Ольга ОРЛОВА. Материалы к биографии Гайто Газданова: переписка Ф.Д. Ламзаки

Перевод Мари ле Мер

В данной публикации мы продолжаем знакомить читателей с подробностями биографии Гайто Газданова на основе документов из личного архива писателя (СОГОМИАЛ, Владикавказ) и из личного архива Леонида Ржевского (MS vault uncat b.5, Байнеке, Йель, США,). Автор выражает глубокую признательность за содействие и консультации генеральному директору СОГОМИАЛ Е. Габоевой, д.ф.н., профессору СОГУ Т. Камболову, д.ист.н., профессору СОГУ Р. Бзарову.

Личная, интимная жизнь Гайто Газданова – это одна из наиболее закрытых и малоизвестных страниц в его судьбе. Документальные сведения, которыми мы располагаем на эту тему, чрезвычайно скупы – всего несколько писем от неизвестных нам женщин и комментарии матери, которая сама почти ничего не знала о любовных связях своего сына.¹

Произведения 30-х годов, написанные в период между «Вечером у Клэр» и «Ночными дорогами», несмотря на некоторую автобиографичность, также практически не позволяют восстановить подробности взаимоотношений Газданова с женщинами. Любовные истории, которые мелькают в сюжетах рассказов и романов этого времени – «Алексей Шувалов», «Великий музыкант», «История одного путешествия», «Полет», «Счастье», «Ошибка», «Вечерний спутник» и т.д., – кажутся как бы подсмотренными и затем описанными повествователем, но не пережитым им.

В то же время известно, что именно в этот период у Газданова сформировалась репутация человека, удачливого в любви. «Газданов, маленького роста, со следами азиатской оспы на уродливом лице, широкоплечий, с короткой шеей, похожий на безрогого буйвола, все же пользовался успехом у дам», – это замечание Василия Яновского, рожденное, скорее всего, под впечатлением слухов и встреч на довоенном Монпарнасе, останется верным применительно ко всей последующей жизни автора «Вечера у Клэр».²

В принципе, автобиографичный характер произведений Газданова позволяет, прослеживая творческий путь, восстановить практически все основные и наиболее важные опорные точки его биографии – кавказские корни, рождение в Петербурге, годы учебы, участие в Гражданской войне, эмиграция, работа на заводе, учеба в Сорбонне, участие в Сопротивлении и т.д. Лишь членство Газданова в масонской ложе и его женитьба не нашли никакого отражения в его творчестве. И если в случае с масонством это легко объяснимо и даже очевидно, то отсутствие в прозе Газданова даже легкой тени образа его жены Фаины Ламзаки представляется удивительным, тем более, что есть все основания считать, что Фаина Дмитриевна Ламзаки оказывала реальное влияние на литературную деятельность своего мужа, если не содержательно, то, по крайней мере, эмоционально. Видимо, не случайно первые три года после женитьбы оказываются наиболее плодотворными и удачными в судьбе писателя. Он создает три романа («История одного путешествия», «Полет», «Ночные дороги») и лучшие рассказы («Бомбей», «Вечерний спутник», «Хана»). При этом роман «Ночные дороги» он посвящает своей жене. Рассказ «Бомбей», по предположению Е.Д. Резникова, написан под впечатлением от рассказов Фаины Дмитриевны об индийском периоде ее жизни. Однако ни образ супруги, ни характер семейных взаимоотношений, кажется, не проявляются ни в этих, ни в последующих произведениях.³

Быть может, объяснение кроется в двойственном, корнями архаичном, восприятии женщин Газдановым. Женщина как источник эротического, а следовательно, и творческого вдохновения, словно бы отделена в его сознании от женщины как фактора душевной и бытовой стабильности. Тот образ, который волнует его воображение художника, оказывался абсолютно непригодным в своем реальном воплощении для мирного соседства под одной крышей. И наоборот, спасти «от люциферического ада», выражаясь словами Поплавского, мог подчас очень земной, радостный и крепко стоящий на ногах человек. И если первый образ почти не оставил следов в биографии писателя, то второму не нашлось места на страницах его книг.

Тем больший интерес представляют те немногочисленные свидетельства, связанные с личной жизнью Фаины Дмитриевны, которые помогут хотя бы отчасти воссоздать ее портрет и характер.

По сведениям, собранным Л.Дьенешем, знакомство Газданова с будущей женой состоялось в 1936 году на Лазурном берегу. Фаина Дмитриевна тогда жила в провинции, владела фермой. Дочь греческих купцов из Одессы исколесила пол-России и множество восточных стран, прежде чем обосноваться во Франции. На море она приехала отдохнуть в одиночестве, расставшись с первым мужем Гавришевым.

Однако первые документальные сведения, которыми мы располагаем, содержатся в письмах родственников Фаины Дмитриевны – матери и брата, проживавших в Польше, – и относятся они уже к последующим годам, когда Фаина переехала к Газданову в Париж.

Из письма Фаине Ламзаки от ее матери К. Колчак (от 20.11.37):

Пишешь, что Гайто чудный, а Таня пишет, что похож на Борю, такой хороший и умный. Боже, как я счастлива, что моя Фася счастлива. Это ей награда за все хорошее, что она сделала в жизни; принимаю во внимание тебя и меня. Пишешь, англ. яз. подвигается, а когда приеду, то ты и Фася будете меня продавать по-английски, а Гайто знает английский яз., если что, то мы запретим вам в нашем присутствии говорить или лаять, потому умеешь лаять по-собачьи – англичанин поймет.

Из письма Фаине Ламзаки от ее брата Мариана Ламзаки-Моро (от 2.1.1938):

Фаина, я никогда не вмешивался в твою жизнь, но скажу тебе, что очень рад, что ты, наконец, разошлась с Гавришевым. Я его помню, и он мне никогда не нравился. Тип не интересный. Очень сожалею я, что вышла ты за него, и то, что говорил, оправдалось: вы разошлись. Не удивился я, что оказался он порядочным хамом. Я Маме всегда говорил, что за шурина его признать не хочу. Пусть тебе судьба поможет в жизни с Гайто (так его Мама называет), Мама за тебя довольна. Если он действительно хороший человек, передай ему сердечный привет от меня. Напиши коротко, как его имя и фамилия?

