с двумя друзьями высадили в открытом поле западнее Цхинвала, и им пришлось сдерживать танковую колонну, которая прорывалась к городу со стороны Цунара. Хотя никто из этой троицы до этого из гранатометов не стрелял, они израсходовали весь свой запас и танки остановили. Противник, конечно, не мог знать, кто им противостоит и в каком количестве, и бил по возникшему препятствию из своих орудий прямой наводкой. Уже после всех баталий и установления мира участие сына в «пятидневной» войне было отмечено российскими наградами.
Обстрелы города продолжались, но теперь мы стали вслушиваться в их «симфонию», пытаясь определить, что за этим стоит. Прежде всего научились отличать выстрел от взрыва. По логике получалось, что если звучит взрыв, то стреляют по нам, а если слышен выстрел, то это уже «лупят» с нашей стороны. К ночи на 11-ое количество одних и других стало выравниваться. Это уже многое определяло. Другой вопрос заключался в том, что наш квадрат обстреливался непропорционально своей важности. Объяснить можно было одним: прямо напротив дома – школа №6, здесь обосновалась одна из групп защитников города. Они выбили окна и приготовились к обороне. Во дворе дежурил БТР, который иногда постреливал. Ему, естественно, отвечали. К тому же в подвалах школы, а по сути – бомбоубежищах, скопилось много людей. Они рассказывали, что условия там были ужасные – теснота, духота, отсутствие воды, от взрывов все ходило ходуном, плакали дети, стонали раненые. Потом с удивлением узнал, что всего в нескольких десятках метров от нас укрывались мои знакомые и коллеги. Приходят различные сообщения, что к нам спешат на помощь большие силы. Причем, это не только российская армия, здесь и добровольцы со всего Кавказа (говорили о тысяче человек, спешащих из Абхазии), и представители осетинских землячеств, и казачество, и ветераны силовых структур вместе с бывшими «афганцами». Звонил Олег Доев из парламента РСО-А, рассказывал, что его племянник записался в ополчение. Их довезли до Рукского тоннеля, оружие и форму не выдали, а к вечеру вернули обратно. Трудно сказать, каково на самом деле было участие этих групп в отражении агрессии, а вот чеченский батальон «Восток» проявил себя с самой лучшей стороны. Их с колес бросили на передовую, и потому поначалу они понесли потери. Но одно присутствие посланцев Кадырова наводило панику на врага и укрепляло дух защитников города. Уже после августовских событий батальон «Восток» был расформирован, а его командир – Сулим Ямадаев – убит.
10 августа. С утра было необычно спокойно. Обстрелы продолжались, но не было уже прежней плотности и частоты. Собрался в город. Улицы, как и раньше, в завалах, но людей и машин стало гораздо больше. Встретил знакомых, обнялись, поздравили друг друга, что пока живы, поделились новостями и слухами. Все убеждены, что российские войска уже в пригородах Цхинвала и обстреливают через город позиции противника. Появившаяся в небе авиация – уже точно российская.
Вместе с Андреем Кочиевым пошли к Парламенту. Андрей много снимает, и его фотографиями потом довольно широко пользовались при составлении различных сборников. Дошли до работы, и тут стало ясно, что сбылись самые худшие мои предположения – наше крыло вместе с моим кабинетом полностью выгорело. Осознание размеров потерь пришло позже. Оборудование, аппаратура, мебель в расчет не брались – все это легко восполнимо. Но сгорели все архивы – это больше сотни томов документов, уникальных свидетельств нашей новейшей истории. Многие из них существовали в единичном экземпляре. Погибли фотографии, негативы, видеофильмы, карты, книги, картины, дипломы. Безвозвратно утеряны рукописи подготовленных к печати книг. Этот список потерь со временем только пополнялся. Я задавал сам себе вопрос: неужели на исходе пятого десятка придется начинать все заново?
