ЭТИКА ПРОФЕССИИ
Часто задаешься вопросом – нужно ли кому-нибудь то, чему ты посвящаешь бульшую часть своей жизни. А может, это просто рефлексия возраста и то, что когда-то волновало и трогало уже далеко за бортом повседневности? Ну и ладно, живем ведь по понятиям, только вот по каким? Раньше были одни – долг, честь, достоинство, этика. Это как бы в системе общечеловеческих ценностей, а теперь вот… И герои-то уже другие, покруче будут, без тени сомнений. Я – это все. Чувства, эмоции, принципы оставьте сирым и убогим, пусть скулят о вечном и непреходящем. А я вот продавец, продавец всего – о цене договоримся… Да, и не забудьте понятие рефлексирующих – деньги то не пахнут…
Удобная, «классная», выражаясь языком современности, философия. Удобная вдвойне, когда пытаешься «владеть умами» электората. «Пипл схавает все», надо только вводить дозировано и, естественно, на потребу. Хочет богемной желтизны – пожалуйте, это у нас имеется и уже не из заграничной жизни, а из своей доморощенной. Свободной любви? Так ведь тоже есть, и не надо вам, родным, затертые кассеты приобретать – на каналах в ночном эфире сколько пожелаете. Славные будни криминала с маньяками и педофилами только ленивый канал не покажет – кушайте. А теперь вот еще и «горячие точки». Дошли и до этого. Абхазия, Чечня, Беслан… А продавец – он всегда продавец, даже под модным лейблом – СТРИНГЕР. Хуже всего, когда он, стрингер, а проще – гробовщик, ведь сами себя иногда так и называют, начинает размышлять о своем «предназначении». А оно по своей сути простое – поехал, снял смерть, получил «бабки». Цинично и честно. Эмоции, скорбь, слезы детей – выражаясь их языком, сопли. Чтобы не быть голословным, беру фрагменты интервью одного из них по фамилии Джафаров, благо, что и дает он его одному киножурналу, современному и уважаемому.
Вы, стрингеры и репортеры – работаете на то, чтобы было «все нормально»? На систему? Народ успокаиваете?
– Нет. Канал работает на систему, а мы работаем на канал. Мы добываем информацию. А как ее подадут – это нам по барабану.
Горячее сердце и чистые руки?
Горячее сердце не обязательно. И руки тоже не могут быть чистыми: сами понимаете, такая работа. Фактически ты гробовщик… Нужны просто холодные мозги, спокойная рассудительная голова. И последнее необходимое качество – цинизм. Здравый цинизм. Не каждый человек может быть стрингером. Нервных, которые чуть что в чувства ударяются, можно сразу списывать. Я знаю, что я циник, знаю, что это плохо, но у меня работа такая…
Правильно, все сходится – работа ведь такая. Невольно вспомнил эти слова, когда отсматривал материал по Беслану. Врезался в память момент с умирающим ребенком на руках мужчины и то, как один из стрингеров мешал ему пройти к машине «скорой помощи», пытаясь снять «эффектный кадр». «Профессионала» этого все же оттеснили, кто-то, матерясь, оттолкнул…
А я пожалел, что в этот момент не находился рядом, надо было бы все-таки «съездить» по лощеной физиономии, на которой не читалось ничего, кроме брезгливого любопытства, а фраза прозвучала та же: «У нас своя работа». Коллеги–документалисты возразят, дескать, подход не профессиональный. Откуда бы мы брали материал для фильмов – условия-то боевые, да и кодекс профессионала гласит – отстраненность, хладнокровие… Верно все. Только вот все дальше и дальше уходит от нас понятие очень простое и сложное одновременно – этика.
А ведь это понятие, простите за банальность, создаем мы сами. Можно уйти в долгий и вечный спор об этой самой этике документалиста, что можно, чего нельзя и как можно. Очень, на мой взгляд, удачно высказался на этот счет режиссер Александр Расторгуев: «У меня был случай, когда я набил морду своему герою, он меня жутко вывел. И когда я и он, как два простых мужика, в реальной жизни столкнулись, я вдруг понял, что он в отношении меня может все, а я нет. Когда я вошел с камерой в его жизнь, я уже взял на себя ответственность». Ответственность. И неважно, кто ты по ту сторону – кинодокументалист, журналист или стрингер… Но вернусь к последнему. Коробит в их «философии» прежде всего то, что они, нарушая этические нормы, очень редко задаются вопросом, во имя чего это делают.
