В начале I тысячелетия до н.э. в степях Украины, Поволжья, Казахстана, Сибири, Монголии, от Дуная на западе и до среднего течения реки Хуанхэ на востоке синхронно складываются культуры так называемого скифо-сибирского мира. Занимаясь изучением археологических источников той эпохи, ученые уже в XIX веке подметили сходство предметов из южнорусских курганов с предметами, найденными в курганах Сибири и Монголии. Первоначально это сходство было отмечено по трем группам предметов (скифская триада): вооружение, детали конской сбруи и произведения искусства (знаменитый зооморфный стиль). Археологический материал явился отражением того исторического явления, той силы, которая возникла в степях Евразии на северных границах древнейших земледельческих цивилизаций и сдерживала их экспансию на север. Этой силой были ираноязычные скифы.(1) Природно-климатические условия степного пояса Евразии были идеально использованы ими для развития кочевого скотоводства как эффективной формы производящего хозяйства. Они первыми, задолго до тюрок и монголов, образовали огромную степную державу, состоявшую из родственных племен и имевших такой яркий атрибут государственности как институт царской власти. Сведения об этом периоде истории Великой Евразийской степи, черпаемые из античных, передне– и среднеазиатских, индийских и китайских письменных источников и подкрепляемые археологическими материалами, постепенно воссоздают реальную картину прошлого. Однако процесс этот непростой, т. к. хронологическая отдаленность тех событий, происходивших на заре «писаной» истории (охватывает период с начала I тыс. до н.э. и поныне), затрудняет реконструкцию исторической действительности.
Как отмечалось выше, ареал обитания скифов на востоке Евразийской степи доходил до северной излучины реки Хуанхэ, где на правом берегу они занимали удобное для скотоводства плато Ордос. К концу III века до н. э., ослабленные внутренними и межплеменными конфликтами, они потерпели поражение от подконтрольного им до этого времени племени хунну и объединившегося под императорской властью Китая. С этого времени начинается исход ираноязычного европеоидного населения в западном, главным образом, направлении. Не меньшее влияние на этот процесс оказали ухудшившиеся к концу I тыс. до н. э. климатические условия – усыхание пастбищ Внутренней и Средней Азии. Миграционные процессы в Евразийской степи той эпохи отчетливо прослеживаются по данным археологических и письменных источников. Скифы, оставшиеся на Востоке, слились с набирающими мощь монголоидными племенами и приняли участие в этногенезе гуннов, тюрок, монголов и многих других народов. Дольше других ираноязычной оставалась западная часть Евразийской степи – от Северного Прикаспия до низовьев Дуная, где гегемония скифских и близкородственных им сарматских племен, покрытых с начала нашей эры общим этнонимом аланы, сохранялось до IV века н.э., т.е. до начала эпохи Великого переселения народов. В это время внушительная часть поволжских, донских и причерноморских аланов, вовлеченная гуннами в движение на запад, навсегда покидает родные просторы, чтобы, судя по латинским и византийским хроникам, сыграть одну из главных ролей в создании новой европейской цивилизации. В Восточную Европу вслед за гуннами в течение последующих нескольких столетий начинают друг за другом накатываться волны новых переселенцев (болгары, хазары, авары, печенеги, половцы, татаро-монголы и др.), и степь, по меткому выражению историков, на долгие столетия превращается в «этнодром».(2)
Однако продолжительное преобладание ираноязычных племен в степной и лесостепной частях Восточной Европы естественным образом отразилось на топонимике данного региона и, в том числе, на названиях морей, озер, рек, то есть на гидронимах, определение правильной этимологии которых помогает, зачастую, в комплексной реконструкции исторических и этногенетических процессов, происходивших на рассматриваемой территории. Обращаясь к топонимике, сформулируем известный тезис (хотя он не абсолютен), что чем крупнее объект, тем устойчивее его название. Самые крупные реки степного пояса Европы, такие как Дунай, Днестр, Днепр, Дон отчетливо сохранили в своих названиях индо-иранское слово д(о)н (скиф. дана, дан), которое как в скифо-сарматских наречиях, так и в их преемнике – осетинском языке, означает «река, вода». Для примера можно перечислить названия некоторых рек в современной Осетии – Урсдон, Цейдон, Фиагдон и др.
