РАССКАЗ
И умирали они долго и счастливо…
Ваня Голубцов родился в ночь на пятницу тринадцатого. Его мать, Любовь Петровна Голубцова, жутко боялась, что родит мальчика в несчастливый день, однако – вот незадача! – все-таки родила. Ваня рос здоровым и смышленым мальчиком. Первым его словом было «мама», вторым – «конструирование». До семи лет Ваня ничего не знал о случайных связях. Большую часть времени он проводил в своей комнате; Ваня запирался на щеколду и, усевшись на полу, собирал из разноцветных деталей разнообразные машины. В семь лет Ваню повели в школу. Ваня долго и стойко выдерживал первосентябрьскую линейку, но было слишком жарко, воротничок нарядной школьной формы неприятно сдавливал горло, и Ваня, продравшись сквозь потные ряды школьников, убежал.
Он гулял по городу, сунув руки в карманы синей формы. Ваня редко выбирался в город и сейчас чрезвычайно заинтересовался его устройством. Город представлялся ему механизмом; механизмом неотлаженным, с множеством лишних деталей, но – механизмом работающим. Ваня прошелся по центральному проспекту, с любопытством разглядывая витрины модных магазинов, памятники архитектуры, каких-то пасмурных прохожих, бегущих по своим делам. Сигналили машины; на площадке, где стояли экскурсионные автобусы, играла музыка. Прохожие казались Ване чем-то вроде машинного масла – смазки для скрипящих деталей города. Если смазки не станет, механизм остановится, шестерни еще некоторое время будут вертеться, а потом застынут навеки. Прислонившись к холодной, пахнущей картошкой фри витрине макдональдса, Ваня задумался: что будет, если смазки станет слишком много и город утонет в машинном масле? Исчезнет ли трение, будет ли работать механизм вечно? Станет ли дешевле вкусное клюквенное мороженое, которое Ваня так любит?
И тут Ваня заметил плакат. Плакат буквально источал серьезность: он был черно-белый – белые печатные буквы на черном фоне. Эти белые буквы, окруженные чернотой, казались маяком, каким-то путеводным светом. Завороженный Ваня, не дождавшись зеленого света, перебежал улицу и уставился на плакат.
На плакате было написано: «Избегайте случайных связей».
Ваня почувствовал, как у него по щекам текут слезы.
В космосе очень много звезд. Они разноцветные. Умные люди говорят так: «Эта звезда спектрального класса…» – и называют спектральный класс звезды. В спектре семь основных цветов. Как у радуги. Еще у звезд есть размер. Есть большие звезды, есть – маленькие. Маленькие они только в сравнении с другими звездами. Вы не сможете засунуть звезду в карман, перебежать улицу, войти в пахнущее клопами парадное, подняться на третий этаж и позвонить в железную дверь, покрытую внизу ржой. Железная дверь не скрипнет, и ваш лучший друг Алеша Пантелеймонов не откроет вам дверь, а вы не скажете: смотри, что у меня есть!
И Алеша не спросит:
– Что?
А вы не скажете:
– Звезда! – и, конечно, не достанете звезду из кармана.
И Алеша, понятное дело, нисколечко не удивится. Все это потому, что Алеша сейчас не дома: он лежит в больнице и не может двинуть ни рукой, ни ногой.
А звезда – вот она, у вас в кармане. Это теплая, добрая звезда, у нее есть настоящие протуберанцы, и если в них сунуть палец, вам станет щекотно. Любой физик – да что там физик! – любой более-менее образованный человек рассмеется вам в лицо, если вы скажете, что у вас в кармане лежит настоящая звезда. Но ни за что не показывайте ему звезду: физик затрясется, как старый разболтанный мотор, и потребует, чтобы вы отдали ему светило. Потому что вы маленький и можете ненароком его поломать.
Кстати, об Алеше: он ничем не болеет. Он просто боится шевельнуть рукой или ногой, потому что тогда отлаженный механизм бытия разладится и со страшным шумом развалится: наступит то, что сумасшедшие зовут апокалипсисом.
Алеша поэтому лежит тихо-тихо, как самый тихий на свете мышонок. Он – маленький восьмилетний атлант, на слабых плечах которого держится мир.