Но надо было двигаться дальше. Спустились к церкви, батюшка Александр на месте – разбирает стену разбомбленной трапезной. Продолжаем фиксировать все заслуживающее внимания. Многие дома еще горят, и кажется, что их подожгли только что. По улицам носятся пожарные, милицейские и военные машины, на частном транспорте передвигаются ополченцы. Появились разрозненные группы российских журналистов. Их пока мало, и они очевидно напуганы. Мало того, что их до немоты удручало все увиденное, им еще обещают всяческие ужасы проводники из местных. Наши бойцы выделяются белыми повязками, чтобы их не путали с неприятелем. Некоторые повязали аж обе руки. Причем белые нарукавники присутствуют как на военной форме, так и на штатской одежде. Даже стволы танков и антенны машин отметили этим знаком. Трудно сказать, насколько это помогло. Грузин, например, те же американцы снабдили суперсовременной опознавательной системой «свой-чужой», но те так до конца и не уяснили, как этим чудом пользоваться.
На площади Богири в канаву опрокинулась бронемашина неизвестного происхождения. У здания Совпрофа – два подбитых грузинских танка. Башня одного из них неведомым образом вознеслась на козырек здания. Спешу домой, поскольку обещал скоро вернуться.
Несколько раз звонил троюродный брат Вова из Москвы. Его беспокоит судьба его матери. Она одна, ничего не видит и передвигается с трудом. Живет на соседней улице. Направляюсь туда и обнаруживаю полностью сгоревший дом, который все еще дымится и пышет жаром. Уже потом соседи рассказали, что 82-летняя Люба заживо сгорела. Ее пытались спасти, но запертая дверь даже топору не поддалась. Останки ее удалось выгрести из-под пепелища только 16 августа и похоронить на следующий день.
Звонили также родные сестер Дианы и Заиры Качмазовых, которые также проживали рядом с нами. Несколько раз ходили к их дому. Ворота заперты, фасад особо не поврежден, на стук никто не отзывается. Помимо нас сестер ищут другие, но тоже безрезультатно. Уже потом кто-то догадался пробраться в дом не с улицы, а со двора. Тут в одном из закутков и были обнаружены два трупа. Сестры, так же как и все, опасались находиться рядом с улицей, потому и укрывались подальше, но снаряд разорвался как раз во дворе…
К вечеру вернулся сосед Алан. На севере оставил мать, а собаку привез обратно. Рассказывал, что трасса от Рукского тоннеля до села Гуфта забита российскими войсками, очень много танков и другой техники. Много ее и на Зарской дороге. Военные говорили, что ждут какого-то приказа, чтобы войти в город. Другие говорили, что россияне уже в городе. Но истина заключалась в том, что спешившие на помощь Цхинвалу части попали в засаду и понесли большие потери. Это затормозило продвижение. Затем уже один из военачальников признался, что если бы первые атаки грузин привели к захвату Цхинвала, то они скорее всего вернулись бы обратно. Получается, что, как и всегда, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.
11 августа. Взрывы продолжают сотрясать воздух, не прекращается свист пуль и осколков, отовсюду валит дым, горит здание городского универмага. Но всем ясно, что в атмосфере что-что изменилось, появились признаки того, что все самое худшее – уже свершилось, осталось дождаться последнего аккорда. Очевидно, что передовая грузин все дальше отодвигается от наших границ, и она непрерывно обстреливается. Агрессор предпринял еще две попытки прорваться на разных участках в город, но и они провалились.
Народу на улицах стало больше. Все, даже незнакомые, обнимаются и поздравляют себя и других с тем, что уцелели. Рассказывают о тех, кто погиб, причем с подробностями и очень убедительно. В действительности многие из внесенных в «скорбные списки» оказались живы и здоровы, а значит, и жить будут долго.
Во время очередной записи «хрипушки» с Театральной площади рядом пристроился какой-то мужичок. Он внимательно выслушал мой текст и тут же исчез. Вскоре появился снова, ведя за собой двоих бойцов. Те вежливо поинтересовались, чем, собственно, я занимаюсь? Пришлось подробно объяснять. Бойцы ушли, а бдительный гражданин стал оправдываться. Успокоил его, что он все сделал правильно. Тот поинтересовался: могу ли я передать на север его имя, поскольку его родные и близкие ничего о нем не знают. Сказал, что это легко сделать, и во время следующего сеанса о нем узнает вся Северная Осетия.