Передавая страдания другого человека, они зачастую пытаются «эффектно показать» ранение, смерть, при этом все с азартом подростка, поглощенного компьютерными стрелялками с кровью и взрывами.
– В Абхазии, где я был с другом, – вспоминает упомянутый Джафаров, – у нас получился такой кадр… Красивый кадр. Обычных людей дергает: «Как так? На войне красивый кадр?» А это просто профессиональное понятие… Мы оказались с ним у какой-то речушки… И как раз уазик с одной стороны на другую перебирался… И мы почему-то, не сговариваясь, начали его снимать. Как вдруг по этой машине врезали из гранатомета. Произошло три взрыва подряд – один хлеще другого. Взрыв от гранатомета – не слишком яркий, а потом – огромный столб огня и разлетающиеся во все стороны ноги, руки, ящики и так далее… Не дрогнув, застыв, мы все это сняли и только после этого посмотрели друг на друга. А в голове у обоих одна мысль – кто из нас первый передаст картинку? У кого техника мощнее… И я первым отправил отменный кадр…
Сразу обращаешь внимание на язык описания происходящего, а ведь он принадлежит не юнцу–экстремалу, а пятидесятилетнему человеку.
Впрочем, как видно, многим не суждено выйти из подросткового возраста. И о какой холодной рассудительности здесь можно говорить. Вот и появляются на центральных каналах репортажи–скороспелки с эффектными кадрами, поставляемые подобными стрингерами-продавцами, а мы потом наивно удивляемся, почему наша молодежь безразлична к чужому страданию.
Раскрепощенность этих «мастеров-съемщиков» с их жадностью обладания редким зрелищем как раз и притупляет человеческие чувства, подлинные эмоции. И наступает тот самый момент пресыщения, за которым – полное безразличие и равнодушие ко всем и вся. За примером далеко ходить не надо – к годовщине нашей трагедии в Беслане почти каждый телевизионный канал сделал фильм. Очень точно по этому поводу высказалась известный кинокритик Татьяна Москвина: «Беслан уже год как информационное пастбище для журналистов всех стран». И, пожалуй, лишь два из них (один зарубежный), могут претендовать на глубину и некоторую человеческую, подчеркиваю, человеческую сопричастность к тому, что произошло. Все остальное, по любимому определению стрингеров, «репортажи с холодным и проницательным умом», а по своей сути зрелищные отчеты о смерти, щедро разбавленные компьютерными заставками и телевизионными спецэффектами. И люди в них лишь объект изучения – с их горем, за которым обывателю так интересно «подглядывать со стороны». И снова привожу «откровения» Джафарова.
У вас были моменты, когда хотелось выключить камеру?
– Нет.
Можете их представить?
– Нет.
Есть вещи, которые нельзя снимать?
– Нет.
Какой материал ждут каналы от стрингеров?
– Заказ на «горячие» точки существует всегда. Интересно все, но в первую очередь – бои. Если прошла информация о том, что где-то идут боевые действия, значит, ты должен их снять… Мне иногда не жалко «местное население» в «горячих» точках. Сами виноваты…
Просто и со вкусом. Вот только не надо тогда, уважаемые «коллеги», философствовать о своем предназначении и называть «смонтированный к четвергу» материал фильмом. Фильм, он ведь на то и фильм, что в нем мало показать страдание, используя пластические изыски с освещением, эффектными ресурсами и монтажными переходами. Труднее и ответственнее передать страдание и уже в момент съемки доказать, что ты имеешь моральное право снимать, что ты живешь и страдаешь вместе со своим героем. Когда-то выдающийся мастер кинодокументалистики Герц Франк сказал, на мой взгляд, замечательные слова: «Главное в этическом кодексе документалиста: не использовать камеру во вред человеку, не оскорблять его достоинство. И еще нельзя подсматривать – надо смотреть. Смотреть и видеть! Глазами и сердцем».