В следующем письме, датированном 12.03.1938 года, брат просит:

Передай привет Георгию Ивановичу. Будь здорова, Фаина, целуй Таньку.

Еще до начала Второй мировой войны к Газдановым перебралась жить племянница Татьяна Ламзаки, которая на несколько лет заменит бездетной паре дочь.

Подробности дальнейшей семейной жизни нам практически не известны. Из устных же сведений, собранных Л. Дьенешем, известно также, что Фаина Дмитриевна наравне с мужем принимала активное участие в движении Сопротивления.

«Некоторые из эмигрантов действовали с совершенным бесстрашием, которое мог бы отрицать только пристрастный человек. Я знал многих из них; женщины принимали в этой работе не меньшее участие, чем мужчины. Они часто служили гидами для советских, и мне неоднократно приходилось наблюдать, как по парижской улице шла эмигрантская дама и вслед за ней пять или шесть советских пленных в костюмах с чужого плеча и с тем непередаваемым советским видом, по которому их тотчас же можно было отличить от всех. Достаточно было, чтобы их остановил агент гестапо, и им и их гиду угрожали бы самые жестокие наказания – от страшных немецких лагерей до расстрела».

Эти строки из повести «На французской земле» имели прямое отношение к супруге Газданова, которая, владея английским, французским и немецким языками, выполняла работу гида-переводчика для беглых советских солдат и тем самым спасла немало человеческих жизней.

На то, как протекала жизнь Газдановых в первые послевоенные годы, немного проливают свет воспоминания Егора Резникова – сына Даниила Резникова. Каждое лето с 1947 по 1949 год Егор со своей матерью Натальей Резниковой отдыхал в Русском доме на юге Франции в местечке Жуан-ле-Пен. Туда же приезжали на отдых супруги Газдановы. Егору Данииловичу – в то время подростку – оба запомнились как необычайно веселые, заражающие чувством юмора люди, к тому же великолепные пловцы. Правда, плавали оба по-разному. Фаина Дмитриевна любила заплывать очень далеко от берега, так, что Газданов начинал волноваться, и та, возвращаясь, отшучивалась, что чувствует себя в воде, как пробка, которая никогда не тонет. Сам Георгий Иванович любил плавать вдоль берега разными стилями, чему старался научить и Егора. В памяти остались также занятия с Фаиной Дмитриевной английским языком и ее живописные рассказы о жизни в Индии, где она жила с семьей незадолго до того, как переехала во Францию. Рассказы об Индии были также связаны с разговорами о буддизме, которые возникали постоянно, так как в то время Газданов два года работал над романом «Возвращение Будды».

В конце 40-ых Газдановых покидает Татьяна Ламзаки. Она уезжает из Парижа в Женеву в качестве сотрудника ООН, продолжая поддерживать постоянную переписку с семьей тети, с которой у нее самые теплые и близкие отношения.

Из писем Татьяны Ламзаки следует, что 1952-53 годы были весьма непростыми для Газдановых. Связано это было не только с тем, что Газданову пришлось менять место жительства и работу, но и с неустойчивостью чувств между супругами в тот период. Именно в это время, как мы знаем, Газданов отказался от должности редактора в Издательстве им. Чехова в Нью-Йорке. Тогда же Татьяну Ламзаки переводят в Нью-Йорк, где находилась штаб-квартира ООН, и ее переписка с тетей позволяет нам понять, что восприятие Газдановым нью-йоркской жизни было неоднозначным, и на определенном этапе он всерьез подумывал о том, чтобы перебраться в Новый свет.

Из письма Татьяны Ламзаки Фаине Ламзаки от 3-5 июля 1953 года:

Гайтинкин энтузиазм мне остается непонятен. «История Образов темна и непонятна» – интересно видеть новую страну, познакомиться с ихними обычаями, которые я, между прочим, знаю, но остаться здесь на всю жизнь, très peu pour moi, mon cher⁴ .<…>Таня и Марк платонически мечтают вернуться в старый мир. Борис тоже. Нику жизнь здесь насточертела, что вполне понятно.⁵ Словом, Гайто уникум в своем роде.

Однако благоприятные впечатления, похоже, были не единственной причиной, по которой Газданова тянуло в Америку. На его решение могли повлиять личные отношения с соотечественницей, с которой он встретился в Нью-Йорке во время своего визита к Николаю Рейзини. Видимо, Рейзини и другие члены круга русской литературной эмиграции были посвящены в связь Газданова, во всяком случае, тот – из предосторожности? – никак не способствовал сближению племянницы Татьяны со своими друзьями, когда та переехала из Женевы в Нью-Йорк.

Из письма Татьяны Ламзаки Фаине Ламзаки от 27.06. 53 Нью-Йорк:

Рейзини меня завтра везет к ним на автомобиле. Я ему звонила первый раз – его не было – и долго беседовала с Анютой, думаю, что была она, потому Гайто знает, gentille comme tout⁶. Потом мы в течение 3-х дней безуспешно старались застать друг друга, Рейзини и я, наконец, говорили по телефону позавчера около 1/2 часа. Mon intuition ne m’avait pas trompeè, une fois de plus⁷. Помнишь, что

тебе говорила в Париже. Твой Гайто никогда ни одного слова не промолвил на мой счет своему лучшему другу. Рейзини был очень удивлен, когда узнал о моем существовании и, по тону письма Гайто, решил, что мне 16 лет. Sic⁸. Конечно, мы сразу подружились, и я ему напомнила о том, как Гайто «тайно» ходил к парикмахеру. En attendant je la trouve plus tôt mauvaisè soi dis ant.⁹ Гайто меня так нежно любит, mais je ne dois pas tenir une place bien grande dans son existence puis que son meilleur ami ignorait la mienne.¹⁰ Ты, конечно, найдешь способ его защищать, меня ругать и говорить, что я обижена. On te connait. Tout ce que fait Гайто est bien.¹¹ Заметь, что я нашу красавицу¹² хорошо знаю и особенного значения этому не придаю, mais je tiens à marquer le coup.¹³

Из письма Татьяны Ламзаки от 3-5 июля 1953:

Все меня долго и обстоятельно расспрашивали про Гайтинку и дивились, что эта паршивка ни слова никому не говорила обо мне…

Газданов, видимо, догадывался, что Татьяна посвящена в подробности их супружеских отношений и, безусловно, не рассчитывал на поддержку или хотя бы молчание племянницы.

