Походы чингисидов нанесли сильный удар по народам Кавказа. Но особенно тяжелыми их последствия оказались для алан.* Значительная часть этноса переселилась в Европу, Византию, на Дальний Восток. Аланы потеряли равнинные земли – мощную производственную базу. Значительная доля равнинных алан ушла в ущелья Центрального Кавказа. Население, сконцентрированное в горах, не могло обеспечить себя хотя бы скудными средствами жизни, и часть его двинулась на юг, к своим соплеменникам. Во второй половине XIII в. в нагорной полосе Шида-Картли существовало компактное поселение овсов, в среду которых просачивались с севера все новые и новые группы эми-грантов. Эти процессы вызвали продвижение овсов в различные районы Картли.
1. Аланы в социально-политической жизни Грузии в эпоху Хулагидов. Многие военные аристократы алан влились в феодальную элиту Грузии и составили ее значительный слой. В этом плане интересна история возвышения аланской знати Бибилури из рода Сидамонта, члены которого в Закавказье стали эриставами Ксани и Арагви. На новом месте Сидамонта оказались после татаро-монгольского нашествия. История их возвышения отражена в хронике «Памятник эриставов» (далее: ПЭ), созданной в промежутке между 1405/6-1410 гг. в Ларгвисском монастыре Григолом Банда-дзе** .
ПЭ, наряду с личными наблюдениями его создателя, базировался и на других источниках, в том числе – генеалогическом предании эриставов Сидамоновых. На наш взгляд, основу родословной составили реальные события предшествующего времени, включая XIII-XIV вв.1 К высказанным ранее гипотезам и решениям обратим внимание на одно обстоятельство, ускользавшее от внимания исследователей. В самом начале хроники и фольклорного памятника речь идет о трех царевичах «из Сидамоновой фамилии: Ростоме, Бибиле и Цитлосане». Основной же текст обоих источников связан только с Ростомом, а ксанских эриставов нередко называют Бибилурами. По одной из версий родословной эриставов, туальцы уступили пришедшим царевичам «страну Баблети, от которой они стали называться Бибилурами». По грузинской ономастике, антропонимы с суффиксом –ур, который указывает на принадлежность человека к какому-либо племени, роду и т.п., были особенно распространены в горных районах Восточной Грузии. Здесь фамилии, на первых этапах формирования, состояли из двух компонентов: личное имя + профессия, место происхождения и т.д.2 В этом смысле сочетание Ростом Бибилури означает «Ростом из местности (или рода) Бибила». Что касается Цитлосана, то в данном случае это скорее не антропоним, а показатель сословной принадлежности Ростома, ибо в переводе с грузинского обозначает «багрянородный», т.е. «в красном одеянии». Красное – цвет воинов-аристократов. В итоге формула хроники и родословной «Ростом Бибилури Цитлосан» может означать рыцарь Ростом из местности (рода) Бибила.
Интересно указание хроники на причины возвышения Бибилури – осуществление ими военного руководства: «если куда предпринимались походы, /они/ становились предводителями сражавшихся и не находилось никого, кто /мог бы сразиться/ в единоборстве с Ростомом (первым аланским князем, оказавшемся в Ксани – Ф.Г.). И возлюбил его весь народ цхразмис-хевский». В этой связи необходимо отметить, что устная традиция северных осетин возвышение привилегированных слоев также связывает с исполнением общественных функций – охраной общества от внешней опасности и организации грабительских походов3.
Итак, согласно ПЭ, истоки возвышения Бибилури следует искать в исполнении ими важной общественной функции – военного руководства (они – «предводители бойцов»). Оказавшись во главе военной организации Цхразмийского хеви (букв. «ущелье»; но этим термином в средневековой Грузии обозначали также территориальную единицу), Бибилури затем завладели «селами и областями». С усилившейся фамилией вынуждена считаться и центральная власть, что в конце концов выразилось в назначении Ростома из аланского клана Сидамонта цхразмийским эриставом. При этом главная функция – командование военным ополчением, естественно, оставалась в силе.
При Ларгвели, наследнике Ростома, увеличилась дружина эристава. Как повествует ПЭ, азнауры, «сидевшие» между реками Арагви и Лиахви, находились в подчинении Ларгвели и выступали в походы под его знаменами. Таким образом, первоначальный состав эри («народа-войска») распался, и военная служба становится привилегией определенных родов. В бою рядом с эриставом мы видим его «свиту» (моахлени), «родичей-копьеносцев», азнауров и рабов (монани)4.
Начальная часть ПЭ содержит еще один сюжет, несущий определенную социальную нагрузку. После того как Ростом помог цхразмисхевцам одержать победу над соседями, благодарные жители решили: «исполним все, что он пожелает». По версии М. Джанашвили, Ростом внял совету старшины Ларгвиси (в переводе С.С. Какабадзе – главы монастыря): «Если желаешь утвердиться в этой стране, испроси себе усыпальницу в этом (Ларгвисском) монастыре, так как она служит местом погребения всех знатных и дворян».
Данный сюжет, видимо, основан на реальной практике. Во всяком случае, на Северном Кавказе обособление социальной верхушки от остальной массы населения наблюдалось и после смерти – с XIV-XV вв. всевозможных владельцев стали хоронить в просторных склепах (Балкария), внутри и близ христианских часовен или языческих культов (Осетия), в индивидуальных мавзолеях (Балкария) и т.д. В таких усыпальницах нередко находят дорогостоящие защитные доспехи, например, в Нузальской часовне в горной полосе Северной Осетии хранились доспехи легендарного Ос-Багатара. Появление дорогих доспехов в элитных погребениях горцев специалисты связывают с социальной стратификацией горских обществ.
Фрагмент хроники о пребывании Бибилури в Туалгоме (в высокогорном районе Осетии) стал объектом специального изучения Е.Г. Пчелиной, обоснованно увидевшей в нем неудачную попытку «закрепления феодальных отношений». С этим процессом Е.Г. Пчелина связывала недостроенную крепость «Зылды машиг» в Урстуалта – области, расположенной на обоих склонах Главного Кавказского хребта. Крепость, относимая специалистами к т.н. «циклопическим сооружениям», находится в истоках р. Б. Лиахвы на сравнительно ровном плато. Это место в географическом отношении представляло собой точку узла тропинок, «наикратчайшими переходами (1-1,5 дня)» связывавших Тагаурское, Куртатинское, Алагирское, Дигорское общества, Трусовское, Дарьяльское, Арагвское, Джамурское, Ксанское, Белотское, Лиахвское и Кударское ущелья. «Зильде машиг» была не способна выдержать длительную осаду, тем более со скотом. Это связано с отсутствием даже тропинок, по которым скот можно было загнать сюда; к тому же внутри крепости не было воды и растительности. Тем не менее, по какой-то причине приступили к возведению внушительного укрепления. Высота стен даже в наши дни достигает 3-х м., толщина стен у входа – 2,8 м. Стены не имеют следов позднейших перестроек или переделок, но в двух местах видны «следы искусственного разрушения». С юго-восточной стороны заграждение на протяжении нескольких метров разворочено «и имеет вид обвала, сброса камней вниз, что можно было сделать только при помощи рычагов». В северо-западной части стена в двух местах «совершенно разобрана», а между ними «стоит кусок ее совершенно целый». По предположению Е.Г. Пчелиной, крепость начали строить «по какой-то внезапно появившейся нужде в укреплении в совершенно недоступном месте. Причина этой внезапности исчезла, Зильде Машиг брошена недостроенной и, утратив свое прямое назначение, перестала существовать для двалетцев»5.
