Мир шепота, который множится и становится невыносимым. Сознание мое плывет и преодолевает пороги черных квадратов. Ощущение того, что все происходящее вокруг меня – сон. Или я нахожусь внутри сновидения. Случайное слово, произнесенное мной, пространство встречает микроволновыми кругами смеха, в которых я медленно поджариваюсь. Смех этот почему-то оранжевый. Я закрываю глаза и слышу музыку. Форель Шуберта. Воспоминания моего собственного смеха – серебристые и ярко-голубые прохладные пятна на старой кирпичной стене. Форель Шуберта. Пластинка играла на старом проигрывателе, отчего помехи были похожи на звучание костра, и от этого форель еще более запомнилась мне. Она плыла, подобная космической пыли. Вчера воспоминания согревали твое непрерывно бегущее сердце. Время приостановилось и услышало твое упоенное дыхание.
– Через много миллионов лет через нашу галактику пройдет другая галактика.
– И все погибнет.
– И все начнется заново.
Откуда взялась эта душа?
Чувство неудовлетворенности, неутомимое искание лучшего. Даже если эти искания не сулят прочного счастья. Думаю, что кто-то из вас с этим уже столкнулся. Человеку свойственно искать покой. Но, я надеюсь, что вы еще люди беспокойные. Когда у Льва Николаевича спрашивали как дела, он отвечал: «Слава богу, беспокойно».
Весь день я слышу обрывки фраз, которые приобретают для меня особенный смысл.
От несуществующей стены веяло легкой прохладой отчуждения. Цветущие кактусы и отсутствующая стена открывали вид на стадион. Была зима. Мысли лились, напоминая собой расправленное олово, делая эту зиму похожей на съедобный сыр, источающий запах паутины. А зима в горы пришла на месяц раньше. Ничто так не располагает к себе, как безмятежное движение времени вспять. На какое-то мгновение я плавно соединяюсь с желаниями себя-эмбриона. И там, блаженствуя, вновь ощущаю полумрак. Здесь, внутри, тоже идет дождь. Утро – грезит. Вечер – обволакивает. Ночь спускает собак с растущими во мраке клыками. И когда они настигают меня, я вдруг становлюсь бескрайним зимним пространством. Раннее утро застает меня врасплох на пустующем, отданном зиме стадионе.
Где небо? Струящиеся жидкие тела проносятся сквозь меня. Мрачные игры красок становятся хрупкими балеринами с телами из жидкой ртути, и каждое движение их быстрых, неуловимых ног рождает энергию солнца.
Мне слышался нежный голос. Закрываю глаза, медленные волны набегающего сна действуют на меня успокаивающе. Закрытые глаза закинули меня в центр воронки, где морские волны уносили мое сознание, оставляя на нем отметины водорослей и раковин. Темно-зеленая немота сверлила в моем глазном дне свои лабиринты сна. Я ухожу с головой под воду.
Освобожденные птицы следуют воздушному порыву моего нарастающего сна.
Воображение – это особая форма человеческой психики, стоящая отдельно от остальных процессов и вместе с тем занимающая промежуточное положение между восприятием, мышлением и памятью. Наши с вами фантазии могут наносить нам ущерб.
Вы никогда не сидели в сумерках? Закрытая комната. Звуки рождаются и умирают. Пение цикад. А вы сидите неподвижно, затаившись в тени легких, почему-то похожих на спящих шмелей, занавесей. Постепенно темнеет. Я хочу всего лишь спросить, неужели вы никогда не оставались наедине с тишиной, принадлежащей только вам?
Свет вобрал в себя всю тишину. Очень медленно свет вибрирует. Становится темно. Вот когда сумерки по-настоящему становятся твоей неразделимой субстанцией, тогда-то ты и начинаешь прозревать. И лебеди, тлеющие от чрезмерно любящего солнца несут в своих загадочных взглядах воспоминания о том, чего с тобой еще не было.
Закрывая глаза, я погружаюсь в нежную, высокую траву. И долго лежу, наблюдая парад иллюзорных облачных мистерий. Надо мной – Небо.
Лицо луны струится сквозь ладони небес. Идет дождь. Этой ночью, луна, ты не уснешь. Видишь эти далекие облака? Пойдем.
Идти до судорог в ногах. А позже упасть на траву и долго лежать, замереть и стать одним пульсом. Теперь во всем одно биение моего сердца.
Вихрь впечатлений, провоцирующий спящую голову усталого путника на летаргический сон. Вдохновение заполняет разбитую всмятку пустоту, грезящую лепестками воспоминаний. Триумф жизни за пределами сна пушечным выстрелом оглашает пространство полета невидимой птицы.
Танец завораживает и околдовывает оковы жизненных ртутных столбов с их меланхолией и отчаянным свистом железных дорог. А запах волос, пронизанных солнцем?
