К 70-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГЕРМАНА ГУДИЕВА
Точность, достоверность, узнаваемость – характерные особенности поэзии, режиссуры и публицистики Германа Георгиевича Гудиева. Вместе с тем его многогранное творчество (кинематография, журналистика и литература) выделялось своей индивидуальностью. Из жизненного опыта, богатого на утраты и приобретения, Герман Гудиев вынес веру в нетленную ценность высоких идей, которая определила его взгляд на роль и назначение искусства.
Г.Г. Гудиев родился 10 апреля 1939 года в г. Владикавказе. Мальчику не было и трех лет, когда развелись его родители. Отца он любил, а мать просто боготворил. Она была для него непостижимой галактикой. Герман всегда говорил о ней в торжественных тонах: «Мать была красивой, это была красота не куклы, а личности. Высокая стройная фигура и правильные черты лица были не ширмой убожества, а торжеством ее плоти. Все в ней было естественно и непринужденно… Дорогую одежду она не носила – ее просто не было, но скромное платье подчеркивало классическую грацию ее тела».
Евгения, мать Германа, была автором интереснейших этюдов, очерков, рассказов и повестей на осетинском языке. Возможно, они и предопределили творческую судьбу Германа Гудиева. Он шел к своей мечте долго и упорно. После седьмого класса четырнадцатилетний паренек поступил в школу рабочей молодежи, одновременно устроившись учеником электрика на завод «Электроцинк». Так юный Герман начал свою трудовую жизнь. Затем он поступил в СКГМИ. Ему казалось, что здесь он получит настоящую мужскую профессию, но, проучившись всего до третьего курса, он оставил институт и в 1960 году поступил во ВГИК, где и закончил отделение режиссуры документальных фильмов (1976) в мастерской Романа Кармена. «Еще раз вперед» – так называлась его дипломная работа – десятиминутный фильм о строителях Транскавказской автомагистрали, который стал призером на кинофестивале в Ереване. С тех пор многие киноленты, стихотворения и очерки Германа Гудиева стали достоянием искусства и народа.
Сегодня, почти через два года после смерти Германа Гудиева, его личность невозможно рассматривать в отрыве от его творчества. При переходе от кино к поэзии естественным образом менялся не только его творческий почерк, но и сам автор, его яркая индивидуальность. На смену одним творческим находкам приходили другие, менялся характер авторского исполнения и сам стиль общения со зрителями и читателями. Благодаря этому неизменным и устойчивым оставался интерес общества к его произведениям. В итоге общение Германа Гудиева с массовой аудиторией, начавшееся в шестидесятые годы ушедшего столетия и продлившееся до 2007 года, стало на редкость стабильным. Многие его авторские находки прочно вошли в мир поэзии, публицистики и документального кино.
I. «Живая искра лирического волнения»
Из стихотворения Германа Гудиева: «О, ягод детства / Млечный путь! / Будь! Вечно будь! И не забудь!». Поэта не смущает кажущаяся незначительность события или факта, ставшего поводом для стихотворения. Подумаешь, – скажет кто-нибудь, всего-навсего «Сироп горячих ягод».1 Автора также мало смущает то, что воспоминание об описываемом событии принадлежит лично ему: «Кипит сироп горячих ягод, / сироп тягуч, прозрачен, сладок… / Веселый, прыгающий, липкий, / с горчинкой вкусной и кислинкой, / он сам с собой играет, / гирлянды пузырьков сверкают, / как жемчуга в ладони солнца…». Роль автора здесь более чем скромна. И тем не менее именно он, поэт – подлинный герой стихотворения. Потому что сюжетом произведения, основным предметом художественного изображения стала память о послевоенном детстве. Стихотворение вобрало в себя то волнение-воспоминание, которое пробудило в душе автора ощущение причастности к героической и голодной эпохе…
Автор – коренной владикавказец – ведет нас от одной городской достопримечательности («Мой город не Москва…») к другой («Терек»). И вот, наконец-то, главная: «Я поднялся на гору, молиться, – / неизменна для смертных гора!.. / Шел с молитвой, такой же извечной, / как извечна громада горы, / видел сверху, хоть властвовал вечер, / как восход над планетой горит!». Схожие чувства испытывает человек при чтении стихотворения «У портрета Варлама Шаламова».2 Казалось бы, сомнений нет: основной предмет лирического изображения – видный писатель, его подвиг в лагерях ГУЛАГа, его мировоззрение, его величие, его «гнев и ненависть», его «гордость и ярость», наконец, его судьба. Лишь в самом конце стихо-творения автор сообщает нам о своей личной причастности к этому монументальному образу: «И, зверея, не веря, что может / сделать с нежным мальчишкой судьба, / я читаю сермяжную прозу, / бросив в ад этой топки – себя!». Причастность – самая что ни есть минимальная. Но именно она составляет душу лирического стихо-творения, его логическую суть. Без двух последних строк («Я читаю сермяжную прозу, / бросив в ад этой топки – себя!») стихотворение просто-напросто рухнуло бы.