Из письма Татьяны Ламзаки Фаине Ламзаки от 25.2.53 Женева:

Заставила себя написать несколько слов Гайтинке. Не письмо, а жалкое фиаско. Но она увидит, что я ее не забываю. Je souscris entièrement à tout ce que tu écris à ton sujet и одобряю поездку в Мюнхен на Пасху¹⁴.<…>

Я тоже боюсь, что Гайтинка там даст libre cours à ses instincts de magnificence¹⁵ и прочее (падаль, сволочь etc). Мне он написал два очаровательных, но идеально бессодержательных писем, selon sa bonne habitude.¹⁶

Ситуация осложнялась еще и тем, что Газданов, выбирая между Америкой и Германией, явно не спешил с регистрацией брака, хотя знал, что для любых передвижений Фаине требовалось иметь официальный статус супруги. Фаина Дмитриевна, видимо, догадывалась, что странная медлительность в данном случае была вызвана тем, что в это время Гайто переживал сильное увлечение неизвестной нам женщиной, письма которой сохранились в личном архиве писателя:

Понедельник 6/24/53¹⁷

Дорогой Гайто, мне так трудно сейчас писать. Я постараюсь писать об отвлеченных вещах.

Пожалуйста, не хвастайся, что у тебя боли в сердце, и ты потерял в весе. У меня тоже боли, правда, не в сердце, но тоже на нервной почве, и я тоже потеряла в весе. И вот это равенство между нами заставило меня написать тебе письмо в субботу 27-го. Так продолжаться долго не может. Я ничего не хочу и ни на что не претендую, что мне не принадлежит и не может принадлежать. Ты прав, что мне было приятно, что ты мог написать рассказ. Это неверно, что мне было приятно, я, вернее, горжусь тобой, что, несмотря на утомительную работу и различные другие вещи, ты нашел в себе силы написать. Тронута я очень, что ты прислал мне рукопись. Правда, пришла она не в совсем удачное время, поэтому я просто не могла и пока еще не могу оценить рассказ.

Мне хочется думать, что несмотря ни на что, ты сумел найти время и заказать портфель, о котором у нас с тобой была такая длительная переписка.

Я тебя как-то спросила по телефону, не играешь ли ты в шахматы? Ты ответил, что нет. Для меня, по некоторым вещам, было довольно очевидно, что ты не играешь в шахматы, но, конечно, я не была вполне убеждена, пока ты сам этого не сказал.

Ты знаешь, что жизнь состоит чаще из случайностей, чем определенных вещей.

В прошлом году я говорила о том, что тебе и до Д. следовало бы записаться в (неразб., похоже на сокращение О.О.), ты рукой махнул, сказав, что в этом необходимости нет. С того времени прошел год. И я тебя очень прошу, сделай это. Стечение обстоятельств может быть таким, что это не будет нужным, но может случиться и так, что это понадобится, и тогда время не будет напрасно потеряно. Ты, вероятно, сейчас будешь смеяться над моей предусмотрительностью. Совершенно еще не решив, что я буду делать и куда поеду на vacation¹⁸, я подумала о том, что возьму заграничный паспорт, который мне дает возможность поехать в любую страну мира, за исключением стран, находящихся под коммунистическим, мягко выражаясь, протекторатом. И, несмотря на то, что я никуда не еду, но он мне не мешает, и если я вздумаю отправиться куда-нибудь – к черту на кулички, скажем, – у меня не будет никаких задержек.

Larry Williams смеялся надо мной, ну что же, говорит, паспорт есть, но без различных прививок ехать нельзя, хотя вы и не знаете, поедете ли и куда поедете, но если решите куда-нибудь двинуться, чтобы не было задержки, давайте колоться. Какая-то гадость принялась. Хожу с вздутой красной рукой. Но главное, не знаю, из-за чего страдаю. Наверное, это глупо.

Сегодня видела в банке Mr. Thomas, он мне сказал, что отправил тебе письмо, в двух копиях, на Brancions. Надеюсь, что это то, что тебе нужно.

Заходила сегодня в магазин смотреть для тебя рубашки, о которых писала, но у меня было мало времени, а народу было чрезвычайно много, и так как спешки с ними нет, ты не вернешься в München до конца июля, то отложила пока их, до более удобного момента.

Ай, ай, Георгий Иванович, это что за расточительность, покупать дамские зажигалки и вдобавок посылать воздушной почтой. Нет, кроме шуток, хотя я ее еще не получила, но очень тронута вниманием. I thank you very much. Пожалуйста, Гайто, что бы ни было, я тебя очень прошу, постарайся сохранить душевное равновесие. Не принимай все так трагично, не мучь себя, если ты будешь это делать, ты погубишь и себя и меня. Никто от этого не выиграет. I do love you.¹⁹ <…>

И еще одна короткая записка, написанная по следам волнующих событий, развивающихся между Парижем, Мюнхеном и Нью-Йорком:

Воскресение 6/28-53

Я не могла не послать тебе телеграмму, Гайто.

После получения твоего письма от 16-го с выдержками из письма племянницы было слишком очевидно, что мне не остается ничего другого, как почти что извиниться за мое письмо к тебе, посланное 19-го июня. Это то, что я и сделала.

