Всякого, кто впервые попадает в Дзвгис, поражают окружающая аул суровая природа и обилие памятников средневековой архитектуры, особенно наскальная крепость. Своими впечатлениями от увиденного поделился с читателями анонимный автор статьи, опубликованной в 24-ом номере газеты «Терек» за 1883 год. «Дзвгис приютился у подножья огромной скалы. Окрестные скалы в этом месте усеяны множеством естественных и искусственных пещер, кроме того, в самых неприступных местах к скалам прикреплены постройки (каменные)… постройки эти очень древнего происхождения и трудно сказать с уверенностью, для какой цели они служили. Можно предположить, что в пещерах этих, а также в каменных постройках жили монахи-отшельники, на что указывает существование нескольких небольших часовен в селе и его окрестностях. Подобной архитектуры церкви со стенами, покрытыми внутри древнею живописью, нередко встречаются… и в других местах горной Осетии. По мнению некоторых, постройки эти относятся к XII веку, и сооружены грузинскою царицею Тамарою… С другой стороны, пещеры и постройки, о которых мы говорим, могли служить и для военных целей».
По описанию другого автора, «селение Дзвгис расположено на левом берегу Фиагдона. С северо-запада к селению спускаются почти отвесные скалы, у подножия коих есть несколько пещер с большими наружными выходами, закрытыми высокими каменными стенами. В стенах оконные и дверные отверстия в готическом стиле. Дома жителей построены вплотную к этим стенам. Тут же рядом есть часовня, очень древняя и почитаемая всем населением. К ней раз в год, около первых чисел ноября, стекается народ на поклонение и приносит жертвы. Праздник этот называется Джиуоргуба».
Ф.И. Гребенца, побывавшего в Куртатинском ущелье в 1913 году, поразила природа («поразительно красивая картина» – по его словам) и архитектурные памятники Дзвгиса. «С грустью приходилось покидать эти дивные места» – признался он.
У названных авторов возникли вопросы. Когда основан аул? За счет чего жило его население? Когда была построена церковь? Что представляли из себя наскальные постройки? На все эти вопросы мы попытаемся ответить через призму родословной одной из коренных фамилий Дзвгиса.
Генеалогические предания и таблицы давно уже признаны ценным историческим источником, особенно для тех периодов, по которым письменных источников либо не сохранилось, либо их очень мало. К сожалению, генеалогия скомпрометирована любителями родословных, которые занимаются этой дисциплиной, руководствуясь не научными целями, а своим тщеславием. Между тем критически обработанный генеалогический материал помогает воссоздать не только историю отдельных фамилий, но и историю населенных пунктов и Осетии в целом. Попытаемся проиллюстрировать это на примере родословной Гутновых.
Насколько известно, первый письменный вариант родословной данной фамилии составлен Карасе Гутновым 26 января 1860 года для сословно-поземельной комиссии Владикавказского округа. Интерес вызывает ее начальный сюжет: «Предки наши, как нам известно по устному преданию, жили в Дзвгисе прежде, чем предок куртатинских фамилий, называвшийся Курта, поселился в ущелье». Как видно, появление предков в Дзвгисе Карасе, отталкиваясь от родословной, относил в далекое прошлое. Точное время не указано; оно восстанавливается лишь приблизительно на основании косвенных данных. В частности, в родословной говорится, что церковь в Дзвгисе выстроена «в XII столетии царицей Тамарой». Комплексное обследование церкви, кладбища, культовых памятников уточняет приблизительную дату основания аула – по предположению археологов, Дзвгис основан в XIII в. равнинными аланами, оттесненными в горы татаро-монголами. Рядом находилась хозяйственная база – поляна Фаскау (11 га). Поляна закрыта от ветров горами. Хорошо сохранились следы оросительного канала длиной около 200 м – единственное обнаруженное в горах свидетельство орошаемого земледелия. Т.к. аул фактически запирал вход в ущелье, защищая все Куртатинское общество от вторжений со стороны равнины, резонно предположить, что жители Дзвгиса являлись не только земледельцами, но и хорошими воинами. Возможно, Дзвгис являлся одним из центров аланских княжеств золотоордынского периода, своеобразной пограничной крепостью с гарнизоном, состоявшим из опытных бойцов. Им пришлось столкнуться с туменами знаменитого Тимура.
Летописцы великого завоевателя оставили свидетельства упорного сопротивления аланских князей Кулу и Тауса. Их владения персидские источники располагают в «области Иркувун». Последний термин состоит из самоназвания осетин ирон и осет. слова кау «селение». В конечном итоге этноним переводится как «иронские селения» или в переносном смысле – область осетин. Возможна иная интерпретация, предложенная Ю.С. Гаглойти и В.Х. Тменовым: ир+кувын в итоге «святилище иров, т.е. иронцев».
В поисках конкретной локализации княжеств Кулу и Тауса, Э.В. Ртвеладзе допускает вероятность их существования в Куртатинском ущелье. В нем имеется немало средневековых укреплений, в том числе у аула Гули, название которого созвучно с крепостью Кулу персидских источников. В таком случае крепость Тауса – это находящееся в 2-3 км от Гули Дзвгисское наскальное укрепление. В древности Дзвгис представлял собой важный стратегический пункт, защита которого была заботой всего населения Куртатинского ущелья. Описание укреплений «племени Иркувун», особенно крепости Тауса, находившегося «на третьем уступе горы», напоминают оборонительный комплекс «Дзвгисы фидар». В него входили 6 наскальных башен и основное крепостное сооружение, запиравшее вход в глубокую пещеру. Ходы сообщений представляли собой систему деревянных креплений, крепко вбитых в скальные расселины. Крепость поражала всех дореволюционных исследователей, побывавших здесь. Так, Ф. Гребенец отметил удивительно «красивое зрелище… бог весть как устроенные на самом обрыве горы сторожевые башни, у которых всего только одна стена, обращенная к ущелью, выведена из дикого камня, а внутренность ее составляет огромная пещера, очевидно, искусно выдолбленная в скале». Выше на невидимых снизу площадках видны «башни в виде крепостей». Всего их пять; никто из местных жителей «не знает ни ходов, ни выходов». В целом дзвгиский наскальный оборонительный комплес произвел на Ф. Гребенца огромное впечатление: «Положительно изумляешься, кто и как мог возводить эти колоссальные сооружения и каких баснословных трудов все стоило, какой талантливой работы».
Крепость «Иркувун», т.е. «Дзвгисы фидар», находилась на вершине горы. По свидетельству восточных хронистов, пройти к ней было чрезвычайно трудно. Укрепление находилось на такой высоте, что «у смотревшего мутился глаз и шапка валилась с головы, в особенности крепость Тауса». Она располагалась на отвесной скале; «пущенная стрела не долетала до нее». Тимур ввел в бой специальные отряды мекритов, вероятно горцев, т.к. они «в ходьбе по горам были так искусны, что заберутся в любое место». Мекриты занялись поисками слабых мест и подходов к крепости. Однако «сколько ни ходили и ни смотрели, совсем не нашли ни одной дороги, по которой можно было добраться до этой крепости».
