Поезд из Владикавказа в Москву шел тогда почти три дня. Девочка с мамой ехали в плацкартном вагоне, у них было очень много вещей: чемодан с осенними, зимними вещами, постель обычная и постель дорожная. В то время в вагонах надо было ехать со своей постелью. Для этого люди имели облегченные матрасики, подушки и байковые одеяла. Ехали по-домашнему. На столе были расставлены маникюрные принадлежности, домашние чашечки с ложками, стоял большой чайник, в котором приносили кипяток, заварной чайничек, там заваривали грузинский вкусный чай. Вся страна пила в то время грузинский чай. Девочка уже окончила первый класс. Она лежала на верхней полке. Под подушкой у нее была книжка Диккенса «Маленький оборвыш». Но она не читала книжку. Она смотрела в окно. Слушала, как гудит паровоз. Гудок ей очень нравился. Когда наступала темнота, девочка смотрела на сверкающие огнями села и города. На двух других полках спали два молодых человека, видимо, командировочные. Одному из них было не более 18 лет. Девочка смотрела на него и улыбалась.
Она соскочила со своей полки. Молодой человек спросил:
– Мамаша, сколько лет вашей дочке?
– Восемь, – ответила мама.
– Когда я буду инженером, ей будет 18.
Мама засмеялась. Молодой человек продолжал:
– Когда будет 18, я вас найду и женюсь на ней.
Мама опять засмеялась. А девочка вдруг застонала. Мама спросила:
– Что с тобой?
– Это не я, – ответила девочка. Мама потрогала лоб девочки. Девочка молчала, ей вдруг стало очень скучно. Ей показалось, что вокруг темно, она в поле, играет с молодым человеком в ловитки. Ей было страшно. Но вдруг черное поле исчезло. В окно светило яркое солнце. Мама весело смеялась, ей было 32 года. А солнце за окном продолжало светить, и поезд подходил к станции. Молодые люди на ней вышли.
Мама лежала на нижней полке, у нее был приступ, желчный пузырь, на лбу выступили капельки пота, волосы были рассыпаны по подушке. Девочка ныла:
– Мама, хочу арбуз, мама, арбуз.
А мама отвечала:
– Ты же видишь, что я не могу встать, я больна.
В это время поезд приближался к станции Грязи, что под Воронежем. Там всегда продавались арбузы. По вагону пробегали пассажиры – в тамбур, чтобы выскочить и купить арбуз. А девочка продолжала ныть. Тогда мать вытащила из-под подушки кошелек и сказала:
– Дай ручку, – и положила в руку девочке несколько монет. – Отдашь это продавщице, она даст тебе арбуз, и ты быстро беги назад в вагон.
Девочка проскочила между взрослыми людьми, выскочила на платформу и начала выбирать арбуз. Она выбирала, как взрослая, брала его в руки, подносила к уху, прижимала руками, стучала по арбузу, переходила от одного продавца к другому, снова возвращалась, выбирала, выбирала. Людей возле арбузов становилось все меньше и меньше. И, наконец, одна молоденькая продавщица сказала:
– Девочка, бери скорее арбуз, поезд скоро двинется.
Девочка протянула руку, открыла ладошку, и продавщица забрала деньги, дала ей арбуз. Девочка повернулась лицом к поезду и увидела, что поезд движется, и вагоны совсем чужие, строгие проводницы стоят на ступеньках, держат в руках флажки, а поезд идет, идет. Девочка побежала вдоль поезда вперед, в поисках своего вагона. Платформа кончилась, девочка спрыгнула с нее и теперь уже бежала по рельсам, плакала и кричала:
– Мама, мама.
Поезд вильнул, как хвост собаки, и исчез из поля зрения. На соседних путях ремонтники кричали:
– Не догонишь, не догонишь!
А один из них подошел к ней и сказал:
– Давай, я тебя отведу к дежурному по станции.
Он взял ее за руку и повел.
В кабинете начальника сидел не дежурный, а сам начальник станции. Он обратился к ремонтнику:
– Посади ее на окошко, там широкий подоконник. Возьми у нее арбуз. Положи на стол. На столе лежат яблоки, они мытые, возьми яблоко и дай ей, путь грызет.