Судя по фольклорным памятникам и хронике ксанских эриставов, в Туалгоме в XIII в. феодальные отношения еще не утвердились. Попытка Бибилури добиться господствующего положения не увенчалась успехом, и они были изгнаны из Двалетии. Но в XIV в. источники отмечают здесь владельцев Сунгу и Амсаджана. Так, ПЭ описывает поход Виршела III в аул Мна Трусовского ущелья: «И была битва жестокая, ибо люди те были ловкими воинами, храбрыми и богатырями, и полностью в доспехах. И было (пущено) множество стрел, подобно дождю частому, и (брошено) множество камней, подобно граду, и скатываемых (камней) в неисчислимом множестве. Тогда были убиты от большого числа стрел главы и богатыри страны их: Сунгу, Параджан, Амсаджан, Бакатар и многие другие»6.
Приведенное сообщение ПЭ относит к концу XIV в. Однако «ов-ский царевич» Фареджан умер в конце XIII в., а его брат Багатар в 1304 (6) г. Возможно, создатель хроники объединил несколько разновременных событий. Следует отметить, что ПЭ жестко связывает Фареджана и Багатара с территорией Туалгома. Интересен и сюжет «о храбрых воинах», одетых «полностью в доспехи». Речь идет, по всей вероятности, о княжеской дружине – военной аристократии. За именами Амсаджан и Сунгу скрываются какие-то туальские владельцы; хроника ставит их в один ряд с «овскими царевичами» Фареджаном и Багатаром. Сунгу и Амсаджан, вероятно, генетически связаны с аристократией равнинных алан, оттесненных в горы татаро-монголами.
В начале XIV в. царь Вахтанг пожаловал эриставу Шалве «Трусу, Гуда /владение/ Гагас-дзе, Млете, Арахвети, Хаидо, Канчаети, владения Абазас-дзе, Дагнакорпу, Дигвами, Гавази, Ацерис-хеви, Бехуше и /среди/ дидебулов своих лучшим считал». Западная граница владений Шалвы отодвинулась до верховьев Арагви. Причиной укрепления позиций Шалвы явилась поддержка эриставом Вахтанга в его борьбе за престол с Давидом VI. «Шалва привел в жены дочь царя осов, по имени Ширд, которая увеличила достоинство монастыря» Ларгвисского. Брак эристава с дочерью «царя осов» закономерен, ибо аланы со своим правителем Багатаром являлись наиболее активной силой, выступавших против Давида VI.
В конце XIII в. в Грузии разгорелась острая борьба за престол между Давидом VI и Вахтангом IV. Грузинский «Хронограф» XIV в. в связи с этим «царевича овского» Фареджана причисляет к активным сторонникам Давида. Во многом благодаря его поддержке – по хронике: «Фареджан также весьма содействовал Давиду» – последний утвердился на престоле. Преемник Фареджана – Багатар – стал поддерживать Вахтанга. Причиной этого стала гибель Фареджана. По сведениям А. Головина, монголы вынудили Давида VI пойти с ними в поход на город Тонгузала. После месячной осады город был взят; т.к. в нем находился Фареджан, «сын царя осетинского», то «Осетины ожесточились, начали грабить Карталинию и убивать жителей, взяли город Гори и укрепились в нем». Багатар «разорил Картли, Триалети, сгонял с вотчин азнауров, и были беды великие среди жителей Картлийских». Он же захватил крепость Дзами в ущелье внутренней Грузии. В начале XIV в. овсы, по словам летописца, стали наиболее активной силой, выступающей против Давида. В целом, отмечает Г.В. Цулая, источники свидетельствуют «о больших возможностях овско-аланского элемента в Грузии как в политической, так и в экономической сфере»7.
Вахтанг щедро награждал Багатара и его князей за помощь. Именно в этот момент, вероятно, оформился союз Багатара с ксанским эриставом Шалвой, скрепленный браком последнего «с дочерью царя овсов». ПЭ в описании событий начала XIV в. помещает еще одно сообщение, связанное с именем эристава Шалвы: царь Грузии «отправил… сына эристава Шалвы, которого звали Пина», за ключами иерусалимскими. Сохранилась приписка начала XVIII в., которой нет ни в одном издании, но которая включена в список «Картлис цховреба». Согласно приписке, это событие имело место в 1329 г. (хотя по ПЭ, Шалва умер в 1313 г.). Пина, его отец и мать упомянуты в синодике грузинского монастыря Креста в Иерусалиме8.
Однако вскоре «тройственный» союз (царя Грузии, алан Багатара и алан эристава) распался. С ослаблением позиций монголов в Грузии, усилением царской власти, непокорность и своеволие овсов в Картли (по летописи: «весьма возвеличился мтавар Багатар овский») превратилось в серьезную преграду для экономического развития и стабилизации политической обстановки. Феодальная знать Грузии стремилась положить конец своеволию аланской аристократии. Тавады осадили крепость Дзами в Шида-Картли. «И как ожесточилась (осада), просили овсы милостью божьей пощады и обещали не вредить; с тем и явился Бакатар пред Бека и затем помер»9. В начале ХIV в. Георгий V Блистательный (1314-1346 гг.), возглавив феодалов, обложил Гори и после трехмесячной осады взял город. Против сторонников Багатара выступил сын его зятя – ксанский эристав Виршел, родом из алан. Вот как описывает это событие грузинская хроника: «Тогда окружил (Георгий) осов, находившихся в Гори, и воевал (с ними) три года. Виршел же и войско его воевали лучше всех (других) войск, и хвалили их хвалой великой»10.
Последующие эриставы также воевали со своими соплеменниками. В хронике ПЭ часто встречаются сообщения о братоубийственных столкновениях между соседними обществами, интенсивность которых, видимо, возросла в эпоху монгольского владычества из-за ослабления центральной власти. В своде законов Георгия V специально отмечалось, как «много зла и насилия свершилось между ними (горцами – Ф.Г.); пролитие крови считалось пустячным делом, и с легкостью нападали друг на друга и разрушали укрепления»11.
Основная часть хроники посвящена истории Ксанского эриставства XIV – начала XV вв. (до 1405 г.). Хроника особо выделяет попытки эриставов подчинить своему влиянию Туалгом. Борьба шла с переменным успехом и особенно острый характер приобрела в последней трети XIV в. Туальцы совершали дерзкие набеги, угоняли скот ксанцев. Во время одного из набегов рурки «убили царя Георгия и всех картвельских князей и вельмож. Там же умер и эристав Квенипневели в короникон 61 (1373 г.). Иоанн же, благодаря своему мужеству и доблести, яростно сражавшийся, спасся, возвратился назад и стал эриставом». Этот период характеризуется нестабильностью в Ксани. «В эриставстве была смута и двалы, воспользовавшись этим, угнали коров из Гуда… По прошествии некоторого времени нижние двалы угнали скот из Атцерисхеви. Услышав об этом, эристав Иоанн двинулся в поход. Отрок же этот Виршел (сын Иоанна), хотя и был в юношеском возрасте, предводительствовал отрядом»12.
Вскоре Иоанн умер и эриставом стал его сын. Опасаясь, что двалы когда-нибудь, воспользовавшись «смутой» или «занятостью» эриставов, «отомстят нам и полонят нашу окраину», Виршел решил покорить туальцев. Собрав своих подданных, он обратился ко «всем старшим и всему войску… Мы уделим им время (и) либо опустошим страну их, либо превратим их в слуг и податников наших». Виршелу удалось покорить нижних туальцев: кошкцев, иосебуров, тлецов, мугис-вельцев, згуберцев и рокцев. Они прислали заложников и обязались платить дань. Виршел расширил границы владений до Коби – аула в верховьях Терека, недалеко от Крестового перевала.
2. Формирование осетинских обществ. Оседание в Уалладжире и Туалгоме части феодальной знати равнинных алан привело к взаимодействию разных укладов – общинных и феодальных структур. Взаимодействие целостных социально-экономических систем привело не к уничтожению одной из них под влиянием другой, а к трансформации каждой из них, которая положила начало новой ступени исторического развития. Иными словами, результатом синтеза в Уалладжире и Туалгоме стала не победа общинного строя и не «экспорт» социальной структуры равнинных алан, а становление новых отношений в специфических условиях Туалгома и Наро-Мамисона, при которых темпы политогенеза ускорились, но сам процесс развивался иначе, чем с свое время на равнине.