У здания сгоревшей многоэтажки заметил машину председателя парламента Знаура Гассиева. Сам он сидел во дворе у дверей сарая, куда свалили все спасенное от пожара добро. Охранники пытались из-под золы выгрести какие-нибудь металлические предметы. Рядом сгрудились соседи-погорельцы. Знаур Николаевич рассказал, что покинуть город отказался, хотя на этом настаивала охрана, первое время укрывался с женой в подвалах шестой школы, потом в подвале типографии, а сейчас собирается переселиться в квартиру, которую ему уступила родственница.
Возле ворот почты скопился народ. Направился к ним, полагая, что эти люди хотят отправить телеграмму или воспользоваться услугами межгорода. Все оказалось куда прозаичнее. Здесь круглосуточно работал мощный электрогенератор, и лишенные света горожане пробирались сюда из разных концов Цхинвала, чтобы подзарядить свои мобильники. Дожидаясь своей очереди, люди делились новостями, успокаивали себя и других и вновь чувствовали себя частицей монолита, который не удалось расколоть. В толпе было много знакомых. Подошел к министру иностранных дел Мурату Джиоеву. Этот житель Дзау вместе с семьей остался в Цхинвале. Он рассказал о том, что творится на южных окраинах, как спасался от обстрелов, с кем из знакомых виделся. Он же сообщил, что из правительства в городе находятся министр по особым делам Борис Чочиев и министр здравоохранения Нугзар Габараев.
Издали заметил, что площадь пересекают наш патриарх Нафи Джуссойты, министр информации и печати Ирина Гаглоева и депутат парламента Юрий Дзицойты с автоматом. Они сказали, что решили произвести обход города и повидать тех, от которых нет сведений. Появление таких людей, как Нафи, на простреливаемых улицах успокаивало народ, вселяло в него уверенность, убеждало в скорой победе.
В соседнем с нами недостроенном доме расположился отряд присских ополченцев. Костяк его был сформирован еще в начале 90-х. Ребята хорошо знали друг друга, четко распределили обязанности, у них также был «движок», а значит, свет и телевизор круглые сутки. Не знаю, как их использовали внутри города, но при зачистке Ередвского анклава они играли первостепенную роль, поскольку прекрасно знали эту местность.
В какой-то момент на въезде в тупик научного института, всего в 30-метрах от наших ворот, обнаружился труп грузинского танкиста. Его поместили на лист железа и накрыли брезентом. На жаре он очень скоро стал разлагаться, но увезли его только на третий день. Вот вам еще один безымянный герой, который сгинул, так толком и не поняв, где он, зачем и какую великую миссию выполняет.
Ближе к 5 часам вечера через город в сторону грузинской границы прошла мощная колонна российской бронетехники. Связался со знакомым, проживающим по улице Сталина, и он подтвердил, что на юг проехало более ста танков и другой техники. Это была уже реальная, а не виртуальная поддержка. Военная авантюра Саакашвили стремительно неслась к неминуемому концу, хотя он не переставал верещать на весь мир, что на него напала Россия, но доблестные грузинские войска оказывают ей достойное сопротивление.
Пришел сын, уже никуда не торопился, умылся, переоделся и спокойно пообедал. Военное оснащение его стало количественно и качественно более впечатляющим. Сказал, что грузин оттеснили, и все пока складывается удачно. Подтверждением этому было то, что ополченцам, кроме дежурных, разрешили ночевать дома, на обед сын стал приходить вместе с друзьями.
12 августа. До обеда продолжался довольно интенсивный огонь, но это уже никого не сдерживало. Люди стали выходить из подвалов и убежищ. На улицах все больше людей в штатской одежде; лавируя между колдобинами и завалами, улицы рассекают автомобили. Больше всего народ скапливается возле почты, на Театральной площади и во дворе больницы. Из Дзау прибыла большая группа российских журналистов. Через центр города в обоих направлениях передвигаются военные колонны. Заметил несколько установок «Град», которые проследовали в направлении Грузии. В небе непрерывно барражируют российские вертолеты. Поступают сведения, что грузинские войска бегут, бросая оружие и технику, а в Гори уже стоят российские танки. Позже все это нашло подтверждение в телевизионных репортажах.