Среди крупных восточноевропейских рек особняком стоит Волга, все три известных в историческое время названия которой (в античности – Ра, в средневековье – Итиль) до сих пор не имеют надежных и твердо установленных этимологий. В «Кратком топонимическом словаре» В.А. Никонова находим: «… Выдвинуто много гипотез о происхождении названия “Волга”, но ни одну из них нельзя назвать доказанной. Лишены оснований птица “иволга”, “волк”. Остаются соперничающие гипотезы: 1) славянск. “влага”, древнерусск. “волога”, отсюда «волглый» – сырой, влажный (Г. Ильинский, М. Фасмер); 2) из финск. языков, эстонск. “Valge”– “белый, светлый”; 3) дофинский субстрат – гидронимы на -га, образующие обширный массив на севере России. Древнейшее известное название этой реки Ра (у Птолемея) сохранилось и сейчас в мордовских языках. Лев Сплавинский связывает с этим гидронимы Рава (Польша, Украина), возводя к индоевропейской основе “спокойная вода”. В тюркских языках среднее и нижнее течение Волги получила название Итиль (Этел, Атал в современном чувашском языке). По Л. Рашони название Атиль существовало еще до н.э. (“Acta linguistica…”). В марийском языке Волга – Йул (йул – «река» в хакасском и алтайском диалектах)».(3) В более позднем «Топонимическом словаре» под редакцией Поспелова Е.М. имеется ряд дополнений и поправок к вышесказанному: «Некоторые авторы допускают образование “Волга” от древнего слова, родственного славянск. “влага, волглый”; эта этимология вызывает лингвистические возражения и, кроме того, маловероятно, что эта крупная река до прихода славян оставалась безымянной». Там же приводится этимология, выводящая название Волга из балтийских языков и связывающая его со словом valka – «небольшой ручей, родник».(4)
Попытки финно-угорских, балтийских, славянских, тюркских этимологий вполне оправданны, т.к. носители этих языков многие столетия населяют Поволжье. Однако, как видно из вышеприведенного материала, и формально, и семантически они не в той степени убедительны, чтобы исключить возможность для появления новых гипотез. Ниже мы предлагаем северо-иранские версии происхождения названий Волги, но сначала поясним, какие, по нашему мнению, имеются на то основания.
Во-первых, известно, что только в пределах так называемой «писаной» истории (последние 2,5-3 тыс.лет) ираноязычные скифо-сарматы обитали на Средней и Нижней Волге как минимум тысячу лет. В этом вопросе свидетельства письменных и археологических источников дополняют друг друга и трактуются учеными однозначно. Лишь в конце IVвека н.э., с началом Великого переселения народов, гегемония северо-иранских кочевников была нарушена, хотя их присутствие на Волге прослеживается вплоть до XIII-XIV веков н.э.
Во-вторых, надо учесть то немаловажное обстоятельство, известное в топонимике, что названия крупных рек распространяются обычно от низовьев в сторону истока. В нашем случае ираноязычные кочевники доминировали в низовьях Волги более тысячи лет. Следовательно, вероятность того, что какое-нибудь из названий реки могло зародиться в их среде, имеется. При этом симптоматичным, на наш взгляд, выглядит тот факт, что два из трех названий Волги – Ра и Итиль, фиксируются античными письменными источниками сармато-аланского периода в истории реки.
В-третьих, названия Волги если и не входят в состав топонимического ряда, образуемого реками Дунай, Днестр, Днепр, Дон (отсутствие маркера “д(о)н”), то во всяком случае, имеются географические, климатические и др. факторы, сближающие Волгу с данными гидронимами. А поскольку все они этимологизируются при посредстве иранских языков, то можно с некоторой долей вероятности предположить иранское происхождение и какого-то из названий Волги.
Следует обратить внимание еще на один важный момент. Говоря о северо-иранских кочевниках и их языке, мы имеем в виду скифо-сармато-аланские племена, прямыми потомками которых, и в первую очередь по языку, являются современные осетины. В науке происхождение народа связывается, за редкими исключениями, с происхождением языка. Этногенез неотделим от глоттогенеза. Наряду с археологическими, историческими, антропологическими, этнографическими данными все же язык остается важнейшим признаком этнического единства и преемственности. Изучение основного словарного фонда и грамматического строя осетинского языка позволило установить принадлежность его к северо-восточной ветви иранских языков обширной индоевропейской языковой семьи, к которой, помимо языка скифов и сарматов, ученые относят хорезмийский, согдийский, сакский и некоторые другие языки Азии. Известные иранисты XX века, такие как Г. Бейли, Л. Згуста, И.М. Оранский, Р. Фрай и др., в том числе автор «Историко-этимологического словаря осетинского языка» В.И. Абаев, своими исследованиями подтвердили, что осетинский язык (ныне имеет два диалекта и около десяти говоров) является реликтом скифо-сармато-аланских наречий древности и средневековья и представляет из себя их современную версию.(5) Поэтому, когда мы будем предлагать этимологии к названиям Волги, то будем пользоваться данными, в первую очередь, осетинского языка.