В мире существуют законы. Нет-нет, я говорю не о государственных законах. Не о тех законах, которые запрещают вам ковыряться в носу, когда хочется поковыряться, или о законах, запрещающих назвать подонка подонком в лицо – все эти законы выдуманы людьми и существуют для того, чтоб хоть чем-то забить душевную пустоту, которая окружает каждого человека с рождения. Я говорю о других законах. Например, о законе всемирного тяготения. Согласно ему, если вы шагнете с обрыва, вы не улетите в небо, а сорветесь и упадете вниз. Есть еще много других законов. Есть квантовая физика. Есть теория относительности. Кажется, какой-то из этих законов допускает, что вы, ступив с обрыва, все-таки полетите вверх. Но чтобы это случилось, у вас должно быть много попыток. Точно не уверен, но никак не меньше миллиарда.
И уж наверняка никакой из этих законов не допустит, чтоб у вас в кармане появилась маленькая, но настоящая звезда.
Ваня Голубцов познакомился с Аней Тамахиной в песочнице. Пятилетняя Аня брала песок, влажный после дождя, синей лопаткой и кидала в красное ведерко. Когда набиралось полное ведерко, Аня ссыпала песок на пирамиду, которую строила в углу песочницы. Маленькими ладошками она выравнивала стены пирамиды. К пирамиде подходила дорожка, выдавленная в песке. По обочинам дороги росли веточки тополя, которые Аня собирала все утро, бегая по двору.
У Ани были смешные косички цвета соломы и желтое платье. Ваня знал, что желтый цвет означает разлуку, но как это связано с устройством мира в этом конкретном участке мира он пока не был в курсе. Ваня с любопытством наблюдал за Аней, которая строила пирамиду. Когда Ане в нос попадала песчинка, она смешно фыркала, смеялась, и Ваня улыбался. Аня притворялась, что не замечает Ваню. Наверное, стеснялась. Ваня присел рядом с ней на корточки и сказал:
– Привет.
Аня недоверчиво посмотрела на него.
– Здласьти…
– Меня зовут Ваня.
Аня оживилась, отложила лопатку:
– Меня зовут Аня, я живу вон там! – она показала на соседнюю пятиэтажку. Над пятиэтажкой вставало оранжевое солнце, покрытое трещинами телевизионных антенн.
– Красивая пирамида, – сказал Ваня.
Аня нахмурилась и стала ковыряться в песке:
– Это не пиламида, это дом!
– Извини, – сказал Ваня.
Скрипел, будто старые шины, песок. Конусообразный дом становился все выше. Оранжевое солнце, ковыряя лучами синее небо, кряхтело и поднималось к зениту. Тени стали короткими – кажется, наступи на такую, она и вовсе исчезнет. Ваня следил за тем, как Аня строит дом. В руках он сжимал плюшевого одноглазого зайца. Отсутствующий глаз Ваня замотал черной повязкой. Заяц был пиратом на пенсии.
Ваня спросил:
– Кто в твоем доме живет?
Аня растерялась. Она надула губки и ответила:
– Там пока никто не живет, там пока пусто.
Ваня спросил:
– Хочешь, в твоем доме будет жить пират на пенсии? – и протянул Ане зайца.
Все еще хмурясь, Аня схватила зайца и сказала:
– Пасиба.
Вся наша жизнь состоит из случайных связей. Как их избежать, я понятия не имею. Думаю, вы тоже. Но у нас есть вариант. Завтра совместный русско-американский экипаж полетит на Марс. Давайте проберемся на корабль, выкинем оттуда весь чертов экипаж и вдвоем улетим на красную планету. Мы никогда не вернемся, но у нас больше не будет случайных связей – только вы и я, оказавшиеся вместе совершенно не случайно. Может быть, на Марсе нас встретит толстовская Аэлита. Но это, конечно, вряд ли.
Любовь Петровна привела Ваню в больницу. Пока Голубцова о чем-то беседовала с врачом, Ваня зашел в палату. Палата была красивая, солнечная. На полу стояла большая картонная коробка, в которой были свалены игрушки. На подоконнике лежал маленький красно-зеленый мяч. В тщательно вымытое окно ярко светило солнце. На потолке дрожал солнечный зайчик. Это был огромный солнечный зайчик: толстый и расплывшийся, с возрастом переставший следить за собой. Солнечный зайчик на пенсии.
На деревянной кровати, на мягком матраце лежал Алеша Пантелеймонов. Он лежал на спине, руки вытянув по швам, ноги сложив вместе, и смотрел на солнечного зайца. Заяц дрожал и нервно расплескивал солнце. Наверное, ему задерживали пенсию, вот он и нервничал. Ваня подошел к Алеше, коснулся его руки.
– Алеша, привет.
Алешины зрачки шевельнулись. Он промолчал.
