Борис ХОЗИЕВ. Город – сон, город – мечта

Денис Бугулов представляет собой редкий пример требовательности к себе и к своему творчеству. Поэтому его нельзя упрекнуть в том, что он также требователен и к авторам журнала «Дарьял». Он не вписывается ни в какие схемы, он сам по себе. И, по-моему глубокому убеждению, он этим интересен, привлекателен и уникален по нынешним временам. Я внимательно читал его прозу и еще раз в этом убедился. Как справедливо замечает первый рецензент его книги Елена Толоконникова, «Исповедальная открытость, обнаженность эмоционального нерва – и стремление вглядываться в лицо Бытия по-философски пытливо и мужественно. Это, думается, и есть главные отличительные черты поэзии Дениса Бугулова1.

А вот что сказано о поэте в аннотации к его первой книге2 «Город-сон» «Стихи Дениса Бугулова – здесь и сейчас! – отдельной, подкупающе узнаваемой и в то же время иной реальности, бесконечно близкой и непоправимо, трагически недоступной».

Но лирические описания городского бытия – не единственный мотив в поэзии Дениса Бугулова. Разбирая его стихи, посвященные другой тематике, еще раз убеждаемся в том, что перед нами подчеркнутая личностность облика, интеллектуальный взгляд и вдохновенное состояние души. Отдельный вопрос – язык и ритмика поэзии стихотворца. Мы отчетливо видим, как автор, преодолев сопротивление материала, нашел альтернативный вариант – стихотворение обладающее иными возможностями, т.е. промежуточное рифмование ритмического стиха, плюс верлибр западноевропейского образца. Денис смело, порой дерзко соединяет высокое с низким, необычное с будничным. Он сторонник сюжетного стиха, и чем размашистей его повествование, тем пронзительнее звучит лирическая нота:

Я – пес на цепи,

Я теперь сторожу свою совесть.

Поди отцепи

Меня – волчью помесь

В первом стихотворении «Половодье глаз, заклинанья вскользь» угадывается определенная историческая и социальная почва, философская и культурная традиция. Очень важно при этом, что автор ощущает судьбы природы, искусства и времени как некое неразрывное целое, для него оно естественно. Подсмотренное и «вычитанное» в природе трансформировалось в творческий принцип, в эстетическую формулу. «Половодье глаз, заклинанья вскользь», – как берега и основа художественной этики свидетельствуют о том, что Денис Бугулов оттолкнулся от буйства глаз и «половодья чувств» Серия Есенина. соединение уроков классики с личными переживаниями, с образным полифонизмом их поэтики эффективно сказывается на формировании творческого облика талантливого поэта:

Половодье глаз

заклинанья вскольз;

Круг из губ и рук,

доли солнца врозь.

С омертвеньем слов

оживает звук,

В сочетаньях их –

заповедь разлук.

С проливным дождем

ты проходишь мимо,

В прошлогодних листьях

тлеет твое имя.

Такое эмоциональное восприятие взаимоотношений поэта, души и природы позволяет услышать не только шум «прошлогодних листьев», но и почувствовать себя «спина к спине» с любимым человеком. Нередко «вдвоем вдвойне» опирается на определенный философский мотив, литературный или фольклорный образ. Это не расхожее обобщение, а прорыв собственного голоса, с помощью которого прорезается заключительный аккорд: «В сомкнутых ладонях /облепихов цвет; /За спиной отчаянье/ мертвых лет». Это так, но не только чуткость слуха выручает поэта от декларативности. Глубинное освоение темы весьма выразительно проявилось в его творчестве, предельной ассоциативностью. Здесь явно ощущается скрытая боль души в противовес внешней, напускной броваде. Настроение хуже некуда, а он насвистывает замысловатую романсовую песенку:

Я не время поменял бы

Свои темные глаза

На зеленые блудливые кошачьи –

да нельзя.

Я бродил в толпе по улицам,

Щурясь мартовскому небу,

И месил промокшей обувью

Хлябь растоптанного снега.

При этом он избегает стилизации, сохраняет душевную непосредственность и эмоциональную раскованность:

Я подслушивал бы звуки,

Голоса, чужие мысли,

Пил разбавленное пиво,

Приставал бы к вам со скуки

И смеялся б этой жизни,

И вдыхал чуть теплый ветер,

Оглушающий отравой,

Шепчущий о скором лете

В захмелевших знойных травах.