Тогда Тимур приказал изготовить длинные лестницы, поставить их на второй уступ, затем таким же образом взобраться на третий уступ горы, на котором находилась крепость. Одновременно другие воины, взобравшись на вершину горы и обвязавшись веревками, спустились до места напротив крепости. Оба отряда одновременно приступили к штурму. Защитники крепости сражались мужественно, но силы были неравными. Ворвавшись в крепость, воины Тимура «умертвили множество людей из племени Иркувун, которые были в ней». Руководители обороны – Кулу и Таус – попали в плен и были казнены. Интересно, что в Дзвгисском наскальном склеповом могильнике XIV-XV вв. обнаружено огромное количество погребенных – 235 человек, преимущественно женщин и детей. Возможно, это массовое захоронение связано с походами Тимура, ведь ворвавшись в крепость Тауса, его воины «умертвили множество людей из племени Иркувун».
В первой половине XIX века в Дзвгисе побывал ссыльный декабрист В.С. Толстой. На него большое впечатление произвела пещера в скале над Дзвгисом, вся заполненная «человеческими костями и несколькими тысячами таких же остовов небольшого размера». Очевидно, В.С. Толстой описал отмеченный выше наскальный склеповый могильник эпохи походов Тимура. Местные жители, по словам декабриста, чтили эти останки в пещере как святыню и связывали останки с легендарными нартами.
Как «особенную достопримечательность» Дзвгиса отметил наземные склепы Ф. Гребенец; об их «появлении из местных жителей никто ничего не знает». Ф. Гребенцу из 6 склепов удалось осмотреть 2, «особенно хорошо сохранившихся, из которых один уже был ограблен ранее, но зато другой был совершенно не тронут и впервые открыт только нами».
Профессор В. Миллер во время своей научной экспедиции 1888 года «под самым отвесом скалы» исследовал «могильные пещеры». В одних покойники лежали в деревянных гробах, в других кости лежали в беспорядке, «так что определить положение костяка было невозможно». Среди массовых находок – много бус, бронзовых браслетов, колец и серег, несколько металлических зеркал, глиняные сосуды и др.
Очень интересна информация о раскопках 1881 года, проведенных (по предположению Ф. Гребенца) Антоновичем в Дзвгисе. В ходе их проведения обнаружили «великолепно сохранившееся погребенье персидской или монгольской женщины в древнем костюме. Правда, кости совершенно истлели, но зато одежда сохранилась поразительно». К сожалению, кроме этого краткого сообщения, мы не располагаем другими сведения об этом погребении. Без описания погребального обряда, могильной ямы, сопровождающего инвентаря и т.д. невозможно определить ни этническую принадлежность женщины, ни время ее погребения.
Интересно, что помимо мощной крепости в ауле отмечено только одно оборонительное сооружение – башня Гутновых, расположенная на северной окраине селения, недалеко от входа в пещерную крепость. В настоящее время башня сильно руинирована. Во время последних обмеров, произведенных 20 лет назад археологом В.Х. Тменовым, она имела высоту 6,60 м. В плане четырехугольная (6,35х5,90 м) башня сложена из разноразмерных довольно хорошо обработанных камней на глинистом растворе. Отмечены бойницы, имеющие внутри четырехугольную форму.
Из памятников Дзвгиса особо обращает на себя внимание церковь, местными жителями связываемая с именем святого Георгия. Поистине это была общенародная святыня, хорошо известная далеко за пределами Осетии. В начале XVIII в. о ней писал царевич Вахушти в «Описании Грузии». В 1780 году протопоп Иоанн Болгарский писал о «весьма древней» каменной церкви в Дзвгисе «во имя великомученика Георгия». Большое впечатление Дзвгисы дзуар – «древняя церковь Святого Победоносца Георгия» – произвела на В.С. Толстого. По его данным, это кирпичная осетинская церковь с каменной оградой; рядом сарай, где «хранятся три огромных медных котла для варенья пива к празднику святого Георгия и три колокола разной величины». На самом большом сохранилась надпись 1683 года: «Мы, государь Карталинии, царь Георгий Малый пожертвовал сей колокол Дзивгисскому святому Георгию, в нашу победу». Другой, меньший, колокол разбит, сохранилась лишь надпись, что его пожертвовал царь Арчил. Третий колокол датирован 1613 годом и, судя по надписи, подарен царем Картли и Кахетии Георгием. Известно, что он правил с 1600 по 1605 годы, а затем вынужден был уступить трон Луарсабу II. По резонному предположению В.С. Уарзиати, укрывшись в Осетии, царь Георгий и сделал свое подношение одной из популярных местных святынь. Что касается датировки церкви, то при раскопках 1982 года у ее стен вскрыто несколько христианских погребений, в том числе XIV-XV веков. Очевидно, кладбище стало функционировать лишь после строительства церкви. Следовательно, она возведена раньше, возможно, в XIII веке.
В середине XIX века каменная ограда вокруг церкви была обложена множеством оленьих и турьих рогов «разных времен».
Среди важных событий средневековой истории Осетии, связанных с жителями Дзвгиса, напомним участие представителя аула в первом осетинском посольстве в Россию в середине XVIII века. По документам он проходит как «Патер мирза Давидов сын прозванием Кутат», после крещения в Петербурге – Егор Куртаулов. Но таких фамилий в то время в Осетии не было. К сожалению, источники не сообщают о нем ничего существенного. В настоящее время трудно установить фамилию Патера (Батыра) Куртаулова. Известно лишь, что он жил в с. Дзвгис.
В Дзвгисе до сих пор рассказывают предание, согласно которому Патермирза Кутатский – это старшина аула Батыр Абациев (Абациса). Он «был известен не только в Куртатинском ущелье, но и во всей Осетии», три года провел в Петербурге, где выучился русскому языку и грамоте, приобрел много друзей и знакомых. Позднее послал в Петербург сыновей, там «они учились и стали офицерами и генералами». Как повествует предание, во время отправки осетинского посольства в Россию Батыр Абациев не мог назвать своего имени и фамилии из-за того, что его родственник убил кабардинского князя, и Батыр опасался кровной мести.
Родословная Гутновых содержит указание на земельную собственность: «с самого начала нашего поселения в горной Куртатии имели свою собственную землю и лес». Архивные источники второй половины XIX века подтверждают это. Например, Сафар Гутнов имел каменный дом, водяную мельницу мощностью в 1 меру (= 24 кг) в сутки, пахотный участок, лошадь, 8 голов крупного рогатого скота и 45 овец. Саукудз Гутнов также имел каменный дом, мельницу мощностью в 5 мер, пахотный участок, два покосных участка на 80 копен, 7 голов крупного рогатого скота и 160 овец. Магомету Гутнову принадлежал каменный дом, водяная мельница производительностью 2 меры в сутки, пахотный участок, сенокосный участок на 40 копен, 8 голов крупного рогатого скот и 140 овец; и т.д.