Из окна был очень хороший обзор всей платформы. Девочка не то дремала, не то грызла яблоко. А за столом у начальника началась работа. В его распоряжении был телефон и телеграфный аппарат. Он позвонил бригадиру поезда, который шел на Москву:
– Матери потерявшейся девочки скажи, чтобы она на следующей станции вышла, ее будет ждать скорый поезд, а проводнице поручи собрать все вещи, увязать и, когда придете в Москву, сдадите вещи в камеру хранения вокзала.
Далее он позвонил бригадиру скорого поезда, который шел на юг, и попросил остановить поезд на станции, где ждет женщина, потерявшая ребенка.
– Вы ее заберете и высадите на станции Грязи.
Вскоре после этого девочка увидела, как по платформе бежит мама. Уже было довольно темно. Начальник станции сказал маме:
– Со стороны Владикавказа идет почтовый поезд, прибывает к нам в полночь, вам обеспечены два места… Сейчас мы выпьем горячего чая со жмыхом. Вы когда-нибудь пили чай со жмыхом?
Она сказала:
– Никогда.
– Я вам могу сказать, если вы не знаете, что такое жмых, то и не надо вам знать. Дай Бог, чтобы вы этого не знали.
Когда пришел почтовый поезд, девочка спала. Спящую девочку нес на руках дежурный по станции, рядом шла мама, в одной руке держала сумочку, в другой арбуз. В вагоне народу было мало. Проводница провела их в пустое купе:
– Сейчас я вам принесу подушки.
Она принесла две небольшие наволочки, набитые мелкими стружками.
Почтовый пришел в Москву утром, на Курский вокзал. Когда мама с дочкой шли в камеру хранения, что при вокзале, на улице увидели идущего навстречу Бориса Андреева. Мама обрадовалась, заулыбалась. Она была так рада, что видит живого Бориса Андреева, знаменитого киноактера. В то время почти все женщины страны были влюблены в него.
Возле вокзала стояли извозчики, метро еще не было, такси уже были, но их было мало. Извозчиков было много. Они подошли к одному. Лошадь повернулась, посмотрела на девочку и маму, фыркнула. На ее языке это означало «Понаехали тут». Извозчик помог принести вещи из камеры хранения, привязал их. Он был в поддевке, строгий, молчаливый. Говорят, ругается, как извозчик. Тогдашние извозчики не знали так много ругательных слов, как знают нынешние писатели и артисты.
Дядя жил на Солянке, недалеко от Курского вокзала. У дяди была большая квартира, у него было три маленьких сына со странными именами Коба, Марат, Марлен. Вечером дядя возвращался со своей работы на Старой площади, где располагалось ЦК партии. Он шел пешком и иногда приносил с работы купленные в буфете ЦК вкусный белый хлеб и голландский сыр. Всем хватало по бутерброду, когда вечером пили чай, сидя за большим столом. Дядю тогда еще не расстреляли.
Девочку в школу не взяли, потому что у нее не было прописки, она целыми днями болталась во дворе. Примерно в два часа дети шли в форпост, который был в уютном подвале одного из домов, там им давали котлетку с макаронами и сладкий компот. Все дети кушали по-разному. Одни сразу съедали котлетку, а потом с кислыми лицами ели макароны, другие – наоборот, сначала съедали макароны, а потом нанизывали котлетку на вилку и крутили ее перед другими ребятами, хвастались. Потом им давали сладкий компот в стакане, и они уходили. На смену им шли другие дети.
В тот год метро еще не работало, поездки в трамваях были долгими. Люди старались узнать у сидящего пассажира, на какой остановке он выйдет, и как бы занимали очередь на его место. Когда в трамвай заходила женщина с ребенком, пожилые люди не вскакивали, а говорили маленькому ребенку:
– Деточка, иди, сядь ко мне на коленки.
Иногда мамы говорили:
– Не надо, он очень тяжелый.
В тот год Сталин поставил белый мраморный памятник на могилу жены, и люди бегали на Новодевичье кладбище посмотреть на этот памятник, а иногда и на Сталина, который часто подолгу сидел на скамейке возле могилы.
У мамы не ладилось с работой, она была пианисткой, и ей было трудно разбираться с бумагами. Мы собрались и уехали назад, домой.
И правильно: вскоре дядю расстреляли, квартиру забрали, дядину жену посадили, дети попали в детский дом. Шел 1934 год.
