ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ИНГУШСКОЙ ВОЙНЕ (ОСЕНЬ 1992 – ЗИМА 1993 гг.)
1992 год. Декабрь. Мне было тогда шесть лет…
Северная Осетия. С момента начала войны прошло уже больше месяца. И хотя боевики были выбиты с территории республики еще в начале ноября – война продолжается. Ингушские национал-экстремисты перешли к тактике диверсионно-террористических акций против населения республики. Обстреливаются дома и машины. В окрестностях Владикавказа стреляют снайперы.
То, что случилось с Осетией, в рамки обыденного сознания, увы, не укладывается. Лозунг Б. Богатырева «Умение уживаться с любым народом…» за очень короткий отрезок времени трансформировался в сознании ингушского народа в звериный клич «Ингуш, убей осетина!»
Доведенные до предела националистический психоз и истерия все более и более подталкивали ингушский народ к краю пропасти, к кровавой вакханалии.
1991 год. Октябрь. Ингушетия. Митинг в г. Назрани, где присутствуют госсекретарь РСФСР Бурбулис, на митинге категорично заявлялось, что если парламент России не примет решение о передаче Пригородного района Ингушетии, то они оставляют за собой право на захват территории вооруженным путем. Называлась даже дата выступления 12-15 октября 1991 года. Ситуация в Северной Осетии достигла критической черты. В приграничных с Ингушетией селах Сунжа и Комгарон жители начали рыть окопы. Население усиленно вооружалось. Вскоре было введено чрезвычайное положение и комендантский час. Эти меры на какое-то время заморозили ситуацию, но маховик войны уже был запущен, и накопленные горы оружия рано или поздно должны были быть пущены в ход.
1992 год. Владикавказ, поселок Южный 22 октября. Расстрел сотрудников осетинской милиции. Ингуши открыто призывают к войне с Северной Осетией. В ночь с 30 на 31 октября вооруженные группы ингушских боевиков напали одновременно в разных точках Северной Осетии на посты милиции, сельсоветы и подразделения внутренних войск. Выставив усиленные БТРами и БМП пикеты, соорудив баррикады и расставив снайперов, ингушские отряды превращают прилегающие к Владикавказу поселки в пункты для продвижения к столице республики. Начался массовый захват заложников. Бой, начавшийся 31 октября, был очень ожесточенный. Впрочем, слово «ожесточенный» не может передать характер этого сражения. Все было в сплошном огне.
Ночью 31 октября я проснулся от непривычных звуков: за окном по-настоящему стреляли и было видно, как светятся в темноте летящие пули. И это было вовсе не кино. Бабушка с дедушкой, тревожно перешептываясь, везли мою кровать в дальнюю комнату, подальше от улицы. Утром все говорили, что началась война. Я вышел во двор. Вокруг стоял странный запах, как будто кто-то зажег множество костров и автопокрышек. И это было почему-то совсем не весело. Бабушка не пустила меня кататься на велосипеде. Со всех сторон в небо устремились густые клубы черного дыма. Это горели дома и машины. Я не понимал, страшно это или интересно. Но на улицу я все-таки выехал. И тут прямо над головой просвистели пули и ударились о соседний дом. Бабушка выскочила, закричала и втащила меня во двор вместе с велосипедом. Дед сказал, что на углу нашей улицы баррикада, и мне очень захотелось на нее посмотреть. Когда стрельба стихла, дед отправился туда, и я увязался за ним. Там, через дорогу от нее, горел большой двухэтажный дом, из которого только что стреляли по нашей улице. На втором этаже сидели какие-то люди и стреляли по баррикаде. Вдруг на нашей улице появились чужие люди с автоматами. Они тоже стали стрелять по баррикаде. Ополченцы, сидевшие за ней, стали отстреливаться, одновременно стреляя в сторону горящего дома. Я побежал домой. Вскоре раздался страшный рев и грохот – это подоспевший танк въехал в горевший дом и стрельба стихла. Дед тоже вернулся.
А потом наступила ночь. Все так же пахло дымом и гарью. У горизонта светилось оранжевое зарево от горевших домов. Раздавались автоматные очереди. Темноту пересекали пунктиры трассирующих пуль. Не было света: зажигать свечки и керосиновые лампы в комнатах, выходящих на улицу, боялись. Дома смотрели глухими темными окнами, как ослепшими глазами. В этот день мама не приехала за мной, и мне стало страшно. Мы не знали, что с ней и где она.
СМИ рисовали драматическую картину происходящего: «Требования Правительства Северной Осетии по разблокированию населенных пунктов не выполнено. Достигнутые соглашения о сложении оружия и выводе незаконных вооруженных формирований сорваны. Переговорный процесс блокирован безответственными действиями лидеров Ингушетии. Преступные элементы, подстрекаемые из Назрани, развязали вооруженные столкновения в ряде населенных пунктов Пригородного района. На окраинах Владикавказа идут ожесточенные бои. Тысячи людей, случайных прохожих, не понимающих, что происходит, подвергаются смертельной опасности».
2 ноября 1992 года на территории Северной Осетии и Ингушетии было введено чрезвычайное положение. К 7 ноября ингушские боевики были разгромлены, частью захвачены в плен.
Потом приехал мой отец с автоматом и в военной форме. Сказал, что все в порядке и все живы. А на мой день рождения, наконец, приехала мама. Ее я не видел целый месяц.
В этот день мне исполнилось 6 лет.
Дед узнал, что в Чечне погибли его друзья.
1991 год. Декабрь. Глаза застилала белая пелена. На мокрый асфальт падали крупные рыхлые хлопья снега. Где-то с окраины доносились звуки автоматной очереди. Гуляя по одной из улиц возле центра Октябрьского, останавливаюсь возле сгоревшего дома. Я родился и вырос в этом селе. Теперь его не узнать: повсюду сожженные дома, тут и там снуют бронетранспортеры, снег смешался с кровью. А раньше здесь кипела жизнь, люди радовались, гуляли.
На нашей улице уже давно не зажигают огней. А оттуда, с развилки дорог, где стоит комендантский патруль, глубокой ночью слышны выстрелы. Этот звук стал для нас привычным.
Наступает время комендантского часа. БТРы с призрачным светом прожекторов растворяются в густом тумане в конце улицы. Время от времени раздаются звуки автоматных очередей. И, видимо, они не скоро стихнут, слишком много крови пролилось на осетинской земле, чтобы они стихли сами по себе.
После тяжелой туманной ночи, наконец, наступило утро. Целый день я провел во дворе. За ночь выпало много снега. Сегодня я еду домой, во Владикавказ. К сумеркам я покидаю Октябрьское. Проезжаю мимо районной поликлиники, здание, изрешеченное пулями печально проводило меня пустыми глазницами разбитых окон. Еду мимо заснеженных домов, и только в редких окнах зажигают свет, готовясь в ночлегу и, наверное, тревожно думая о будущем.
Для многих война кончилась, хотя еще долго не стихали выстрелы и гибли люди. А потом она продолжалась болью в душах тех, кто остался жив.
Ингушская война, декабрь 1992 г.