Совсем иной – куда более строгий и сдержанный – душевный строй раскрывается перед нами в стихотворении «Наводненье дней…». Я лично вижу в ней наиболее характерный образец «остраненного» моделирования жизни в стихе. Привожу для примера именно эти строки потому, что они в целом отмечены высокой культурой поэтического мышления, в них ощутима сложившаяся стилевая установка. В общем звучании стиха, как и в отдельно взятых строчках, не найдешь непонятных вспышек чувств или внезапных духовных озарений – этих, как принято считать, счастливых для поэта состояний:

Наводненье дней,

Сны отстойные, травы полые.

Волос нет-длинней,

Глаза светлые, бедовые.

Лодка на двоих

Все скользит вдоль берега;

Двух получужих

Прошлое затеряно.

Здесь все продумано и стройно, сознательно осложнено. Поэтому, когда попадается на глаза, скажем, «лодка на двоих», то надо помнить, что лодка не просто средство передвижения в водных пространствах, деталь прибрежного жизнеустройства, а своеобразный знак иных ценностей, признак внутреннего беспокойства и тех сердечных мук, на которых выросла фабула поэтического произведения. Дни, сны, волосы, глаза, лодка, берега, прошлое – в этом мире души и сердца каждая деталь, каждое волнение – символ. Символ духовного равновесия и в то же время ценностный ориентир для лирического героя:

Пылью оседает

На плечах закат;

Я отчаянье вылью

В ласках невпопад.

В долгих камышах

Тает вечер дымкою;

Не гонись, душа,

За зарею пылкою.

Творческая установка определяет здесь и сам способ образотворчества. То или иное конкретное понятие предстает соответственно преображенным в проекции истории, этики, мышления народа: пыль – это то, чем оседает на плечах закат; отчаяние, которым наполнено внутреннее состояние; душа – символ непрерывности чувств, первооснова жизни. Однако здесь звучит не столько голос страсти, сколько своего рода следование душевным порывам: подобное переплетение символов вечного обновления и возрождения, которое в народных представлениях нередко связывалось со своеобразной «эротикой» природы.

Денис Бугулов не боится вносить подобные интимные ноты в свою лирику, его героиня нередко становится воплощением животворящей силы самой земли, нивы, подчеркнем – ее женской силы. И против этого нечего в принципе возразить. Мне думается, что поэтический мир автора «Города сна» существует в своем определенном, локальном пространстве, именно благодаря специфической символике, на которую «здесь и сейчас» прочно опирается стихотворец:

Счастье мое неизжитое,

Солнце полузабытое;

Милая

пьет с ладоней моих –

чужих.

Заливай вино излучины,

Закрывай глаза измучены;

Золотистый волос

мне ладони жжет –

ох, судьбу стережет.

Но ведь символ, как воск, обладает свойством застывать. Речь идет о символе, граничащем с аллегорией, предполагающем однозначное толкование. В лучших стихах Дениса Бугулова символы сохраняют свою живую многозначность. Источник поэтических ассоциаций автора просматривается в современном изобразительном искусстве, причем он столько в той или иной детали, сколько в самом принципе образов творчества. Такой подход отнюдь не заказан поэзии, не чужд ей, однако, мне кажется, уж в очень подчеркнутом виде выступает он в стихах Дениса Бугулова, который является наиболее ярким представителем русскоязычной поэзии Осетии среднего поколения. Пример – стихотворение «Счастье мое неизжитое…». Читается оно с немалым напряжением, ибо нелегко пробиться сквозь частокол символических условностей к непосредственному человеческому чувству:

Губы алые, запоздалые,

Речи нежные, небрежные;

Заходи ко мне, – загулялые,

Дверь настежь в ночи снежные.

Не ходи за мной – намаешься,

Не люби меня – раскаешься.

Не смотри в глаза

я не стану твой,

я совсем другой.

Поэзия Дениса Бугулова носит глубоко личный, исповедальный характер. Часто он показывает переживание только через внешнее событие – дождь, ветер, пустота – в сжатой форме, лишь намекая на духовное начало, которым пронизаны все его произведения (в том числе и прозаические). Стиль поэта – одновременно развинченный, натянутый и сосредоточенный – отличается по внутреннему механизму написания. Как это понимать? Во-первых, это глубоко продуманный сюжет. Во-вторых, выведенные там персонажи – обобщенные, дорисованные герои. Нравственная, этическая сторона такой поэзии требует личного, предельно частного, порой исповедального начала. Стихи Дениса Бугулова углубленно исследуют мир души в этом направлении. И здесь многое сопрягается с той же напряженностью поисков истины:

Все одно –

что к Богу, что от Бога;

Мало ли ты просишь

или много.