– Алеша, потерпи еще немного, хорошо?
Алеша молчал. Ему, наверное, было жалко солнечного зайца. Заяц приходил к нему в палату всегда примерно в одно и то же время. Сейчас для него настало время уйти. Может быть, он хочет навестить своих солнечных внуков, рожденных от случайных связей между зеркалами и солнцем; внуков, смешно скачущих по серому асфальту и красным стенам.
Ваня сказал:
– Получилось. Я достал звезду.
Он сказал:
– Потерпи еще чуть-чуть, пожалуйста.
Алеша стойко молчал. Он даже пальцем не пошевельнул. Мальчик знал, что на его плечах держится мир. Врачи примерно подозревали, что с Алешей происходит. Толстый усатый доктор, который разговаривал в это время с Любовью Петровной, сказал:
– Дак это… диагноз такой, дык…
– Что вы заикаетесь все время?! – возмутилась Голубцова. – А еще врач! Врач, а заикаетесь!
Доктор покраснел. Это был молодой, подающий надежды врач, прекрасный диагност и добрый человек. Но под напором таких женщин, как Любовь Петровна, краснолицых и настырных, он всегда терялся. Такой женщиной была его мать, которая родила его после случайной связи с молодым атлетом из Перми. Связь приключилась в Лазаревке, на побережье Черного моря. Лазаревка – это небольшой городок, летом забитый крикливыми туристами. Рай для случайных связей.
Накануне было солнечно и жарко. Дети гуляли без курток. Кто-то собирал сирень. Аня сидела в песочнице и пыталась слепить из песка дом, но песок осыпался. Горячие песчинки маленькими иголочками кололи Анины пальцы. Аня старалась копать глубже, где песок был влажным. Рядом, прислонившись к бортику, сидел бывший пират заяц. Теперь его звали Большой Мук, и он прибыл в нашу страну из далекой арабской сказки. Заяц искал свой дом, в котором его ждала возлюбленная зайчиха, но дом все не находился, потому что у Ани не получалось его построить. Черная повязка слетела с поврежденного глаза Мука. Аня жалела зайчика. Она решила стать офтальмологом и пришить зверю новый глаз.
Иногда Аня отвлекалась от работы и внимательно смотрела на затопленный солнцем двор. Она ждала Ваню, но Ваня не появлялся. Он взрослый мальчик; может быть, он пошел сегодня в школу и забыл про Аню. Девочка всхлипнула.
– Привет!
Она обернулась и нахмурилась:
– Почему так долго не плиходил? Я здала!
Ваня присел перед ней на корточки:
– Прости. Как твой дом?
– Плохо, – призналась Аня и вернулась к лопатке. – Так жалко, что даже делевья падают. – Лопаткой она потрогала накренившуюся веточку.
Ваня сказал:
– Я принес твоему зайцу посуду. Теперь он сможет есть из посуды, как взрослый. – Он протянул девочке набор посудки в картонной коробке. В коробке была просто замечательная пластмассовая посудка: желтые тарелки, синие блюдца, пузатый красный чайник, белые вилки и ложки, три кастрюли разных размеров. Аня высыпала посудку в песок и выстроила кастрюли по размеру.
– Эта кастлюлька – папа, эта кастлюлька – мама, эта кастлюлька – лебеночек.
– Где твоя мама? – спросил Ваня.
Аня возилась с посудкой. Пальчики, испачканные в песке, ласково касались кастрюлек.
Аня сказала:
– Маме низя мешать…
– Она дома?
– Маме низя мешать! – громко сказала Аня, не поднимая головы. Теперь она выстраивала по размеру тарелки.
– Это талелка – бабушка. Эта талелка – дедушка…
Аня жила с матерью. У нее не было дедушки с бабушкой; впрочем, и отца тоже не было. Аня родилась в результате случайной связи, произошедшей где-то на Урале. Ее мама в будние дни работала на заводе формовщицей, а в выходные дни обычно сидела дома и пила крепленое вино, уставившись в телевизор.
Ваня сказал:
– Ты вырастешь и станешь как все, ты не будешь избегать случайных связей, несмотря на все эти плакаты, развешанные по городу. Я не хочу, чтобы ты была как все. Я буду воспитывать тебя, чтобы мы всегда были вместе. Ты будешь мамой, я стану папой. У нас родится ребеночек. Мы воспитаем его вместе.
Аня спросила:
– Мы будем иглать в дочки-матели?