В обед поступило заявление президента России Дмитрия Медведева о том, что операция «по принуждению к миру» полностью завершена. Это означало, что агрессор разгромлен, а «пятидневной войне» пришел конец. Трудно описать словами радость и ликование, которые охватили нас. Народ, которым «гуманисты» всех мастей готовы были с легкостью пожертвовать в угоду своим интересам, чудесным образом выстоял, отразил очередную агрессию и победил, доказав свое право на жизнь, на независимость. Противнику, который действовал по лекалам главного «мирового полицейского», с его помощью и за его деньги, нанесено сокрушительное поражение. Казалось бы, чего еще желать? Все сложилось не самым худшим образом, несмотря на большое число убитых, раненых, пропавших без вести, похищенных, угнанных в плен людей, сгоревших и разбомбленных домов, кварталов, целых поселений. Правда была на нашей стороне. Проявлены исключительные стойкость и дух. Бог нас миловал! И вместе с тем проскальзывала легкая досада, что все так быстро кончилось. Если агрессору дозволено было безнаказанно творить беззаконие и произвол все эти годы, а все пять августовских дней он ставил целью полное уничтожение всех южных осетин, используя всевозможное смертоносное оружие, включая кассетные бомбы и системы залпового огня «Град» и «Смерч», то на «принуждение к миру» ушло всего несколько часов. Мало ли, что неприятель бежал и спешно капитулировал. Это вовсе не значит, что враг примерно наказан. Наиболее радикально настроенные люди до сих пор убеждены, что российско-югоосетинским войскам следовало войти не только в Гори, но и в Тбилиси. При этом следовало, – считают они, – полностью уничтожить все вооружение грузинской армии, взорвать арсеналы, потопить корабли, закрыть военные заводы. Кстати, и в Москве были сторонники такого подхода: принуждать – так принуждать. Но здравый смысл возобладал, взятие грузинской столицы, на которое тот же Запад провоцировал Россию, ни в политическом, ни в военном плане уже ничего не давало.
Вечером в нашем общем дворе было как никогда за последнее время многолюдно. Люди подходили и подъезжали, большинство только для того, чтобы просто увидеться, узнать, какой урон нанесен обстрелами и, конечно, напомнить, что и они живы и здоровы. Люди стали собираться в местах, где есть свет и можно смотреть телевизор. А смотреть было на что – все информационные программы, аналитические передачи, ток-шоу, интервью, наскоро смонтированные хроники были выстроены на материалах, напрямую связанных с событиями в Южной Осетии и вокруг нее. На долгое время наша Республика стала «первополосной». Многие наши земляки стали телезвездами и героями репортажей. Как и всегда, появились «спасители нации», спешащие «застолбить» свое «историческое место».
Не ведаю, каким образом, но об окончании войны узнали не только люди. К соседям вернулась, казалось бы, сгинувшая навсегда дворняга, и в полном составе, как ни в чем не бывало, явились кошки. Трудно сказать, где они все эти дни прятались и чем питались, но, судя по всему, даже обрушившееся на землю небо не сказалось ни на настроении, ни на аппетите животных. Хуже было с моей собакой. Элитного питбуля пришлось посадить на цепь, и этот природный боец во время обстрелов прятался в своем бетонном бункере. Собака эта не из общительных, и по глазам трудно было понять о ее состоянии. Но то, что война не прошла для нее бесследно, определилось месяца через два. У пса стала опухать голова, на теле появились нарывы, пропал аппетит, и наружу он стал появляться все реже. Вызванный ветеринар посоветовал усыпить собаку… Вот вам и еще одна жертва поствоенного синдрома. Пожалуй, поведение животных во время обстрелов найдет своего исследователя. А о тех, что были вокруг, можно добавить, что куры вели себя достаточно спокойно и продолжали нестись, а петухи решили во время огня поберечь свой голос. Из диких птиц признаки жизни подавали пожалуй, только лесные голуби. Перестали голосить лягушки. Не докучали комары и мухи. Присутствие мышей и крыс также было малозаметным.
