Творческому человеку подводить итоги, в общем-то, ни к чему: творчество, на мой взгляд, не столько процесс, сколько состояние души. И пока она готова трудиться, творчество будет продолжать восхождение к мастерству, предела совершенствования которому, как известно, нет. Потому и настигшее народного артиста Северной Осетии-Алании Давида Иласовича Темиряева присуждение звания заслуженного деятеля искусств России – спустя год после 80-летнего юбилея – отнюдь не итоговая награда «по случаю», а лишь веха на длящемся пути. На том пути, творческая многогранность которого воистину поразительна, а вклад Темиряева в культуру Осетии столь же значителен, сколь и разнообразен.
…А путь в искусство начинался в гремящем 1942 году, когда поредевшая под бомбежками воинская часть, состоявшая из 17-18-летних юнцов, отходившая от Краснодара лесами, проселками, горными тропами, обессиленная, остановилась, наконец, у карачаевского аула. Уныние повисло над привалом, и тогда командир вызвал к себе Давида: «Артистом быть собирался? Так вот тебе боевое задание: танцуй, рассказывай, делай, что хочешь, но чтобы бойцы развеселились!»
Нет, даже делая первые шаги по сцене Осетинского театра, куда он пришел из театрального училища перед самой войной, Давид так не волновался: как вдохнуть в измученных бойцов надежду, пробудить силу духа?! И он вдохновенно, как никогда даже в училище, отплясал танец на носках, да так, что к нему присоединились и бойцы, и подоспевшие жители аула. Это был яростный танец победы над самими собой, над собственной слабостью. Вскоре часть вышла из окружения… А позже Давид стал бойцом (именно так они именовались) ансамбля Северо-Кавказского военного округа, немало верст исколесившего по фронтовым дорогам. Не тогда ли прошел закалку на прочность – на всю оставшуюся жизнь – характер Давида Иласовича, характер, давший ему возможность все силы души проявить в деле, которому он беззаветно служит уже не один десяток лет – какая бы муза его к себе ни призывала.
Академик Святослав Федоров высказал как-то мысль, мудрую, на мой взгляд, что у человека есть два возраста – арифметический и внутренний. И чем этот внутренний жизнеспособнее, тем менее значима цифра первого. Думаю, именно внутренний возраст держит Давида Темиряева в творческом тонусе. И вот убедительное тому доказательство: свое 80-летие юбиляр отметил отважной актерской работой, блистательно, со щедрой самоотдачей сыграв труднейшую роль Креона в «Антигоне» Ж. Ануйя, глубоко вскрыв суть непримиримого противостояния бремени долга и свободы выбора. Одной, известной актерам, «анестезией сцены» такой поступок не объяснишь.
Итак, кто же он, Давид Темиряев?
Актер? Безусловно. Именно этой профессией он начинался как творческая личность. В послужном списке – не один десяток ролей героев различных эпох и нравственных коллизий, как правило, людей рыцарской преданности высоким человеческим идеалам, сильных, умных, волевых, сыгранных интересно, убедительно, талантливо, о чем свидетельствовал успех Темиряева у зрителей. Не случайно, видимо, в день премьеры спектакля «Сын кардинала», поставленного в 1949 году по роману Э. Войнич «Овод», где Давид сыграл одну из первых своих значительных ролей – Артура, бескомпромиссная Зариффа Бритаева написала ему на программке: «Сегодня – твой день рождения… Желаю больших творческих удач!»
Темиряев получил признание не только как актер. Как автор и исполнитель он стал лауреатом республиканских и всесоюзных конкурсов, лауреатом Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Софии. Мастер художественного слова – высшей категории! – он долгое время безраздельно владел вниманием радиослушателей, спешивших к репродукторам, едва заслышав знакомый, выразительный голос, читавший прозу или стихи.
Режиссер? Конечно. Еще в ГИТИСе он совмещал учебу на театроведческом факультете с занятиями с осетинскими студийцами-щукинцами техникой речи и художественным словом. С ними же он работал и над спектаклем по собственной пьесе «Мухтар», ассистируя преподавателям курса Захаве и Бажановой. Ставил он впоследствии и другие пьесы – и свои, и Е. Бритаева, Д. Кусова, А. Цагарели, – и немало концертных программ.