Непонятно, о каком именно рассказе идет речь в этом письме. Газданов написал всего три явно автобиографичных рассказа, посвященных взаимоотношениям своего героя-повествователя с эмигрантками-соотечественницами. Рассказ «Хана» был опубликован в 1939 году, и нам кажется маловероятным, что Газданов стал бы посылать рукопись давно опубликованного рассказа, хотя именно в нем речь о его харьковской знакомой, перебравшейся в Америку. Рукопись «Судьбы Саломеи» (архив Газданова в Хоутонской библиотеке, Гарвард, США) датирована 1958-м годом, рассказ был написан под впечатлением поездок в Италию, где Газданов побывал только в середине 50-ых. Единственный лирический рассказ о взаимоотношениях повествователя с русской эмигранткой, который был закончен, но так и не был опубликован по неизвестным причинам, – это рассказ «Когда я вспоминаю об Ольге…» 1942 года (архив Газданова в Хоутонской библиотеке, Гарвард, США). Имеет ли этот рассказ отношение к автору писем, неизвестно. Мы лишь предполагаем, что, приехав в США, Газданов встретил свою прежнюю русскую знакомую, которая покинула Европу еще до Второй мировой войны и с которой его связывали давние чувства, описанные в одном из рассказов, возможно, нам до сих пор неизвестном.

Трудно предположить, почему Газданов не захотел или не смог скрыть свое увлечение, но очевидно, что ему не удалось избавить супругу от тяжелейших переживаний, связанных с «заокеанской драмой», которая продолжалась и после того, как Газданов перебрался в Мюнхен и начал работать корреспондентом на радио «Освобождение».

Из письма Татьяны Ламзаки Фаине Ламзаки от 15.7.53 Нью-Йорк:

Вьюноша, он же – зайский,

Получено Ваше конфиденциальное письмо. Все это было понято мною давным-давно. Недаром я так опасалась, когда Гайто был послан в Америку²⁰. Naturellement, tu n’avais moralement pas le droit de ne pas le laisser partir.²¹ Что то, о чем мы с тобой говорили, правда, je l’ai aussi senti²² … но

1/ Гайто тебя таки – да, любит, et tu peux r(/)eussir.²³

2/ Je te seconderai de mon mieux.²⁴

Объяснений мне не надо, все понимаем.

Я безумно волновалась все это время, боялась, что ты откажешься выйти замуж, la gaffe ()a ne pas faire²⁵. Твое предпоследнее письмо меня взбудоражило. Je n’en ai pas dormi.²⁶

К счастью, tu t’es ressaisie et tu es in the right fighting spirit. Ты взяла себя в руки, и ты есть в приподнятом состоянии духа. Tu ne dois pas lâcher Gaito²⁷, для твоего счастья – и для него. Я глубоко убеждена в том, что он нуждается в тебе, что ты можешь ему быть полезной.

Он сказал Reisini, что погиб бы без тебя во время войны.

<…>Между прочим, подчеркиваю, что все, что я пишу об Америке, соответствует действительности. Mon instinct ne m’a pas trompée une fois de plus²⁸. Давно я это предвкушала и недаром, au fond du Coeur²⁹, не хотела здесь жить.

Не думаю, чтоб у Гайто были шансы поехать в Америку. Вреден, Чехов – fini.³⁰

Compte sur ma discrétion absolue³¹. Я тоже думаю, что американские темпы не для Гайто.

Maintenant³² прости меня за чрезвычайную откровенность и не сердись. Il faut que tu sois armée pour la lutte. Elle sera dure³³.

Фаина, лечись вовсю и, главное, следи за нервами. Ты мне ответишь, что мои нервы не лучше твоих. C’est vrai, je l’admets, je ne réussis pas toujours à les dominer. Je lutte.³⁴

Ты мне сказала “on n’a qu’à me prendre telle que tu es”. Tu sais que je te prends telle que tu es et Gaito l’a fait aussi – jusqu’à prйsent mais en ce moment, il doit être manié avec le + grand-soin – Aussi soigne tes cohibacilles et tâche de ne pas lui faire de scènes. Ton instinct te guidera mieux que moi – tu te connais – mais soigne tes cohibacilles et du calme, du calme. En ce moment depuis qu’il est rentré des USA, l’accent est porté sur la vie indépendante et magnifique (le mystère d’aller chez le coiffeur etc). “On” est libre et fier. Je compte sur ton habileté pour ne pas le heurter de front. Prudence, souplesse, finesse. On l’aura.³⁵

Тем не менее, подготовка к бракосочетанию шла своим чередом, о чем Татьяна прекрасно знала, отправляя одновременно с «конфиденциальными» корреспонденциями поздравления обоим супругам.

Из письма Татьяны Ламзаки от 3.7.53:

Очень рада, что Гайтинка с тобой. Ты ее крепко и нежно поцелуй от меня. Мне жалко, что не буду с Вами “le jour de gloire”³⁶. Мне так приятно, Любимчик мой, что ты лечишься вовсю. Ведь ты у меня единственная и красавчик, такой симпатичный зайчик. Всю эту неделю я беспокоился, не получая писем от тебя и даже сочинил стишки в твою честь.

Что ты, заинька, не пишешь,

Аль головушку повесил,

Аль чего-то приуныл?

Так мило, зайчик головушку и ушки повесил. Представляю себе все хлопоты и волнения с бумагами. Прошу меня держать в курсе дела, чтоб я о Вас думала le grand jour³⁷.

Из письма Татьяны Ламзаки от 11.7.53:

Ну, что, детки мои,

Можно ли Вас, наконец, поздравить? А то надоело ждать. Так жалко, что меня не будет с Вами. Кто у Вас temoins³⁸?

Из письма Татяны Ламзаки от 15.07. 1953:

Милые дети,

Поздравляйно и целовайно. Очень, очень жалею, что нахожусь так далеко от Вас. Прошу мне послать точное описание, как все произошло в Mairiе³⁹, кто что сказал, как кто был одет, где была консомация… Вам была послана сегодня телеграмма, но, принимая во внимание разницу во времени, боюсь, что она слегка опоздает.