Дзвгис сейчас нельзя отнести к особо крупным населенным пунктам, хотя в средние века положение было иным. Вахушти обозначил Дзвгис именно как «большое селение». По данным Иоанна Болгарского, в 1780 году в нем насчитывалось 60 дворов; в середине XIX века – 26 дворов (213 человек), в конце столетия – 25 дворов (362 человека), в начале XX века – 32 двора (412 человек).
Резкое сокращение количества дворов в Дзвгисе в XIX веке (почти в 2 раза) по сравнению с концом XVIII века, вероятно, связано с переселением жителей аула в основанные на равнине и предгорьях новые селения. В 20-х годах XIX века на равнине возникло много новых поселений. В это время выходцы из Куртатинского ущелья образовали на правом берегу Фиагдона два небольших аула – Верхний и Нижний Кадгарон (осетин. Хъёдгёрон, буквально «У края леса»). Первый поначалу состоял из 12 дворов. Позднее к ним присоединились другие выходцы с гор. В двух километрах севернее этого селения 45 дворов горцев Куртатинского ущелья составили Нижний Кадгарон. Близкое расположение и практически одноименное название аулов давали повод современникам той поры считать их одним населенным пунктом. Жизнь в них была небезопасной. Во время сельскохозяйственных работ рядом с крестьянами «стояло несколько вооруженных верховых для защиты от внезапных нападений». Жителей Кадгарона подстерегали и опасности другого рода. Дело в том, что местность, выбранная для поселения, была болотистой, характеризовалась частыми и резкими атмосферными переменами, служившими причиной эпизодических вспышек эпидемий. Особенно часто жителей поражали оспа и лихорадка. Последствия эпидемий бывали поистине катастрофическими, многие дома буквально пустели. Выборочные статистические данные приведены в таблице. Численность Кадгарона в отдельные годы резко падала как из-за высокой смертности, так и выселения из-за нездорового климата. Болезненность кадгаронцев, выражавшаяся в их изнуренном внешнем виде, в ХIХ веке вошла в поговорки.
19 декабря 1876 года на сходе представителей 317 (из 320) дворов Кадгарона принято Обращение к Терскому областному правлению, в котором «все жители Кадгаронского селения, кроме трех дворов, видя явную свою гибель и чрезвычайное свирепствование болезни, с общего согласия» просили позволения «переселиться в так называемый Кахто, находящийся в 4 верстах от настоящего нашего селения и в 4 верстах от границы земли станицы Ардонской на левую сторону реки Фиаг, не требуя от правительства никакого вспомоществования и принимая на себя все расходы, могущие встретиться во время переселения, и обязываясь перевести на свой счет все казенные и общественные здания, находящиеся в нашем селении, и поставить их на указанных начальством местах и в таком же виде, каковы они теперь». В числе подписавших Обращение – представители трех дворов Гутновых – Кудайнат, Амзор и Асламурза.
К зажиточным слоям Кадгарона относились некоторые дворы Гутновых. Так, по данным 1871 года, Боца Гутнов имел 2 деревянных дома, водяную мельницу мощностью в две меры муки в день, 8 десятин полезной земли, 2 коровы и 2 лошади.
Дзарах Гутнов в Кадгароне имел небольшой надел земли, два деревянных дома, водяную мельницу. Помимо этого, в Дзвгисе ему принадлежали пахотные и сенокосные участки, 15 голов крупного рогатого скота, 4 лошади.
Зауру Гутнову принадлежали 2 деревянных дома, мельница мощностью в 4 меры зерна, 8 десятин пашни. На хуторе рядом с Карца «имеет родовую землю – пять пахотных участков и один сенокосный. В Дзвгисе ему принадлежал еще один участок. Зауру принадлежали 6 голов крупного рогатого скота, 2 лошади, 40 овец и 20 пчел. семей.
Интересен еще один документ, поступивший к начальнику Владикавказского округа из канцелярии Терского областного правления. Из документа следует, что на заседании областного правления слушалось дело «о переселении семейства Максима (Саукуза) Гутнова из сел. Даллагкауского Владикавказского округа в сел. Кадгаронское того же округа. На том же заседании выяснилось, что Максим (Саукуз), находившийся в Кадгароне на правах «временно проживающего», в 1890 году возбудил ходатайство о предоставлении ему с семьей проживания в этом селении на законном основании. Но в том же году умер. Как показали свидетельства сельских обществ и начальника Владикавказского округа, никаких препятствий на переселение семьи Максима не встречено. В результате разбирательства Областное Правление определило «переселить семейство Максима (Саукуза) Гутнова (ныне умершего) из Даллагкауского общества в селение Кадгаронское, о чем дать знать указом на зависящее распоряжение начальнику Владикавказского округа и сообщить для сведения в Ставропольскую Казенную Палату. 31 июня 1893 г.».
За свою историю селение три-четыре раза переходило с места на место. В 1882 году в Кадгароне освящен храм (церковь построена еще в 1853 году). На освящении храма присутствовал П. Загорский, опубликовавший затем свои впечатления от села в газете «Терек»: «Устроенное по плану, оно имеет довольно веселый и опрятный вид; кое-где посажены уже деревья, а по улицам проведены каналы и перед каждым домом устроены мостики. Обыденных принадлежностей сел: грязи и мусора почти не заметно».
В начале 1911 года жители Кадгарона провели выборы доверенных лиц. Среди 44 выбранных (по одному от каждых 10 дворов) значатся Угалык, Дзанхот, Маир, Дзарахмат и Гацир Гутновы. Интересен документ, датированный 28 апреля 1911 года, согласно которому выбранные ранее 44 «депутата» уже «из своей среды выбрали троих почетных людей, а именно: 1. Асаха Черджиева, 2. Афгая Хадизова и 3. Хабоша Гутнова», доверив им переговоры с администрацией Терской области по земельным вопросам.
