История как наука существует не одну сотню лет. И все это время в числе ее актуальных проблем остается объективность исследования и полученных результатов. Эта задача была поставлена еще древними авторами. Историки Древнего Рима свою задачу сформулировали так: «писать, как это было». Казалось бы, простая задача. Однако и в наши дни число работ, объективность которых была бы признана полностью и безоговорочно, довольно незначительно. В подавляющем большинстве случаев речь может идти лишь о большей или меньшей степени беспристрастности изложения того, «как это было». Нередко обращение к одной и той же теме нескольких специалистов, изучающих прошлое на одних и тех же источниках, дает столько же результатов. Даже среди ученых, являющихся сторонниками одного теоретического направления, одной методологии.
Субъективность исследования еще более возрастает, когда оно ведется группой ученых, например, при подготовке обобщающих трудов по истории отдельных народов или регионов. В таких случаях к общей работе привлекаются много историков, часто по-разному трактующих одни и те же сюжеты прошлого. Из-за этого исследователи, привлеченные к коллективной работе, вынуждены идти на компромисс как со своими взглядами, так и взглядами своих коллег. Это связано с тем, что в таких работах, как правило, выдается некое «усредненное» знание о прошлом; поэтому авторы смежных разделов должны позаботиться о месте «стыков». Разумеется, это требует корректировки текста, а следовательно, и позиции, по меньшей мере, одного из авторов.
Еще более субъективными являются популярные издания, рассчитанные на широкий круг читателей. Специфика таких изданий требует максимально возможного упрощения текста, что, конечно, сказывается на степени аргументированности и достоверности приводимых фактов.
В связи с изложенным, предлагаемый ниже вниманию читателей текст является не «историей» как таковой, не полноценной панорамой прошлого, а своего рода «зарисовками» и «набросками» по отдельным сюжетам истории осетин. По сути, это авторская версия возможного развития событий, «того, как это было».
Все сказанное в определенной мере объясняет название статьи, ибо речь идет действительно о «субъективные заметках по древней и средневековой истории осетин».
К северу и югу от Главного Кавказского хребта живет
народ, которому исторические изыскания вот уже более двух веков отводят роль, значительно превышающую его численность. Причины данного феномена объяснил известный французский исследователь Жорж Дюмезиль: осетины – «последний осколок обширной группы племен», которые античные авторы называли скифами, сарматами и аланами. В водовороте великих переселений и нашествий эти племена прошли по всей Азии и Европе, оставив свой след даже в современной топонимике. Скифы, сарматы и аланы, бороздившие просторы Евразии, в конце концов исчезли, поглощенные другими этнообразованиями. И только их прямые потомки-осетины, проявив большую жизнестойкость, сохранили свою самобытную культуру и язык. Отсюда понятен неослабевающий интерес к осетинам, проявляемый историками, социологами, филологами и всеми, кто так или иначе изучает проблемы истории и культуры индоевропейских народов.
В настоящее время в научной литературе общепризнанной является восходящая к В. Миллеру точка зрения, согласно которой основу осетинского народа составили внедрившиеся в разное время в кавказскую среду ираноязычные племена. Сначала Кобанская культура (ядро которой сформировалось на территории современных Северной и Южной Осетии) столкнулась с киммерийцами. Находки в кобанских древностях вещей «киммерийского» облика составляют объемную коллекцию, включая богатые наборы разнообразных типов вооружения и многочисленные детали конской сбруи. В последние годы коллекция такого рода предметов увеличилась. Правда, оговорим то обстоятельство, что «киммерийскими» их можно назвать с достаточной степенью условности, ибо многие исследователи считают, что признание киммерийцев и скифов разными этносами не стыкуется с археологическими данными, по которым культуры невозможно отличить друг от друга.