Письма от Гайтинки я так и не получила.

Брак Гайто Газданова и Фаины Ламзаки был зарегистрирован в Париже 15 июля 1953 года:

PRÈFECTURE DE LA SEINE EXTRAIT des Minutes des Actes de

Mairie Mariage

du 15 e Arrondissement

Coût de cette expèdition: 1,50 NF

(Dècret du 6 octobre 1958)

Les droits de timbre ont ètè supprimès

par dècret du 10 decembre 1948; le

prèsent extrait est seulement soumis

aux droits d’expedition.

B № 515468

1372/MB.

Le quinze juillet mil neuf cent cinquante-trois, onze heures quinze minutes, ACTE DE MARIAGE DE: Georges Gazdanoff, né à Pétrograd (Russie), le vingt-trois novembre mil neuf cent trois, fils de Jean GAZDANOFF, et de Marie ABATZIEVA, époux décédés d’une part. – Et. de Faina LAMZAKY, née à Odessa (Russie) le vingt-quatre avril mil huit cent quatre-vingt-douze , fille de Dimitri LAMZAKY, et de Claudine KOLTCHAK, époux décédés; Divorcée de Logguuine GAVRICHEFF, d’autre part. –SANS CONTRAT DE MARIAGE

P.E.C.

PARIS, le vingt-cinq janvier mil neuf cent-soixante.

L’Officier de L’Etat Civil.

Этот документ был выдан 25 января 1960 года как исправленный, в связи с тем, что в подлиннике свидетельства о браке были допущены ошибки в написании фамилий. В повторном свидетельстве сказано: «Пятнадцатого июля тысяча девятьсот пятьдесят третьего года в одиннадцать часов пятнадцать минут состоялось бракосочетание Георгия Газданова, рожденного в Петрограде (Россия) двадцать третьего ноября тысяча девятьсот третьего года, сына умерших супругов Ивана Газданова и Марии Абациевой – с одной стороны – и Фаины Ламзаки, рожденной в Одессе (Россия) двадцать четвертого апреля тысяча восемьсот девяносто второго года, дочери умерших супругов Дмитрия Ламзаки и Клавдии Колчак, разведенной с Гавришевым – с другой стороны. Без брачного контракта».

Свершившееся бракосочетание не только упростило дальнейшее оформление документов для Фаины Дмитриевны и ускорило ее переезд в Германию, но и позволило восстановить некоторое душевное равновесие.

Из письма Татьяны Ламзаки от 9.8.53:

Мой Мальчик,

Я рада, что ты себя лучше чувствуешь и спокойна. Ты у меня красавица и молодец.

Я эту историю с трудом перевариваю. Поведение Гайто мне непонятно – что-то ни то, ни се. Продолжаю быть с тобой вполне согласной и считаю, что ты поступаешь совершенно правильно.

Из данной переписки неясно, каким именно образом завершилась эта история, но очевидно одно: вскоре после переезда в Германию семейная жизнь Газдановых стабилизировалась, они много путешествовали, и вместе, и поврозь, и Фаина Дмитриевна больше не боялась оставлять мужа в одиночестве. Вот несколько писем того периода:

21 – 8

Rao-Roppe

Гайтошечка, пишу тебе под стук колес. Птичек кормушка висит над стеной. Проснулась после 8-ми с Ѕ часов непробудного сна. Доехала благополучно. В 9 часов легла спать, смутно слыхала Гамбург, проснулась в Любеке из-за старика – боялась, что на ferry-boat’е нужно будет сойти с поезда, и как заснула – так проснулась в 6 ч., когда разбудил проводник. Даже возни и шума при погрузке поезда не слышала, а шум всегда большой. <…> Как видишь – все в порядке. Тишина – аж звон в ушах. Такая, как нигде. Сейчас еще все спят, но, надеюсь, скоро будет кофий горячий. А Вы? Надеюсь, не забудете, что где-то в Швеции, у самого ледяного моря сидит одинокая сосна. На сегодня météo предсказало бурю. Посмотрим.<…> А кофе здесь не как в Carlton’е. В общем, здесь без перемен и все здоровы, что очень приятно. В 11ч. письмо будет отнесено к почтящикам и передано в руки автопочтаря. <…>

Нежно и много раз. Ф.

Дорогой Гайтошечка, с тех пор как я здесь, получено только одно письмо. В чем дело? Вчера было холодно и дождь – сегодня солнце. Страна благодатная. <…> Сплю слишком даже много. Прямо болезнь. Пойду на почту. Может быть, есть письма. Целую. Ф.

Дорогой Гайтошечка, все жду от тебя письма, кот. нет. Уже из М. послала тебе адрес. Очень огорчена. Погода дивная. Купаюсь каждый день на этом пляже. Загорела вовсю. Плавать не разучилась. Много гуляю. Здесь замечательно и очень нарядно и чисто. По вечерам прохладно. Целую крепко. Ф.

В это же время – в середине 50-ых – Газдановы подружились с семьей Ржевских. Леонид Денисович и Агния Сергеевна Ржевские покинули Россию во время Второй мировой войны. После войны оба занимались литературной и преподавательской деятельностью в Германии, в Швеции. Трудно сказать, что позволило сблизиться в ту пору уже немолодым людям – общие ли литературные вкусы и интересы, чувство ли юмора, свойственное всем четверым друзьям, – но отношения сложились удивительно прочные и теплые.

Через несколько лет Ржевские покинули Мюнхен и переехали в США, где они тесно общались с Татьяной Ламзаки, которая по-прежнему работала в ООН. К Газдановым в это время перебралась из Польши сестра Татьяны Мария, которая останется с ними до самых последних дней.

Переписка Газдановых с Леонидом и Агнией Ржевскими – ценнейший источник тех мелочей и деталей, из которых складываются образы и характеры супружеской пары.