Исходя именно из такого видения проблемы и учитывая, естественно, то обстоятельство, что топонимика, как и любая другая наука, имеет для исследований свои законы и методы, позволим себе ряд соображений по рассматриваемому вопросу.
Известно, что любой топонимический объект обладает, обычно, несколькими характерными признаками, но название он получает по тому из них, который наиболее важен в процессе жизнедеятельности общества. Одним из таких признаков Волги является ее сильная подверженность паводкам, от которых, вплоть до создания в XX веке на реке системы гидросооружений и водохранилищ, страдали приволжские области. Эти весенние разливы были такой отличительной чертой реки в прошлом, что, например, французский путешественник XIII века н.э. Вильгельм де Рубрук после посещения столицы Золотой Орды сравнил разливы Волги (Этиля) со знаменитыми нильскими.(6) Но если для жителей земледельческой цивилизации Египта разлив Нила становился праздником, т.к. удобренные африканским илом поля сулили в будущем обильный урожай, то для кочевников-скотоводов разливы Волги не приносили экономических выгод, а лишь ограничивали в передвижениях и тем самым осложняли жизнь. При этом безумие и сумасшествие, которые представляла из себя во время паводка такая крупная река, как Волга, очевидны. Именно данное свойство реки, проявлявшееся в ежегодном буйстве, и легло, по нашему мнению, в основу всех трех названий Волги, которые этимологизируются нами при посредстве осетинского языка.
Названная Ра и Итиль выделим в пару, т.к. лексемы, от которых они производны, в осетинском языке столь близки по значению, что во многих словосочетаниях вполне взаимозаменяемы и выступают как синонимы. Эти слова – арра (в говор. “рра) – сумасшедший, безумный и адылы (в говор. ыдылы) – глупый, безумный.(7) Следовательно, и этимологию названия Ра, связанного с арра, и Итиль (Этиль, Атль) – с адылы, можно определить как «сумасшедшая, безумная река».
Из рассматриваемой пары сначала обратимся к более древнему Ра, хотя, если исходить из нашей версии, нельзя исключить возможности параллельного использования обоих названий. На наш взгляд, этимология названия Ра и формально, и семантически очень близка этимологии названия реки Ардон (безумная) в Осетии – самого полноводного притока Терека, известного своим непредсказуемым нравом даже в ряду таких же необузданных горных рек. Обратим внимание на акустические особенности произношения этого названия в различных говорах осетинского языка: Арыдон, “Рыдон, “Ра дон, где дон, повторимся, в осетинском языке – река, вода. В связи с этим уместны сведения греческого географа Маркиана (около 400 года н.э.), которому известна река Рудон, берущая начало недалеко от истока Борисфена (греческое название Днепра) и впадающая в Сарматское море.(8) Ученые идентифицировали Рудон с Западной Двиной, а Сарматское море с Балтийским. Причем заметим, что недалеко от истока Днепра берет свое начало не только Западная Двина, но и Волга. Насколько точны сведения Маркиана, и насколько верна их интерпретация учеными – судить не беремся, но сам факт фонетической и морфологической близости названий Рудон – “Рыдон, “Ра дон, имеющих при этом большую пространственную и хронологическую удаленность между собой, довольно интересен. Само название Ра впервые встречается, как принято считать, у александрийского ученого Птолемея (II век н.э.). Однако, судя по всему, первенство здесь принадлежит Геродоту, хотя это название имеет у него иное звучание. Описывая поход 800-тысячной армии персидского царя Дария I против причерноморских скифов, «отец истории» сообщает, что скифы начали заманивать персов, переправившихся через Дунай, в глубь страны. Персы, добравшись до Танаиса (Дона), форсировали его и вторглись в земли савроматов. Далее Геродот сообщает: «Дойдя до пустыни, Дарий остановился станом на реке Оаре. Затем царь приказал построить восемь больших укреплений на равном расстоянии друг от друга… Пока царь занимался этим сооружением, преследуемые им скифы обошли с севера и возвратились в Скифию».(9)
Ученые давно пришли к выводу, что многие описываемые Геродотом события войны 512 года до н.э. представляют собой тесное сплетение неясностей и противоречий. Однако все это не помешало таким крупным ученым, как М.И. Артамонов, Б.А. Рыбаков и др. небезосновательно отождествить Оар – Геродота с Ра – Птолемея и, в конечном счете, с Волгой.(10). Но, независимо от сказанного, повторим, что по нашему мнению, генезис возникновения названий Ра и Ардон обусловлен одной и той же причиной, отражающей наиболее существенную для человеческого общества черту гидронима на определенном историческом этапе.