Жизнь благодатная, ты прекрасна во всех своих проявлениях. Даже смерть, отбирающая твои глаза, наполненные лучами плавников ярких тропических рыб, даже она не является пустотой.
Лето нашего сна уходило под воду. И розовые кипарисы дарили подъемным кранам свою недосягаемую стройность.
22 августа 2002 года.
В Праге продолжается проливной дождь. Карлов Мост жив, но уровень воды с катастрофической скоростью увеличивается. Последнее наводнение такой силы было зафиксировано более ста лет тому назад.
Слезы. И это все, что осталось от вселенского океана, который плантациями своих скользящих вод омывал беременную нами землю.
Моя широко распахнутая душа увидела солнце. И это было солнце вечера. Я услышала гул самолета, но тогда для меня не существовало узнаваемых предметов. Помню минуту, когда все вдруг расширилось, и перед глазами остался только сияющий круг, занявший все видимое мною пространство.
Когда ее глаза смотрели в отражение на самом дне своего чая со льдом, она вдруг прочла в нем, что весь мир – это пустыня. И еще: одна очень большая мечта и иллюзия. Мечта человека не быть одиноким и иллюзия того, что он не одинок. И еще: ей показалось, что во всем этом нет ничего особенного.
Медленно поглотив последние лепестки каменной розы, темнота вылилась из чашки чая со льдом, и комната утонула в электрических снах.
Пустыня оказалась, на самом деле, пестро расписанным восточным ковром, в оттенках которого преобладали небесно-голубые и оливковые тона.
А этой странной девочки не было, но она самым мистическим образом приснилась всем, кто смотрел этим вечером на безумное, наводящее зыбкую тоску, осиротевшее без облаков небо.
Вечер, ветер, дорога в небо. В гудящем ветре рука молчаливая ушла единым множеством пыли. Серебристое зеркало расправилось и выпустило двойника. Безупречная половина, населяющая шепот шершавых стен, волнообразно преследует взморье взоров и вздохов. Все это всего лишь декорации, прикрывающие живую, легко воспламеняемую материю.
По тонким струнам снов, уже начавших таять, Медея шла; в руках ее, как будто бы летящих сквозь пространство Селены белоокой, увидела я прозрачный камень, а в камне том стенает буря и вырваться не может, и утихнуть.
Осенние листья сложились в мозаику, в которой угадывались очертания большой, расходящейся причудливо изогнутыми лучами, звезды. В воздухе кружился аромат красного вина. Он то усиливался, то отдалялся, следуя порывам нарастающего ветра.
Дорога в психиатрическую клинику была похожа на сломанную переносицу скалы. Она исчезала в том месте, где ласточки летели навстречу друг другу, напоминая траекторией своего полета распятие.
Бескрылая улыбка бросается в окно и замирает, ударившись о лицо манекена.
Девочка с бровями как танцующие мачете, не бери лунных бабочек в руки, когда они умирают, от их крыльев исходит тонкий аромат познания. Не спи на широком подоконнике. Луна однажды позовет тебя танцевать с собой и не отпустит никогда. Хочешь стать ее жрицей? И навсегда остаться в танце безумия, окруженная ее песнопениями и ускользающими в небо тополями.
Во сне люди проводят лучшие часы своей жизни. Случается так, что во сне мы видим событие из своей дневной будущей жизни. Дело в том, что каждый сон – это как игра в шахматы с самим собой, но тебе еще неизвестным. Путешествие сквозь межзвездное время. Соцветие самовоспламеняющихся роз пламенеет где-то за гранью окна, соединенного с ночью мерцающим светом единственной лампы.
Соленые слова – испарина реки дней, память ее в святом нимбе луны светом покаяния и очищения рассеивается по земле кочующими взглядами. И те, кто сегодня улыбались мне, некоторое время спустя провожали мою связанную спицами солнечных лучей тень в бесконечное странствие.
Дорога уносила за каждым поворотом удивленные лица, случайные прохожие с радостным недоумением смотрели на маленькую девочку с растрепанными светлыми волосами и легкими белоснежными крыльями.
Неспеша и неожиданно время соскользнуло перламутровой слезой, притаившейся в самой глубине глаз-поездов, единственное устремление которых скорость и песни ветра.
Слушать весну. Пить все звуки, рожденные прохладными и смуглыми руками, которые неторопливо перебирают морские ракушки. Шум моря, его голос, угадывается сейчас в смешении звуков, созданных апрельским вечером. Воспоминания.
23 марта 2001 года.
Станцию «Мир» затопят в Тихом океане. Она должна войти в плотные слои атмосферы примерно через 57 минут. Выдано два импульса торможения станции «Мир». Сейчас станция пролетает над Африкой. Она продолжает разрушаться. В 8 ч. 7 мин. был дан последний импульс. Станция «Мир» летит в полной темноте. Идет кульминация разрушения. 40 км над уровнем океана. Сейчас на часах 8 ч. 57 мин. Идут последние минуты. Мы завершаем 40-летнюю грандиозную программу, некую космическую эру. Считанные метры остаются до падения обломков в океан. Обломки станции «Мир» упали в западный район Тихого океана. Сотни тысяч сегодня смотрели в небо.