(Дата отсутствует – О.О.)

Господи, Боже мой, что же это такое?! Уехали куда-то на куличики и хоть бы что! А мы тут! А дружба? А подумать, что бедные Газдановы ничего о Вас не знают и грустят? Где же справедливость? А тут еще надвигается лето. Как же это без Вас? Конечно, было получено поздравление к Новому году, я этого не отрицаю, но разве в этом дело? Одним словом, хотим знать: как здоровье и вообще самочувствие? Как дела и настроение? Какой климат и какое окружение? Почему Таня меня забыла и на кого променяла? Если на американку соответствующего возраста (с моим) – протестую. Если моложе – все равно протестую. Нельзя ли надеяться на летнюю дружбу? Махнуть бы куда вместе?!! Гайто не пишет. Я прибавляю в весе (и в годах). Очень неугодно, что Вы так далеко, и все же надеюсь получить ответ хотя бы на половину моих вопросов. Больше надеюсь на вас, Леонид Денисович, чем на Таню, хотя, может быть, она вспомнит, что в Париже живет личность, которая имеет к ней слабость и часто о ней думает и всегда с нежностью.

Сердечный привет и нежный поцелуй. ФГ.

9-7 ( год отсутствует – О.О.)

Lido

Дорогие друзья, приятно и лестно иметь друзей, у которых есть поместье, а может, и замок в Америке. Собиралась Вам написать еще в Париже, потом решила после того, как увижу Мондичей, а тут еще пришло Ваше письмо. 15 июня покинули Париж, пробыли 4 дня в Женеве и 5 дней в Мюнхене. Теперь сидим на Lidо до конца месяца. Потом я пробуду 10 дней в Авано, а Гайто поедет в М <юнхен >. Одним словом, на нашем фронте без перемен. Ц.м. <целый месяц> я раза 4 была у Мондичей.⁴⁰ Не знаю, что и сказать. Положение не без надежды, а насколько это обосновано – не знаю. Очень мне их жалко. Детишки – прелесть. Больше всех изменилась Вика – ее пришибло, но ведет она себя геройски. Миша выглядит неплохо, но глаза грустные. <…>

Должна сказать, что и мы часто Вас вспоминаем и жалеем, что вы так далеко. Я знаю, что Таня мне изменила с какой-то не совсем арийской дамой. А я ей верна – изменяю только с моей варшавской племянницей, но это дело семейное. Я продолжаю вести себя не по возрасту – купаюсь, плаваю и загораю. Завела даже розовый костюм для иллюзии. Ц.м. < целый месяц> мы были у Хомяков⁴¹. Выглядят неплохо, но не мешало бы ему похудеть. Вот и все новости – разве что прибавить, что в феврале мне оперировали ногу – укоротили один палец – кривой – и его выпрямили. Как я этого не сделала раньше – не понимаю. <…> Сердечный привет. ФГ. Гайто грозит сам написать.

4-10 Париж

Дорогие друзья, пользуюсь отсутствием моего семейства (2 человека) и, наконец, пишу Вам. Ваше письмо, Леонид Денисович, доставило нам большое удовольствие, так как мы беспокоились, как и что у Вас и не холодно ли Вам. Правда, кое-что Гайто узнал от Хомякова, но все же от Вас мы узнали гораздо больше. В Швеции я была 2 недели, и очень мне там было приятно и полезно – грибы. Нашла такой большой, что мы его ели втроем – и ни червячка, ни… (неразб. О.О.) Вернулась 28 августа, так как 30 приехала моя племянница из Варшавы, которая, к сожалению, уезжает завтра. Гайто вернулся 16-го и 2 недели был в отпуску. Мы ездили по Нормандии и были у моря. Нам повезло, так как погода была хорошая. <…>

Леонид Денисович, я наконец прочла в Новом Журнале «Начало романа» и надеюсь, что будет продолжение – мне очень понравилось.⁴² Особенно нового ничего нет. Но старое совсем не плохое. Очень интересуюсь, как и что с Таней – как протекает ее жизнь, а главное – как ее здоровье. А проект приехать в Европу летом одобряю – если Вы вообще хотите знать мое мнение. Гайто пишет – писал в Мюнхене и теперь, когда Марыся уедет – будет кончать роман, и уже есть планы на следующий. Я советую ему написать детективный роман для заработка, т.к. на порнографический не считаю его способным. А жаль!<…> Гайто собирается Вам написать, а я уже написала. Самый сердечный привет и очень, очень нежный поцелуй. Ваша ФГ

7-10 Париж⁴³

Хорошо, что вспомнили, а то бы разлюбила. Я рада, что переехали в N.Y. – все же ближе. Вот уже месяц, как я вернулась в Париж. Блондалась 3 месяца. Уехали мы – Гайто, Марыся (польская племянница) и я – 12 июня в Италию на Lido. Гайто пробыл у моря в одиночестве (для «кончить» роман), а потом месяц на Lido (продолжал «кончать» роман). <…>30-го июля мы с Гайто уехали, он оставил меня в Авано, а сам поехал в Мюнхен. После Авано я поехала на 10 дней к Гайто, а потом заехала по дороге в Париж, в Гетеборг, где пробыла 2 недели. Погода всюду была замечательная, а в Швеции было так сухо и тепло, что кроме 5 лисичек, и то сухих, не было никаких грибов. Вернулась я 6 сентября, и что ни день, то солнце и теплынь. Такой осени старожилы не помнят. Гайто здесь с 20-го. Оба мы пребываем в полном здравии и благополучии, чего и вам желаем. Прошу нас не забывать, очень неприятно, когда все получают письма, а мне нет. Танечка, чудная тема для письма 1)описание квартиры, 2)времяпрепровождение, 3) сам N.Y. На всякий случай адрес Тани: Miss. T. Lamzaky, 68 East 80 street, N.Y. 21 Есть телефон, но номера не знаю. Самый сердечный поцелуй и привет Ф.Г.

