Зинаида БИТАРОВА. Воспитание одиночества

АЭРОПОРТ

Замерзшее плато аэродрома
и бормотанье сонное машин…
Мне кажется, что даже ночь продрогла
и телом нас касается живым.

Замерзшее плато аэродрома –
и мы от одиночества бежим.

А в зале ожиданья многолюдно,
я притулюсь к печальному плечу…
Задержка рейса – это крайне нудно:
ты хочешь спать, я тоже спать хочу.

У нас опять нескладно и неладно:
где недожим, а где и пережим –
Не пережить!.. Мы снова безоглядно
вдвоем от одиночества бежим.

КРЕДО

Мне не скупиться,
а творить –
и сыпать позолоту:
гиперболами говорить,
как будто дерево рубить,
и в воду лезть без броду.
Забыть о боли и забыть
того, кто был… небрежен,
кто груб и холоден – забыть!..

запомнить тех, кто – нежен.

Спасибо за такой пролог
и чувства… на пределе,
за то, что все приходит в срок…

и вот – плоды созрели.

ПРОГУЛКА

Перед взором моим – сад в слободке:
мы, обнявшись, бредем наугад,
где попарно березы-молодки
с легкой завистью вслед нам глядят,
будто тоже хотят… в променад.

То ли этот пейзажик гулящий
подходящ нам, и прочее – прочь!
Время сгинуло в действе искрящем,
нам и думать, пожалуй, невмочь.

Позабыта лукавая маска…
Пенно-розовый цвет твоих щек
от тебя независящей лаской
на глаза мои жадные лег.

* * *
В вечернем Брно –
вечерняя прогулка.
Журчит фонтан…
А нам – по сорок лет.
К фонтану мы свернули
с переулка –

здесь, в черной зелени,
уютен желтый свет.
Фонарь с фонтаном –
в полном дружелюбии,
а мы – в себе и порознь…
Не молчи!
Мне хочется тобой быть
приголубленной…

Пожалуйста,
слегка
похлопочи.

КРУГИ

Мы расстанемся с тобой…
Мы с тобой уже расстались,
чтоб плоды совместных мук
в одиночку пожинать…
Беспощадный танец свой
мы опять протанцевали –
и замкнулся новый круг.
Время паузу держать.

Ты, естественно, зазнайка:
не встречаешься случайно.
Авантюрный, оборвался
телефонный марафон…
Мы, конечно, впали в крайность,
обоюдную опальность
и – по-страшному расстались:
безобразно… в унисон.

* * *
Бездонные провалы автострад
в Италии о вечном говорят –

ночные галереи, как насосом,
автобус поедают и слепят
двойных огней едучим купоросом.
И продолжать бы все лететь, лететь
во тьме с тобой и под гору, и в гору –
когда едины стали жизнь и смерть,
исчезли страсти, платье стало впору

ВЗГЛЯД

Это лицо в метро
будто в нутро легло:
лоб и глаза, и рот –
горлу не хватит слов.

После придут слова –
слышны едва-едва –
тенью на плоть листа…
станут в меня врастать.

Станут меня вращать,
станут меня прельщать…
Ох, зарекусь я впредь –
по сторонам глядеть.

ВОСПИТАНИЕ ОДИНОЧЕСТВА

Одиночество, кто ты? Признайся!..
Дуло зеркала, бьющее в глаз?
Ну, давай, громыхни, совершайся,
проживи свой короткий экстаз!

Ты, собака… ты больше, чем друг мне!
Ну, зачем ты тоской шелестишь,
по тюремному бегаешь кругу
и опять по-сиротски вопишь?

Дай, тебя я по шерсти поглажу,
дай, мы слезы твои оботрем,
а потом… мы разделим поклажу
и виток по спирали возьмем.

ЛЕСТНИЦЫ

А мне хотелось оживить
подъездов хмурых этажи
так…
чтобы лестницы пошли,
как эскалаторы, наверх,
шаги неспешные задев.

Наш очень маленький состав,
ничем себя не запятнав,
взошел на мой этаж последний –
без поцелуя…
Ты не прав! –
скажу я мысленно в передней
и упрекну за строгий нрав.

Я эти лестницы тебе
дарю на память как мечту –
чтоб в предстоящей маяте
ты видел: лестницы зовут…
они не движутся назад…
у них отважный не-уют!

Благодарить хочу я вас,
подъездов хмурых этажи…
Вы милы сердцу без прикрас,
вы были к юности нежны.
1969-2006 гг.