Собственно, это обостренное, повышенное чувство своей причастности к событию составляет живую душу всей поэзии автора. И особенно характерно то, что поэту вовсе не обязательно ощущать свою причастность к чему-то важному и значительному: к судьбе Цезаря, Ольстера, Марины Цветаевой и Маяковского, Варлама Шаламова и т.д. Это может быть и обостренное ощущение своей связи с народом, даже если эта связь самая незначительная: «Художник, ты опять в себе, / а надо быть со всеми! / Зачем собой в себя сопеть – / народ пусти на сени! / Ничтожный окрик ! Не в себе – / так значит, не со всеми, / художник в собственной судьбе / несет народам семя! / Его делителей обет,/ быть верным верной теме: /чем больше человек в себе – / тем больше он со всеми!».
Возможно, сторонники иной эстетики, иных художественных принципов стали бы упрекать поэта в чрезмерном интересе к частностям, к подробностям жизни, не несущим в себе большого общественного содержания. Я бы с ними не согласился. Если верить Анне Ахматовой, то «момент лирического волнения краток…». Это означает, что поэзия – скоропись духа, что лирические стихи – не воспоминание о пережитом, а непосредственная фиксация этого самого лирического волнения.
II. «Вся земля качается в эфире»
Перед художниками (в данном случае Герман Гудиев), работающими в разных жанрах и видах искусства (поэзия, кино, публицистика), жизнь ставит непростые задачи: их герои должны быть людьми родственного мироощущения и настроения. И автору, и зрителям хочется наполнить наше время чем-то значительным, духовным и возвышенным. И первое желание, которое возникает в глубине их сердец, кажется очень простым – найти себя в искусстве, которое даст новый смысл их жизни и позволит вырваться из серых оков повседневности.
Здесь режиссерский талант Германа Гудиева кажется суровым: жизнь чаще всего берет на изломе, когда в упорядоченное течение будней вторгается конфликтная ситуация. Только диссонансом угадывается тяга автора и его героев к гармонии, ведущей их к ожиданию прекрасного, которое в какой-то момент переходит в естественное состояние души. Те, кто бывал на презентациях и премьерах его фильмов, знают: Герман Гудиев не был любителем аплодисментов, букетов и оваций. Как истинный творец, он уважал зрителя, но по-своему, не теряя собственного достоинства. Он никогда не заигрывал с аудиторией, но и не держал нарочитой дистанции. Его умение вызывать к себе уважение – это не сценический навык, это его характер, его режиссерский талант, отражение его сущности и естества. Это неизбежно сказывалось на его фильмах. В них, как правило, разрабатывалось множество тем и возникали интересные режиссерские находки. Киногерои Германа Гудиева решают на редкость трудные и сложные задачи, они полны удивительного и родственного мироощущения.