На этом переписка Фаины Дмитриевны с Ржевскими временно обрывается, тогда как сам Газданов продолжал писать Леониду Ржевскому, о чем свидетельствует обширная переписка, сохранившаяся в личном архиве Л. Ржевского.

Последние документы, которые мы хотели бы представить, написаны Фаиной Ламзаки через несколько лет после смерти мужа. Эти строки пронизаны печальными и трогательными свидетельствами того, что дальнейшие годы Фаины Дмитриевны, лишившейся жизнерадостности, превозмогающей боль утраты, были наполнены прежней любовью и верностью своему возлюбленному и другу, с которым она прожила тридцать пять лет.

19-1– 75

Дорогие мои друзья. Три года я Вам не писала, но это не значит, что я о Вас забыла, не думала о Вас, не узнавала, что и как, и что я Вас больше не люблю. Все мои старанья были направлены на то, чтобы не думать. Только недавно я поняла, что стала кретинкой, я даже не могла смотреть на фотографию Гайто. Теперь я, может быть, немного нормальней. Я знаю, что Таня не очень–то пишет письма, а может быть, Вы, Леонид Денисович, и хоть маленькое письмо да напишите мне. <…>

21 декабря я получила из Cambridga USA письмо от Ласло Диенеша. Хочет писать тезу на докторскую степень и решил писать о Гайто, я дала ему несколько лиц, к которым он должен обратиться и, конечно, дала и Ваш адрес. Правильно было бы спросить у Вас разрешения, но я этого не сделала, простите, пожалуйста. Я знаю, что Вы не откажете сделать все, что вы можете, и заранее благодарю. Вы давно не были в Европе – если соберетесь – это будет для меня большой радостью, и я смогу Вас и Таню устроить. <…>Целую Вас очень, очень нежно. Никогда не забуду, как Вы приехали проститься с Гайто. Сижу и плачу. Целую обоих. Фаина.

28-2 77

Дорогой Леонид Денисович! Я думала, что мне будет трудно Вам писать после такого долгого перерыва. Но я ошиблась и очень этому рада.<…> Живу в Париже одна, но в Париже моя племянница Марыся, и она приходит почти каждый день. На здоровье не жалуюсь – пока здорова, но хожу не блестяще и с палкой – все же хожу. <…>Надеюсь, вы оба здоровы, и что у Вас все благополучно. Пишу я Вам сейчас по делу – моя большая приятельница, бывшая (но не последняя) жена Юрия Павловича Аненнкова, Валентина Ивановна Мотылева написала воспоминания о встрече в Париже обоих Анненковых с Айседорой Дункан, которая родилась в 1877 году и которая трагически погибла в 1927 . Это рукопись в 19 больших страниц. Сейчас их перепечатывают на машинке, и я смогу Вам прислать, если Вы думаете, что это может интересовать для Нового Журнала. Буду очень рада получить от Вас ответ и хоть несколько слов вообще. Ваша Ф.Г. Передайте, пожалуйста, мой сердечный привет Хомяковым, если они еще помнят меня.

17-3-77

Дорогой Леонид Денисович, Айседора Айседорой, но благодаря ей я получила от Вас прямые сведения и длиннейшее письмо от Тани. Океан действительно велик, и мне не переплыть – жаль, что и Вам далековато. А было бы приятно, нет, больше, чем приятно. Текст готов, и я сегодня пойду к В.И.⁴⁴ и все организую. Пошлю Вам, а уж Вы передайте Р.Б.⁴⁵, если найдете, что это интересно. Я бы очень хотела, чтобы это вышло, и хочу, чтобы Тина (В.И.) написала воспоминания о Ю.П. А. – лет 10 Тина сидит в кресле на колесах – это не очень хорошо для морали. Пока я до этого не дошла, а что будет дальше – не знаю. Я знаю, что Диенеш делал доклад, и, если возможно, пришлите, – заранее благодарю. Из-за «Гайто Газданов – соперник Набокова» скверно спала ночь. Я высчитала – Диенеш мог быть моим правнуком, и без особой натяжки – могу ругаться.

Случайно, помните ли вы или помнит Таня, какой рассказ читал Вам Гайто, когда Вы жили там же, где жили Мондичи – это было давно – ломаю голову, но вспомнить не могу. Очень нежно целую мою дорогую Таню и очень хотела бы Вас поцеловать, но я знаю, вы этого не любите, поэтому посылаю Вам самый сердечный привет. Ваша ФГ.

Огорчение Фаины Дмитриевны можно понять, однако нельзя и не отметить несправедливость упрека в адрес Л. Дьенеша. Как честный исследователь, он не мог не упомянуть о противопоставлении Газданова Набокову, которое звучало в критических отзывах на рубеже 20-30-ых гг. Правда, в то время Фаина Дмитриевна не была знакома с Гайто и вряд ли следила за литературным процессом в эмиграции, поэтому она могла приписать эту параллель самому Дьенешу, возлагая на него ответственность за мысль о вторичности Газданова. На самом деле, в своей работе Л. Дьенеш пытался определить Газданова как самобытного писателя.

В 1982 году стараниями профессора Ласло Дьенеша вышли в свет первая монография о жизни и творчестве Гайто Газданова в Мюнхене и первая библиография в Париже.

В том же 1982 году Фаину Дмитриевну Ламзаки похоронили на русском кладбище Сен-Женевьев–де–Буа. Она была старше мужа на одиннадцать лет и ровно столько она прожила в одиночестве после смерти своего любимого супруга.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ См. публикацию Т. Камболова «Гайто Газданов: штрихи к портрету матери». Дарьял №3 2003 г.

² В 1942 году В.Яновский покинул Париж и не мог быть свидетелем дальнейшей судьбы Газданова. Дружеских отношений между ними никогда не было.

