Перевод с осетинского Михаила Синельникова
Я И КОМАР
Комар и я – нас двое в этой келье,
я и комар – вся драма впереди…
Друг-кровопийца, где твое веселье?
От голода увял ты… Жди, брат, жди!
Ты мне понятен, потерпи немного –
погаснет свет… И сердце защемит –
засвищешь ты: воздушная тревога!
Ты ринешься ко мне, как «мессершмидт».
Жизнь такова: неутомимо воя,
за свежей кровью полетишь из тьмы…
Нас в комнате просторной только двое,
а все-таки… не уживемся мы.
Сейчас я встану и тебя размажу,
бесцеремонно-наглый мой злодей!
Лишь в темноте, как вор, идешь на кражу
и кровью не насытишься моей…
А впрочем… Впрочем, опускайся! Ну же,
возьми свое! Не так уж ты жесток,
а кровь мою пьют гады и похуже,
но я терплю, терплю, терплю, браток.
ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА СЕРДЦА
О сердце, ты, как ель, что здесь растет!
Все годовые кольца налицо.
Все больше боли, и проходит год –
тавром ложится свежее кольцо.
Нас эти кольца давят, как змея,
как будто смерти вьется колея.
На сердце – сеть зарубок, цепь колец…
Еще кольцо готово наконец.
ПЕСНЯ ГЛУБИНЫ
О мори, о маре1, лазурь, глубина,
прохлада и хмарь круговерти счастливой,
яви все цвета своего волокна,
миражей своих расплесни переливы!
Взмывает, бурля, за волною волна,
беспечных валов бесконечные гривы…
Души колыбель, как чарует она,
как демоны синих пучин говорливы!
О царство загадок, сокрытых от глаз,
кормилица вод и земных, и небесных,
их прошлое, будущность, вечность, безвестность!
О море-марина, кудрявый атлас,
я нынче – твой гость, ну, а ты – мой хозяин.
Твой плеск… До конца насладиться нельзя им.
* * *
Подобна эта ночь ковчегу Ноя,
и в трюме – день, тягучий на закате,
и сны, и звезд рассеянные рати,
и темень глаз твоих с их глубиною.
Стучат часы, что бодрствуют со мною,
вопросов вечных рой влетел некстати,
а там, снаружи, – вопли об утрате,
и занят Бог заботой неземною.
Везде клокочет влажная пустыня,
и нет рабов, и нет царей отныне,
и в мире этом стал Потоп владыкой.
Грохочет небо, гневно мечет стрелы,
скрипит ковчег, везет, от пены белый,
надежды малость, груз тревоги дикой…
Ждет… Что за счастье там, на Арарате?
Беслан. 2004. 1-3 сентября
1
Язык немеет, мысль оцепенела,
лишь Смерть как будто выкосила склон…
Где наша поросль?.. Горю нет предела,
но горных духов беспробуден сон.
Мысль и язык, вы больше не нужны,
мы – камни, не Адамовы сыны.
О Господи, прими в свое жилище
и дай приют душе немой и нищей.
2
…листопад газет.
Октавио Пас
Не листопад – летят со всех сторон
с утра газеты стаями ворон.
Газетопад… В Осетию так браво
явилась осень, спешившись направо2.
3
Нет больше неба, с мертвыми ушло
оно в сырую землю: со слезами
смешался дождь и небеса унес
и с ангелами и с богами.
И, выкатив глаза, мы друг на друга
не наглядимся – я и пустота.
1 Индоевропейское «мори», латинское «маре», литовское «марес», готское «марей, русское «море», осетинское «мал» имеют общий корень и обозначают «море», «глубина».
2 У осетин всадник, сообщающий близким весть о чьей-либо смерти, обычно спешивается в правую сторону.