Он погладил ее по руке:
– Мы не будем играть, мы будем жить. Жизнь – это очень просто. Это большой механизм, который надо вовремя смазывать и чистить. Нет ничего проще жизни, если понять, как она работает.
Ваня спросил:
– Хочешь, я покажу тебе настоящую звезду?
Любовь Петровну Голубцову вызвали к директору школы. У директора в кабинете было влажно и пахло корицей. На полу, застеленном китайским ковром, лежали хрустящие крошки. В углу тихо бубнил напольный вентилятор. За компьютерным столом, заваленным папками, сидел сам директор. Он встал, когда вошла Любовь Петровна, и подал ей руку. Голубцова жеманно поздоровалась. Спросила:
– Что случилось, Антей Петрович?
Директор уселся в кресло, задумчиво почесал подбородок. На подбородке у него вскочил прыщ. Любовь Петровна не одобряла взрослых мужчин с прыщами на лице, но решила пока ничего не говорить по этому поводу.
Антей Петрович сказал:
– Я это… не буду ходить вокруг да около, Любовь Петровна. Вашего сына необходимо перевести в другую школу.
Голубцова вскинулась:
– А чем плох мой сын для вашей школы? Я что-то не пойму, что вы хотите сказать? Что мой сын, кровиночка моя…
– Нет-нет! Я это… я хочу сказать…
Голубцова встала:
– А ты знаешь, хлыщ, сколько я ночей не спала, как у меня сердце болело, когда я сама – вот этими руками! – лечила его, спасала? Моего больного астмой сыночка! Да я… а тут ты со своим прыщом! Взрослый мужик! Мужик и с прыщом!
Директор был терпелив.
– Любовь Петровна, вы это… сядьте. Вы не поняли. Не наша школа хороша для вашего сына, а наоборот – ваш сын это… слишком хорош для школы.
Антей Петрович встал, прошел взад и вперед и сказал:
– Ваш сын, Любовь Петровна, это… гений. Ему нужно в школу для одаренных детей. Уже сейчас, по окончании первого класса, он не только прекрасно пишет, читает и считает; Любовь Петровна, ваш сын в уме решает дифференциальные уравнения!
Голубцова села:
– Чего решает?
Антей Петрович, возбужденно потирая руки, спросил:
– Вы это… простите, что интересуюсь… хм… интимной стороной… Но кем был это… его отец?
Голубцова вдруг покраснела. Ее лицо, и так красное, превратилось в какую-то бесформенную свеклу. Мочки ушей горели малиновыми светильниками. Голубцова прошептала, опустив глаза, как нашкодившая ученица:
– Ваня родился в результате случайной связи.
Ваня строил ракету. Он очень хотел, чтобы русско-американский космический полет, запланированный на сегодня, прошел нормально. Но кубики предсказывали другое. Ваня пытался сложить шанхайскую пирамиду, но сегодня она как назло не складывалась. Полет был обречен. Тогда Ваня высыпал на пол все свои игрушки и начал строить ракету; он строил интуитивно, выстраивая в одно кубики, пирамидки, солдатиков и машинки. Все служило доброму делу. Ваня стащил у матери маникюрные ножницы и вырезал из газеты фотографию космонавтов. Космонавты были улыбчивые, а глаза у них были серьезные. Самого правого космонавта звали Ваней, как нашего героя. У космонавта были впалые щеки и тонкие губы. Когда Ваня подносил вырезку из газеты поближе к лицу, ему чудилось, что от космонавта Вани пахнет дорогой туалетной водой. Он понятия не имел, откуда мог взяться этот запах и откуда он его знает.
В дверь постучали.
Ваня не слышал. Он строил ракету из детских кубиков и игрушечных людей.
В комнату вошла мама. Она долго стояла и тяжело дышала, от нее пахло водкой.
Она сказала:
– Ваня, тебя хотят забрать у меня.
Ванины руки двигались, как в воде. Медленно и плавно. Ракета стала очень высокой, еще немного и достанет до потолка. Не рушилась она просто каким-то чудом.
Голубцова сказала:
– Тебя будут учить в специальной школе…
У основания ракеты Ваня пластилином прилепил фотографию. Космонавт Ваня серьезно улыбался мальчику Ване. Ваня сжал губы, как космонавт. Мама вдруг наклонилась к сыну и, внимательно посмотрев на фотографию, шумно выдохнула:
– Откуда это у тебя?
– Из газеты, – ответил Ваня.
– Это ведь твой… – пробормотала Любовь Петровна и вдруг закричала, хватая фотографию: – Немедленно отдай!..