13 августа и после. То, что война закончилась, агрессор разгромлен, Россия выполнила все свои союзнические обязательства, народ Южной Осетии ценой больших потерь победил и отстоял свою независимость, стало очевидно и нашло свое внешнее проявление буквально сразу же. И это несмотря на то, что взрывы и выстрелы не прекратились, на улицах много военных, через город перебрасывается бронетехника, в небе патрулируют вертолеты. Из орудий стреляют с какой-то размеренностью. Говорят, что это тревожащий огонь по отступающему противнику. Началась ликвидация окопавшихся и не успевших отступить групп, выкуривают из своих гнезд снайперов, в бывших грузинских анклавах проводится так называемая «зачистка», для саперов появилось широкое поле деятельности. Соответствующие службы отлавливают диверсантов, актив «пятой колонны», бойцов грузинской армии, которые, переодевшись или вообще раздевшись до трусов, пытаются выдавать себя за беженцев.
В город стали возвращаться те, кто его недавно покинул. Люди вышли на улицы с лопатами и метлами, стали очищать их от веток деревьев, осколков стекла и битого кирпича. Стали использовать военнопленных для разборов завалов, уборки территорий вокруг правительственных зданий, расчистки трасс. На эту серую и молчаливую массу, не смеющую поднять глаза, пытались не обращать внимания – ненависти этот испуганный люд, который мог оправдываться только тем, что его опять «обманули», не вызывал, никто не пытался свести с ними счеты, отомстить за своих. Они вызывали скорее легкую брезгливость, как подхватившие инфекцию. Вскоре их освободили, но как встречала родина своих блудных сыновей – история умалчивает.
Практически сразу стала поступать гуманитарная помощь, причем самая разная и в больших количествах. Но не было помещений для ее приема, людей, назначенных на разгрузку, охрану, приемку и распределение. До сих пор ситуация с «гуманитаркой» вызывает много разговоров, вокруг нее раскрутился не один скандал, до сих пор это остается самой «скользкой» темой. Вот почему «смотрящие» здесь менялись с такой частотой. Воду горожанам развозят цистернами и пожарными машинами. Хлеб бесплатно раздается всем прямо из пекарни, как это было и во время войны. Бензин на первых порах распределялся также бесплатно. Магазины и рынки начали торговать несколько позже.
В республиканскую больницу продолжают доставлять раненых и больных. Всю войну, из-за обстрелов, больные и медперсонал находились в подвальных помещениях, в условиях крайней антисанитарии, духоты и тесноты. Здесь же проводились операции. Сейчас появилась возможность выйти на поверхность, а пациентов переправить во Владикавказ или разместить в палатках развернувшегося здесь же госпиталя МЧС. До сих пор специалисты не могут объяснить тот факт, что никто из тех, кто был доставлен во время нападения на республику в больницу и уже потом в госпиталь МЧС, не погиб(!), хотя многие поступали с большим опозданием, некоторые – в критическом состоянии. Из подземелий выбрался и родильный дом, вместе с новым гражданином независимой Южной Осетии.
Служащие стали приходить на места работы, но большинство служебных помещений было уничтожено взрывами и пожарами или доведено до непригодного состояния. В этих условиях надо было срочно решить проблему размещения госучреждений. Владельцам уцелевших контор пришлось потесниться. Парламент и большинство министерств оказались на положении квартирантов. Но ни «хозяева», ни «съемщики» не роптали, понимая, что это мера временная, но необходимая. Некоторые конторы вселились в частные дома.
Срочно надо было решать проблему информационного обеспечения города. Без света сделать это было крайне сложно. Телевидение и типография не работали, местные газеты не выпускались. Завозимая из Владикавказа пресса раздавалась бесплатно, но ее на всех не хватало. Российские телеканалы могли смотреть только владельцы «движков». В этих условиях президент РЮО поручил бывшему министру информации и печати Станиславу Кочиеву стать координатором всех информационных служб и спешно начать выпуск для населения информационного листка. К этой работе был привлечен и я. Первый «Бумеранг» появился уже на второй день, и его расхватывали, как горячие пирожки. До того как заработала типография и начался выпуск республиканских газет, информационный листок выходил ежедневно.