Для остальных районов Осетии характерен второй тип синтеза – взаимодействие раннеклассовых и феодальных структур. В Дигории появление эмигрантов (равнинных алан) привело к столкновению двух социальных группировок: местной знати и пришлых феодалов. Это событие нашло отражение в «Песне об Айдаруке», возникшей на рубеже XV-XVI вв. Основная сюжетная линия фольклорного памятника – узурпация власти пришельцем Баделом (персонификация феодалов равнинных алан), оттеснением на второй план представителя местной знати Айдарука Кабанова. Подчеркивая автохтонное происхождение Айдарука, многие варианты предания о баделятах именуют его Дигор-Кабан, а от Дигора, по тем же вариантам, произошло все коренное население13.
Утратив свои равнинные владения, аланские феодалы на новом месте добивались привилегий в яростной борьбе как между собой, так и с горскими старшинами. Противоборство завершалось полным истреблением одних аристократических кланов, лишением привилегий других, изгнанием из общества третьих.
К XVI в. формирование основного слоя феодалов в горных осетинских обществах, вероятно, завершилось, т.к. именно к этому времени относится оформление родословных алдаров и баделятов.
Примерно в это же время оформляются границы средневековых обществ. Фольклорное отражение этого процесса среди причин возникновения границ между социумами особенно выделяет утверждение высокого социального статуса «предводителей» или «глав» того или иного сообщества. Достигалось это путем узурпации военно-управленческих либо жреческих функций. Иногда обе функции за-креплялись за одним кланом.
Так, по фамильным преданиям нарских феодалов Хетагуровых, «нет никакого намека на то, чтобы Хетаг отличался военными доблестями или участвовал в походах или сражениях». Все редакции генеалогических и исторических преданий связывают Хетага со священной рощей14. В 1850 г. Н. Берзенов опубликовал вариант предания, записанный им в Алагирском ущелье. Информатор уверял этнографа в том, что Хетаг «чудный святой», мог считать звезды, знал их все наперечет, предвещал бедствия, предугадывал смерть не только людей, но и животных. «Одним словом, знал причину и конец вещей»15. Все вместе взятое склоняет нас к мысли, что в формировании привилегий этого рода существенную роль сыграли культовые обязанности.
Формирование средневековых горных осетинских обществ связано, как правило, с появлением в ущельях Кавказа аланских аристократов, вытесненных с равнины кочевниками. На территории Nqerhh XIII-XV вв. имели место два типа синтеза: 1) столкновение общинных и феодальных структур; 2) взаимодействие феодализирующихся организмов и феодальной социально-экономической системы равнинных алан. Первый тип синтеза характерен, например, для Уалладжира и Туалгома.
2.1 Формирование обществ Центральной Осетии. В связи формированием границ социумов Центральной Осетии большой интерес представляет указание фольклорной традиции алагирцев на «нузальскую резиденцию царя алан». Возможность наличия таковой в Нузале нельзя отрицать с абсолютной уверенностью. Арабские географы Х в. сообщают о многих аланских крепостях, «куда царь время от времени переезжает»16. Однако нузальские историко-архитектурные памятники имели чисто военное назначение и не приспособлены для постоянного проживания в них больших коллективов. Скорее всего, рассматриваемый фрагмент произведения народного творчества возник как фольклорное отражение действительного пребывания в Нузале какого-то представителя царского дома Алании, возможно, Багатара, жившего на рубеже XIII-XIV вв. Во всяком случае, по устной традиции, вся «местность Нузальского и Касарского ущелий» связана с ним17. Ему, очевидно, посвящена и эпитафия в широко известной Нузальской часовне. Хотя историки, археологи, филологи и искусствоведы вот уже свыше полутора столетий занимаются данным памятником, его источниковедческое значение до конца не выяснено, и многие загадки остаются нерешенными.
В 30-х гг. XIX в. М. Броссе дважды опубликовал на французском языке текст Нузальской надписи. Вторая публикация (1838 г.) отличается от первой (1830 г.) примечаниями М. Броссе и некоторыми уточнениями, поэтому мы приводим второй перевод: «Нас было девять18 братьев из семьи Чарджонидзе-Дчархилаи: Ос-Багатар, Давид-Сослан, Сокур и Георгий, которые бросали на врага взгляд гнева. Трое из наших братьев – Исак, Романоз и Василий – были монахами, верными служителями Христа. Мы были хозяевами узких дорог, которые вели в четыре стороны. У нас в Касаре крепость и таможня, и мы занимаем переднюю часть моста. Надейтесь на доброе отношение на той стороне, если вы повели себя хорошо на этой стороне. У нас столько же золота и серебра, сколько и воды. Я завоевал Кавказ и покорил четыре царства. Верный своим привычкам, я похитил сестру принца Картли19. Он, настроенный против меня и обманувший в клятве, взял на себя мои грехи. Багатара бросили в воду и истребили армию Оссов. Вы, читающие эти строки, помолитесь за меня»20.
Одним из первых русский перевод надписи привел А. Головин (1852 г.). «Мы были 9 братьев Чараджоновы и Сахиловы: Ос-Багатар, Давид-Сослан, с 4 царствами боровшиеся, Фидарос, Жадарос, Сокор и Георгий, для врагов страшный. Наши братья: Исаак, Роман и Василий сделались верными рабами Христу (монахами), Мы имеем с 4 сторон пути охранные: в Кассарском ущелье замок (где брали плату с прохожих), постовые ворота; я в ожидании будущего века жил здесь. Золотой и серебряной руды имеем столько же довольно, как воды. Кавказ покорил, с 4 царствами боролся, у Грузинского царя (Вахтанга) сестру отнял, не теряя своего достоинства и обычаев, но он настиг, нарушил клятву и взял на себя мой грех. Багатара утопили и истребилось войско Оса. Кто эти стихи будет читать, пусть помянет меня»21.
В делах «Комиссии для разбора сословных прав горцев Кубан-ской и терской областей» сохранился документ, датированный августом 1860 г. и содержавший «надпись на Нузальской Царазонской церкви». Надпись представляет собой 9 четверостиший на грузин-ском языке с синхронным переводом на русский. Так как данный вариант отличается от всех опубликованных версий, то мы приведем перевод эпитафии:
«1) Нас было 9 братьев
Царазоновы-Цахиловы: –
Ос-Багатар, Давид и
Сослан с 4-мя царствами
борющиеся
2) Фидарос, Доладороз,
Сокур-Георгий, с презрением
на врагов взирающие
3) Братья наши Исаак, Романоз
и Басил сделались
добрыми рабами Христа
4) Мы содержали в 4-х
углах узкие проходы дорог
5) В Касаре имели укрепление
и сабаж (заставу), здесь
содержу двери моста, о буду-
щем обнадежен, в настоя-
щем благополучен
6) Руды золота и серебра имею
в таком изобилии, как вода
7) Покорил Кавказцев, про-
тивостоял 4-м царствам
(народам)
8) У грузинского Батони
князя похитил сестру,
не оставил своего рода;
постиг меня, клятвою
обманул, наложил на
себя вину мою (грех)
9) Багатар утонул в воде
войско осетин истреблено»22.