Драматург? Бесспорно. Многие из его 14 «полнометражных» пьес поставлены не только в Северной и Южной Осетии, но и в Дагестане, и в российских театрах, его одноактные пьесы – в репертуаре народных театров. Его перу принадлежит либретто оперы «Кавказская горлинка», а в 1977 году Темиряев стал лауреатом Всесоюзного конкурса «Корчагинцы 70-х» на лучшее произведение о молодежи за пьесу «Орлиная гора».
Литератор? Да. Он – переводчик классических и современных пьес (некоторые из них идут на сцене Дигорского театра), автор драматических миниатюр, инсценировок, радиоспектаклей, очерков, рассказов, театроведческих исследований, десяти монографий, сборников пьес. Член Союза писателей России, он долгие годы был членом редколлегии журнала «Мах дуг», ныне – журнала «Ираф».
Организатор? В творческой биографии Темиряева есть и эта ипостась: руководство осетинским и русским театрами, ансамблем «Алан», работа в Министерстве культуры и Союзе писателей, в Союзе театральных деятелей республики. И надо полагать, именно этот опыт особенно пригодился Давиду Иласовичу, когда он начал воплощать в жизнь, видимо, самую главную творческую мечту своей жизни – создавать Дигорский театр, ставший ныне, спустя всего десятилетие, бесспорным явлением осетинской культуры.
У Давида Иласовича насыщенная и плодотворная жизнь в искусстве, в которой неизменно главным остается служение Его Величеству Театру.
– Можете ли вы определить, в каком именно качестве Вам пребывать интереснее всего – актера, режиссера, драматурга?
– В любом случае – в качестве творческом. Когда занимаешься этим вдумчиво, основательно, получается что-то стоящее. Так вот работалось мне над «Орлиной горой». А в спешке рождаются лишь ремесленные поделки. На всю жизнь запомнилась мне встреча с широко известным в советское время драматургом Ю. Чепуриным, которому я показал свою пьесу «Плач фандыра». Одобрив в общем мое творение, он посоветовал что-то доработать, переписать. Я было возразил, что уж несколько раз делал это. И в ответ с изумлением услышал, что одну из своих пьес он, маститый автор, переписывал 80 раз! С тех пор я накрепко усвоил, что надо работать тщательнее, – скороспелость губит творчество.
Если бы мне случилось начинать все заново, выбрал бы то же самое, только постарался бы, чтобы меньше отвлекали всяческие привходящие обстоятельства, неизбежно прерывающие творческий процесс, отчего далеко не все из задуманного успеваешь сделать. Вот и сейчас есть и недоработанные вещи, сцены, наброски, есть даже замысел комедии – в этом жанре еще не приходилось работать. Но дело в том, что я не могу начать писать, пока не схвачу что-то главное в замысле, хотя характеры, образы уже представляются ясно. Словом, планов много, только времени на их воплощение, увы, нехватает.
– У вас достаточно многолюдная галерея сыгранных героев. Есть ли особенно близкие Вам роли?
– Это все равно, что спрашивать родителей, кто из детей им дороже! Каждая роль рождается из твоих собственных чувств, мыслей, проходит через твое сердце. Мне дороги и самоотверженный, исполненный чувства воинского долга лейтенант Федоров из «Победителей», и романтичный, бесстрашный Овод, и страстно бьющийся за человеческое достоинство Незнамов, и образы героических сынов Осетии – Коста, Хадзимета Рамонова, Хасаны, Таймураза. Креон из «Антигоны» дал возможность поразмышлять о противостоянии Личности и Власти. А в общем-то не количество сыгранных ролей характеризует актера, а то, что он сумел сказать в каждой из них. Достаточно вспомнить, что Соломон Таутиев сыграл их всего 16…
– Вы много работали на радио, ваше мастерство чтеца пригодилось, когда вы участвовали в дубляже на осетинский язык поставленной на «Грузия-фильме» кинокартины «Фатима». Сегодня не влечет ли вас старая привязанность?