Фотография оказалась в руках у матери. Игрушечная ракета качнулась, кубики покатились вниз, пластмассовые солдатики погнулись и будто расплавились, растеклись; машинки опасно закачались. И тогда Ваня увидел очень ясно, что дело не в фотографии и не в ракете. Он схватил самый тяжелый кубик, вскочил, повернулся на пятке и запустил кубиком в окно…
…стекло зазвенело…
…у соседей испугался, метнулся в сторону кот, царапнул телефонный провод…
…разговор оборвался. Тот, кому звонили, пожал плечами и набрал московский номер…
…она не успела выпить кофе, ее вызвали к начальнику…
…он остался сидеть за столом в тишине. Цифры на экране монитора вдруг мигнули. Его пальцы, желтые и болезненные, забегали по клавиатуре…
…в то же время случилось еще три звонка…
…полет космического корабля на Марс отменили. Космонавт, которого звали Иваном, вернулся в гостиницу и вызвал в номер проститутку…
…теперь космонавт Иван умрет не от того, что космический корабль взорвется…
…плакат «Избегайте случайных связей» заклеили какие-то лысые подростки в черных футболках. Теперь на том месте висят листовки «Уважай Россию или уезжай». Кто-то зачеркнул фломастером «уезжай» и написал матерное слово, которое тоже начинается с «уе».
Операция прошла успешно. У зайца, которого теперь звали Веселый Трубадур, стало два глаза. В новом глазе было четыре дырочки, он был пришит яркими желтыми нитками. Ане нравился желтый цвет. Она понятия не имела, что это цвет разлуки.
Веселый Трубадур ел кашку из глубокой желтой тарелочки. Кашку Аня «сварила» из белого песка и минеральной воды. Рядом возвышалась пирамида – заячий домик. Трубадур вернулся в дом, но дом оказался пустым. Аня ждала, когда придет Ваня и принесет Трубадуру его возлюбленную зайчиху. В воздухе пахло сиренью и раздавленными окурками, дул несвежий ветер. Аня распустила косички, потому что мама вчера сказала, что так она выглядит красивее, а Аня хотела стать самой красивой девочкой.
Около полудня появился Ваня. Аня подняла голову и радостно улыбнулась ему, но тут же нахмурилась, потому что за Ваниной спиной стояли похожие друга на друга взрослые дяди в строгих костюмах. Они улыбались Ане Тамахиной, но Аня не доверяла их улыбкам. У них были слишком серьезные улыбки. Дяди смешно подпрыгивали на месте: то на одной ноге, то на другой, словно ногами руководил невидимый кукольник.
– Здласьти… – прошептала Аня.
Ваня сказал:
– Аня, не бойся, – и коснулся ее испачканной в песке ладошки.
Аня спросила:
– Ты уходишь?
Он сказал:
– Да, мне на пару недель придется уйти. Но я к тебе вернусь, обещаю.
Она сказала:
– Я не хочу.
Желтое, желтое солнце, царапая протуберанцами голубое, голубое небо, уходило на запад.
Аня вскочила и закричала:
– Не буду тебя здать!
Взрослые в строгих черных костюмах взяли Ваню за руки и увели, подпрыгивая на ходу. Ваня хотел обернуться, но ему не дали. Ваню посадили в черную, под лучами солнца словно пластилиновую, «Волгу». Машина развернулась и, поднимая клубы пыли, умчалась. Громко мяукали серо-буро-пошкарябанные кошки. Сонно переругивались тети; тетя с верхнего этажа повесила мокрое белье над почти высохшим бельем тети с этажа нижнего. По-кошачьи вопило радио. Певица пела о нелюбви.
Аня плакала.
Она вдруг посмотрела на ладошку, которой коснулся Ваня. На ладошке лежал крохотный серый камешек с золотистой прожилкой. Аня Тамахина перестала плакать. Она повертела камешек в пальчиках и воткнула его в самую верхушку пирамиды. Взяла веточку и вогнала ее в песок рядом с камешком… мальчик Петя Великанов увидел это в окно и нарисовал на клочке клетчатой бумажки камешек и веточку… рисунок увидел его папа, и некая мысль пришла ему в голову – он вернулся к чертежу… папу мальчика повысили… какой-то дядя, ожидавший, что повысят его, порезал себе вены… его жена сидела с ним в больнице всю ночь… они не развелись, как собирались…
Хрупкий зеленый листок упал на бордюр. Аня встала и провела по нему сандаликом. Она достала из переднего кармашка вкладыш с роботом-трансформером и надорвала левый верхний уголок. Она топнула ножкой и раздавила желтого муравья. Она подбежала к девочке, которая рисовала на асфальте мелками, и забрала у нее желтый мелок. Опустилась на коленки и нарисовала на асфальте желтую звезду. Взяла синий мелок и ровно три раза перечеркнула ее.
