Ф.А. БОЦИЕВА. Вечность и миг..

Высокие образцы лирики Востока в разное время неизменно привлекали к себе многих. Так, великий Гете находился под таким сильным влиянием персидской поэзии, особенно Гафиза* , что создал свой знаменитый «Западно-восточный диван».

Сергей Есенин, побывавший в 20-е годы на Кавказе, в Тифлисе, в библиотеке своего приятеля, журналиста Николая Вержбицкого, случайно наткнулся на томик «Персидской лирики X-XV веков», в переводе академика Корша. Что-то глубоко поразило и пленило Есенина в этих стихах. «Он весь день, – вспоминает Вержбицкий, – ходил по комнате и декламировал их…»1 Это послужило стимулом, толчком для создания есенинского цикла «Персидские мотивы».

Поэт-символист Тициан Табидзе замыслил (вопреки уверениям Киплинга) дерзкую задачу: соединить, по крайней мере, в собственных стихах два этих начала – Восток и Запад:

Розу Гафиза я бережно вставил

В вазу Прюдома**,

Бесики*** сад украшаю цветами

Злыми Бодлера****

Сам Табидзе так объяснял этот творческий симбиоз: «Под розами Гафиза я разумел тягу грузинской поэзии к персидским лирикам, Прюдома я брал как образец французской формы».2

Не устояла перед соблазном отдать дань персидским лирикам и поэтесса Ирина Гуржибекова.

Пускай меня великие простят

За скромный мой намек на рубаят.

За то, что дерзко посадить пытаюсь

Свой полевой цветок в их пышный сад.

Все о вине писал Хайям – но как!!

Писал Рудаки о любви – но как!!

Свое в их форму втиснув содержанье,

Потомков тихо вопрошу: ну как?!

Стихотворение это открывает последний сборник И. Гуржибековой «Вечность и миг…»3.

Поэтесса сумела точно передать особенности жанра рубаи, где длинный стих (бейт) делится на полустишия, которые в восточной поэзии часто были связаны внутренней рифмой. Им присуща афористичность, дидактичность и философская глубина.

Жизнь только миг, – мудрейший говорит.

Смерть лишь на миг нам страшный лик явит.

Но если жизнь – мгновенье, смерть – мгновенье,

То из чего же вечность состоит?

Или:

Коль дева хороша, но не умна, –

Сродни цветущей яблоне она.

Возрадуемся яркому цветенью,

Но яблок мы не поедим сполна.

Сент-Бев, помимо самого состояния литературы, когда в нее впервые вступает поэт, существенными называет еще два обстоятельства – это «полученное им воспитание и особенности таланта». В этом смысле Ирине Георгиевне Гуржибековой повезло: она родилась и воспитывалась в творческой семье профессиональных музыкантов: отец, Георгий Гуржибеков, композитор, мать – скрипачка, музыковед.

Стихи писать начала рано: одно из первых своих стихотворений послала на фронт отцу. Затем последовали годы учебы на филологическом факультете Московского университета, работа в кур-ской газете, административная и общественная работа.

В 1967 году выходит первый сборник Гуржибековой «След на тропе». Сборник привлекает не только многообразием тем (стихотворения «Мой край», «Горы», «Позовите меня», «Альпинисты» и др. – это и люди родного края, и природа Осетии, и романтика дальних дорог), но и своеобразием, «особенностью таланта», которая определяет весь дальнейший путь ее творчества.

Надо – и души расплавьте,

Ложитесь на скользкий наст…

Но след на тропе оставьте,

Как оставляли до вас.

В последующие годы увидели свет такие сборники поэтессы, как «Родные черты», «Жажда непокоя», «Ищу слов», «Пожелай добра».

В сборнике «Жажда непокоя», изданном в 1980 году, поэтесса продолжает разговор на темы, намеченные уже в раннем творчестве. Так, здесь есть стихотворения о беге времени («Струны времени», «Время – на части»), о любви и о человеке, «который тебе нужен» («Что есть любовь», «А где-то живет человек…»), вновь появляется образ камня («Семь братьев гор»).

Но темы эти осмысливаются поэтессой по-иному. Если в предыдущем сборнике время как бы враждебно человеку, то в этом сборнике время – лучший лекарь в гуре, камертон, показывающий истинные ценности («Струны времени»):

Струны времени…

Прозвените над каждой разлукой

Обещаньем, что кончится вскоре.

Протяните незримые руки

Человеку, угасшему в горе,

Вы пропойте потомкам о предках,

И о слабости их и о силе.

Станьте, струны, стрелами меткими,

Чтобы подлость навек сразили.

Лейтмотивом сборника «Пожелай добра» явилась тема, которая не раз затрагивалась многими поэтами – о назначении поэта и поэзии («Если ты в уверенных мечтаньях», «Стихи должны быть так тихи», «И ветер за окном, казалось, стих). Поэзия, творчество – вечный непокой, стремление к идеалу, и вечное чувство неудовлетворенности в поисках совершенства:

А вдруг и вправду этот стих родится?

К чему стремиться буду я тогда,

Что будет мне ночами жарко сниться?

Нет, слава для ума, не для души.

Любовью к ней себя я не унижу.

На высочайшей стоя из вершин,

Я знать должна,

что есть вершины выше.

«Ищу слов» – сборник в некотором роде итоговый, в него вошли, наряду со стихами, написанными в последнее время, стихотворения прежних лет, переводы осетинских поэтов – М. Цагара-ева, К. Ходова, С. Хугаева, З. Хостикоевой и др.

За плечами Ирины Гуржибековой немалый уже путь: здесь мы упомянули лишь о некоторых ее поэтических сборниках, а между тем, она – автор поэм, очерков, статей на самые актуальные и злободневные темы. Критических работ о поэтессе, к сожалению, до обидного мало; настоящие заметки – лишь посильный, скромный вклад в этот досадный пробел.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Гафиз (1325-1390) – персидский поэт-лирик. Мастер газели – жанра, который он довел до высокого совершенства.

** Сюлли-Прюдом (1839-1907) – французский поэт, первый нобелевский лауреат по литературе (1901).

*** Бесики (1759-1791) – грузинский поэт и политический деятель.

**** Бодлер Шарль (1821-1867) – французский поэт, автор «Цветов зла».

ЛИТЕРАТУРА

1 Вержбицкий Н. Встречи с Сергеем Есениным//Звезда, 1958, №2.

2 Табидзе Т. Статьи, очерки, переписка. – Тбилиси, 1964.

3 Гуржибекова И. Вечность и миг: 108 мыслей в стиле рубаи. – Владикав-каз, 2003.