– Очень влечет! Но… видите ли, для чтеца необходимо идеальное произношение, а в этом своем качестве я сейчас не слишком уверен. Потому стараюсь добиться его у своих студийцев, преподавая им технику речи.
В вашей творческой триаде – актер, режиссер, драматург – кто кому помогает?
– Все – друг другу. Режиссерский опыт помогает работать над ролью, знание особенностей актерской натуры – писать «удобные» для исполнителей пьесы. В театре все взаимосвязано.
– Давид Иласович, тема Великой Отечественной войны вам, ее участнику, несомненно очень дорога. Тема подвига как высшего проявления человеческого духа, нравственности убедительно звучит в Ваших пьесах о том лихолетье. Как Вы относитесь к иным, скажем так, субъективным интерпретациям этой темы в созданной в последнее время кино– и телепродукции, в некоторых театральных постановках, где авторы пытаются дискредитировать героику народного подвига.
– Однозначно – как к кощунству. Чего стоит одна попытка обелить власовцев, фашистских прихвостней, чьих бесчинств люди боялись больше гитлеровских. Никто не убедит меня, что можно ревизовать Победу, перетолковывая историю Великой Отечественной. Это губительно, прежде всего, для нравственного воспитания молодежи. Младшие должны знать правду о войне, а чтобы память эта жила, надо рассказывать об этом постоянно, а не от одной «круглой» даты до другой. Искусство должно нести правду о войне и Победе – не приукрашенную, но и не умаляющую подвига. Театр должен воспитывать патриотизм, – но не на сегодняшних поделках. В центре театрального дела должно быть стремление привить человеку высокие нравственные качества, а патриотизм – главное из них. Безрассудный театр, театр ради самого себя никому не нужен, его первый долг – заставлять зрителя думать, а уж потом – развлекать.
– Что, по вашему мнению, входит в понятие современный театр? Как сочетать в нем традиции и новаторство?
– Думаю, что в определении «современный театр» во все времена главным критерием остается степень выражения человеческого духа. И традиции, и новаторство оправдывают свое существование лишь в служении этой главной задаче театра. Поиски ради самих поисков превращают сцену в экспериментальную площадку для услаждения «элитарной» публики. Я остаюсь приверженцем завещанного нам Станиславским и Немировичем-Данченко общедоступного реалистического театра, театра сценической правды. Что касается осетинского театра, то эта вот правда наиболее выразительно всегда воплощалась в драматургии героико-романтической. Потому что это начало – в крови осетин, в нашем фольклоре, в нашем менталитете. В этой плоскости и надо искать сочетание традиций и новаторства.
– На заседании круглого стола, проходившего во время театрального фестиваля «Сцена без границ», режиссер абхазского театра высказал такую мысль: театр настолько мощная структура, что может изобразить национальное на любом материале – не обязательно впадать в этнографизм. Национальное выражается на подсознательном уровне, какой бы материал театр ни осваивал.
– Думаю, это верное наблюдение. И вполне может быть воспринято любым национальным театром.
– Особая тема – искусство и нравственность. Как, по вашему, соотносятся эти понятия? Ведь сегодня многие творцы разделяют их напрочь, даже противопоставляют. Искусство, как, впрочем, и само общество, становится все более безнравственным, приземленным, как плевок на асфальте (по выражению Сергея Бондарчука). Как сохранить нравственность театра в этих обстоятельствах?
– Стремиться в своих постановках сохранять высокие нравственные цели: помочь людям полюбить жизнь, стать добрее, чище, достигнуть душевного единения, понять, откуда и зачем человек… Другое дело, что удержаться на этом уровне сейчас, когда в искусстве и обществе «правит бал» цинизм, обращение к самым низменным свойствам человека, когда идет, по-моему, тотальное наступление на культуру, очень сложно. Престиж подвижников искусства – практически на нуле, образ артиста, не балаганного шута, не скомороха, а интеллигента, как образец для подражания – и на сцене, и в жизни, – как его сохранить, если сегодня служители Мельпомены нередко по совместительству, ради выживания, становятся служителями очень далеких от сцены сфер?..