После ВГИКа, в конце 70-х, он вернулся на родину и работал на договорных условиях на Северо-Кавказской студии кинохроники. Первой его работой стала дипломная лента – черно-белая «десятиминутка» под названием «Еще шаг вперед», посвященная строителям Транскавказской автомагистрали, получившая приз на Всесоюзном кинофестивале в Ереване. Потом были другие картины: «Коста Хетагуров» (1978), «Поиск» (1981), «Композиция» (1987), «Кайсын» (1987), «Сон» (1991), «Притча» (1992), «Ярость и мольба» (1993), «Портрет на фоне» (1997) и др., которые он снимал по всему региону. Фильмов было снято много – и говорить обо всех невозможно. В каждой своей работе, а они, как правило, небольшие по объему, он всегда пытался вогнать «слона в спичечную коробку: охватить обширный материал, но так, чтобы это занимало мало места в пространстве и во времени».3 Скажем, о Коста написано немало научных исследований, статей, очерков, эссе, книг, сняты художественные фильмы. Но жизнь большого поэта всегда остается непостижимой тайной – она проносится, как метеор, навсегда оставляя след в благодарной памяти потомков. Однако успех биографа всегда зависит от его умения проникнуть в тайну своего героя.
Что же стало главной задачей режиссера? Поначалу его ошеломила сама идея создания фильма, ведь речь шла о ленте с обязывающим названием «Коста Хетагуров». Он был рад тому, что фильм о поэте будет документальным – это определяло его познавательную значимость. С другой стороны, художественный кинематограф более свободен в интерпретации образа и действительности. Ему же хотелось ни на шаг не отойти от филологического материала и при этом не превратить ленту в набор фактов, сделать фильм достоверным, по-человечески теплым. Объем фильма определил его композицию. Картина, по существу, начинается появлением на экране близких, друзей, единомышленников и врагов Коста. Они возникают из бездны прошлого не как статисты или свидетели жизни великого человека, а как живые люди, в той или иной степени повлиявшие на судьбу и жизненный путь поэта.
Съемочной группе во главе с режиссером пришлось провести скрупулезную и трудную работу, чтобы найти логическую связь между явлениями и событиями, лишенными, на первый взгляд, всякой связи. Они постарались буквально из крупиц создать целое. И, естественно, надо было найти форму, достаточно емкую, чтобы не пострадали сюжет, идея фильма, его художественная выразительность. Важно было органично соединить звуковое решение фильма с техникой операторского мастерства. Некоторые персонажи и тексты писем в картине озвучены актерами драматических театров. Для чего это понадобилось режиссеру? Ведь мог же один диктор прочитать текст ко всему фильму, тем более, что он документальный. Герман Гудиев решил данную проблему следующим образом: оставляя неприкосновенной подлинность текстов, он оживил их голосами актеров, за каждым из которых как бы современник Коста, знакомый с миром его страстей и раздумий.
Следующая проблема была связана с творческим решением эпизода «Коста-живописец». Оператор фильма Альберт Бзаров мог снять работы Коста в хронологическом порядке. Но отсняты эти полотна как гармоническое целое. С особой проникновенностью звучит в фильме музыка. В фильм вошли фрагменты из произведений разных композиторов. В основу легла тема Родины, подвига во имя ее счастья, тема трагической безысходности в условиях гнета и произвола самодержавного режима. Сердцевиной же фильма стала любовь Коста к своей земле. Вся жизнь его была яростно бушующим огнем – он сгорал, возрождаясь и снова сгорая. Круг его интересов был необычайно широк, поэтому не просто было воссоздать в фильме атмосферу того времени средствами документального кино. Герман Гудиев направил усилия съемочной группы на то, чтобы максимально приблизиться ко времени, в горниле которого формировался мятежный дух опального поэта. Это не только фотографии, письма, документы, но и предметный мир эпохи – величественные стены Санкт-Петербургской академии художеств, места, где жил поэт, улицы городов и сел, связанных с именем Коста.