Интересный материал содержат генеалогические таблицы Гутновых, живших в XIX веке в Дзвгисе и Кадгароне. Судя по этим источникам, практически все дворы Гутновых (за исключением двух случаев) состояли из т.н. «неразделенных семей», включавших в себя 2-3 поколения. Во главе двора находился старший по возрасту: дед, отец, дядя или старший брат. Помимо главы, в «неразделенную семью» входили женатые и холостые дети и племянники, женатые и холостые братья, дяди и племянники, и т.д. – сочетание могло быть самым различным. Например, в 1871 году в Дзвгисе один двор Гутновых составляли: глава Габис (60 лет), его сыновья и внуки; всего – 7 человек. В семью Кайсына Гутнова (60 лет) входили его дети, внуки и племянники; всего 9 человек. В том же Дзвгисе двор Саукудза Гутнова (40 лет) состоял из его детей, братьев родных и двоюродных с их детьми; всего 13 человек. В 1886 году «неразделенная семья» Сафара Гутнова из Дзвгиса состояла из 17 членов. Еще более многочисленной была семья Саукудза Гутнова, состоявшая из 31 человека. Приведенные данные вполне вписываются в этнографический материал, свидетельствующий о бытовании у осетин в прошлом «неразделенных» братских и отцовских семей в 2-3 поколения. Народное мнение осуждало стремление к индивидуальному выделению и, наоборот, большим авторитетом пользовались братья, которые даже при разделе оставались вместе.
В равнинной Осетии, помимо Кадгарона, несколько дворов Гутновых обосновалось в Эммаусе. В 1922-24 годах на равнине возникло еще 11 селений, среди них – Фиагдон, в который переселилось несколько дворов Гутновых. Названные населенные пункты и являлись основными местами жительства Гутновых в послереволюционное время. Общие сведения о Дзвгисе, Кадгароне и Фиагдоне приведены в таблице.
Обращает на себя внимание довольно высокий процент грамотного населения в Кадгароне (один из самых высоких в Осетии) в годы Гражданской войны. В Дзвгисе этот показатель гораздо меньше – 7,4%. Но именно из этого аула вышел Евгений Гутнов, в 20-е годы сделавший так много для развития образования в Северной Осетии. Благодаря стараниям З. Бутаевой, его судьба известна достаточно подробно.
Родители Евгения, Соломон и Гази Гутновы, долгое время жили в Дзвгисе. К 1907 году, когда Соломон решил перебраться во Владикавказ, его семья состояла из 5 сыновей и 2 дочерей. Евгений, старший сын, переехал во Владикавказ еще раньше. В общем-то, именно он настоял на переезде семьи в город. Несколько лет они жили на квартире. Позднее на окраине Владикавказа (на бывшей улице Подгорной напротив школы) построили домик.
Трудовую деятельность Евгений начал наборщиком в Екатеринодаре. В 1908 году Евгений перебрался в Петербург, где одновременно учился и работал в типографии Министерства финансов. В 1912 году за участие в беспорядках его арестовали и по суду запретили жить в центральных областях России. Накануне I-ой Мировой войны у него обнаружили признаки скоротечного туберкулеза легких. Консилиум питерских врачей поставил суровый диагноз: жить их пациенту оставалось не более полугода. Спасение пришло неожиданно, в клинике великого российского гомеопата Л. Бразоля. Обследовав Евгения, знаменитый врач посмеялся над «вердиктом аллопатов», и своими снадобьями излечил своего пациента. Однако позднее Евгений вынужден был уехать в Германию. Немецкие врачи оказались в курсе болезни и выздоровления Е. Гутнова. Они находились в сильном замешательстве относительно методов лечения Бразоля. Осознавая всю уникальность бразолевских методов борьбы с туберкулезом, германские эскулапы упросили Евгения завещать свое тело одному из немецких университетов для последующего анатомического изучения.
Е. Гутнов остался в Германии и стал работать в небольшой берлинской типографии. Там он познакомился с дочерью владельца типографии, Фридой, и вскоре женился на ней. К тому времени, когда Берлин наводнила волна белых эмигрантов после октября 1917 года, Евгений, по словам его внука Дмитрия Алексеевича Гутнова, уже возглавлял типографию. В 1921 году в этой типографии вышел в свет первый номер альманаха «Сполохи», сделавший ему имя в истории русской эмиграции. С Е. Гутновым сотрудничали Бальмонт, Бунин, Минский, Оцуп, Ходасевич, Волошин, Алексей Толстой.
В 1924 году Евгений обратился в отдел народного образования Наркомпроса с предложением издать книги на русском и осетинском языках для школьников Северной Осетии. Всего с 1922 по 1925 год Евгений издал и отправил в Северную Осетию 11 тиражей книг. Всего же в названном издательстве было напечатано около 250 названий книг и журналов. Часть из них закупалась Народным Комиссариатом просвещения для советской России. Сотрудничество с советской властью велось и в модернизации полиграфической базы РСФСР. Евгений содействовал и в закупке для Советского Союза линотипов, другого полиграфического оборудования, шрифтов. В этом ему помогал его средний брат, Кирилл, который часто бывал у брата, стажировался на новом оборудовании, сопровождал поставки техники в Россию. В конечном итоге это предопределило печальную участь Кирилла. В 1937 году его арестовали, обвинили «в участии в буржуазно-националистической, шпионской организации» и в том же году расстреляли.
Евгений подумывал о возвращении на родину. Сохранилась выписка из протокола № 8/47 заседания Президиума ЦИК СОАО от 16 ноября 1925 года. «Слушали: заявление проживающего в Берлине гр. Гутнова Евгения Александровича о даче ему отзыва для приложения к возбужденному им ходатайству о восстановления его в правах гражданина СССР. Постановили: не возражать против въезда гр. Гутнова Е.А. в СССР и поддержать ходатайство Гутнова о восстановлении его в правах гражданина как выехавшего за границу до империалистической войны и не являющегося политэмигрантом». Однако выехать на родину он так и не смог.
Последние годы своей жизни известный в прошлом издатель провел в одиночестве в Западном Берлине. В последнем письме младшему брату от 11 марта 1968 года он с грустью отмечал: «Ровно 11 марта сего года живу 80 лет. И это достаточно человеку. Свое тело после моей смерти я подарил университету для студентов. Они найдут там много интересного. После меня сожгут. Обо мне не будет плакать ни Германия, ни одна другая страна. Но у меня находится еще пять килограммов книг, изданных у меня, и я не знаю, можно их послать тебе или нет?»
Младший брат Евгения, Эльбрус, в 14-летнем возрасте в самом начале Гражданской войны без раздумий вступил в 5-ю красную армию и в ее составе принимал участие в освобождении Северного Кавказа от белогвардейцев. Служил в ЧОНе, был ранен. При этом, по данным упомянутого выше Д.А. Гутнова, Эльбрус еще и прилично рисовал. Об этом знал весь отряд, и, когда подразделение посетил Серго Орджоникидзе, ему показали рисунки молодого бойца. Орджоникидзе рисунки, видимо, понравились. Он приказал бойцу сдать оружие и отправил его с личным письмом в Москву, на прием к Сталину. Примерно в это же время Евгений обратился к официальным властям Москвы с просьбой разрешить младшему брату пройти обучение в одной из художественных школ Германии. После окончания художественного училища и графического факультета в мастерской профессора Эмиля Орлика, в 1927 году Эльбрус вернулся в СССР. По признанию газеты «Московский художник», Эльбрус Гутнов стал «одним из зачинателей советской книжной графики, его работы 20-30-х годов внесли заметный вклад в творческие поиски новых художественных форм графического искусства».