Что касается названия Итиль, то в настоящее время его происхождение связывается с тюркским языком и, в частности, в татар-ском это «большая река». На наш же взгляд, Итиль дублирует название Ра, т.е. является его калькой, причем также северо-иран-ской. К такой возможности нас подтолкнули исследования О. Менчен-Хелфена и позже Я. Харматты, обосновавших по результатам лингвистических исследований идею стратификации иранских элементов в осетинском языке, т.е. объясняющих происхождение осетин и их языка как череду повторяющихся северо-иранских напластований.(11) Этому процессу способствовали миграции скифо-сарматских племен, усилившиеся по различным причинам на рубеже эр по всей Евразийской степи. Один из главных маршрутов этих миграций – из Азии в Восточную Европу, пролегал по коридору, образуемому Южным Уралом и Северным Каспием, с неизбежным выходом к Волге. По этой причине в течение относительно короткого времени на европейской арене появляются такие скифо-сарматские племена, как языги, роксаланы, сираки, аорсы, аланы и др. Часть этих племен проследовала на запад, к границам Римской империи, другая интегрировалась в родственную северо-иранскую среду, в том числе в Поволжье. Свидетельством этому могут служить восточные импульсы многих элементов культуры, выявленные учеными при изучении археологических источников той эпохи. Диалектные особенности наречий этих племен послужили, по нашему мнению, причиной возникновения предполагаемой кальки.
В поддержку северо-иранского происхождения названия Итиль могут, в определенной степени, служить и показания Нартского эпоса народов Кавказа. Учеными достоверно доказано, что ядро Нартиады уводит в мир скифо-сарматских племен, а этноним нарты является их эпическим именем. В осетинской версии эпоса часто упоминается река Идыл, название которой исследователи вполне резонно идентифицировали с Итилем. Нартологами фиксируются варианты сказаний, где вместо Идыл и вовсе фигурирует Адылы дон, т.е. сумасшедшая река.(12) Лед Идыла зимой является местом детских игр, что говорит о восприятии реки как своей, нартовской. Если же учесть еще и тот факт, что после постигшей Аланию в XIII – XIV веках н.э. катастрофы и последующей пятисотлетней изоляции алан-осетин в глухих ущельях Кавказа, сказания о нартах все же сохранили название Идыл (Итиль), то можно лишь догадываться о значимости этой реки в прошлой жизни осетинского народа. В других национальных вариантах эпоса, к примеру, чаще упоминаются реки Терек, Кубань или побережье Черного моря. Конечно, мифы не являются историческим источником, но характерно, что все народы, у которых имеется героический эпос, отличают сказание от сказки. В эпосе народ видит сквозь фантастическую оболочку отзвуки своей прошлой жизни.
Возвращаясь к тюркской гипотезе, связывающей название Итиль с татарским языком, скажем, что данная установка вступает в противоречие с историческими фактами. Во-первых, появление тюркоязычных кочевников в степях Восточной Европы относится к постгуннской эпохе, т.е. происходит не ранее V века н.э. Однако в «Топонимическом словаре» В.А. Никонова приводятся документальные данные о существовании названия Атиль еще до нашей эры. Следовательно, в хронологическом плане тюркская версия не может быть удовлетворительной. Во-вторых, лексема “итиль” в значении «большая река» имеется лишь у тюркоязычных народов Поволжья. В языках тюрков Средней Азии и Анатолии нам данное слово обнаружить не удалось, из чего явствует, что в Поволжье – это результат более позднего осмысления, а до-топонимическое значение или утеряно, или осталось неизвестно. Такое положение вещей, когда новые насельники какой-либо территории начинают использовать имеющиеся названия, не зная ни их значения, ни происхождения, в топонимике не редкость. К примеру, до сих пор остается загадкой до-топонимическое значение названия “Москва”, которое пока не имеет приемлемой этимологии ни в русском, ни в других языках.