Свет ускользающих звезд, увядающих цветов и вечно молодых ранних ночей. Голуби растворяющегося утра, зори моей тайны, белоснежно-сизыми всполохами рождающихся комет влекли мое пропитанное запахами осени и зажигаемых в безлунные ночи костров сознание в гроты изысканных пещер, извивающихся змеиными дорогами сновидений.
Стаи стрекоз как движение ветра – легкие, прозрачные, освещенные солнцем. Завтра будет так же солнечно и безмятежно легко идти по этой аллее. Шум скатывался с этажей и наполнял пространство комнаты мультипликационными видениями.
Вдруг наступила тишина. И лишь изредка теперь доносились ускользающие голоса и обрывки песен. Солнце расцвело подобно распустившейся желтой розе. В комнате благоухало чем-то очень легким и нежным, и, смотря на небо, я вдруг подумала, что такой аромат может быть подарен солнцу, будь оно желтой розой.
Все ждешь какой-то неповторимый день? А ведь каждый день может не повториться. Ускользающая красота ночи была отвергнута воспаленными айсбергами сна. Все это время надо мной пролетала большая белая птица. Я помню запах ее крыльев. Они пахли спелым виноградом и солнцем.
Парад смерти, увиденный во сне – во всем своем жизненном великолепии. Особенно мне запомнились желтые нарциссы, разбросанные по железной дороге; их аромат сначала никак не ощущается, а затем на долгие годы, впитываясь порами кожи, становится чем-то вроде вашей тайны.
23 января 2003 года.
По нашей планете пронеслась волна землетрясений. Подземные толчки были зафиксированы в районах Турции и Тайваня.
Знаю имя. Пустота. С ней теперь будут торговаться фокусники с четырех сторон света. Ее хрупкую непоколебимость будет разъедать ржавчина запредельной улитки, которая появляется как облако пара. Пахнет жасмином и пылью одновременно.
Внутри ее слизистого сердца медленно растет розовый куст, цветом он подобен царственному пурпуру. И каждое утро вместе с первыми лучами солнца на землю приходит этот поющий и гибкий морской запах. Пустота. Одинокий рыбак на заснеженном озере.
Человек продолжает хотеть жить. Всегда. Приход каждого человека в этот мир не случаен, это промысел Божий.
Если ты уже там, в этом лабиринте, выпусти белого голубя и следуй за ним. И путь твой будет подобен стреле, выпущенной во мраке. Хаос бесприютно мчится на медленном коне вслед за тобой. Будь милосердием и расцветающей в сумеречных сводах радуг ранних благоухающей розой, и тогда смерть не сможет найти тебя.
Там где нет любви – нет истины. Все проверяется любовью.
Раскрывая исцелительную темноту, бред смеркающихся аллей срастался яркой звездой недремлющего ока. Огонь омывал тела небес, и тогда я вспомнила всю правду о тебе. Небо – ты телепатическое кино для неспящих душ; все, что было и будет, просто перейдет еще одну атмосферную грань. Катарсис.
Мгновения, составляющие полет бабочки, нежность только что прошедшего дождя, и солнце вновь наделяет яркими всполохами прозрачный мир. Свобода – это легкое ощущение того, чего нет на самом деле. Незаметные магниты притягивают и отдаляют пейзажи и натюрморты – все они неожиданны и несут в себе бессвязные блуждания – в поисках простоты.
Погоня за иллюзией захлопнулась в капкане полнолуния. Зеркала, отражающие беспрерывное движение машин, лопнули подобно гигантскому мыльному пузырю. За ними бесконечное звездное небо. Есть мерцающая красота, она заключается в ночном небе, где проходят шелковые пути звезд.
Раскаяние – это вулкан ледяной грязи и огня выстрелом тонкой иглы-музыки высветился на экране яркого фильма, тенью медузы теряющей свое спящее равновесие.
Никто не видел его и, тем более, не знал его. Между тем многие говорили, что чувствуют его присутствие, когда для них открывается мгновение чего-то необъяснимо светлого и прекрасного.
Он пришел, чтобы стать святым. Когда мир смотрит на нас, он ждет от нас плодов духа святого. Мир ждет от нас святости. Свобода быть самим собой… Быть самим собой, на самом деле, очень неприятно. Но в смирении своем человек становится. собой. Наша жизнь обновляется духом святым, жизнь по-новому открывается для нас. Человек должен выстроить себя, как таинственное тело Господне.
Сумерки становятся тонкими, как лезвие, которое плавно вскрывает почту нового дня. Рассветает.
