ЭТЮД
Мерцает ливень за витриной;
сквозь ресторанный плексиглас
я слышу джазовое трио:
рояль, кларнет и дюжий бас
наперсточного зазывалы;
за стойкой гомон пацанов,
а на эстраде джаз бывалый
с программой старых боса-нов.
* * *
Зима, а снега нет и нет;
как ржа свалявшиеся листья.
Развозит старый драндулет
со съезда старых коммунистов.
У памятника алый стяг
отжившим срок аксессуаром
висит. А рядом, сир и наг,
трепещет клен корою старой.
Блестит асфальт со всех сторон,
отрадно мне сиянье это.
И ветер сторожих-ворон
подвиг к изящным пируэтам.
* * *
На набережной банк пурпурный
в ограде изумрудных лип.
Их тучных крон, шумящих буйно,
к ограде целый взвод прилип.
Бетонной лесенки каскады,
бордюр, щербленный парапет
и блики солнечные скачут
по зыби волн. И пара бед –
сквозняк и сырость – не мешают
нам целоваться на ветру.
И в небе радуга большая
как семицветье райских труб.
ОТПЛЫТИЕ
От дебаркадера пятнадцать
отходит утлый пароход.
По трапу шумному подняться
спешит сноровистый народ.
Над рубкою толпятся чайки,
пронзая криками причал.
И девушка в упругой майке,
каких на юге не всречал,
смеющимся ласкает взглядом
матроса в плисовых клешах.
И кэп, как будто так и надо,
в огромном кепи на плешах,
без кителя, в одних подтяжках,
на тубе выдувает вальс.
И пароход, вздыхая тяжко,
ложится, не спеша, на галс.
* * *
Вот в этой самой подворотне
родился март. На стеклах потных
от моросни припойный блеск
вдруг озарился светом алым,
и блики чертят арабеск
горящим жаром на подвальном
окне прозрачном. Стратоскоп
минутный в серо-синей ткани
хмельного дня. На мокрый лоб
и пряди влажные платками
ложатся желтые лучи;
закат пылает в пройме арки.
И снега талого ключи
звенят о тротуары; «Паркер»
янтарный с золотым пером
достало солнце, разом брызнув
на облака, на этот дом,
на наши глиняные жизни…
ЗИМА
Дым из трубы. Покров стеклянный
травы, прохваченной ледком.
Кругом бело, куда ни глянь, и
доскою шахматной, рядком,
березки в роще черно-белой
стоят; и гулко склянь небес
разносит дятла стук несмелый
на пару полуверст окрест.
МАСЛЕНИЦА
Все сорок сороков покрыты белым,
а снизу маковок червонный блеск.
За тройкой вороных правитель смелый
в огромных рукавицах. И на всех
сидящих в санях лицах озаренье
от света, солнца, радости, и смех
с тальянкой звонкою мешает пенье,
как в неком миксте праздничных утех.
СЕВЕРНАЯ ИДИЛЛИЯ
Тяжелый гул; раскатистый, рычащий;
всю ночь на трассе свет далеких фар.
Лосенок в уголке уютной чащи
во сне зачмокал, и горячий пар
ноздрей лосихи успокоил кроху;
и видит дальше он цветные сны…
А магаданской трассы пульс не глохнет,
всю зиму колеи огней полны.
УРОК МУЗЫКИ
Глубокий тон виолончели,
и рембрандтовский полумрак.
И ритма верные качели,
и в ритм качающийся фрак.
Вступают строем контрабасы,
и рявкнул пару раз тромбон;
и снова, в полутемном классе
концерт несется напролом.
* * *
Тоска по серой питерской весне,
по голым ветлам в институтском саде;
пять сотен метров, за рекой – проспект,
как дно ущелья посреди громадин
шестиэтажных, строгих и простых,
умеренных и снайперски роскошных.
Ах, неужели только бедный стих
вам посвящу, вас не увидев больше.
ЭТЮД
Как позолоченная спица
Адмиралтейская игла.
Кораблик невский золотится,
как петушок из сказки. Глаз
омыт сиянием весенним,
и адмиральский плотный бюст
уравновешивает тенью
оскал страдающий медуз.
* * *
Капля марганца в стакане;
завис воздушный поцелуй;
и кто ж за сотню метров станет
кричать о чувствах? Легкий буй
качается на теплых волнах
моей груди. «Плыви ко мне!» –
а в глубине мерцает полный
набор кораллов и камней.
ВОСПОМИНАНИЕ
Осей вагонных перекаты
вдоль перекатов тяжких волн –
мы к югу ездили когда-то,
и целый мир был солнцем полн…
В купе лежалом проводница
разносит терпкие чаи;
и подстаканник золотится
в луче закатном. И «Чаир»
наполнен розами – в эфире
вечерний ретробаритон;
а небо за окном – в полмира,
и море – что оживший сон.
* * *
Не отводя, не направляя
своею мыслью полный взгляд,
идешь под дребезги трамвая
своей дорогой наугад.
Вокруг прохожих караваны;
и только изредка мелькнет
знакомых бедер абрис пряный,
и тот окажется не тот.
Асфальт горячий, гололед ли,
весны ли трепетный каданс –
своей дорогой мысли бродят;
и только листьев краткий вальс,
что падают, кружась, под ноги,
порой осеннею, на миг,
тоскою жгучей вдруг напомнит,
что в жизни ходят напрямик.
* * *
Водою желтой полон Терек.
Ограды выщерблен бетон.
В водоворот каскада вперил
поток корягу; дальше он
несется, огибая камень,
ревет медведем. А быки
моста пригнулись ниже лбами,
бодая мутный вал реки.