Данный вариант отличается от всех известных тем, что и грузинский текст и русский перевод представляют собой девять куплетов, а не простое повествование. В делопроизводстве комиссии стихотворение препровождено следующей записью: «Копия с надписи сохранившейся и поныне на стене Нузальской Царазонской церкви, при сем прилагается для дальнейшего исследования, как достопримечательный памятник». Сейчас трудно судить, с чего снималась «копия», т.к. по свидетельству современников, надписи в церкви Нузала к 1860 г. уже не было. Местные жители уверяли, будто ее уничтожил священник Николай Самарганов, бывший в Осетии в начале 20-х гг. XIX в. Эпитафия обросла многочисленными легендами и в прошлом столетии пользовалась «громкою, можно сказать, европейскою известностью»23. Такая популярность только мешала поиску истины и давала богатую пищу для возникновения многочисленных вымыслов. Вопрос о подложности или подлинности Нузальской надписи остается предметом дискуссии и в настоящее время. Исследования К. Кекелидзе, К. Сихарулидзе, Ш. Ониани и И. Лолашвили привели их к заключению о позднем происхождении эпитафии – на рубеже XVII-XIX вв.24
Помимо надписей внимание исследователей привлекли остатки древней фресковой живописи. По предположению В.А. Кузнецова, на стенах церкви изображены четыре портрета священнослужителей из местного осетинского населения. Имена трех из них установлены по надписям – Романоз, Басили и Сокур. На левой стене расположены пять фигур без нимбов, в типичной кавказской одежде и головных уборах. Полностью достоверными являются имена Сослан и Елиа.
Еще два имени – вероятнее всего Антон и Фидарос. Восстановление же имени Давид (по единственной букве «д») вызывает споры. Особый интерес представляет фигура всадника, охотящегося на оленей. П.С. Уварова видела в нем царя Грузии Фарнаваза. Однако по-следующие исследователи не разделили это предположение, как позже не согласились с мнением искусствоведа К.А. Берладиной, что данный сюжет изображает «чудо» Евстафия Плакидия; Е.Г. Пчелина склонна видеть во всаднике Давида-Сослана, а И. Лолашвили – Ос-Багатара. Решающих аргументов, справедливо отметил в 1974 г. В.А. Кузнецов, никто не привел, и значение этой фигуры остается неясным. Правда, сам В.А. Кузнецов вскоре пересмотрел свои взгляды по данному вопросу и присоединился к мнению К.А. Берладиной25.
Большие расхождения существуют и относительно времени постройки Нузальской часовни. Г. Баев надпись о девяти братьях относил к 1320 г.26 Г.А. Кокиев и Л.П. Семенов время строительства часовни определяли XII-XIII вв.27, С.Ф. Мельников-Разведенков – 1224 г.28 , А.Ф. Гольдштейн – XIII в.29 , З.М. Салагаева и В.А. Кузнецов – рубежом XIII-XIV вв.30, анализ раствора часовни дал дату 1273 г.31 Не утихающие споры вызывает открытое в 1945 г. Е.Г. Пчелиной погребение под полом Нузальской часовни. Одни исследователи считают погребенного Давидом-Сосланом, другие – отрицают это.
В настоящее время из трех вопросов – когда была построена часовня, кто в ней похоронен, когда появилась эпитафия – разрешенным можно считать лишь один – коль скоро анализ раствора здания дает 1273 г., то эта дата, очевидно, является ориентировочной датой постройки здания. Для решения других вопросов очень важным было бы определение времени захоронения в часовне, но, к сожалению, предлагаемые решения слишком полярны, и задача эта все еще остается трудно выполнимой. Сказанное не исключает гипотезу, по которой эпитафия создана вскоре после смерти Багатара в 1304 (6) г. и отражает реальные события этой эпохи.
Учитывая специфику социального развития в ущельях Центральной Осетии, отметим, что генезис феодализма здесь связан с синтезом, взаимодействием общинных и феодальных структур32. Взаимодействие целостных социально-экономических систем не привело к уничтожению одной из них под влиянием другой или разрушению обеих, а к трансформации каждой из них, которая положила начало новой ступени исторического развития. Результатом синтеза в Уалладжире и Туалгоме стала не победа общинного строя и не «экспорт» социальной структуры равнинных алан, а становление новых отношений в специфических условиях Туалгома и Наро-Мамисона, при которых темпы феодализации ускорялись, но сам процесс развивался иначе, чем в свое время на равнине.
В общих чертах реконструируется история формирования Куртатинского общества. В течение VI-VII вв. в условиях постоянной опасности и борьбы за расширение своей этнической территории в горах, в том числе в Куртатинском ущелье, межплеменные различия внутри восточного алано-овского объединения отходили на задний план и уступали место основной линии их этносоциального развития – консолидации. Свидетельством этого являются мощные заградительные системы, которыми аланы пытались прикрыть освоенные ими в предгорной зоне территории. Так, в Куртатинском ущелье находился Хилакский оборонительный комплекс – стена (общей протяженностью 335 м.), укрепленная массивными башнями. Толщина стены в отдельных местах доходила до 3-х м., высота – до 5 м33. Анализ раствора стены и башен комплекса дал дату 638 г.34
После татаро-монгольского нашествия масса равнинных алан укрылась в ущельях как к югу, так и к северу от Главного Кавказского хребта. Какая-то часть осов осела в Куртатыком. Вместе с аланами других социумов, они, вероятно, продолжали тревожить врага, захватившего степное Предкавказье.
Информация о борьбе северокавказских горцев с татаро-монголами еще в сер. XIII в. дошла до Англии. Р. Бэкон в «Великом сочинении» (60-е гг. XIII в.) писал: «Затем далее к востоку находятся горы аланов и асов (курсив мой – Ф.Г.). Они – христиане и принимают всех христиан, равно как латинских, так и греческих… И они борются против татар». Помимо этого, Р. Бэкон отметил «какие-то племена в горах (курсив мой – Ф.Г.) и наиболее защищенных местах, которые, хотя они (татары – В.М.) и соседствуют с ними, они не могут одолеть, ибо они непобедимы»35.
Позднее сведения об аланах зафиксировали летописцы Тимура. Интересны данные Низам-ад-дина и Шереф-ад-дина об аланских князь-ях Кулу и Таусе. Их владения находились в зоне Центрального Кавказа. В.Б. Пфаф и М. Джанашвили, обратили внимание на связь княжеств Кулу и Тауса с «областью Иркувун»36. Турецкий путешественник Э. Челеби отметил область Иритав на Центральном Кавказе. «Кавказские горы называются Иритав… В окрестностях горы Эльбрус живут падишахи одиннадцати мелких земель. Они говорят на семидесяти разных наречиях»37. Данный топоним А.В. Гадло связывал с территорией, заселенной предками осетин38. Э.В. Ртвеладзе, разбивая этнический термин Иркувун на составные части, выводит его из самоназвания осетин «ир» и осетинского слова «хъау» селение. В конечном итоге этноним переводится как Иронские селения или в переносном смысле – область Иров. Таким образом, Иркувун персидских авторов – «область осетин». Следовательно, владения Кулу и Тауса находились в горной Осетии. Затрудняясь ответить, где точно, Э.В. Ртвеладзе допускает вероятность их локализации в Куртатинском ущелье. В нем обнаружены следы многих средневековых укреплений, в том числе у селения Гули, название которого созвучно с крепостью Кулу персидских источников. Исследователь не сомневается, что бытующие в Осетии предания о Тимуре являются отражением действительного пребывания здесь его воинов39.
Если Гули – владение Кулу, то крепость Тауса должна находиться где-то рядом. Это может быть Дзвгисское наскальное укрепление, находящееся в 2-3 км от Гули. В древности Дзвгис представлял собой важный стратегический пункт, защита которого была заботой всего населения ущелья40. Описание укреплений племени Иркувун, особенно крепости Тауса, находившейся «на третьем уступе горы», напоминают оборонительный комплекс «Дзвгисы фидар». В него входили основное крепостное сооружение, закрывавшее вход в пещеру, и шесть наскальных башен. Каждая из них представляла собой самостоятельный очаг обороны. Но все они были связаны друг с другом высеченными в скалах тропками, навесными лестницами, которые в случае необходимости могли убираться41.