– Лев Толстой говорил, что идеал – это путеводная звезда справедливости и добра. Что за звезда светит нам сегодня? И есть ли оправдание для разрушения прежних идеалов?
– Сейчас в идеал возведена власть денег. И на что может вдохновить такой, с позволения сказать, идеал? Потому общество и не знает, какому богу молиться. Помните стихи: «Я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал»? И какое оправдание может быть такому разрушению личности? Потому у нас в норму бытия вошло предательство, нигилизм, цинизм, уродства всевозможных антигероев нашего времени. Я не принадлежу к перевертышам и не считаю нормальным отрекаться от идеалов, на которых воспитывался и жил. А оставаться и дальше на высоте нравственности помогает подлинное искусство, театр, очищающий и духовно обогащающий.
– Знаю, что руководимый вами Дигорский театр, за восхождением которого к мастерству я слежу со дня его рождения, стремится соответствовать такому высокому назначению. И хотя он воистину молодежный, проблема смены существует и у вас. Как она решается?
– В содружестве с колледжем искусств. Там наши студийцы сейчас получают общую подготовку, а в нашем театре осваивают специальные театральные дисциплины. Последний выпуск – 6 девушек и два – увы, только два – парня, которые уже не раз выходили на сцену в спектаклях театра, готовят дипломный спектакль по пьесе В. Гаглоева «Земные боги». Свой творческий экзамен будут сдавать в наш следующий, юбилейный – десятый сезон.
– А как обстоят дела с местными авторами? Кстати, помнится, вы делились своими планами создания репертуарного совета, на который возлагали надежды на пополнение репертуарной афиши?
– Надежды, увы, не сбылись. И вообще, я что-то не слышу новых имен в осетинской драматургии. Тем не менее наш театр доброжелательно работает с теми, кто пробует свои силы в драматургии, не будучи профессионалом. В свое время поставили мы две пьесы, к сожалению, рано покинувшего нас художника, работавшего и в нашем театре, Х. Сабанова. Состоялось две премьеры пьес учительницы С. Лазаровой. Познакомим зрителей с пьесой Ц. Тобоева «Тормози, Деко!»
Репертуар пополнится и сценической редакцией К. Шавлоховой пьесы В. Ванеева «Свирель Ацамаза». Поиск авторов, работа с ними – процесс постоянный.
– А какова судьба других, как нынче говорят, проектов – попечительского совета, включения в республиканскую программу «Горы Осетии» в качестве составляющей культурное обслуживание горных сел, в частности, Дигорским театром? Который, кстати, и самостоятельно этим занимается регулярно.
– Последний проект так проектом и остается, известно, по какому принципу уделяется внимание культуре. Ну, а попечители общаются с нами – по призыву! – эпизодически. Надеемся на более тесный контакт и помощь в юбилейном сезоне.
– Давид Иласович, как вы воспринимаете планы театральной реформы, грозящей разрушить всю театральную систему, которой наше искусство по праву гордилось не одно десятилетие и которой завидовали коллеги за рубежом. Реформа во главу угла ставит не искусство, а прибыль. Видимо, ее авторы не соображают, что бизнес и искусство не слишком совместимы. Если государство окончательно бросит театры, особенно провинциальные, на произвол судьбы, центром культурной жизни города станет уже не театр, а какой-нибудь развлекательный центр коммерческого пошиба, не развивающий людей эстетически, а растлевающий их нравы.
– Угроза совершенно реальная. И потому всем деятелям культуры надо, не жалея сил, защищать позиции репертуарного театра, отстаивать его принципы.
– Ну и если о принципах: что вы, Давид Иласович, имеющий богатый опыт общения с людьми, цените больше всего?
– Думаю, не буду оригинален: элементарную порядочность – всегда и во всем. Надежность. Не терплю необязательность, обман – даже примитивный, от него непременно потянется цепочка к большому.
…Я не задала Давиду Иласовичу сакраментальный вопрос о счастье. Но то, что у него за плечами достойно прожитая жизнь – несомненно: он никогда не изменял своему символу веры и своему предназначению – Театру.
