* * *
Спой мне песню, бродяга-ветер,
Тихой ласки просит душа.
Убаюкай ее на рассвете,
словно женщина малыша.
И над степью седой полыни
расскажи про свою печаль.
И усни, как в года былые,
что-то ласково мне шепча.
* * *
Ты есть. Ты далеко. Ты здесь.
Во сне я чувствую, как тихо ты спишь рядом.
Но ночью ты исчезаешь, потому что утром тебя нет.
А потом ты звонишь откуда-то издалека
И говоришь, что время остановилось
И ты перестал видеть сны.
Я знаю, как это тяжело,
Когда нет снов.
Но листья стали совсем желтыми,
И у дороги по утрам мальчишки собирают боярышник,
Который падает, не вынося своей тяжести.
А в городе, там, где мы жили когда-то,
Поет ветер, и заблудившаяся кошка
бродит по мягкому настилу из кленовых
И березовых листьев,
И отставшая от стаи птица неловко срывается с ветки
И улетает туда, где нас нет,
Потому что там хорошо и тепло.
Заморозки, оранжевая рябина,
Переполненные автобусы и уставшие Люди Метро,
Послеобеденные лужи на асфальте,
Горячий кофе в маленьком шумном кафе,
Ночь без снов и без сна,
Мерцающий глаз уставшего телевизора,
Осенние ночи с бестолковым кино
И звонок, разрывающий мохнатое серое утро,
И далекий голос –
Который совсем рядом –
Говорит о том, что нет снов.
БАЛЛАДА О ХУДОЖНИКЕ
Парижский парк, сухой июльский вечер.
Читаю книгу. Там – другое время.
Там повесть о несчастном человеке,
Который сделал мир чуть-чуть добрее.
И время подмигнуло мне с обложки,
И улыбнулись из былого лица…
А человечек на коротких ножках
Писал портрет прекрасной танцовщицы.
Она была стройна, рыжеволоса,
Затянута изящным узким платьем.
Художник ей не задавал вопросов –
Он любовался грацией и статью.
На полотно ложились руки, плечи,
Движение бедра – неуловимо.
Она была, как маленькая свечка,
Способная спалить – всех нелюбимых.
Она была всего лишь танцовщица,
Он – дворянин, художник и калека.
Ей в кабаре плясать и веселиться,
Ему писать ее лицо для века
Грядущего. И будущее рядом –
В полете рук к старинному мольберту.
Его проводишь ты спокойным взглядом,
Потом не с ним отправишься обедать.
И жизнь твоя в объятьях Мулен Ружа
Тебе ответит старостью – как местью.
А он, больной и никому не нужный,
Умрет сентябрьским днем в своем поместье.
Я медленно иду вдоль мутной Сены.
Которое по счету это лето?
Певичку Жанну вижу я в музеях
Парижа двадцать первого столетья.
Я в парижанках в переулках гулких
Ее узнаю – здесь она навеки.
Но бередит до слез мои прогулки
Печальная судьба Тулуз-Лотрека.
* * *
Мы летим, куда ты еще не летал.
Мы – как птичья стая!
Но когда ты скажешь, что ты устал,
Я тебя оставлю.
Пусть другие в «Ритце» проводят ночь,
Раз они устали.
От чужих отелей я отправлюсь прочь
По ночным кварталам.
Если ты останешься есть и спать –
Обо мне не помни!
Мне милей нехоженая тропа
Душных комнат.
И тебя, зовущего в бутики,
Не желаю знать я.
Я танцую возле моей реки
В старом платье.
Но когда ты сядешь за словари –
Вот тогда открою
Для тебя, не спавшего до зари,
Белый город.