Интересным получился и фильм об Азанбеке Джанаеве «Портрет без багета». Герман считал его своим духовным учителем и «третьей после Коста и Махарбека Туганова величиной в искусстве Осетии».4 Гениальный художник, талантливейший режиссер, автор первого в Осетии полнометражного художественного фильма «Осетинская легенда» по мотивам романа Икскуля предстал перед нами, зрителями, как художник-мыслитель и великий патриот Осетии, которую он никогда не делил на Северную и Южную – для него она всегда была неделима. Потому что Азанбек был осетином не по паспорту, а по существу: проблему национального сознания, национальной гордости он решил еще на заре творческой юности, четко и на всю жизнь: прежде всего надо быть достойным гражданином и человеком своей родины. Именно этим режиссер объясняет всенародную любовь к нему и к его творчеству. Джанаев был привлекателен во всем: каждое его слово, жест, движение несли в себе печать неординарной личности. Человек универсальных способностей, художник, график, скульптор, кинематографист, один из лучших интерпретаторов нартского эпоса, Азанбек, тем не менее, сетовал, что живописное полотно не обладает динамикой кинематографического действа. Герман Гудиев четко подметил в своем фильме причину этого беспокойства: Джанаев тонко чувствовал специфику родовой условности жанров и знал, что динамика существует и на полотне, но она казалось мастеру условной, требующей определенной подготовки зрителя. Поэтому он с ревностью поглядывал в сторону кино, где также был первопроходцем в Осетии. Такие вот незабываемые черты великого художника и режиссера мы смогли разглядеть в «Портрете без багета», который вынес на наш суд его преданный друг, соратник и поклонник Герман Гудиев.
Для тех, кто смотрел эти фильмы, существует феномен документальности. Логика говорит о том, что самое сильное впечатление, доставшееся режиссеру в его жизни, должно стать его главной темой. О современности написано и снято немало. Были художественные фильмы, документальные ленты. Наиболее яркое впечатление вызывают картины, сотканные из самих документов, т.е. прочно опирающиеся на реалии эпохи. К таким можно отнести почти все фильмы Германа Гудиева. Он видит и фиксирует мельчайшие подробности окружающей действительности, которые теперь уже навсегда останутся с нами, в нашей памяти.
Думается, что многое в фильмах Германа Гудиева пришло из его послевоенной юности – такое не придумаешь задним числом. Работы Германа Гудиева сразу же вырвались из узкого круга заказных работ; соединение документа эпохи с точной режиссерской мыслью в них порой ошеломительно. Мне было нелегко заставить себя через много лет снова посмотреть его фильмы. Я старался оттянуть этот момент, боялся, что сегодня они не произведут на меня такого впечатления, как прежде. К счастью, волнение мое было напрасным. И я вышел из зрительного зала с облегченной душой.
Сколько бы лет ни прошло, мы будем помнить его фильмы, ибо они о жизни, с которой мы срослись воедино памятью и сердцем. Документальное кино – это качество, которое трудно уберечь от фальшивой псевдоэкзотики и нарочитости; в фильмах Германа Гудиева кино не превратилось в формальность. Поэтому сегодня мы имеем то, что умел делать режиссер: неожиданные образы, точные слова, умные и ясные кадры, которые дарят нам радость восприятия и жизнелюбия. В немалой степени успеху фильмов способствовало то, что их творец – многогранная творческая личность, гражданин и горожанин, с детства воспитанный на уникальной владикавказской культуре во всем ее многообразии.
Режиссер, работающий по системе отечественной школы, превращает жизненные факты в явление. Поэтому Герман Гудиев во всех своих фильмах оставляет место для размышлений. Такой подход к постановке проблемы позволяет режиссеру глубже понять не только психологию своего героя, но и своего зрителя. Последняя работа мастера «Батраз» о заслуженном художнике России Батразе Дзиове – прекрасное тому подтверждение. И это естественно: чем мудрее и талантливее герой, тем интереснее он режиссеру, мастерство которого заключается прежде всего в том, чтобы открыть для зрителя истинное лицо своего героя. Если с пристрастием пройтись по фильмам Германа Гудиева, то в каждом из них можно найти яркую демонстрацию перехода жизни в кино и наоборот.
III. От замысла до воплощения
Художественная публицистика Германа Гудиева является столь же многогранной, как и все его литературное наследие. Выступления в прессе, на радио и телевидении в самых разнообразных жанрах (очерки, статьи, эссе, этюды и зарисовки) охватывают далеко не весь спектр творческого арсенала талантливого публициста. Последовательное постижение окружающего мира на стыке литературы и искусства позволяет нам увидеть, осмыслить, осознать и, наконец, проследить творческий путь освоения Германом Гудиевым действительности «ОТ ЗАМЫСЛА ДО ВОПЛОЩЕНИЯ». Перед нами встают образы выдающихся деятелей культуры и искусства, общества и государства.