Приведенные выше доводы не могут, конечно же, быть основанием для убедительных утверждений в пользу скифо-сарматского происхождения названий Ра и Итиль. Поэтому для нашей гипотезы определяющей будет этимология главного, на сегодняшний день, названия реки.
В слове Волга вычленим общеиндоевропейскую базу wel-, распознавемую в следующих словах со значением волна: древненемец. wella; немецк. Welle; литов. vilnia; латышск. vilna; албанск. vale; иранск. walana; старославянск. valъ, vlъna; русск. вал, волна; осетинск. улан и др. По словарю В.И. Абаева, в осетинском языке к данной фазе восходит также глагол ивулун – быть подверженным паводку, разливаться (о реке).(13) Производным от данного глагола является деепричастие ивулга (в гов. иволга ) , которое и распознается, на наш взгляд, в названии Волга. Здесь необходимо отметить, что во всех индоевропейских языках большинство топонимов являются существительными. Однако по происхождению среди них огромна масса прилагательных. Именно прилагательные обычно выражают признак, будь то свойство объекта или принадлежность: какая река? – белая; чей город? – княгинин. Подобно тому, как говорим “буханку белого”, не добавляя “хлеба”, или “столовая”, не добавляя “комнaта”, так и в названиях происходит процесс субстантивации прилагательных, т.е. превращения их в существительные без каких-либо внешних изменений: белая река 4 река Белая 4 Белая; княгинин город 4 город Княгинин 4 Княгинин. Все это относится и к прилагательным отглагольным, каковым является в осетинском языке деепричастие “иволга”. Таким образом, по нашей версии река Волга обязана своим названием деепричастию иволга, генетически связанному со скифо-сарматскими наречиями, и в осетинском языке означаюшему “разливающаяся (река)”. В русский язык лексема “иволга” попала, видимо, пройдя процесс субстантивации в северо-иранском и вместо признака предмета обозначая сам предмет, т.е. конкретно данную реку. Надо отметить, что контакты славян со скифо-сармато-аланами, чье участие в этногенезе восточных славян давно доказано, прослеживаются, начиная с античности и вплоть до IX – X веков н.э., когда аланы, оставившие на Северском Донце и Дону салтово-маяцкую археологическую культуру, были поглощены славянским и тюркским мирами. Индикатором северо-иранского происхождения названия Волга может служить такая морфологическая особенность оформления деепричастий в осетинском языке, как формант -га (пример: лауын – лауга (стоя); уарзын – уарзга (любя); худын – худга (смеясь) и т.д. Что касается начального гласного [и] в иволга , то попав в новую языковую среду это слово для полной адаптации утратило начальный гласный. Данное явление присуще славянским и, в частности русскому, языкам, особенно в заимствованных словах. Например, лошадь получаем из тюркского “алаша”; лачуга из тюркскского “алачуг” и т.д. Из сказанного заключаем, что с формальной (фонетический и морфологический критерии) стороны предполагаемая нами последовательность “иволга дон – Иволга – Волга” не встречает непреодолимых противоречий. Что касается семантической (смысловой) составляющей, то «иволга» является отражением обозначенной нами сильной паводковости реки.
Еще один аспект рассматриваемого вопроса касается возможной принадлежности каждого из трех названий Волги различным скифо-сарматским племенным подразделениям. Название Ра есть основания связать с сарматами, т.к. уже во времена Геродота ( V век до н.э.) они локализуются на востоке от Танаиса – Дона, о чем сигнализируют археологические источники Поволжья, Северного Прикаспия и Южного Урала той эпохи. Название Итиль, как мы предположили, имеет восточное происхождение и поэтому условно будем считать его восточно-скифским. Что касается Волги, то это название, по нашему мнению, могло бы возникнуть в среде скифов причерноморских, т.к. если сарматы и их восточные сородичи испытывали нрав Волги непосредственно на себе, то причерномор-ские скифы, хоть и знали, конечно же, о буйствах реки, но были в этом деле как бы сторонними наблюдателями, откуда и более « мягкое « наименование реки. Начавшееся в конце I тыс. до н.э. движение кочевых племен на запад способствовало оттоку части причерноморских скифов в лесную зону Восточной Европы, где они приняли участие в этногенезе некоторых народов, в том числе восточных славян, и которым они передали название, приобретшее со временем форму Волга. Косвенным свидетельством этому может служить тот факт, что вплоть до позднего средневековья Волгой назывался только тот участок реки, который находился в лесной местности, населенной русскими.