В горной полосе Северного Кавказа следов материальной культуры «киммерийцев» по сей день «обнаружено весьма немного» (Б.В. Техов). Хотя Э. Ямаучи, опираясь на указание Геродота, допускал, что «киммерийцы двигались к югу через Кавказ, возможно, через центральный Дарьяльский перевал». Косвенно эту идею подтверждает топонимическая номенклатура горных районов Северной Осетии. Обращает на себя внимание одно и то же название ущелья, аула, горы, ледника и реки в высокогорной Осетии – Джимара. Происхождение данного топонима лингвисты связывают с киммерийцами. Б.А. Алборов полагал, что в топониме отражено название киммерийцев, живших на юге, а в осетинском нартовском эпосе получивших наименование «гуымирта». По мнению А.Дз. Цагаевой, первоначально топоним звучал как Гимара, а затем по законам фонетики осетинского языка трансформировался в Джимара. Напомним также неоднократно высказанную точку зрения о том, что киммерийцы двигались в Закавказье через Дарьял и Алагир.
За киммерийцами на Кавказе появились скифы. Они рано освоили Центральное Предкавказье. По мнению В.Г. Петренко, раннескифскую культуру в этом регионе наиболее полно характеризуют три могильника: Краснознаменский (VII в. до н.э.), Новозаведенский-2 (VII-VI) и Нартанский (VII-V). Все три могильника возникли в первой половине VII в. до н.э. Культурно-хронологический пласт скифов Центрального Предкавказья представлен, главным образом, погребениями племенной аристократии. При общей близости вещевого комплекса, названные могильники имеют различия в погребальном ритуале, отражающие стратификацию внутри племенной верхушки, в основе которой лежат, по-видимому, этнические различия. Погребальные сооружения Краснознаменского могильника вроде бы не имеют корней в местной традиции. Как полагает В.Г. Петренко, целый ряд черт, имеющих аналогии в памятниках Центральной и Средней Азии, позволяет связать появление скифов в Центральном Предкавказье с передвижением племен с востока. Мигранты быстро заняли господствующее положение в регионе. Материалы Краснознаменского могильника свидетельствуют о заимствованиях на Переднем Востоке не только внешнего оформления власти (парадный выезд, украшения одежды), но и оформления религиозных представлений (храм огня), что обусловило поступление с востока как готовой продукции, так и мастеров. Новозаведенский-2 – могильник элитарной группы; в то время как могильник Нартана содержит элементы обрядов кочевников и местного населения, а инвентарь, наряду со скифскими, включает вещи кобанской культуры. Взгляд на Нартан как на могильник, оставленный смешанным населением, доминирует среди археологов.
Скифы Центрального и Западного Предкавказья небольшими воинскими отрядами, без обозов, через перевалы Большого Кавказа проникали в Закавказье и далее. Подобные походы скорее всего осуществлялись в тесном контакте с местным населением, т.е. с племенами кобанской культуры.
В зоне Центрального Кавказа скифы освоили не только предгорья, но и высокогорные районы по обоим склонам Главного Кавказского хребта. Разнообразные скифские предметы найдены у сел. Кумбулта, Чми, в Казбекском кладе, а в Южной Осетии – в большом кобанском могильнике у сел. Тли. В этой связи рассказ Диодора Сицилийского о том, что скифы «приобрели себе страну в горах до Кавказа», приобретает вполне реальную основу. Причем пребывание скифов в ущельях Кавказа было отнюдь не кратковременным. Горцы имели достаточно большой срок, чтобы близко познакомиться с пришельцами. Кобанские по происхождению глиняные фигурки изображают бородатых скифов в остроконечных шапках. Своим необычным внешним видом скифы, видимо, производили на современников большое впечатление, что отразилось на восприятии номадов кобанцами.
Исключительный интерес представляют человеческие изображения на упомянутом выше бронзовом поясе из погребения 76 Тлийского могильника. В типичном для кобанских бронз стиле изображена сцена охоты конного и пешего бородатых и длинноволосых воинов. В правой руке пешего охотника – сложный скифский лук. На портупее висит футляр для лука, рядом пририсован колчан. Кафтан перетянут поясом. Аналогично одет и вооружен всадник. К конской узде привязана отрубленная человеческая голова (ср. с рассказом Геродота о воинских обычаях скифов). Специалисты поддержали Б.В. Техова, сопоставившего эти изображения со скифами.
