Лучше посмеяться самому,
чем дать возможность посмеяться над собой.
Однажды весной, когда в Шеки наступил вечер, на проспекте Гянджа мяхяллеси, 137, начали происходить интересные события.
– Все! Баста! Это невозможно больше терпеть! – вскричал, ударив по столу кулаком Хаджи Даи Шекинский.
– Мне, просто, надоели все эти бесконечные усмешки, остроты и анекдоты о так называемой шекинской жадности, скупости и скаредности.
Никто из домочадцев не мог понять истинной причины возмущения аксакала, по крайней мере, в глубине души все они понимали историческую обоснованность данного имиджа шекинского района, горожан и даже конкретно своей семьи, и поэтому все присутствующие с неподдельным удивлением взирали на отца семейства.
– Пора изменить столь превратное мнение о нас, и я думаю, что лучшим методом было бы выбить клин клином, – продолжал Хаджи Даи. – Мы не будем доказывать, что мы не жмоты и скупердяи. Нет, конечно, нет. Мы будем доказывать на конкретных примерах, что мы щедрые, нет, больше того – транжиры и моты, – и в этом месте Хаджи Даи Шекинский добил всех окружающих эффектной МХАТовской паузой.
– И каким образом, дорогой? – первой не выдержала его жена.
– Все гениальное просто, а моя идея, кроме того, весьма оригинальна и своевременна. Я на глазах достопочтенной публики и журналистов прикурю сигарету «Marlboro» от трех новых 100 манатных ассигнаций, после чего сожгу остатки этих банкнот в «буржуйке».
Тишина, последовавшая после этих слов, была достойна сцены Национального Академического Драмтеатра или Администрации Президента. Она была даже не страшной, она была убийственной. У всех присутствующих глаза медленно, но верно полезли на лоб, а раскрытые рты даже и не думали смыкаться, за исключением младшего сына Мир-Шаина, который, опустив голову, тихо улыбался чему-то своему.
Кроме всего прочего аскетический стиль жизни аксакала и полное отсутствие в доме спиртного, начисто, исключала даже минимальную возможность, что все вышесказанное просто фантазия или бред выпившего человека.
Старшие сыновья, братья-близнецы Магеррам и Амагеррам, самые циничные прагматики не только гянджинской махалли, но и всего города, первыми пришли в себя от потрясения словами отца:
– Прикурить от трех самых крупных азербайджанских банкнот! Да мы на эти деньги можем открыть свое дело, или, на худой конец, при нашей экономности, прожить целых полгода, и еще кое-что бы осталось в заначке на следующий квартал.
– Да замолчите вы, Магеррам и Амагеррам! За всю 2-х тысячную историю славного города Шеки, наверно, не было и не будет равных вам в скупердяйстве и скудоумии, – жестко осадил сыновей Хаджи Даи Шекинский. – Где полет вашей фантазии? Где вошедшая в историю нашего народа искрометная смекалка и предприимчивость шекинцев? Где, я спрашиваю, наконец, плоды моих учений и примера собственной жизни? Где хотя бы йота моих генов, мой генетический код, черт бы вас всех побрал?
Теперь все домочадцы уже были полностью деморализованны и посрамлены. Каждый ждал, чем же закончится очередной великий монолог Хаджи Даи Шекинского, который всенепременно должен был опять или снова войти в соответствующие анналы Шекинских хроник начала XIX века.
– Да уж, мои дорогие! Не ожидал я от столь достопочтенной публики такого конфуза. Ведь всем известно, что есть немало способов вознаградить нашу семью за мой бескорыстный подвиг во славу доброты и щедрости шекинцев. Например, само мероприятие мы, естественно, проведем в нашей чайхане. Вход, к сожалению или к счастью, будет платным. Я думаю, соберется не менее трехсот любопытствующих зевак, и каждый даст нам 20 новых гяпиков за вход, не считая счета за чай с шекинской пахлавой. В общем, с этим-то все понятно, и я думаю несогласных нет?
Конечно, все были только за, тем более, что каждый уже начал понимать, как легко будут отбиты первоначальные траты.
– Далее, – не унимался аксакал. – Тебе, моя старшая дочь, Фатима, по совместительству главному редактору газеты «Шекинские ведомости», я отдаю права на эксклюзивное интервью со мной же. Проще говоря, надо это дело раздуть максимально, доченька моя. Тогда число желающих увидеть все это своими глазами, увеличится на порядок. Естественно, за увеличение тиража газеты и ставок на рекламу наша семья получит свою скромную толику прибыли. Что-то ты задумалась, Фатима?
– Я подсчитываю наши дивиденды, папа, – скромно потупив взор, отвечала ему любимая дочь, не переставая стучать клавишами калькулятора.
– Кроме того, если, как я говорил ранее, нам удастся пропиарить на уровне мой личный подвиг во славу шекинцев, то единственный в стране табачный монополист, а я говорю о «Вест-Юропиан табако LTD», не сможет остаться в стороне и будет вынужден стать главным спонсором проекта. С него, а также с 4 частных телекомпаний я планирую срубить, как минимум, по 10 «Франклинов» за эксклюзивную возможность приобщится к историческим кадрам. Меньше они, уж точно, не предложат, а главное, мы не согласимся, но будем надеяться, что и этот гонорар мы сможем увеличить, иншаллах.
– Гип, гип ура, ура, ура!!! Вау!!! Папа, ты просто гений! – в экстазе кричала уже вся семья, кроме Мир-Шаина, который продолжал, опустив голову, тихо улыбаться чему-то своему.
– Ну и, наконец, я хотел бы познакомить всех присутствующих с образцами новых 100 манатных ассигнаций, – подытожил семейный совет аксакал. – Вот три новые купюры от моего любимого Мир-Шаина, он их лично сварганил 15 минут назад на цветном лазерном принтере. Фирму принтера я называть не буду, чтобы, во-первых, не заниматься бесплатной рекламой оргтехники, во-вторых, не вводить вас в искушения, а в третьих, чтобы в семье была полная ясность, кто главный по всем экономическим вопросам. Так сказать, абсолютная прозрачность по финансовой составляющей нашей первичной ячейки общества. Тем более, клянусь святыми угодниками, я не верил, не верю и никогда не поверю, чтобы кто-нибудь из вас хоть на секунду, хоть на миг, мог бы поверить, что Хаджи Даи Шекинский, находясь в здравом уме и твердой памяти, прикурит хотя бы от одной настоящей, неподдельной 100 манатной купюры.