Раскопки, проведенные здесь в 1982 г. В.А. Кузнецовым и В.Х. Тме-новым, дали богатый материал XIV-XV вв. Археологи обследовали храм, кладбище, культовые памятники и пришли к выводу, что в Дзвгисе обитали аланы-овсы, укрывшиеся здесь в середине XIII в. от татаро-монгольских завоевателей. Рядом с аулом находилась хозяйственная база – поляна Фаскау (11 га). Поляна закрыта в глубине гор, защищена от ветров. Хорошо сохранились следы оросительного канала длиной около 200 м. В склеповом могильнике XIV-XV вв. обнаружено рекордное количество погребенных – 235 человек, преимущественно женщин и детей42. Возможно, это массовое захоронение связано с походами Тимура, ведь ворвавшись в крепость Тауса, его воины «умертвили множество людей из племени Иркувун». Как бы то ни было, Дзвгис вместе с наскальной крепостью и храмом предстает как центр феодального владения.
Устная традиция сохранила косвенные данные о формировании Куртатинского общества. Информация на разбираемую тему осталась даже в родословных алдаров, феодалов соседней Тагаурии,. «Сыновья Тагаура Камбий и Сана пользовались уважением у куртатинцев. После смерти этих двух братьев, сыновья Камбия, желая быть во главе куртатинцев, затеяли интриги против сыновей Сана. Камбиевы убили всех сыновей Сана, кроме одного грудного ребенка по имени Тотик, спасенного кормилицей». Потомки Камбия не остались безнаказанными. Вскоре «куртатинцы ворвались в их замок, разгромили его и убили двух сыновей Камбия»43. Согласно другим фольклорным сюжетам, основателем общества являлся некий Курта.
Ценные сведения сохранились в т.н. «списках» российских посольств на Кавказ и летописях. Так, в «Никоновской» летописи привлекает сюжет о пребывании на Северном Кавказе осенью 1565 г. отряда (500 стрельцов и 500 казаков) Григория Плещеева. При помощи русских войск Темрюк «воевал Шепшуковы улусы да воевал Татцкие земли близ Скиньских городков и взяли три городки: Мохань, город Енгирь, Каван и мирзу Телишку убили и людей многих побили»44 .
Долгое время выяснить местонахождения «Татцких земель» и «Скиньских городков» не удавалось. Правда, Е.Н. Кушева в названии городка «Каван» видела осетинский аул Кобан в Тагаурии, а в «Сонских кабаках» – сванов (там же). Однако, как заметил Л.И. Лавров, русские источники «сонами» называли то сванов, то осетин45. В термине «татцкие земли», по предложению В.Б. Вино-градова и Т.С. Магомадовой, отразилось не совсем четкое понимание русскими источниками языкового отличия ее населения от адыгов и принадлежности к иранскому пласту на Кавказе46. Более вероятной представляется гипотеза Л.И. Лаврова, усмотревшего в «Татских землях» искаженное название Куртатинского ущелья47. «Скиньские городки» расположены рядом с «Татцкой землей». Первое наименование В.Б. Виноградову и Т.С. Магомадовой представляется производным от названия «Лескенские». Действительно, на р.Лескен существует несколько одноименных аулов, а само слово имеет ираноязычную основу. Следовательно, «Скиньские городки» могли локализоваться в Дигорском обществе. Термин «Каван» исследователи связывают с осетинским «Кав-ан», означающим стоящий в воротах, т.е. в горном проходе. Но скорее всего это аул Кабановых – Кабантикау на р. Лескен недалеко от входа в Дигорское ущелье. Название «Мохань» В.Б. Виноградова и Т.С. Магомадовой считаю искаженным осетинским «махон» – наш. Возможно, это наименование аула на границе с кабардинцами. «Енгирь» может происходить от дигорского «янгеран» – угроза. Такое «пугающее» название логично для населенного пункта в пограничной зоне48.
В дореволюционной литературе внутри Куртатии выделяли «Цимитинское» общество, «цимитинских» старшин. В этой связи возможно станут понятными противоположные друг другу суждения историков, как и противоречивые данные русских офицеров о социально-политическом строе Куртатинского общества . Когда Д. Буцковский в 1812 г. доносил, что куртатинцы «старшинами же управляются коих власть однако же весьма ограничена»49, то он, вероятно, описывал поселения «Белых» гор. И. Бларамберг в докладе генеральному штабу в 1826 г. характеризовал, на наш взгляд, часть Куртатии, расположенную в менее благоприятных географических условиях: «по не состоянию у них старшин управление народное, основанное на совершенном равенстве»50. Последняя оценка ошибочна. Современные историки-кавказоведы общественное развитие куртатинцев определяют как феодальное. Но развитие феодальных отношений в различных районах «вольных» обществ было неодинаковым.
Старшины аулов, расположенных в полосе «Белых» гор, являлись собственниками относительно больших участков пашни, пастбищных и сенокосных земель. В прошении Есиевых и Тезиевых в комитет Кундухова говорится, что эти две фамилии «вместе с другими фамилиями куртатинскими владели землями» в горах и отдельно в долине Карца, где каждая из двух фамилий имела по аулу. Крестьяне называли их «своими алдарами, платили … подать со всего, что имели». Если кому-нибудь из феодалов приходилось платить за кровь, то крестьяне вносили в уплату «кто вола, кто корову, кто ружье, кто медный котел и т.п.». В стычках с феодалами из соседних аулов подвластные Есиевых и Тезиевых выступали на стороне своих уазданлагов. Справедливость сообщения Есиевых и Тезиевых подтвердили жители Карца и кабардинские князья51.
2.2. Возникновение обществ Западной Осетии. Второй тип синтеза – взаимодействие феодализирующихся (горных аланских) и феодальных (равнинных аланских) этносоциальных организмов, наиболее отчетливо прослеживается на примере Дигории. Определенную информацию об этом процессе несут генеалогические предания. По некоторым редакциям, родоначальник стырдигоринских владельцев Царгас появился в горах «в феодальное время»52, когда здесь «алдарствовал Астанов Дзамболат»53. А.К. Джанаев в этом сюжете склонен видеть отражение реальных исторических событий, относящихся к генезису феодализма в Дигории, когда немалую роль еще играли вожди и родовые старейшины вроде Астанова54.
В связи с рассматриваемым вопросом представляет интерес социальный термин «царгасата»; специалисты справедливо выводят его из осетинского «царгас» («орел»). По редакции предания, опубликованного В.Б. Пфафом, Царгас, попав в Дигорию, долго скитался по Стырдигорскому ущелью. «Мучимый голодом, Царгас однажды, в отчаянии, лег отдохнуть. В это время пролетел над ним черный орел с горною индейкою (джумар) в когтях и как-то уронил свою добычу к ногам умирающего Царгаса… Поблагодарив бога, он устроился на этом месте и населил Стур-Дигорию выходцами из других аулов55. В данном случае фольклорная традиция наделяет орла функциями посланника бога, спасителя Царгаса и патрона общества. В I808 г. Ю. Клапрот к западу от Донифрса осмотрел пещеру св. Николая. По наблюдению путешественника, многие жители часто приносили здесь жертвы; «они полагают, – писал он, – что святой является им в виде орла. Естественно, что орлы часто появляются в пещере, расположенной среди высоких гор, где они находят убитых животных. Когда жители Донифарса замечают орла, они рассматривают это явление как верный признак выигранного сражения56. И в данном случае орел предстает в роли патрона, которому поклоняются и которого задабривают жертвами.
Другой путешественник – П.С. Паллас – оставил описание священной рощи царгасатов на горе «в верховьях Уруха», где он выходит из снежных гор». Каждое семейство занимало определенное место, на котором под деревом сооружался шалаш. «Здесь они раз в году празднуют в течение восьми дней праздник»57. В почитании орла этнографы видят отзвуки тотемического пласта верований58. Приведенный материал позволяет предположить связь происхождения социального термина «царгасата» с религиозными представлениями алан-овсов, в частности, с верой в покровительство орла. Орел в индоевропейской традиции всегда находился на вершине «Мирового дерева и часто выступал в качестве посланника богов59.