В двух могилах Тли рядом с костяками «вождей-воинов» (Б.В. Техов) обнаружены скелеты наложниц. В других погребениях Тли найдены костяные и бронзовые наконечники ножен с изображениями пантеры в характерном для скифов стиле. Аналогичные находки отмечены и в Кобанском могильнике. В погребальных комплексах этих двух могильников широко представлены типичные для скифов акинаки, секиры, ножи, предметы конской узды. В двух могилах Тли обнаружены конские черепа, бронзовые и железные удила, костяные и роговые псалии и другие предметы узды.
Длительное пребывание скифов в Закавказье нашло отражение в топонимике. Еще Н.Я. Марр писал, что «армянские земли населялись скифами, один из районов сплошь был населен скифами под известным их именем “сак”». Большая активность скифов к югу от Главного Кавказского хребта отмечена древнегрузинскими летописями и историками. Например, Леонтий Мровели начало второго этапа в этнической истории Кавказа связывал с появлением здесь «хазар», под которыми, по убеждению ученых, подразумеваются скифы. «В первый же свой поход хазарский (скифский – Ф.Г.) царь перевалил горы Кавказа и полонил народы… Был у него сын по имени Уобос, которому дал пленников Самхити и Картли. Дал ему часть страны Кавкаса, к западу от реки Ломеки до западных пределов гор. И поселился Уобос. Потомками его являются овсы».
В данном случае овсами Леонтий назвал скифов, но вообще в грузинских источниках овсами именовались скифы, сарматы, аланы, а позднее – и осетины. Иными словами, этническую преемственность предков осетин в культурных кругах средневековой Грузии представляли в виде ряда: скифы – сарматы – аланы – осетины; все они обозначались одним термином – овсы.
Рассказывая о военной и политической активности скифов на Кавказе, Леонтий Мровели остановился на эпизоде, связанном с завоеванием Картли «мидо-персидскими царями». Позднее «обрели Карт-лосианы удобный случай. Обратились они к овсам (скифам – Ф.Г.), призвали овсов и затем, обнаружив эристава (персов – Ф.Г.) в открытом поле, убили его. Выловили и уничтожили овсы и картлийцы всех персов. /Таким образом/ обрели свободу картлийцы».
Описанные события относятся к первой четверти VII в. до н.э. О большой роли скифов свидетельствует также сообщение Леонтия о том, что среди функционировавших в Картли шести языков был и скифский. Причем, шесть этих языков, включая скифский, «знали все цари картлийские, все мужи и женщины».
В последние годы накоплен немалый фактический материал о длительном пребывании скифов на Кавказе. По данным М.Н. Погребовой, оно сопровождалось «достаточно интенсивным внедрением этих воинов в местную среду». В VII-V вв. до н.э. скифские элементы на Северном Кавказе становятся настолько многочисленными, что налагают отпечаток на общий облик местной материальной культуры, придавая ей, по определению Е.И. Крупнова, «скифоидный характер». «Невозможно переоценить скифское влияние на Северном Кавказе» – отмечают в этой связи В.И. Марковин и Р.М. Мунчаев. Это влияние отразилось как в материальной культуре, так и в похоронном обряде. С другой стороны, результатом оживленных контактов и связей степняков с населением Северного Кавказа стало появление у них типично кобанских элементов.
Специалисты (Б.Б. Пиотровский, А.А. Иессен, Е.И. Крупнов, В.А. Ильинская, А.И. Тереножкин и др.) выделяют «группу выдающихся по своему значению памятников VII-VI вв. до н.э.» из окрестностей Моздока Северной Осетии. Синтез скифов с кобанцами в зоне Центрального Кавказа – важный этап в формирования предков осетин, хотя иногда еще встречаются работы, где этот этап или игнорируется, или недооценивается. Даже в последнем советском вузовском учебнике по этнографии происхождение осетин изображается только как результат смешения алан с кавказскими племенами. В.И. Абаев резко выступал против опасной тенденции «умалить или свести к нулю роль скифо-сарматского элемента в формировании осетинской этнической культуры». Вообще лингвисты со времен В. Миллера скифам отводят заметное место в формировании осетин, а если в качестве непосредственных предков последних рассматриваются аланы, то сами аланы выводятся из скифского или скифо-сарматского мира.