Ваня Голубцов вошел в больницу сквозь главный вход. Медсестра, сидевшая за регистрационным столиком, испуганно глядела на него: у Вани была обожжена левая щека и исцарапаны руки. Ваня весь был в грязи. «Волга», в которой ехал мальчик, попала в аварию: впереди ехал грузовик, из кузова которого сыпался песок. Водитель неловко повернул, и «Волга» заскользила по песку, как по скользкому льду. «Волга» врезалась в столб. Ваня с трудом выбрался из разбитой машины. Его никто не остановил: просто некому было.
Ваня подошел к регистратуре и сказал:
– Случайные связи теперь сильнее, потому что появились мобильные телефоны. Вам так не кажется?
Медсестра остолбенела. Она сказала:
– Э…
Ваня сказал:
– Я несу своему другу Алеше звезду. Вы не возражаете?
Медсестра не возражала, потому что Ваня, подходя к больнице, понюхал тюльпаны в клумбе, подобрал у сигаретного ларька блестящую копеечку и острым камешком нацарапал на водосточной трубе английское слово «fork».
Алеша лежал на кровати. Солнечный зайчик сегодня задержался над его постелью. Он, кажется, о чем-то разговаривал с Алешей. Только мальчик не понимал слов.
– Смотри, Алеша.
Алеша понял: все. Он с трудом повернул голову. Рядом стоял Ваня. В руках его горела теплая, добрая звезда.
Алеша спросил слабым голосом:
– Ко мне сегодня придет папа?
Ваня кивнул и протянул ему звезду:
– Сегодня он придет и больше никогда тебя не бросит. Ведь ты спас мир.
Алеша спросил, осторожно беря звезду:
– Я, правда, спас мир?
Звезда освещала его лицо, протуберанцы щекотали ладонь. Юркие тени падали на пол и в страхе прятались под тумбочку и под кровать. Они зря боялись звезды. Звезда была добрая, она не хотела принести вреда.
– Как ты достал ее? – спросил Алеша Пантелеймонов.
Ваня сел на пол и сказал:
– Жизнь состоит из случайных связей. И эти связи мертвы, если шестерни не смазаны машинным маслом…
Через две недели ракета на Марс все-таки стартовала.
Зачатая случайно девочка Аня зашла в подвал и кинула туда пластмассовую крышку. Она подобрала пивную банку и примяла ее ровно посередине. Она вышла на балкон и водой из игрушечного чайника полила лук, росший в кадке.
Теперь ее мама бросит пить.
Нежеланный ребенок Алеша гулял по парку с отцом. Катаясь на качелях, он ровно четыре раза раскатался до стука. Он упросил папу купить ему журнал «Веселые картинки» и вырвал последнюю страницу. Он пнул сандаликом камешек, лежавший рядом со скамейкой.
Теперь его папа всегда будет гулять с ним и никогда его не забудет.
Женя Куприянов нарисовал в пыли круг и положил в центр круга до блеска натертый подсолнечным маслом голыш. Инна Петренко накапала в воду, предназначенную для кошки Люськи, валерьянки и туда же кинула таблетку валидола. Сережа Мазов выставил на крыльце семнадцать пустых банок из-под колы. Депутат Коловоротов плюнул себе под ноги шесть раз и провел указательным пальцем по кирпичной стене. Сантехник Петров нежно ударил совком по батарее отопления. Домохозяйка Светкина спустила в унитаз свое золотое обручальное кольцо и надела на безымянный палец игрушечное пластмассовое колечко.
Люди ходили по улицам и совершали странные на первый взгляд поступки. Поступки накладывались друг на друга, смешивались, уничтожали друг друга или, наоборот, усиливали. Люди учились жить в изменившемся мире. В этом мире не было ничего случайного. В этот мир суждено было вернуться беднягам-космонавтам, улетевшим на Марс.
Ваня сидел на подоконнике и колдовал над листом, вырванным из тетради. Цветными карандашами он рисовал новую схему. Он хотел вернуть разладившемуся механизму прежний вид.
В левом кармане у него лежала холодная, отчужденная звезда.
Ваня сотворил ее, наступив кошке на хвост ровно четырнадцать раз.