Довольно сложно определить точное время появления прототипа Царгаса в Осетии. В родословных Царгас предстает братом Шарваша – родоначальника абхазских князей Шервашидзе из рода Чачба. Впервые Шервашидзе упоминается в «Истории и восхвалении венценосцев», написанной в 20-е годы XIII в. По народным преданиям, представители этого рода становятся правителями Абхазии во время Давида Строителя (рубеж XI-XII вв.). Однако в «Летописи Грузии» сообщается об осаде Анакопии весной 1046 г. грузинскими и абхазскими войсками; во главе последних стоял эристав Куабулел Отаго Чачасдзе – по мнению Ш.Д. Инал-ипа, грузинская форма абхазского фамильного имени Чачба. Н.А. Бердзенашвили также связывал фамилию Шервашидзе с военачальником Отаго (Дотагод) Чачасдзе60. В любом случае возникновение княжеского клана Шервашидзе относится к предмонгольскому периоду. Коль скоро фольклорное наследие Царгаса и Шарваша считает братьями, то появление первого в горной Осетии предположительно можно отнести ко времени, предшествовавшему татаро-монгольскому нашествию. Косвенное подтверждение этому находим в генеалогических преданиях дигорских феодалов. По многим редакциям, Царгас обосновался в Дигории раньше Бадела. Данное указание устной традиции дало В.Б. Пфафу право для интересного предположения: «До пришествия бадилатов Дигория, вероятно, состояла в зависимости от другой владетельной фамилии из сословия царгасатов»61. Анализ статейного списка Н. Толочанова и А. Иевлева привел Б.В. Скитского к заключению о «господствующей роли царгасатов в Дигории до усиления власти баделятов»62.
Для реконструкции процесса становления привилегий феодалов Стыр-Дигории немаловажное значение имеет информация, синтезированная в художественно-историческом образе Бадела. Около двух столетий продолжается дискуссия о его прародине и времени прихода в Дигорию. На вопрос, откуда он пришел, устная традиция дает два ответа. Баделята утверждали, что их родоначальник пришел из Венгрии63. Об этом сообщается в некоторых вариантах предания балкарцев о происхождении таубиев. В одном из них рассказывается, как в далеком прошлом пришли из-за моря, из Маджарии два брата царской крови: Бадел и Бассиат64. Венгрию считали прародиной Бадела С.М. Броневский, К. Красницкий, Н.Ф. Дубровин65. Сторонники этой точки зрения под «Маджарами» понимали страну мадьяр, т.е. венгров. Однако, В.Ф. Миллер и М.М. Ковалевский более убедительно связали топоним с городом Маджары, развалины которого они отметили у ст. Просковея Ново-Григорьевского уезда Ставропольской губернии (современный Буденновск)66.
Маджары – крупный золотоордынский центр на Северном Кавказе, занимавший площадь 8 кв. км., город с разноплеменным населением, значительную долю которого составляли христиане67. В крупнейшем городе Золотой Орды – Сарае Берке – по описанию Ибн-Батуты, «монголы, асы, кипчаки, черкесы, русские, византийцы населяли отдельные кварталы, в которых имелись базары». Н.Г. Волкова полагает, что подобный характер населения имел место и в Маджарах68. При раскопках города обнаружено пряслице конца XIII-начала XIV в. с осетин-ской надписью, выдержанной в нормах дигорского диалекта69.
В балкарских преданиях о происхождении таубиев говорится, что отец Бассиата и Бадела жил при Джанибек-хане маджарском, Джанибек – золотоордынский хан, правил до 1357 г. Причиной для ухода Бадела и Бассиата из Маджар могло стать поражение золотоордынцев в битве 1395 г. с Тимуром; после разгрома Тохтамыша маджар-ские аланы70 могли уйти в горы к своим соплеменникам. Появление эмигрантов привело к столкновению двух групп социальных верхов. Это событие нашло отражение в «Песне об Айдаруке», возникновение которой фольклористы относят к рубежу XV-XVI вв.71 Основная сюжетная линия данного памятника – узурпация власти Баделом, оттеснившим на второй план Айдарука Кабанова. Подчеркивая местное происхождение Айдарука, многие «демократические» версии предания о баделятах именуют его Дигор-Кабан, а от Дигора, по тем же версиям, произошло все коренное население72.
2.3. Тагаурское общество. Название трех средневековых обществ Осетии – Дигорское, Алагирское и Куртатинское – связано с одноименным названием ущелий. В то время как название социума восточных осетин – Тагаурское, связано с социальным термином, обозначавшим сословие феодалов – тагиата. Восточное обществе осетин состояло из населенных пунктов, находившихся в Дарьяльском, Кобанском и Даргавском ущельях.
Существование самостоятельного социума восточных алан источники фиксируют с середины I-го тысячелетия. Район Дарьяла вошел в состав аланского этносоциального организма, в археологии представленного катакомбными могильниками и терско-сунженской группой городищ. Данный ЭСО в «Дербенд-наме» назван «страной Ихран» («Ирхан»). Согласно анализу А.В. Гадло, владельцы Ихрана в VII-VIII вв. возглавили борьбу горцев Центрального Кавказа с арабской агрессией73. В 722-723 гг. ал-Джаррах, пройдя через Дарьял, совершил поход в глубь территории восточной Алании, где он «захватил большую добычу». В 727-728 гг. Маслама совершил «поход против турок, захватил у них ворота Алан и столкнулся с каганом» (Ал-Якуби). По данным Ибн-ал-Асира, сражение с каганом продолжалось месяц и только осенние холода и дожди заставили арабов отступить. В 736-737 гг. Мерван проник в землю хазар «со стороны Аланских гор». Поход арабов через густо населенные территории восточной Алании привел к разрушению «городов и замков» страны74. Но жизнь вдоль Терека не прекращалась; в этом районе в VIII-IX вв. сохраняются старые аланские поселения и возникают новые. К западу от Аргуна наблюдается даже усиление алано-овской общности. В VIII в. катакомбные могильники появляются у слияния рек Шар-Аргуна и Чанты-Аргуна, в Ассинском и Джераховском ущельях, в северной части Дарьяла, в верховьях рек Гизельдон, Ардон и Урух75.
У входа в Дарьяльское ущелье археологи исследовали несколько поселений, принадлежавших аланам. Так, на южной окраине г. Владикавказа исследовано крупное городище, располагавшееся на правом берегу Терека на мысу, образованном слиянием балки с поймой реки, в районе современных школы № 13, студии телевидения и завода «Бином» на Осетинской слободке. Судя по находкам керамики, обжитая территория тянулась по правому, высокому и обрывистому берегу Терека на расстоянии около 800 м при ширине 250-300 м. Довольно значительное для своего времени поселение и его могильник стали известны еще до первой Мировой войны. Согласно сведениям Л.П. Семенова, из этого городища или могильника происходят случайные находки бронзовых, золотых и стеклянных изделий, разбитые глиняные сосуды черного, серого и красного цвета, орнаментированные мелкие железные изделия и т.п. Некоторые предметы, например, стеклянный кубок хорошей сохранности, поступили в краеведческий музей76.
По мнению Е.И. Крупнова, данный памятник «городищем» назван по недоразумению, ибо это – «огромное поселение с мощным культурным слоем». По аналогии с археологическим материалом из катакомб сел. Чми и Балта, поселение, «давшее лощенную керамику, жернова и другие предметы», может быть отнесено к VI-X вв. Ту же дату дали Л.П. Семенов и В.А. Кузнецов. По убеждению последнего, «наличие хорошо прослеживаемой и в настоящее время мысовой цитадели, укрепленной рвом», позволяет считать данный памятник «большим укрепленным городищем»77.