Работники министерств, ведомств, различных служб стали собираться у здания правительства и администрации президента, которое изрядно пострадало. Пользоваться можно было, по сути, только первым этажом. Именно здесь расположились различные приемные и штабы, сюда приходило население со своими просьбами, заявлениями, требованиями, протестами, жалобами. Здесь же собирались работники парламента и депутаты. Скоро нам сообщили, что комитет государственного контроля и экономической безопасности готов уступить один этаж своего здания, чему мы были рады и благодарны. Председатель парламента, у которого были ключи от кабинетов, повел имеющихся в наличии на новое место работы. Первый послевоенный рабочий день парламента РЮО состоялся для пяти человек. В течение месяца подошли и подъехали остальные. Таким же образом обстояли дела и в других организациях. Приходилось считать потери и определять размеры нанесенного ущерба. Все имущество парламента сгорело вместе с документацией и архивами, частично пострадал автотранспорт. Трое сотрудников были ранены, из них двоих доставили в Москву, где они были прооперированы и прошли длительный курс лечения. У десяти сотрудников и депутатов были сожжены или разрушены дома и квартиры. Шесть депутатов были отмечены высшей военной наградой Южной Осетии – орденом «Уацамонга». Еще несколько человек получили другие республиканские ордена и медали.
Эпилог. Все, что зафиксировано в этом тексте, является описанием того, что пережил один человек в критический для него и его народа период, пусть и небольшой по времени. Здесь собрано то, что казалось и кажется особенно важным, более всего врезалось в память. Но это впечатления только одного человека, находящегося в определенном месте и занятого тем, на что он более всего был в тот момент пригоден; конечно, в таком случае от налета субъективности избавиться трудно. Но, возможно, и у такого подхода есть свои преимущества. Если хотя бы некоторые из тех, кто оказался в зоне огня, расскажут о том, что они пережили и что больше всего им запомнилось, избегая поспешных выводов и оценок – это уже составит сотни живых свидетельств, которые могут лечь в основу фундаментальных хроник событий августа 2008 года, произошедших в Южной Осетии, после которых мир изменился, мировому сообществу предложены новые правила игры. Народам и правительствам придется считаться с появившимися реалиями, на многое пересмотреть свои взгляды, сделать свой выбор.
После агрессии 1991-1992 годов нами было предложено ученикам школ написать сочинения о том, что они пережили, в прозаической и поэтической форме, а также в виде рисунков отобразить все то, что особо запомнилось. В результате появился сборник «Дети блокадного Цхинвала» – первая книга, выпущенная в Республике Южная Осетия. По своей значимости и остроте эти тексты и рисунки были намного убедительнее сухой информации пространных аналитических записок, наукообразных заключений. Многие из авторов того сборника сейчас вполне состоявшиеся люди – занимают ответственные посты, а в августе прошлого года уже им пришлось защищать своих детей.
Было решено повторить этот опыт и сейчас. На удивление, оказалось, что несмотря на все принимаемые меры, в городе во время обстрелов находилось довольно много детей. Им пришлось особенно тяжело, некоторые до сих пор проходят процесс реабилитации. Записки и рисунки этих новых свидетелей потрясают, они заставляют пристальнее вглядеться в то, от чего некоторые пытаются отвернуться, забыть. Что должна была пережить маленькая девочка у которой на глазах взрывом на части разорвало родную бабушку, а старший брат, получив смертельное ранение, умирал у нее на руках? Вот из таких свидетельств, больших и малых, будет строиться история южных осетин начала XXI века, именно по ним следующие поколения будут знать о событиях того кровавого лета, о мужестве и стойкости всех тех, кто предпочел идти на жертвы, но оставаться свободным и мирно жить на свей земле, чем покорно и безропотно согласиться пребывать в роли «младшего брата», «благодарного гостя» или «безропотного соседа». Не стоит повторять ошибки прошлых лет и откладывать фиксацию всего того, что с нами произошло, на более отдаленную перспективу, полагая, что это от нас никуда не денется. Сейчас мы находимся в положении археолога, который только произвел раскопки, а теперь следует подробно описать и зафиксировать все найденное и увиденное, с тем, чтобы создать прочную фактологическую базу для будущего анализа событий «08.08.08», для дачи политическо-правовой оценки случившегося, для выдвижения полностью обоснованных и юридически безупречных обвинений тем, кого в лучшем случае называют «агрессором», но кто на деле проявил себя как насильник, изувер, палач. Воздастся и тем, что сейчас рядит этих «агрессоров» в рубище «жертв», кто создал, выпестовал и превратил в послушное орудие режим, который сейчас называют не иначе как фашистским.