А с недавних пор мы еще и имеем возможность познакомиться с героями его книги очерков «Вершины».5 Сборник художественной публицистики вышел к 65-летию Германа Гудиева. По жанру – это очеркистика, а по интонации, наоборот, насыщенная поэтикой книга. Каждый из очерков (всего их 44) знакомит читателя с вершинными творцами литературы, живописи, музыки, истории, техники, медицины, кино, театра; это книга о мастерах, учителях, коллегах автора. И разговаривает он с ними (даже с ушедшими в мир иной и далекий), будто они рядом, и все происходит так же, как всегда, и так же, как будет завтра. Причиной такого восприятия является, видимо, то, что автор глубоко погружен в художественный и социальный процессы современности.
Герман Георгиевич органично проникал в «святая святых» своих героев, в духовный мир знаковых личностей. Он понимал, что каждый человек сам творит свое понимание жизни и правила поведения в обществе. Автор начал писать эти очерки давно, но не стал в прямом смысле публицистом или просто журналистом. Зато стал Гудиевым в публицистике. Он рассказывает, делится своими впечатлениями. И получается изящно и мудро, свежо и ясно, тонко и красиво. Что здесь важнее – определить очень трудно, а, может быть, и не нужно. Вместе с тем, одно связано с другим. В результате возникает удивительная галерея образов. Герман Гудиев в своих очерках выступает не просто от своего лица, но и с позиций общечеловеческих. Ему делегировано слово других, дано право на высказывание. Его интересует все многообразие Вселенной, волнует и вдохновляет феномен личности. Очерки, которые предлагает Гудиев нашему вниманию – труд всей его жизни. Они о людях, достойных восхищения и почитания. Здесь, что очень важно, нет ни назидательности, ни поучительности. Зато есть живой и внимательный взгляд на творческую индивидуальность каждого из героев. И замечательный тон доверительной беседы. Герман Гудиев – хороший рассказчик, обаятельный собеседник.
«Очерки творились, печатались в периодической печати и звучали в эфире на протяжении сорока лет. Они о самых достойных людях Осетии в ретроспекции от Коста до наших дней. И практически каждый из них воспринимается как открытие».6 Уже в первых очерках мы встречаемся с Коста Хетагуровым (ему автор посвятил два материала), Махарбеком Тугановым, Азанбеком Джанаевым, Васо Абаевым, Владимиром Тхапсаевым, Исса Плиевым… Кого не возьми – вершина! Он же для всех – Автор, Имя в газетно-журнальной периодике. Герман Гудиев для своих героев фигура объединяющая. Он смог собрать их всех, отдавая дань каждой индивидуальности и одновременно объединяя в общезначимом контексте.