Эльбрус стоял у истоков конвейерной технологии оформления книги, был членом ЛЕФа, а после смерти Маяковского стал последним секретарем общества «Октябрь».
Разумеется, учебу заграницей и левый уклон в искусстве ему припомнили. В 1938 году Эльбруса без всяких на то оснований арестовали и долгое время содержали в тюрьме. Из-за его упорного нежелания давать на себя признательные показания, его отпустили сразу же после ареста «железного наркома» Ежова. Этот период его жизни сохранился в мемуарах, благодаря стараниям супруги Эльбруса – Евгении Владимировны – более 50 лет прожившей с ним бок о бок. Сама Е.В. Гутнова – доктор исторических наук, профессор, в последние годы жизни – ведущий научный сотрудник Института Всеобщей истории Академии Наук СССР, позднее – АН Российской Федерации.
Оказавшись в застенках, Эльбрус ежедневно подвергался допросам и пыткам. Тем не менее, он не «сломался» и все время отказывался подписать «признания» о каких-то связях с зарубежными разведками. Он прошел и через психологический «расстрел». Эта изуверская процедура иногда применялась к заключенным, которых выводили, якобы, на казнь. Ставили к стенке… и давали команду: «Отставить!» Эльбрус честно признался: «В тот момент, когда меня поставили к стенке, мне все было безразлично. Морально я уже был расстрелян».
Как позднее вспоминала Евгения Владимировна, ее супругу «повезло»: после ареста Ежова пришел Берия, на первых порах пытавшийся играть роль «либерала», исправляющего «перегибы» своего предшественника. Под эту либеральную волну попал и Эльбрус Гутнов. Проведя 8 месяцев в тюрьме, он вернулся домой. «Вместо молодого, энергичного, красивого мужчины, – отмечала Евгения Владимировна, – я увидела глубокого старика с одутловатым мучнисто-бледным лицом, обросшего длинной бородой, с потухшими глазами, исхудавшего, с опухшими ногами. Он не мог ничего есть, и первые дни его приходилось кормить одной манной кашей».
Е.В. Гутнова тяжело пережила смерть мужа, ушедшего из жизни в 1981 году. Но через несколько лет она испытала еще один тяжелый удар судьбы: смерть единственного сына – Алексея (1937-1986). Он был доктором архитектуры, профессором Архитектурного института, заместителем директора НИИПИ Генерального плана Москвы; перу Алексея принадлежат свыше 100 статей и четыре монографии. Его научные исследования использовались в Италии, США, Японии, Франции, Австрии, ФРГ. Последний его крупный проект – разработка плана реконструкции Арбата.
В народной памяти сохранились сведения о Гуппи Гутнове, жившего, будто бы, в Дзвгисе еще в XVIII веке. Устная традиция рисует его крепким; из-за небывало крупного телосложения за ним закрепилось название файнагфарс*. Гуппи считался отменным воином, широко известным лекарем (лечил людей от разных болезней и открытых ран). Кроме этого, в народе он считался хорошим строителем.
Дзвгис, напомним, являлся сторожевым пунктом, запирая вход в Куртатинское ущелье. Неудивительно, что все мужчины аула, чем бы они не занимались, в первую очередь являлись воинами. До сих пор рассказывают случай, связанный с набегом кабардинских князей. Как то получилось, что из взрослого населения в ауле остался один Гуппи. В ходе перестрелки он и кабардинский князь получили раны. Свою Гуппи, благодаря медицинским способностям, быстро вылечил. Узнав об этом, кабардинцы обратились к куртатинскому лекарю с просьбой вылечить их раненого предводителя. Гуппи, взяв с кабардинцев клятву не совершать впредь набегов на Дзвгис, вылечил раненого. На какое-то время между кабардинцами и куртатинцами наступили мирные отношения.
Еще одно предание, связанное с нашим героем, повествует о случае на сенокосе. Во время заготовки сена Гуппи услышал разговор чужаков. Зная языки многих кавказских народов, он понял, что чужаки хотят взять его в плен, а впоследствии освободить за выкуп. Однако, все вышло наоборот: Гуппи схватил одного из нападавших за волосы и таким образом притащил его к себе домой. Позднее он отпустил пленника за выкуп.
У Гуппи было два сына: Тотыкк и Бицо. Первый, так же как и отец, пользовался большим уважением среди горцев, знал русский, чеченский, ингушский, кабардинский, турецкий, английский и немецкий языки. По всему Кавказу Тотыкк пользовался уважением и считался непререкаемым авторитетом как медиатор, т.е. третейский судья. На могильной плите сохранилась надпись: «Памятник Гутнову Тотыкку, деятелю, скончавшемуся февраля месяца 1878 года».
Тотыкк оставил трех сыновей: Гуди, Гадзыга и Хабоша. Старший сын, Гуди, восемнадцать лет провел на заработках в Америке. Здесь он выучил английский и немецкий языки. Домой вернулся в 1922 году. Умер уже в пожилом возрасте в 1945 году. Его сын, Тасолтан, рассказал один случай из жизни отца. Когда во время войны немцы на короткое время захватили Кадгарон, Гуди попытался спрятать большой сундук с вещами, но не успел. Немецкие солдаты попытались забрать ценные вещи, но Гуди в резкой форме воспротивился этому. Офицер достал пистолет и направил оружие на осетинского старца. Гуди спасло лишь знание немецкого языка. Когда офицер услышал родную речь, он, потрясенный, опустил свой пистолет. Еще больше он удивился, увидев фотографию Хабоша с Георгиевским крестом. Ничего не сказав, немцы ушли из дома.
В середине XIX века из Дзвгиса в Кадгарон переселился Амзор Гутнов, где вскоре женился на Гуытазы Туаевой из Каккадура и стал главой большой семьи (4 сына и 3 дочери). Старший из детей, Каурбег, с отцом занимался хозяйством, а младшие – Джена, Гадакко и Сауи – учились в школе. Со временем семья сменила место в центре села на окраину, чтобы иметь больше земли для расширения своего подворья. Здесь построили новые дома. Вскоре Каурбек, Джена, Гадагко уехали на несколько лет на заработки в Китай, на строительство нового Харбина. Вернувшись, они купили во Владикавказе дом на улице Серпуховской, а в Кадгароне – магазин. Дом на Серпуховской был большим. Каждому из четырех братьев досталось по комнате; помимо этого, жилые комнаты дополняли две крытые широкие галереи. Джена в 1910 году взял в жены Селхат Габисову из Кадгарона. В том же году их младший брат – Сауи – в 18-летнем возрасте отправился на заработки в Америку, где осел, женился на американке польского происхождения. Судя по письму 1928 года, Сауи стал владельцем ресторана, но в дальнейшем связь с ним прервалась.
