* * *
Тоска по милой Родине. Тоска…
Строка. Вторая, третья и снова,
За гордый профиль куртатинских скал
Луна заходит, и ложится слово
На белый лист, который я ласкал
Своим пером, безумно и сурово.
Ты мне прислала набережной вид…
И вот уж Терек зашумел игриво.
И вдаль унесся стук его копыт,
И только пеною белела грива
И в нашем парке улыбнулась ива…
И бронзовый закат твоих ланит…
И я сказал: «О, Боже… Ты красива!»…
Тоска по милой Родине. Москва…
Я в памяти своей как будто в сказке…
Рассеялся туман владикавказский…
Ты помнишь те заветные слова?
Ты помнишь, как кружилась голова?
Ты помнишь, я тебя поцеловал?
И все смешалось: мысли, чувства, краски…
Высокий лоб приступно поманил…
И в этот раз любовь меня сразила,
А ветер чьи-то губы обронил
На волос твой – на африканский Нил…
И ты спросила: «Кто такая Зина?..».
Но минаретный голос муэдзина,
Навеки эту тайну сохранил…
* * *
Если сердце мое хоть когда-то слезу проливало,
То она пролетела сквозь время, столетья дробя,
И упала дождинкой с туманного неба Цхинвала
На Тебя…
Если песня моя, что легка, и свежа, и сурова,
Окрылилась и ныне не знает хребтов и границ,
Ты не сыщешь ее, если только не в Дзауских дубровах,
Среди птиц…
Если сердце мое разыгралось душевным органом,
Через горы и годы прославив родные края,
Значит – это не месяц висит над Квайсой ятаганом,
А улыбка моя…
Если песня моя не напева желает – ответа:
О корнях, о истоках, о ксанском молчании скал,
Разве может ее не услышать девчонка из Тбета?
Хоть я там не бывал…
Если сердце мое, вдохновленное славой Икара,
Вознесет к одичавшему солнцу пылающий стих,
Пусть оно, опаленное, рухнет в объятья Бикара,
В землю предков моих….
ЗИНОЧКА
Дым табачный воздух выел.
Мы не курим… Голова.
Помнишь, я тебя впервые
Никогда не целовал?
Помнишь, ты меня спросила,
Почему твои уста
Я не смог в сердечных силах
Словно книгу пролистать?..
Поцелуй, по мне, награда,
Чувства крик!
Ты мои перо и правда, Зина Брик!
Лиля – Лилька… Зина – Зинка!
Эту бурю успокой,
Я читал стихи грузинкам
Под луною на Тверской –
О тебе… Они сказали,
протрезвев не от вина:
– Ты, Поэт, красивый парень!
Генацвале, Кто ОНА?
На Москве стройнее ноги,
выше грудь, примерней таз,
Юбки коротки. Дороги
К ним короче, чем у нас…
Вдохновенья нет, короче,
Нет игры.
Посмотрю на чьи-то очи –
Две дыры!
А в моем краю родимом страсть сильна.
Два костра – напейся дымом до пьяна…
Зитен! Ты меня пытала…
Что за взор!
Для чего себя вплетала в мой узор?..
* * *
Над Арбатом негры ходят черной тучею,
Ни один на Пушкина не похож.
Месяц повис над горбатым закатом по случаю
Полнолуния, что превращается в ломаный грош…
Слишком стихийно подходит к концу воскресенье.
Голубоглазый блондин навстречу идет, спеша.
Вечер вдыхаю. Даже не пахнет Есениным…
Жаль…
Вот горбоносая женщина что-то сказала матом,
Руку мою берет, уводит в простор голубой.
– Совести бы тебе, капельку бы Ахматовой,
Я бы пошел с тобой…
Так я живу теперь, Зина,
Читаю стихи наизусть…
Грусть прогоняю из сердца,
Заботой, работой…
Если Осетия больше не ждет меня,
Пусть
Ждет меня кто-то!..
Дым табачный воздух выел
Голову мою, мозги…
Помнишь эти руки боевые,
Помнишь эти губы боевые???!!!
Я погиб…
Мысли, чувства строк – будто сталь…
Мало Мира и Вселенной мало!
Я б, наверно, Маяковским стал,
Только вот дигорка обломала…
ЗИНА В СТАМБУЛЕ
Ни сомнений, ни зим, ни забот,
В Истамбуле, наверно, красиво.
Над страной Ататюрка плывет
Зина…
Не луной ли она, посмотри,
Притворилась на небе мглистом,
Раз о ней говорят ковыли,
Листья…
Раз о ней колосится рожь,
И собаки по ветру лают,
Что люблю я ее и желаю –
Ложь…
Не красотки в турецкой парче,
А иронки со взором небесным
Называли меня любезно:
«Че»…
Целый вечер пытаюсь понять
Вдохновенные строки Назыма,
Чтоб луной притворилась опять
Зина…
* * *
Ни лед, ни родниковая вода,
Ни нежный блеск базальтового склона,
Поверь, не стоят глаз твоих бездонных…
И только та небесная звезда,
Которая сияет вне закона,
Которая, не ведая стыда,
Разбила сердце чувственного Дона,
Ужели ныне не ответишь: «Да», –
На мой призыв, любовью окрыленный…