Сорок четыре человека стали героями его публицистических произведений. Можно согласиться с теми, кто утверждает, что «они не равнозначны по величине исторического наследия и роли в обществе»,7 но не надо забывать о том, что в мире нет и двух равнозначных горных вершин. Главное здесь заключается в том, что они – живая связь земного бытия. «В каждом очерке, – пишет Валентина Тегкаева, – частичка души создателя очерков, его восхищение, любовь, сердечное тепло – все то, что отличает талантливую, положительно заряженную живописную картину от простой фотографии».8 Пожалуй, здесь спорящих рассудит сам автор: «Одни на вершины восходят. Другие вершинами становятся».9
Книга очерков, по образному выражению профессора Марка Блиева, «одна из творческих вершин самого Германа Гудиева».10 Обозревая с ее высоты горизонты творческого, духовного и научного пространства, талантливый публицист смог увидеть новые связи и сопряжения. Увидел и отдал должное и тем как бы второстепенным вершинам, которые невидимо подпирают главные. Не случайно тот же Марк Блиев сравнил Гудиева с Роменом Ролланом.11 Тем не менее Герман Гудиев полностью отдает себе отчет в том, что «не ошибаются только боги. Поэтому не снимаю с себя ответственности за погрешности, а, возможно, и ошибки в своей работе, и в то же время хочу заверить, что, подобно переводчику, старался в меру своих скромных способностей, воссоздавая – не разрушать, тем более не деформировать священный для меня оригинал, каким являлись люди, их жизни и судьбы».12 От себя добавим: труд всей его жизни оказался не напрасным. Герои его очерков «достойны восхищения и – никогда – забвения».13
Понятно, что эмоционально-художественные задачи сборника превалируют над всем остальным, но автор или редактор книги в конце издания могли бы поместить библиографию его художественно-публицистического творчества, подробную биографическую справку и все прочее, что приличествует члену трех творческих союзов страны, публицисту его ранга. Это можно было бы сделать в конце сборника в качестве приложения или в другом приемлемом варианте. Не могу согласиться с мнением одного из первых рецензентов книги, Евгением Пантелеевым, который безапелляционно заявляет, что «Герман Гудиев, возможно, создал новый литературный жанр – философский портрет».14 Во-первых, «философский портрет» давно создан классиками философской мысли; во-вторых, у автора совсем другой жанр – «творческий портрет», где он и преуспел. А если он пишет очерк о философе, например, о Т.П. Лолаеве, то это вовсе не означает, что он изобрел какой-то новый жанр; в-третьих, я здесь больше согласен с Вячеславом Гулуевым, который называет произведения Гудиева «литературными портретами».15
Итак, труд всей жизни публициста как на ладони. Мы чувствуем тепло его души, высоту его помыслов, прозрачность его творчества, необъятность его вдохновения. «Реальные люди видят себя глазами Германа Гудиева – и переосмысливают себя в новом свете».16 Очерки Германа Гудиева читаются на одном дыхании, с огромным удовольствием и вдохновением. Это и делает их достоянием художественной публицистики Осетии, продолжением славных традиций Коста Хетагурова, Инала Канукова, Гаппо Баева, Гайто Газданова и других. В заключении хочется сказать о том, что Герман Гудиев для своих читателей – величина постоянная, поэтому мы будем ждать новых встреч с творчеством режиссера, поэта и публициста. Наконец, надо сказать и о том, что книга Германа Гудиева «Вершины» была удостоена Государственной премии РСО–Алания имени Коста Хетагурова за 2002-2003 годы.17
IV. Млечный путь и интуиция художника
В последнее время много спорят о том, что явилось причиной популярности Германа Гудиева: поэзия, кино или публицистика. В фильмах он режиссировал и писал сценарии, в поэзии – воспевал прекрасное, в статьях рассказывал о своих друзьях, коллегах, мастерах кино, театра, музыки и литературы.
Герман Гудиев всегда, во все времена был человеком искусства. Интуиция художника подсказывала ему образы, роли, сюжеты, которые потом проходили через «Млечный путь» – от замысла до воплощения. То расхождение между словом и делом, которое стало оказывать разрушительное воздействие на общество, не миновало и творчество Гудиева.
Он переболел эпоху со своим народом, не изменяя собственному «Я». Жизнь, даже в детстве, не делала ему щедрых подарков. Однако он не следовал за своей судьбой, а был ее зодчим и режиссером. Быть может, поэтому Герман Гудиев был заряжен такой энергией, был готов пройти через все лабиринты жизни и творчества. Его девиз: «Не жаловаться на судьбу и несчастья, а преодолевать их». Его фильмы, стихи, очерки и радиоэссе наполнены безграничным уважением к людям труда, но, вместе с тем, очень далеки от умиления. В них почти всегда присутствует отшлифованный сюжет, что очень важно для читательского, зрительского и слушательского восприятия.
Стремление осознавать себя причастным к художественному процессу, самобытное восприятие мира всегда отличало творческий почерк Германа Гудиева. Без богатой духовной жизни невозможно стать поэтом, режиссером, публицистом. Но все твои старания останутся бесплодными, если они не связаны – глубоко и неразрывно – со своим народом. Когда читаешь стихи, смотришь фильмы, созданные Германом Гудиевым, постоянно ощущаешь напряжение мысли, напряжение слова. В интонациях автора кроется его отношение к своим героям. Герман Гудиев спешит сказать правду о самом себе, о своих современниках, о нашем времени.