В 1916 году Каурбек, Джена и Гадакко отправились в Карс на строительство железной дороги. Там они хорошо зарабатывали. В 1917 году Гадакко, вернувшись на короткое время, женился на Шуре Бутаевой. Вместе с мужем сестры Даринка они вновь поехали в Турцию. В 1918 году умерла их мать, Гуытазы. Гадагко выехал один, но на похороны матери опоздал: ее уже успели похоронить.
Братья в 1918 году завершили работу в Турции. На заработанные деньги они загрузили разными товарами несколько бричек и отправились к железнодорожной станции. Когда они находились в узком ущелье, на них напали курдские разбойники. Погиб их товарищ, некий Мецаев (его привезли на родину и похоронили в Кадгароне). Товары – расхищены. Домой вернулись с пустыми руками.
Зимой 1918 года большая семья разделилась. Магазин достался Джена, но вскоре он продал его и вместе с Гадагко обосновался во Владикавказе. Через какое-то время Джена сильно простыл, попал в больницу, где и скончался. Каурбек похоронил его в родном селе. Вдова Селхат с тремя детьми нашла кров в доме Каурбека.
Каурбек, при разделе оставшийся на родине, в 1899 году женился на Арухан, дочери Бечыра Фидарова из горной Санибы. В 1901 году у них родился сын Батырбек, а позднее – 7 дочерей. Рассказывают еще такой случай. Как-то грузины гнали отары овец рядом с Кадгароном. На пастухов напали абреки и отобрали скот. Оказавшийся рядом Серго Орджоникидзе вмешался в конфликт и вернул отару. Абреки, затаив обиду, устроили буквально охоту на Серго. Какое-то время он скрывался у Каурбека, а позднее последний на своей бричке вывез Орджоникидзе во Владикавказ.
Сын Каурбека, Батырбек, рос трудолюбивым, активным юношей. Он собрал бригаду из таких же молодых людей, как и он сам, и занялся заготовкой прутьев. Каждое утро они направлялись в лес, заготавливали материал и везли его в Беслан. Первоначально труд юношей оценивался по достоинству. Однако затем их стали просто-напросто обманывать, и они закрыли свое «дело».
Батырбек был талантливым всадником. Еще в юные годы он победил на одной из скачек и в качестве приза получил 22 метра ткани. Но более всего он ценил образованных людей, да и сам он отличался тягой к знаниям. Поэтому, вопреки советам отца, он пешком направился из села во Владикавказ, где в течение года обучался на подготовительном отделении. В общежитии он жил вместе с Бексолтаном Саламовым и Николаем Доевым. Каурбек всех троих называл своими сыновьями и каждое воскресенье привозил им еду.
Завершив учебу во Владикавказе, трое друзей отправились в Баку. Там они поступили в технологический институт. В свободное от занятий время они искали любую работу, чтобы заработать себе на кусок хлеба. Но после второго курса они вынуждены были прервать учебу в Баку и в поисках знаний поехали в Ленинград. Батырбек учился в Институте стали. В 1928 году он после каникул забрал с собой в Ленинград сестру Дзанатхан и помог ей поступить на рабфак. На следующий год на летних каникулах Батырбек разработал проект и с друзьями приступил к строительству школы в родном селе. За лето они возвели первый этаж. Но настала пора возвращаться на занятия в институт. На этот раз Батырбек взял с собой в Ленинград еще трех сестер: Билахан, Зарету и Венеру. По-разному сложились их судьбы.
После окончания рабфака Дзанатхан поступила в московский институт им. Плеханова. Жила она на квартире Иссы Плиева, чья жена Чехоева Катя была племянницей Гутновых. Ближайшим соседом Плиевых был Дмитрий Лелюшенко, с которым Исса вместе учился в Академии. В 1933 году Дмитрий и Дзанатхан поженились. В годы Великой Отечественной Войны Лелюшенко стал легендарным генералом, дважды Героем Советского Союза.
Билахан после окончания физико-математического факультета Ленинградского педагогического института им. Герцена вышла замуж за однокурсника – Харитона Баликоева. Вместе они долгие годы проработали в Петрозаводске.
Зарета после завершения учебы на ленинградском рабфаке вернулась домой, получила диплом врача. Замуж вышла за Гаппо Гугкаева.
Венера успешно окончила физико-математический факультет московского пединститута им. В.И. Ленина. Долгие годы проработала в разных учебных заведениях столицы нашей страны. Замуж вышла за Александра Неймарка, биолога, доцента московского института.
Судьба самого Батырбека сложилась трагически. После окончания института он, работая инженером на военном заводе в Ленинграде, внес несколько предложений по усовершенствованию производства танков. Серго Орджоникидзе, отвечавший в то время за тяжелую промышленность, обратил внимание на молодого специалиста и отправил его на стажировку в Германию. Однако вскоре после прихода к власти Гитлера Батырбек вернулся на родину. Здесь его назначили директором 37-го танкового завода; помимо этого, он являлся членом коллегии комиссариата тяжелой промышленности. За высокие достижения в своей области Б. Гутнов был награжден орденом Ленина. За хорошую работу в 1936 году его премировали легковой машиной «М-1». Затем он на свои средства приобрел два грузовика «ЗИС» и отправил их в Кадгарон. Под его руководством конструкторское бюро завода разработало танк-амфибию. Успели выпустить три образца, но 1 сентября 1937 года Батырбека арестовали; три месяца провела в тюрьме и его жена, а детей – сына Руслана и дочь Людмилу – отправили в пензенский детский дом.
Примерно в эти же дни освободилась должность руководителя ГЛАВКа танковой промышленности. Сталину предложили кандидатуру A. Гутнова. Сталин приказал Поскребышеву срочно разыскать инженера. Когда тот выяснил, что Батырбек арестован, то немедленно доложил об этом Сталину. Последний поручил Ежову разыскать Гутнова. Но через два дня Ежов доложил, что Б. Гутнов скончался от болезни. И лишь в 1957 году выяснилось, что Батырбека просто-напросто замучили до смерти во время допроса.
Однако, хорошие дела не проходят бесследно. Одна из больших улиц Кадгарона носит имя Батырбека Гутнова.
Заметный след оставил Руслан Батырбекович Гутнов. Родился в 1930 году в Ленинграде. В 1954 году после окончания Московского института стали и сплавов пришел на знаменитый завод «Серп и молот». Здесь он проработал 30 лет до своей скоропостижной смерти в 1984 году. За это время он успел защитить кандидатскую диссертацию, пройти путь от мастера в мартеновском цехе № 2 до начальника центральной заводской лаборатории. К глубоким теоретическим знаниям прибавился огромный практический опыт. Он внес значительный вклад в модернизацию производства на заводе, активно участвовал в реконструкции предприятия. Его творческая, новаторская работа была по достоинству оценена: он стал лауреатом государственной премии СССР, награжден орденом «Знак Почета» и многими медалями.