И в заключение ответ тем, кто агрессию Грузии против Южной Осетии упорно называет нападением «большой и ужасной» России на «маленькую и беззащитную» Грузию. Атака на Южную Осетию планировалась вне зависимости от позиции и действий России. Об этом свидетельствует тот факт, что еще летом 2004 года была проведена генеральная репетиция интервенции, которая закончилась полным провалом и большими потерями со стороны нападавших. На весну 2006 года планировалось масштабное наступление на нашу Республику, но в последний момент американцы посоветовали своим выученикам не торопиться. Ни в том, ни в другом случае «российский фактор» практически не присутствовал.
Операцию «Чистое поле» планировали завершить за два дня, в расчете на то, что российские войска за этот срок не успеют прийти на помощь. Значит, о нападении России речь не шла изначально. Ее следовало побудить на ответные действия только тогда, когда Тбилиси полностью реализует свои захватнические планы. Вот почему сама военная операция носила наступательный, но никак не оборонительный характер. Грузия преступно и вероломно напала на мирное население и получила то, что заслужила. Теперь не стоит делать из себя жертву и выступать с претензиями и жалобами. К слову, существовал еще и план «Б». В случае провала «Чистого поля» планировалась операция «Подарок» («Сачукари»), согласно которой должны были быть отравлены все источники питьевой воды, которой пользуется осетинское население. К счастью, и эти планы сорвались. Как в этом случае можно увязать эту чудовищную акцию с российским присутствием? Видимо, не все грузинские командиры были уведомлены, что их ночная атака на спящий Цхинвал на деле является «оккупацией» их страны Россией, на чем они и прокололись. Так, бывший командующий грузинским миротворческим батальоном не смог сдержаться и в открытом эфире заявил своему недавнему коллеге, что Грузия начинает операцию «по восстановлению конституционного строя в Южной Осетии» за пару часов до нападения. За эту несдержанность его чуть было не отдали под трибунал, и ему пришлось нести околесицу о том, что если он чего и сказал, то никто его на это не уполномочивал, а говорил но исключительно по собственной инициативе.
Грузия исторически настроена на силовое решение своих проблем, исключая дипломатические возможности как малоэффективные и требующие терпения и готовности к компромиссам. Соответственно обрабатывалось население: вокруг только враги, и с ними можно разговаривать только языком оружия. Возможно, такой недальновидный и, по сути, разрушительный для народа Грузии выбор связан с тем, что с этой страной все ее поработители решали вопросы без излишней дипломатии. И на союз с Россией тбилисские правители пошли только по одной причине – чтобы та защитила их от полного уничтожения. Сейчас эта спасательная операция объявлена оккупацией. Таким же деструктивным путем пошли и постсоветские лидеры Грузии. Под различными предлогами они категорически отказываются подписать документ о неприменении силы, даже после того как потерпели сокрушительное поражение. Именно грузинская сторона развалила работу смешанной контрольной комиссии (СКК) – единственной международной структуры, в рамках которой стороны если и не приходили к консенсусу, то могли предъявить и выслушать взаимные жалобы, предложения, требования. На грань срыва поставлены Женевские консультации по ситуации в Южной Осетии, и если они все же проводятся после титанических усилий российских и европейских посредников, то представители Тбилиси с самого начала занимают деструктивную позицию, начиная ставить заведомо неприемлемые условия. Они же практически похоронили еще один переговорный формат – еженедельные встречи сторон по реагированию на ситуацию в приграничной зоне. Все это говорит о том, что Грузия сама представляет в регионе военную опасность, создает и раздувает очаги напряженности, провоцирует всех, в том числе и международные структуры, на действия радикального характера, не оставляя места для достижения согласия, толкает на принятие решений, которые изначально способствовать процессу урегулирования не могут. Все это говорит о том, что Грузия при всех режимах и правителях в отношении Южной Осетии проводила и проводит недружественную политику, перетекающую в откровенную враждебность. Убежденность в том, что южных осетин следует уничтожить, изгнать или, в лучшем случае, поработить – это уже патология на государственном уровне. И тут уже никакие заявления о том, что на территории Южной Осетии Россия напала на Грузию, а потом еще и аннексировала 20 процентов ее территории – очередной бред, рассчитанный как на внутреннее, так и на внешнее потребление.
