Е.Б. БЕСОЛОВА. О двух терминах, связанных с сакральным миром осетин

Замечено, что культурно-исторический контекст, в котором «реально функционирует или функционировало слово, становится дополнительным источником, а в ряде случаев и решающим критерием реконструкции исходного значения слова и направления его семантической эволюции»¹, и объясняется это тем, что слово в мифологическом контексте сохраняет и выявляет наиболее архаические стороны своей семантики, даже при наличии дополнительных надъязыковых символических функций, связей и оппозиций. Попытаемся подтвердить данное положение рассмотрением двух терминов, употребляющихся для обозначения феноменов сакрального мира осетин.

Лексема дзуар/дзиуарæ В.И. Абаевым определяется как 1. «крест»; 2. «святой», «божество», «святилище»; 3. «оспа», причем в словарной статье отмечается, что, как и ряд других терминов, связанных с христианской пропагандой и культом, идет из грузинского джвари «крест». Расширение значения в сторону «божество», «святилище» вытекает из религиозной символики «креста»…²

Но крест, как известно, древнейший языческий символ. С одной стороны, он был символом Солнца, являясь идеограммой огня: древнее приспособление для добычи огня имело форму креста. С другой – крест представлял собой схематическое изображение летящей птицы: крестообразные изображения птиц известны как в палеолите, так и в эпоху бронзы и железа. Поскольку, согласно древним представлениям, Солнце уподоблялось летящей птице, крест стал одним из солярных символов³. Четыре конца креста – знак четырех сторон света и четырех времен года. Крест – жертва, охватывающая пределы пространства и времени.

Крест еще в глубокой древности почитался в качестве священной фигуры, олицетворяющей единство неба и земли; ср.: значение «солнце, свет», а также значение «земля» в англ. rood «крест», но др.-сев. roдull «солнце», русск. диал. луд «свет»; гот. galga «крест» < *(Н)alg-, но и.-е. *areg – «свет, сияние, солнце»; лат. сrux, англ. cross «крест», но др.-англ. hruse, русск. диал. кирза «земля»; др.-англ. rod «крест», но нем. Erde, англ. earth «земля»⁴; значение «крест» могло соотноситься с фаллическими значениями: ср.: др.-англ. teors «penis», лат. сrux «крест», но осет. kuryn «рожать»; др.-англ. rod «крест», но русск. родить⁵. Исходя из того, что фаллическое и сакральное в сознании язычника не различались (ср.: лат. sper-ma, но ирл. speir «небо»; литов. kalavijas «меч», но осет. kеlyn «делать, создавать», др.-англ. sceallan «половые органы»⁶, то значение креста могло соотноситься и со значением меча [«Акт рассечения мечом представлялся язычникам творческим актом и уподоблялся рассечению Хаоса божественным фаллосом, в результате чего возникло Мироздание: ср.: лат. gladius «меч», литов. kardas «меч», но гот. hairрan «половые органы»]⁷, и со значением фаллоса, создавшего все сущее, с помощью которого первобытный человек составлял свою мифологическую карту местности⁸.

Отсюда, крест, так же, как фаллос и меч, – божество, требовавшее жертвы, а жертва мыслилась как приношение богу. Как видим, в первоначальной жертве субъект и объект слиты (выделено нами. – Автор); это единая, нерасчлененная пассивно-активная форма⁹; ср.: «Брахмо – обряд приношения, Брахмо – жертва, приносимая Брахмо в пламя Брахмо…» – Бхагаватгита, IV, 24.

Данное наблюдение дает нам основание заключить, что лексема дзуар, в значениях «крест, божество», в своей семантике – дохристианское образование и восходит непосредственно к «ср.-иран. zоhr, др.-иран. zauдra «жертва», «жертвоприношение»¹⁰, а со временем из языка ираноязычных предков осетин проникло в грузинский и другие языки Кавказа.

Созданные воображением древних осетин божества, духи (зэды и дауаги) являлись носителями некой безличной внутренней энергии, ее воплощением, которая, видимо, обеспечивала их способность свободно перемещаться в пространстве (см. «Нарты кадджытж»). Места их обитания многочисленны и разнообразны: это горы, реки, горные источники, небо, деревья, кучи священного хвороста, груды камней; то есть они в определенной степени локализованы. Эта энергия обладала потенциально опасной сакральной силой и была свойственна некоторым местам, объектам, существам; она обнаруживалась пребывающей в местах, где исполнялись оргиастические и священные танцы¹¹. Безусловно, факт концентрации энергии в том или ином предмете или персоне делает их объектами религиозного культа, а дух, носитель энергии, обретая «дом», трансформируется в местное божество со своей сферой влияния и своими почитателями. Происходит, естественно, совмещение двух значений слова хуыцыу (дзуар) – бог (божество) и место – в понятии божества или духа с постоянным местом пребывания; ср.: Захъайы Аларды «Закинский Аларды»; Зруджы зарин Мады Майрам «Зругская золотая Мады Майрам»; Сагомы Уастырджи «Сагомский Уастырджи»; Сидены Мыкалгабырте «Сиданский Мыкалгабырта»; Ныхаса Уастырджи «Уастырджи Ныхаса» и др. Иллюстративный материал дает возможность говорить о выделении из множества духов местного божества, ставшего объектом особого поклонения: ведь оно приняло на себя охранную функцию данного места; ср.: Бынаты хицау «домашний дух, домовой, покровитель дома»; Абайты комы авд дзуары «семь божеств ущелья Абаевых»; Нары хохы Уастырджи «Уастырджи горы Нар» и др.

Постоянное пребывание божества или духа в конкретном месте, его генетическая связь с этим местом находят отражение и в осетинской обрядовой поэзии¹².

Характерной формой проявления энергии является огонь, жар, причем понятие жбра (нагревания) имеет антипод – холод (охлаждение). Для символического выражения данных состояний в культуре существует цветовой ряд: жар (энергия) ассоциируется с красным, а прохлада (охлаждение) – с белым цветом. Структура классического ритуала выглядит как прохождение стадии нагрева с последующим охлаждением, символизирующим возвращение к норме¹³ или обновленному состоянию, а это есть движение от красного цвета к белому; ср.: Сугъзеринæ сырх Алаурдийен Уор уерикките – хъурманлухъте, уорс галте – …нивендте… «Золотому красному Аларды – белых ягнят в жертву, белых быков – в жертвоприношение…»¹⁴.