Интересная судьба у Хабоша Тотыковича Гутнова (род. в 1880 году, по другим данным – в 1870). В дореволюционное время пользовался большим уважением и известностью в Осетии, Кабарде и Чечено-Ингушетии; благодаря своему высокому авторитету, блестящему знанию языков и обычаев соседних народов, он неоднократно участвовал в примирении кровников.
28 апреля 1911 года состоялся своего рода «совет» Кадгарона, в который были избраны 44 человека, по одному от каждых десяти дворов. Общее заседание выбрало трех почетнейших людей, поручив им «хлопотать перед административным начальством Терской области» урегулирование т.н. аграрного вопроса.
Хабош, по свидетельству современников, знал несколько языков, в том числе турецкий, немецкий и английский. Он участвовал в русско-японской и I-ой Мировой войнах. Получил несколько ранений, множество наград, включая Георгиевский крест. В дореволюционное время на заработки ездил в Турцию, Германию, Америку и Австралию.
В 1917-1918 гг. в «смутное» для России время отряды разбойников терзали население по всему Кавказу. Как-то с наурских пастбищ через Осетию возвращались в Грузию большие отары овец. Однако, затянув с переходом, все они остались в Осетии, т.к. ранний снегопад закрыл перевалы. Хозяева овец решили продать их на месте. Однако, никто не брал на себя ответственность доставить деньги в Тифлис. Даже отчаянные люди не осмеливались пронести их через контролируемые бандитами перевальные тропинки. И лишь Хабош Гутнов взялся за безнадежное, казалось бы, дело. Удача, как известно, сопутствует смелым. Справедливость этой поговорки подтвердил и данный случай: Хабош смог доставить деньги адресату в столице Грузии.
Хотя Хабош никогда не участвовал в каких-либо антисоветских акциях, тем не менее, по чьему-то навету в 1937 году его арестовали. В архивном деле ФС №5898 сказано, что его судили буквально на третий день после ареста 29 августа 1937 года. По решению тройки НКВД СОАССР его осудили и сослали в Сибирь, где он и умер. Впоследствии, 24 марта 1989 года Х. Гутнов был реабилитирован.
Прошли годы, но люди помнят добрые дела Хабоша. Так, рассказывают, как еще в дореволюционный период ингуши угнали у одного из куртатинцев 6 волов и 2-х верховых лошадей. Узнав об этом, на второй день Хабош поехал в Ингушетию и вернул угнанный скот. Неоднократно Хабош примирял кровников. Из многих таких случаев выделим один, когда он примирил аварскую семью с чеченской.
Добрыми делами прославил свое имя и сын Хабоша – Алихан Гутнов. Родился 15 марта 1930 года в селении Фиагдон. После окончания 7-летней школы в 1948 году, он учился в 10-летней школе в с. Дзуарикау, которую окончил в 1952 году. Три года отработал в колхозе им. В.И. Ленина в Фиагдоне.
В 1955 году Алихан поступил на зоотехнический факультет Северо-Осетинского сельхозинститута. Еще в студенческие годы он принимал активное участие в уборке урожая на целинных землях. В 1957 году А. Гутнов был награжден Почетной грамотой Акмолинского обкома партии Казахстана. Тогда же он отмечен похвальным листом Шортандинского районного комитета ВЛКСМ. В том же году ЦК ВЛКСМ наградил А.Х. Гутнова знаком «За освоение целинных земель».
В 1960 году, после успешного завершения института, по распределению Министерства сельского хозяйства СССР был направлен на работу в Казахстан. Здесь, в Гурьевской области, проработал на разных руководящих должностях. Свою трудовую деятельность Алихан начал с должности главного зоотехника райсельхозинспекции Испульского района, а последующие четыре года – главным зоотехником Гурьевского областного треста откормсовхозов. В марте 1965 года Алихана Хабосовича назначили директором совхоза. За пять лет работы его наградили медалью «За трудовое отличие», почетными грамотами и похвальными листами.
В 1970 году А.Х. Гутнов переведен на должность госинспектора в областную организацию заготинспекции. В 1981 году за плодотворную и добросовестную работу в системе заготовок Казахской ССР ему объявлена благодарность и вручена награда – почетная грамота Министерства заготовок Казахстана.
В июле 1984 года по рекомендации Обкома КПСС Алихана Хабосовича назначили директором областной оптово-розничной базы. В 1986-1987 годах он возглавлял гурьевский союз рыбколхозов. С 1987 до ухода на пенсию в октябре 1990 года А.Х. Гутнов возглавлял отдел кооперативной торговли и колхозных рынков в Областном потребсоюзе Казахской ССР.
Архивные материалы позволяют восстановить один из этапов жизни семейства Максима (Саукуза) Гутнова. Глава семьи в 1890 году подал прошение о разрешении ему переехать из аула Даллагкау в Кадгарон. Однако он в том же году умер. «Остальные члены его семейства поведения хорошего и под судом не состояли, за исключением старшего сына Виссариона (Уважуко) Гутнова, который состоял под судом, по обвинению в убийстве односельца своего Биджека Елканова. Приговором Владикавказского окружного суда, состоявшегося 18 августа 1888 года и утвержденным Тифлисской судебной палатой 12 ноября 1891 года» приговорен к аресту при сельском правлении на один месяц.
Может удивить слишком маленький срок, полученный за убийство человека – всего один месяц. Причем, это решение принято уговором Владикавказского Окружного Суда, состоявшегося 18 августа 1888 года, утвержденным Тифлисской судебной палатой 12 ноября 1891 года. По данным решениям судебных инстанций, Уважуко Гутнов, убивший Бидзико Елканова, должен был отсидеть при сельском правлении один месяц. Дело объясняется тем, что основное судопроизводство состоялось 24 сентября 1890 года в Далагкауском медиаторском суде. Медиаторы: Дударов, Кануков, Темахо Гуриев, Баджери Кулов, Саукудз Каргиев, Гато Датиев, Асланбек Ужегов и Дударуко Караев «в следствие данных нам подписок Гутновыми и Елкановыми от 23 сего сентября за № 47 и 48 о примирении их по обычаю по поводу убийства Уважуко Гутновым Бидзико Елканова… мы установили следующее: Темир, Афако, Бицо, Гыди , Бидзиго, Дзидзыр, Сауи, Маир и Хатахцико Гутновы должны уплатить Темиркану, Галцу, Федору, Дзамырзу, Ахмату, Додцико, Дохино, Магомету за убийство их брата Бидзика скотом посредством оценки медиаторами: Гаппо Датиевым, Асланбеком Ужеговым и Дударыко Караевым сто пятьдесят рублей серебром. Срок уплаты коих следующий: 80 рублей к празднику Джеоргуба. В сем году остальные 70 рублей в неделю Красной Горки будущего 1892 года. Кроме сего, Гутновы должны отдать Елкановым загон пахотной земли «Туджы хуым», по указанию медиаторов Саукудза Каргиева, Ахтемира Гутнова и Баджери Кулова, в районе земель от села Дзвгис в неделю Красной горки будущего 1892 года, или сто рублей. Помимо всего этого, Гутновы должны сделать к празднику (Уацилла) по убитому поминки в своем доме в селении Кадгарон». Поминки состояли «из одного быка, одного котла пива и пяти баранов, куда ради окончательного примирения Елкановы помимо себя могут пригласить посторонних сорок человек поминать».