С рассматриваемым вопросом связан, на наш взгляд, еще один интересный сюжет. Речь идет о драгоценном перстне с альмандиновой вставкой, на которой вырезано имя армянского царя «Ашота сына Смбата» (886-891 гг.). Перстень обнаружен в богатейшем женском погребении под полом Зеленчукского храма, кафедрала Аланской епархии. Тщательно сложенный каменный ящик содержал уникальный сопровождающий инвентарь из 242 предметов, 170 из которых – золотые или позолоченные украшения. Между временем изготовления перстня Ашота и временем погребения его владелицы, аланской аристократки, специалисты допускают хронологический промежуток в несколько десятилетий. При каких обстоятельствах перстень царя Армении мог попасть к представителям высшего слоя аланской аристократии?
Ашот Багратуни в историю вошел как первый царь, при котором Армения восстановила свой суверенитет, ибо до 80-х гг. IX в. страна управлялась чиновниками арабского халифата. В 890 г. Ашот I в борьбе за контроль над Картли заключил военно-политический союз с Аланией и Абхазией. В начале X в. Смбат I (сын Ашота I) неодно-кратно призывал на помощь «северное ополчение (алан), на которое более всего надеялся». В такой ситуации перстень Ашота мог в качестве подарка союзника оказаться у представителя аланской аристократии. Отметим еще одно важное обстоятельство. Непременным предметом в наборе инсигний армянских царей была корона, называемая словом таг. А одним из основных терминов, обозначавших царский титул, являлось слово таговор. Этимология последнего термина прозрачна: таговор восходит к таг «венец», «корона». Существует гипотеза, согласно которой таговор («венценосец», «царь») – «довольно обычное наименование у мусульманских авторов восточных христианских государей вплоть до византийских императоров включительно»78. Царю Армении Смбату I Багратуни этот титул пожаловал византийский император.
Учитывая длительные, оживленные армяно-аланские связи, можно предположить возможность заимствования князьями Восточной (Дарьяльской) Алании социального термина тагиата («венценосцы») именно из Армении. Интересно, что грузинская форма топонима – Тагаури – в буквальном переводе означает «область Тага», т.е. «область князя».
Исходя из изложенного, формирование высшего сословия Восточной Осетии, тагиатов, следует, скорее всего, отнести к периоду до татаро-монгольского нашествия. Более узко – к рубежу I-II тысячелетий.
Хорошо осведомленный о социальной структуре Алании начала Х в. Константин Багрянородный особо говорит об «эксусиократоре Алании» и «архонте Ассии (на чьей земле расположены Каспийские ворота)». «Каспийские ворота» В.Ф. Минорским отождествлялись с Дарьяльским проходом, т.е. с территорией «страны Ирхан». Специалисты в «эксусиократоре» единодушно видят царя Алании. В определении же социального статуса «архонта» Ирхана и его отношениях с царем имеются расхождения. Византийские источники Х в. отмечают «архонтов», «архонтов высшего ранга» и «архонта архонтов»79.
По мнению М.В. Бибикова, у Константина Багрянородного «архонт» обозначает местного властителя80. Отношения «эксусиократора» Алании и «архонта» Ирхана напоминали, очевидно, отношения великого князя и местных князей Киевской Руси Х в. Причем, «эксусиократор» Алании и великий князь киевский – это еще не самодержавные монархи, а государи, правившие в согласии с формирующейся знатью.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Довершил разгром алан Тимур, после походов которого равнинная Алания стала «пустыней без владельцев» (Меховский М. Трактат о двух Сарматиях. М., 1936. С. 72).
** Какабадзе С.С. Хроника ксанских эриставов начала XV в. // Письменные памятники Востока. 1968. М., 1970. С. 106; Памятник эриставов / Перев., исслед. и примеч. С.С. Какабадзе. Тбилиси, 1979. С. 11-13.
1 Гутнов Ф.Х. Генеалогические предания как исторический источник. Орджоникидзе, 1989. С. 50-56.
2 См.: Бедошвили Г.В. О грузинских фамилиях // Антропонимика. М., 1970. С. 133-134.
3 ЦГА РСО-Алания, ф. 262, оп. 1, д. 9, св. 2, л. 36-36 об.; ф. 291, оп. 1, д. 29, л. 40; Красницкий К. Кое-что об Осетинском округе и правах туземцев его // Кавказ, 1865. № 31; Миллер В.Ф. Осетинские этюды. М., 1881. Т. 1. С. 139.
4 Анчабадзе Г. Источниковедческие проблемы военной истории Грузии. Тбилиси, 1990. С. 167-169.
5 Пчелина Е.Г. Крепость «Зильде машиг» // СЭ, 1934. № 3. С. 81-107.
6 Памятник эриставов. С. 27, 34.
7 Цулая Г.В. Грузинский «Хронограф» XIV в. о народах Кавказа // КЭС М., 1980. Т. VII. С. 202-203, 208, примеч. 58.
8 Памятник эриставов. С. 114, 123, примеч. 51. В переводе М. Джанашвили чуть иначе: «К тому времени получилась весть об овладении вратами Иерусалима персами». Сын эристава Шалвы – Пипа – вместе с протоиреем Иоанном Бандасдзе и большими подарками отправился в Египет. «Мисрели (египтянин) с радостью принял дары и вручил Пипа ключи Иерусалима. Пипа пришел к гробу господню и поклонился, и заставил служить обедню… Пипа помолился святым местам, приобрел частицы святых, образа прекрасные…» (Ванеев З.Н. Избранные работы по истории осетинского народа. Цхинвали, 1989. Т. 1. С. 98-99).
9 Цулая Г.В. Указ. раб. С. 203.
10 Памятник эриставов. С. 27.
11 Анчабадзе Г. Указ. раб. С. 174.
12 Алано-Георгика. Сведения грузинских источников об Осетии и осетинах / Перев. и комм. Ю.С. Гаглойти // Дарьял, 1995. № 1. С. 174-175.
13 См.: Гутнов Ф.Х. Бадел осетинских родословных // Проблемы исторической этнографии осетин. Орджоникидзе, 1987. С. 50-70.
14 Хетагуров К. Соч. в V томах. М., 1960. Т.IV. с. 316-318; Пфаф В.Б. Материалы для истории осетин // ССКГ, 1871. Вып. V. С. 76-78; Шанаев Д. Осетинские народные сказки // ССКГ, 1870. Вып. III. С. 31-32.
15 Берзенов Н. Очерки Кавказа // Кавказ, 1850. № 5.
16 Караулов Н.А. Сведения арабских географов IX и X веков о Кавказе, Армении и Азербайджане. Тифлис, 1902, 1908. Вып. III. С. 53.
17 Пчелина Е.Г. Нузальская часовня в Северной Осетии//Архив СОИГИ, ф. 6, оп. 1, д. 20. С. 2.
18 В версии А.С. Хаханова говорится о семи братьях (Хаханов А.С. Очерки по истории грузинской словесности. М., 1898. Вып. 3. С. 53).
19 По публикации текста 1830 г.: «похитил я сестру князя Картли, не приняв ее, однако, в свой род (не примкнув, однако, к ее роду)».
20 Салагаева З.М. От Нузальской надписи к роману. Орджоникидзе. 1984. С.
21 Головин А.А. Топографические и статистические заметки об Осетии // Кавказский календарь на 1853 г. Тифлис, 1852. С. 450.
22 Архив СИГСИ, ф. 16, д. 26, л. 48-48 об.
23 Пфаф В.Б. Указ. раб. С. 61.
24 Кузнецов В.А. Зодчество феодальной Алании. Орджоникидзе, 1978. С. 134-150.
25 Кузнецов В.А. Нартский эпос и некоторые вопросы истории осетинского народа. Орджоникидзе, 1980. С. 119.