О том, что именно Грузия развязала военные действия в августе 2008 года, напав на Южную Осетию, согласны сейчас даже самые отъявленные русофобы. Но при этом они все еще не отказались от резкой критики в адрес России: она де «непропорционально» ответила на агрессию Грузии, аннексировала ее пятую часть, нарушила ее территориальную целостность, признала Южную Осетию и Абхазию, оказывает им политическую, экономическую и военную помощь. В этом, считают они, Москва явно перестаралась. Вот если бы россияне сидели тихо, молчали в тряпочку, разрешили бы режиму Саакашвили захватить Южную Осетию и поставить на грань истребления ее осетинскую часть, которая, как известно, давно имеет российское гражданство, то они доказали бы свою приверженность «принципам демократии», «либерализму», стремлению отвечать стандартам «западных ценностей»; при этом всем стало бы понятно, что к России не следует серьезно относиться, уважать ее, но можно диктовать ей свою волю и поставить в подчиненное положение. Но такой ход событий не был приемлем страной, которая стремится занять приличествующее место в мире и требует уважительного отношения к себе. В этом плане ничто так прочно не укрепляет собственную позицию, повышает авторитет и заставляет с собой считаться, как выполнение союзнического долга, гарантированная защита своих граждан, где бы они ни находились.
Можно, конечно, привести еще не одно убедительное свидетельство того, что именно Грузия является агрессором, а организаторов и исполнителей кровавого нашествия ждет заслуженная кара. Россия, ее лидеры своими решительными действиями, твердой позицией, четким пониманием масштабов надвигающего бедствия и зная единственно верные пути, чтобы его не допустить, предотвратила физическое истребление целого народа, не дала разгореться войне, в которую был бы втянут весь Кавказ и сопредельные страны. Но это тема особого разговора.
А пока, после всех ужасов «пятидневной» войны, события развивались стремительно, но и это другая тема. Враг разбит, независимость отстояли, пришло международное признание. Была моральная и материальная поддержка со всех сторон. Был фантастический концерт оркестра Валерия Гергиева на пепелищах и развалинах Цхинвала. Было посещение молодого суверенного государства многими знаковыми фигурами, ViP-персонами – политиками, дипломатами, учеными, деятелями культуры, представителями различных конфессий, общественными деятелями. В Цхинвал и села Республики приезжали представительные делегации от различных международных организаций, включая и те, которые в официальном порядке нашу Республику пока не признали
Кто бы и как бы ни относился к Республике Южная Осетия, признавая или не признавая ее право на существование в статусе независимого государства, все сходятся в одном: после августа 2008 года мир изменился, и начало этому положили события в Южной Осетии. Грузию подталкивали на военную авантюру США, южных осетин спасла от уничтожения Россия. Эти две страны являются крупнейшими ядерными державами, политическими и идеологическими антагонистами, и на всех фронтах ведут борьбу за превосходство, доказывая правильность своей политики, своего понимания мирового жизнеустройства. Борьба по этим направлениям сохранится между двумя супердержавами и дальше. Но сейчас уже ясно, что августовские события в Южной Осетии окончательно дали понять, что об однополярном мире пора забыть, к идеям глобализма нужно подходить зряче и критически, найти новые подходы к разработке соответствующей сложившимся реалиям системе общей безопасности, найти приемлемый для всех компромисс между территориальной целостностью и правом наций на самоопределение, чтобы не допускать здесь разночтений и двойных стандартов. Мир изменился, а вместе с ним – и все мы. Это аксиома, ее необходимо принять без каких-либо оговорок. А для самих себя – найти нужное место в этом меняющемся мире – достаточно заметное и комфортное, и не на задворках, а в первых рядах.