Все одно –

ручьи или дороги

Снова приведут тебя в твой дом.

Гуманизм всегда преобразуется и испытывается реальностью, история сама как бы «выбирает» проясненный, отстоявшийся символ. Современная поэзия, уходя от абстрактного пафоса, не снижает гуманизма, а, наоборот, его усиливает, показывает истинную судьбу каждого человека, его порывов и страстей. В лирике Дениса Бугулова выделяются, взаимно перекрещиваясь, два начала – заострение сугубо лирическое изображение ситуации и проецирование ее на широкую социально-психологическую почву. Момент связи между изображаемыми событиями содержится в самой ситуации, в образной ткани произведения. Каждый стихотворец должен создать свой собственный поэтический мир. Что и говорить, задача сложна. Далеко не всем и не сразу удается понять, в чем же твоя индивидуальность и неповторимость… В процессе этих творческих поисков могут проступать следы влияний и заимствований. Но постепенно они отходят на задний план, рождается – отнюдь не на голом месте! – индивидуальный стиль поэта. Однако случается, что критика упускает этот ответственный момент и не замечает уже определившего свое истинное лицо поэта. В такой ситуации важнее всего подсказать то место в творчестве поэта, где ярче всего проявляется его самобытность. Говоря о поэтическом творчестве Дениса Бугулова, хочется обратить внимание на то, что в его стихах все чаще и выразительнее слышится сквозной мотив романтических, социально-психологических размышлений и умозаключений. А что за ними? Прежде всего кровная связь со всем сущим, с преходящей и все-таки вечной красотой мира:

За стеклами ливень, за стенами море;

За ужином – вечер и теплая ночь,

И мысли. По радио в коридоре

Концерт. Фортепьяно со скрипкой точно

Изводит себя. Я на ощупь бреду,

Подобно приемнику, к шуму прибоя

В подсветке прожектора. Мне на роду

Написано было быть только собою,

Жить именно в этом оставленном доме,

Похожем на баржу, стеречь эту синь,

Пройти не коснувшись плечом, невесомо,

Неслышно, как лето. И сон всех пустынь,

Лежащих в цвету по ту сторону мира,

И ветер, срывающий плоские крыши,

И в письмах твоих мне – сонеты Шекспира,

И то, что иной никогда не услышит –

Мое!..

Денис Бугулов, как и всякий серьезный автор, последовательно вырабатывает поэтическую манеру собственного письма. Много размышляет о сути литературного произведения, глубоко понимая, что – поэзия это не просто результат литературной деятельности, а процесс творческого осмысления и постижения жизни через художественные образы. Внимательно проанализировав поэтическое творчество талантливого автора, мы пришли к выводу, что в его стихотворениях – необходимо выделить три ступени индивидуального почерка: уровень актуальности темы, уровень глубины сюжета, уровень полета мысли. Если у поэта нет ни одного из них, то это – претенциозная ментальность. Наличии первого определяет занимательность, второго – жизненность, третьего – художественность. Наличие же всех трех уровней говорит о мастерстве автора. Наличие мастерства позволяет одаренному поэту – Денису Бугулову – выводить ситуацию в поэтическом произведении из состояния равновесия, а читателя – из состояния равнодушия. Тем, кто ищет облегченное, развлекательное чтиво, стихи поэта лучше не открывать, он пишет для целеустремленных мужчин и желающих быть любимыми женщин. Поэтому его стихи остросюжетны, увлекательны, занимательны, переплетаются с его философскими раздумьями о любви, благородстве и отваге. Далекий предок стихотворца – Дзауг Бугулов основал город, ставший столицей нашей республики, а Денис Бугулов написал об этом городе сборник стихов «Город-сон», ставший событием в нашей литературной жизни. Это ли не возвышенная благодарность за право родится в городе, который стал для него не только «сном», но и «мечтой».

1 Толоконникова. «Все одно – ручьи или дороги снова приведут тебя в твой дом…» //Сев. Осетия. – 2006. – №1.-10 января.

2 Бугулов Д. Р. Город сон. – Владикавказ: Ир, 2005. – с. 79