³ Напротив, начиная с «Ночных дорог» у Газданова вновь восстанавливается любовная линия его повествователя, явно не имеющая отношения к женитьбе автора. На одну из них указывает Т.Камболов сопоставляя письмо В.Н. Газдановой от 8 июля 1935 года с фрагментом из «Ночных дорог».

⁴ Нет уж, увольте, мой дорогой (фр.).

⁵ Имеются в виду друзья и коллеги Газданова – Марк и Татьяна Слонимы, Борис Иоффе, Николай Рейзини.

⁶ Удивительно мила (фр.).

⁷ Моя интуиция в который раз меня не подвела (фр.).

⁸ Вот так (фр.).

⁹ Как бы то ни было, я считаю ее недобросовестной (фр.).

¹⁰ но я, видимо, не занимаю значительное место в его существовании, раз его лучший друг не знал о моем (существовании) (фр.).

¹¹ Тебя знают. Все, что Гайто ни сделает, все хорошо (фр.).

¹² Татьяна нередко прибегала в письмах к шутливой домашней игре, когда Гайто именовался Гайтинкой и назывался в женском роде, а к Фаине обращались в мужском, называя ее «мальчиком и заинькой». О себе Татьяна также часто писала в мужском роде.

¹³ Но взяла на заметку (фр.).

¹⁴ Я целиком согласна со всем, что ты пишешь о себе …(фр.)

¹⁵ Свободу своим инстинктам великолепия (фр.)

¹⁶ Согласно своей хорошей привычке (фр.)

¹⁷ Конверт с обратным адресом не найден, однако
предполагаем, что автор письма уже давно проживала в Америке. На это указывает несколько деталей. Дата в начале письма написана по-американски – сначала месяц, потом день, – к чему вновь приехавшие русские эмигранты привыкали далеко не сразу. Об этом же свидетельствует обилие англо-американских выражений вместо обычных для русских эмигрантов из Европы франкоязычных вкраплений. Кроме того, в письме упоминается заграничный паспорт, который дает право посещать все страны, кроме коммунистических. Обычно такой специальный travellpasport оформляют жители США, когда намереваются выехать из страны.

¹⁸ Каникулы (англ.)

¹⁹ Я очень тебя люблю (англ.)

²⁰ Очевидно, Газданов посещал США неоднократно уже в качестве сотрудника радиостанции «Освобождение», руководство которой находилось в Нью-Йорке.

²¹ Естественно, ты не имела морального права его отпускать (фр.).

²² Я это тоже почувствовала (фр.).

²³ Ты можешь преуспеть (фр.).

²⁴ Я тебе помогу, как смогу (фр.).

²⁵ Промах, который нельзя допустить (фр.).

²⁶ Я из-за этого не спала (фр.).

²⁷ Ты не должна бросать Гайто (фр.).

²⁸ Мой инстинкт в который раз меня не подвел (фр.).

²⁹ В глубине сердца (фр.).

³⁰ Николай Вреден возглавлял издательство им. Чехова.

³¹ Ты можешь рассчитывать, что это останется только между нами (фр.).

³² Теперь (фр.).

³³ Нужно, чтобы ты вооружилась для борьбы, она будет тяжелой (фр.).

³⁴ Правда, я признаюсь, мне не всегда удается смирить их. Борюсь. (фр.).

³⁵ Ты мне сказала «пусть меня примут такой, какая (я) есть». Ты знаешь, что я принимаю тебя такой, какая ты есть и Гайто тоже – до настоящего времени, но сейчас надо обращаться к нему как можно осторожнее. Так что позаботься о твоих коллибациллах (киш. инф.) и постарайся не устраивать ему сцен. Твой инстинкт будет тобой управлять лучше, чем я – ты знаешь себя – но заботься о твоих коллибациллах, и спокойствие, спокойствие. Сейчас, с тех пор как он вернулся в США, акцент касается независимой и великолепной жизни (загадочность похода к парикмахеру и т.д.). «Мы» свободный и гордый. Я полагаюсь на твою ловкость, чтобы не нападать на него. Осторожность, уступчивость, тонкость. Мы его получим. (фр.)

³⁶ День славы (фр.).

³⁷ Торжественный день (фр.).

³⁸ Свидетели (фр.).

³⁹ Мэрии (фр.).

⁴⁰ Ф. Д., скорее всего, имеет в виду последствия истории отравления Мондичей, которая широко обсуждалась в эмигрантских кругах. Михаил Мондич в конце войны был призван переводчиком в СМЕРШ в Праге, так как он рос в Карпатах и знал много славянских языков ( в т.ч. чешский). Не выдержав «особенностей» работы, самовольно ушел к немцам. В Германии он издал книгу «Год в стане врага. Записки переводчика СМЕРШа», разоблачающую деятельность СМЕРШа. Вполне возможно, что именно эта книга стала причиной, по которой на Мондича было совершено покушение. На океанском лайнере, на котором Мондич с женой плыл в Америку, ему подали порцию черной икры, которую он уступил супруге. Икра оказалась отравленной, после чего Виктория Мондич тяжело заболела. Газдановы поддерживали Мондичей, как могли.

⁴¹ Здесь и далее имеется в виду поэт Г. Андреев (псевд.Хомяков).

⁴² «Начало романа» было опубликовано в журнале «Мосты» 1963 г. №3. В «Новом журнале» публикации не было. Видимо Ф.Д. ошиблась.

⁴³ Письмо, судя по всему, написано в 1964 году, когда Газданов закончил работу над романом «Пробуждение». Из письма Газданова Р. Гулю от 3.8.64 (см. публикацию дальше): «А в Италии я наконец дописал роман, который мне давно не давал покоя и над которым я работал несколько лет, – когда бывало время. Это нечто вроде клинического случая завершающегося happy end. Но, конечно, все это не так просто, роман не описательный и не бытовой».

⁴⁴ В.И. – Валентина Ивановна Мотылева (друзья называли ее Тиной), жена Юрия Анненкова.

⁴⁵ Р.Б. – в это время Роман Борисович Гуль возглавлял «Новый журнал».