Выше мы попытались показать возможную связь каждого из трех названий Волги, взятых в отдельности, с языками скифо-сармат-ских племен. Если же рассмотреть этимологии этих названий в комплексе, то получим следующий ряд: “сумасшедшая, бешенная река – глупая, безумная река – разливающаяся, паводковая река”. Смысловая взаимосвязь этих этимологий очевидна: любая река в состоянии паводка, а тем более такая полноводная как Волга, чей водозабор охватывает половину территории Восточной Европы – это всегда безумие и сумасшествие. Таким образом, именно идеосемантика, т.е. совокупность смысловых связей между словами и является контрольным аргументом в наших построениях. По этому поводу В.И. Абаев говорит: «Понятие идеосемантики составляет нерв и душу всякого исторического исследования в области лексики. Все, что характеризует лексику в ее познавательной функции, находит свое выражение в идеосемантике». Кроме того, идеосемантика помогает понять особенности мировоззрения и мышления общества той эпохи, в которую происходило наречение. Так, если для степняков-скотоводов огромная Волга – это серьезное препятствие в деле ведения кочевого хозяйства, откуда такое “грубое” наименование, то для, главным образом, земледельческой Руси – это уже Волга-матушка, в пару к Дону-батюшке, с утратой, естественно, до- топонимического значения данных названий.
В заключение скажем, что отсутствие необходимой фактологической базы определяет большую степень гипотетичности нашей версии. Поэтому приведенные в данной статье сведения могут выступать лишь в качестве догадок и предположений, отнюдь не претендуя на доказательность. Единственное, о чем можно говорить с изрядной долей уверенности, так это о недооценке влияния северо-иранского компонента на историко-культурные и этногенетические процессы, происходившие в древности на просторах Великой Евразийской степи и прилегающих к ней территориях. Об этом влиянии сигнализируют и письменные, и неустанно пополняющиеся археологические источники, и исследования ученых последних десятилетий.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1. МартыновА.И. Археология М., «Высшая школа», 2002, стр. 195-205.
2. Кулаковский Ю. Аланы по сведениям классических и византийских писателей. Киев, 1899.
Ковалевская В.Б. Аланы в Зап. Европе.
Кузнецов В.А. Аланы в Зап. Европе в эпоху Великого переселения народов (оба в сборнике «Аланы: Западная Европа и Византия». ) Владикавказ, 1992. Bachrch Bernard. Histori of the West. Minneapolis, 1973.
3. Никонов В.А. Краткий топонимический словарь. М., «Мысль», 1966, стр. 87.
4. Поспелов Е.М. Топонимический словарь. М., 2002, стр. 90-91.
5. Камболов Т.Т. Очерк Истории осетинского языка. Владикавказ, «Ир», 2006.
6. Сборник: Осетины глазами русских и иностранных
путешественников. Орджоникидзе, 1967, стр. 18.
7. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского
языка (ИЭСОЯ) том 1., стр. 107, 179.
8. Кузнецова В.А. Очерки истории алан. Владикавказ, «Ир», 1992, стр. 85.
Алемань А. Аланы в древних и средневековых письменных источниках. М., «Менеджер», 2003, стр. 145.
9. Геродот. История. IV., 124.
10. Рыбаков Б.А. Геродотова Скифия. М., «Наука»,1979, стр. 183.
Артамонов М.И. Киммерийцы и скифы. Л., «Наука», 1974, стр. 77.
Агбунов М.В. Путешествие в загадочную Скифию. М., «Наука», 1989, стр. 148-153.
11. Сборник Аланы: история и культура.//
Исленко А.В. , Кучиев В.Д. Некоторые проблемы древней истории осетин. Владикавказ, 1995, стр. 18-20.
12. Бязырты А. Нарты таурагъты истори. Дзауджыкъау, «Ир», 1992, стр. 118
13. ИЭСОЯ. том 1, стр. 556.