«Гутновы для Елкановых должны приготовить лошадь, стоящую с исправной сбруей и седлом семьдесят рублей серебром достоинства. Ее достоинства или годность должны определить Асламбек Ужегов, Гато Датиев и Дударыко Караев. Кто нарушит из сторон постановление, та сторона платит противной стороне двести рублей серебром и сто рублей в общественную осетинскую сумму. Подписки Гутновых и Елкановых, равно и копию определения медиаторов отдать для хранения Саукудзу Каргиеву, в том и подписываемся». Обратим внимание и на следующую запись: «Решение это приведено в исполнение в 1894 году».
Многочисленное потомство оставили Асахмет Афакоевич Гутнов и его жена Аминат: 4 сыновей (Хазбечер, Хазмурза, Гагуз, Агубе) и 4 дочерей. Большая семья была и у Хазмурзы: Эльбрус, Казбек, Умар, Руслан, Эдик, Виталик, Рая, Вера и Люба. Эльбрус стал Заслуженным строителем СССР, Руслан – Заслуженным строителем Российской Федерации, Вера и Люба были удостоены высокого звания «Заслуженный учитель СССР». Последние годы Вера живет в США.
Среди долгожителей Осетии немало представителей Гутновых. Так, газета «Социалистическая Осетия» за 1 января 1938 года поместила фотографию Багко Кудзоевича Гутнова, 135-летнего колхозника, заработавшего 109 трудодней. Сын Багко, Тасолтан, несколько лет работал в Турции. На заработанные деньги купил табун лошадей. Однако из-за крайне неудачного ведения хозяйства семейство Багко разорилось. Перед Великой Отечественной войной Тасолтана арестовали за три початка кукурузы. Ему повезло: через 6 месяцев его отпустили. Внук Багко, Эльбрус, окончил Днепропетровское Краснознаменное радиотехническое училище. Неоднократно поощрялся командованием. Армейская газета «Ленинское знамя» 27 декабря 1957 года поместила фотографию Эльбруса, отметив при этом высокие навыки подготовки подчиненных.
Немало представителей фамилии участвовало в Великой Отечественной войне. Многие не вернулись с фронта. Среди них: Канамат, талантливый филолог, погиб в 1941 году; Бег – в 1942 г.; Цара – в 1943 г.; Ахсар – в 1944 г. и др.
В боях с захватчиками отличился Амурхан Григорьевич. В одном из боев он получил проникающее ранение брюшной полости. В госпитале выявили и хронический гнойный мезотимпанит. В выписке говорилось, что сержант Амурхан Григорьевич Гутнов «ограниченно годен» к строевой службе. Амурхан получил немало наград – орденов и медалей. В числе медалей – «За отвагу», «За участие в героическом штурме и взятие Берлина», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», множество благодарностей.
Из деятелей советского периода следует отметить Хазмурзу Кальцикоевича (Харитона Кирилловича) Гутнова (1911-1973 гг.). Родился в семье крестьянина. В 30-е годы работал учителем, заведовал отделами Правобережного райкома и Северо-Осетинского областного комитета ВЛКСМ. С 1939 по 1941 год был первым секретарем Обкома ВЛКСМ Северной Осетии. Так как на него распространялась «бронь», его, несмотря на горячее стремление, не отправляли на фронт. Тогда он прибегнул к уловке. Оказавшись осенью 1941 года по служебным делам в Ленинграде, он скрыл, что является секретарем Обкома комсомола Северной Осетии и добровольцем ушел воевать с захватчиками. Прошел всю войну; трижды был ранен, войну закончил в чине майора; награжден многими орденами и медалями. В послевоенное время занимал руководящие посты в Обкоме КПСС Северной Осетии, преподавал в Университете.
Хазмурза Кальцикоевич оставил 4 сыновей (Владимира, Руслана, Феликса и Олега) и дочь – Наташу. Старший из детей – Владимир Хазмурзаевич (1942 г.р.) – известный журналист, драматург, сценарист. В разные годы возглавлял Северо-Кавказскую студию художественных и документальных фильмов, Северо-Кавказское отделение «ИТАР-ТАСС», региональное отделение Российского Информационного Агентства «Новости». Его перу принадлежат популярные не только в нашей республике пьесы, среди которых «Костыль», «Большие маневры в психбольнице», либретто оперы «Аланы» и др.
По сценариям В.Х. Гутнова снято несколько десятков документальных и художественных фильмов, самый популярный из которых – «Сюрприз». Часть работ Владимира недавно вышла в сборнике «Сюрприз» (Владикавказ, 2007).
В настоящее время в Москве в театре Армена Джигарханяна готовится спектакль «Костюм Соломона».
Сын В.Х. Гутнова Андрей Владимирович – кандидат химических наук. Несколько лет работает в престижном исследовательском центре в Дрездене (Германия).
Другой сын Хазмурзы Кальцикоевича Гутнова – Феликс Хазмурзаевич (1952 г.р.) – доктор исторических наук, консультант Парламента РСО-Алания. В разные годы он работал главным научным сотрудником отдела Истории СОИГСИ, возглавлял кафедру древнего мира и средних веков. Феликс – автор около 200 работ по древней и средневековой истории осетин и их предков. Среди них – 11 монографий (Генеалогические предания осетин как исторический источник. Орджоникидзе, 1989; Средневековая Осетия. Владикавказ, 1993; Аристократия алан. Владикавказ, 1995; Ранние аланы. Владикавказ, 2001; Социальная история скифов. Владикавказ, 2002; Горский феодализм. Владикавказ, 2007, 2008. Том I, II; и др.).
Жена Феликса – Гутнова (Богова) Ирина Таймуразовна – врач-лаборант.
Сын Феликса – Тимур (1982 г.р.) – возглавляет одно из отделений Банка Развития Региона. Дочь – Милена (1984 г.р.) – имеет 2 высших образования, кандидат экономических наук, работает в Министерстве по делам молодежи и спорта.
Наталья Хазмурзаевна – врач-лаборант, воспитывает сына
Феликса.