26 Песня об Алгузе / Пер. М. Джанашвили, предисл. Г. Баева. Берлин, 1922. С. 10.
27 Кокиев Г.А. Склеповые сооружения горной Осетии. Владикавказ, 1928. С. 66; Семенов Л.П. Археологические разыскания в Северной Осетии // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XII. С. 82.
28 Мельников-Разведенков С.Ф. Экскурсия на Цейский ледник // СМОМПК, 1901. Вып. XXIX. С. 155-182.
29 Гольдштейн А.Ф. Средневековое зодчество Чечено-Ингушетии и Северной Осетии. М., 1975. С. 63.
30 Салагаева З.М. Нузальская надпись «нас было девять братьев» // Проблемы литературы и эстетики. Орджоникидзе, 1976. С. 45.
31 Наглер А.О. Средневековое зодчество в трудах Л. П. Семенова // Л. П. Семенов – профессор-кавказовед, ученый-интернационалист. Тез. докл . Грозный, 1986. С. 28.
32 Необходимо, правда, отметить, что равнинные аланы в XIII-XIV вв. оседали главным образом не в Туалгоме и Алагире, а в других ущельях Осетии (Калоев Б.А. Осетины. 2-е изд. М.: Наука, 1971. С. 42). Иными словами, синтез не отличался здесь той степенью интенсивности, как в соседних обществах.
33 Тменов В.Х. Средневековые историко-архитектурные памятники Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984. С. 62-64
34 Наглер А.О. О датировке Хилакской оборонительной стены // Археология и вопросы социальной истории Северного Кавказа. Грозный, 1984. С. 213-214.
35 Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979. С. 213-214.
36 Пфаф В.Б. Материалы для истории осетин // ССКГ, 1871. Вып. V. С. 65-66; Джанашвили М. История Осетии // Архив СОИГИ, ф., оп. 1, д. 71. С. 88.
37 Челеби Э. Книга путешествий. Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. М., 1979. С. 93.
38 Гадло А.В. Страна Ихран (Ирхан) дагестанской хроники «Дербент-наме» // Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984. С. 127.
39 Ртвеладзе Э.В. О походе Тимура на Северный Кавказ // АЭС. Грозный, 1976. Т. IV. С. 1114-115.
40 Кокиев Г.А. Боевые башни и заградительные стены горной Осетии // Изв. ЮОНИИК, 1935. Вып. II. С. 234.
41 Тменов В.Х. Зодчество средневековой Осетии. Владикавказ, 1996. С. 67.
42 Кузнецов В.А. Отчет об археологической экспедиции (разведке и раскопках) в районе с. Дзвгис Северо-Осетинской АССР в 1982 году // Архив СОИГСИ, ф. 6, оп. 1, д. 158; Тменов В.Х. Археологическое изучение склепа № 15 в сел. Дзвгис (Куртатинское ущелье) // Там же, д. 159.
43 Осетины // Статьи из неофициальной части «Терских ведомостей». Владикавказ, 1870. С.19-20.
44 Кушева Е.Н. Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552-1572 гг. // ИЗ, 1950. Т. 34. С. 276.
45 Лавров Л.И. Загадочные «Татцкие земли» на Центральном Кавказе в XVI в. // Среднеазиатско-кавказские чтения. Л., 1981. С. 5.
46 Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. Две заметки о ранних русско-северокавказских связях // История, этнография и культура народов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1981. С. 58.
47 Лавров Л.И. Этнография Кавказа. Л., Наука, 1982. С. 206.
48 Виноградов В.Б., Магомадова Т.С. Указ. раб. С. 48.
49 ЦГВИА. Ф. 414. Статистические сведения о Российской империи. Д. 300. Л. 71 об.
50 Там же. Д. 302. Л. 82.
51 ЦГА РСО-А. Ф. 291. Д. 34. Л. 14-15 об.
52 Там же. Ф. 262. оп. 1. д. 10. св. 2. Л. 4.
53 Предание о Царгасе, Азнауре и Хамите // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XV. Вып. III. С. 93.
54 Джанаев А.К. Феодальное землепользование в Стыр-Дигории // Изв. СОНИИ, 1948. Т.XV. Вып. III. С. 10.
55 Пфаф В.Б. Указ. раб. С. 83-84.
56 Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XII. С. 220.
57 Вейденбаум Е.Г. Кавказские этюды. Тифлис, 1901. С. 80-81.
58 Чибиров Л.А. Древнейшие пласты духовной культуры осетин. Цхинвали. Иристон, 1984. С. 130, 198.
59 Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. Кн. I. С. 359.
60 Инал-ипа Ш.Д. Вопросы этнокультурной истории абхазов. Сухуми. Алашара, 1976. С. 407-408.
61 Пфаф В.Б. Указ. раб. С. 82-83.
62 Скитский Б.В. Хрестоматия по истории Осетии. Дзауджикау, 1949. Ч. 1. С. 127, примеч. 1.
63 В дореволюционной историографии место, откуда пришел Бадел, локализовалось в разных точках Евразии. Например, по убеждению анонимного публициста, баделята являлись выходцами из Средней Азии (Д.А. К вопросу об узденьстве в Осетии // Казбек, 1901. № 986).
64 Д.А. К вопросу об узденьстве в Осетии // Казбек, 1901. № 986.
65 Броневский С.М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. М., 1823. Т. 1. С. 74; Дубровин Н.Ф. История bnim{ и владычества русских на Кавказе. СПб., 1871. Т. 1. Кн. 1; Красницкий К. Кое-что об Осетинском округе и правах туземцев его // Кавказ, 1865. № 31.
66 Миллер В.Ф. Осетинские этюды. М., 1881. Ч. 1. С. 139; Миллер Вс. и Ковалевский М. В горских обществах Кабарды // ВЕ, 1984. № 4. С. 533-534.
67 Полубояринова М.Д. Русские люди в Золотой Орде. М., 1978. С. 125.
68 Волкова Н.Г. Маджары // КЭС.М., 1972. Т. V. С. 53-54.
69 Турчанинов Г.Ф. Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы. Л., 1971. С. 8.
70 Под ними не следует понимать только алан, проживающих в Маджарах. Скорее всего, «маджарскими» горные осетины назвали своих соплеменников, в XIII-XIV вв. проживающих на равнине и сотрудничавших с татаро-монголами.
71 Хамицаева Т.А. Историко-песенный фольклор осетин. Орджоникидзе, 1973. С. 66-156.
72 ЦГА РСО-Алания, ф. 262, д.10, св.2, л. 64-64 об.
73 Гадло А.В. Страна Ихран (Ирхан) дагестанской хроники «Дербент-наме» // Вопросы археологии и этнографии Северной Осетии. Орджоникидзе, 1984. С. 129-130.
74 Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа IV-X вв. Л., 1979. С. 168-169.
75 Гадло А.В. Этносоциальные процессы на Северном Кавказе в свете археологических источников VIII-X вв. // Историческая этнография. Л., 1985. С.
76 Семенов Л.П. Археологические разыскания в Северной Осетии // Изв. СОНИИ, 1948. Т. XII. С. 116.
77 Кузнецов В.А. Археологические памятники на южной окраине г. Орджоникидзе // Вопросы осетинской археологии и этнографии. Орджоникидзе, 1980. Вып. I. С. 50-68.
78 Миклухо-Маклай Н.Д. Географическое сочинение XIII в. на персидском языке // Уч. Зап. Ин-та востоковедения. М.-Л., 1954. Т. IX. С. 204, примеч. 10.
79 Кучма В.В. Теория и практика военного дела византийской империи по данным трактатов Х в. // Византийские очерки. М., 1982. С.101-102.
80 Бибиков М.В. Византийские источники по истории Руси, народов Северного Причерноморья и Северного Кавказа (XII-XIII
вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. 1980. М.,
1981. С. 143.