В его фильмах высокая патетика соседствует с прозой жизни и проблемами творчества, с постоянной сменой тем, характеров и сюжетов. А их содержание свидетельствует о высокой эрудиции автора. Он легко и умело использует самые различные персонажи и свободно ими пользуется для реализации своих замыслов и планов. Но все-таки главная общечеловеческая ценность в основных произведениях поэта, публициста и режиссера – жизнь человека. Со всеми его взлетами и падениями, радостями и разочарованиями. И тем она, жизнь, интереснее, потому что любое жизненное явление перестает быть незаметным, серым, повседневным. Это случается благодаря тому, что Герман Гудиев сумел в своих произведениях соединить прозу жизни с поэзией искусства. Он понимает: для того, чтобы человек жил, а не существовал, у него должна быть чистая душа. Поэтому в каждом своем фильме, стихотворном произведении или очерке он обращался к нашим душам, предостерегая нас от черствости, безверия, ханжества и моральной деградации.
Здесь надо выделить одну интересную особенность: социально-нравственные ценности утверждались поэтом, режиссером и публицистом только через индивидуальное восприятие. Герои произведений Германа Гудиева эмоциональны, раскованы, ироничны. Каждый персонаж стихотворения, очерка, фильма измеряет жизнь своей меркой. И каждый несет свой крест. Каждый должен делать свое дело, и все будет в порядке. Дело, сделанное человеком, само за себя скажет. Иди по жизни своим путем, прокладывай дорогу сам, а не спеши по проторенным тропам.
Поэтические, режиссерские и публицистические работы Германа Гудиева вошли в жизнь без спроса, без утверждения в инстанциях и разрешения «cверху». И расположились – там, где им подобает – в гуще народной жизни, в людской памяти. Вряд ли кто-нибудь будет настаивать на том, что стихи поэта безупречны, очерки идеально исполнены, фильмы филигранны. Но вместе с тем, собранные воедино, они оказывают на читателя, слушателя и зрителя сильнейшее воздействие. Их автор как будто стремился в разных жанрах охватить все стороны насыщенной жизни. Ему хотелось в меру своих сил и возможностей рассказать обо всех событиях, волнующих наших современников. Его произведения исключительно современны и воспринимаются как отклик на происходящие события. Сила стихов, очерков и фильмов Германа Гудиева – в их предельной искренности. Он полагал, что все прошедшее через его сердце должно найти отклик в душах читателей и зрителей. И это ему удалось.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Гудиев Г.Г. Сироп горячих ягод // Бездна: стихи. – Владикавказ: Ир, 1991. – С.15-16.
2 Там же. – С.102.
3 Герман Гудиев. Живу достойно. Всем бы так // Северная Осетия. – 2008. – № 88. – 14 мая.
4 Там же.
5 Гудиев Г.Г. Вершины: Очерки. – Владикавказ: Ир, 2003. – 228 с.
6 Вячеслав Гулуев. Восхождение к вершинам//Северная Осетия. – 2004. – № 186. – 25 сентября.
7 Валентина Тегкаева. Феномен человека//Слово. – 2003. – № 153. – 1 ноября.
8 Там же.
9 Там же.
10 Марк Блиев. Восхождение к вершинам//Северная Осетия. – 2004. – № 186. – 25 сентября.
11 Там же.
12 Герман Гудиев. Вершины: очерки. – Владикавказ: Ир, 2003. – С.5.
13 Там же.
14 Евгений Пантелеев. Указ.соч.
15 Вячеслав Гулуев. Восхождение к вершинам//Северная Осетия. – 2004. – № 186. – 25 сентября.
16 Евгений Пантелеев. Указ.соч.
17 Указ Президента Республики Северная Осетия – Алания «О государственных премиях имени Коста Хетагурова в области
литературы и искусства за 2002-2003 годы». Герману Гудиеву – за
книгу очерков «Вершины» (2003 г.)//Северная Осетия. – 2004. – №
229. – 26 ноября.