Находки скифских бронзовых и железных предметов вооружения, конских сбруй, образцов звериного стиля и пр. в могильниках Моздока, сел. Кумбулта, Галиат, Фаскау, Нижняя Рутха, у святилища Реком, в районе древней дороги через Мамисонский перевал, в Раче и т.д. – свидетельствуют об устойчивых контактах древних кобанцев с выходцами из Передней Азии. В.Б. Ковалевская высказала гипотезу об участии кобанских ремесленников (возможно, и воинов) в составе скифского войска в эпоху переднеазиатских походов. Анализ письменных свидетельств, палеоантропологических, лингвистических и археологических данных привел ее к выводу о смешанном составе кобанского населения в VII-VI вв. до н.э. и необходимости выделения в кобанской культурно-исторической общности трех последовательно бытовавших культур. Первая отличалась гомогенностью, две последующие – гетерогенные (условно названные «скифо-кобанская» и «сармато-кобанская»), сочетали древнекобанские традиции с иранскими инновациями, причем соотношение между ними различно для разных географических зон Северного Кавказа.
Идеи В.Б. Ковалевской нашли подтверждение и развитие в последующих исследованиях. Так, М.Н. Погребова и Д.С. Раевский обратили внимание на использование чуждавшимися ремесленного труда скифами-воинами эпохи архаики кобанских профессиональных ремесленников-металлургов. Аналогичного взгляда придерживается В.Р. Эрлих.
В зоне контактов со скифами мог существовать своеобразный пограничный кордон кобанцев. Это группа военизированной части мужского населения, выделявшаяся среди сородичей социальным статусом, обусловленным необходимостью поддержки нормального функционирования яйлажной системы горного скотоводства – основы жизнеобеспечения местного горского сообщества.
По мнению ряда исследователей взаимовлияние в контактной зоне приводило к синтезу скифов и кобанцев. Уникальный материал на эту тему В.Б. Ковалевская получила в результате раскопок позднекобанского могильника Уллубаганалы-2, расположенного в Эшкаконском ущелье, устье которого находится в 18 км к западу от Кисловодска. Все погребения – 11 мужских, 6 женских, 5 детских и 2 кенотафа – были не только не разграблены, но и не повреждены. В сопутствующий инвентарь входили оружие и орудия труда, украшения и керамика, напутственная пища и питье. Материалы этого вполне традиционного кобанского могильника вместе с тем содержали черты, свидетельствующие о глубоком этнокультурном взаимодействии кобанцев со скифами. Наиболее поразительные результаты дало антропологическое обследование черепов погребенных: у захороненных здесь воинов установлены типичные черты степняков, в то время как у женщин и ремесленников-кузнецов (в 3-х случаях из 4) – черты кавкасионского типа.
В целом, в оценке характера взаимодействия степняков и кобанцев археологи разделились на 2 группы. Одни (В.Б. Ковалевская, М.Н. Погребова, Д.С. Раевский и др.) говорят о своеобразном «разделении труда» между скифами-воинами и кобанцами-ремесленниками в условиях, оцененных как межэтнический симбиоз. Другие (С.В. Махортых, С.Л. Дударев и др.) отстаивают идею о межэтническом синтезе между скифами и кобанцами, слиянии, породившем новые этнообразования.
В любом случае, все исследователи отмечают активность скифо-кавказских контактов в период переднеазиатских походов (VII-VI вв. до н.э.). В последующее время, по мнению большинства специалистов, связи скифов с Кавказом ослабевают (с середины V в. до н.э.), сокращается количество скифских памятников в Предкавказье до их практически полного исчезновения в начале IV в. до н.э. Особую позицию занимала М.П. Абрамова, по мнению которой со скифами связана первая волна иранизации автохтонов Северного Кавказа. Она полагала также, что какая-то часть скифов продолжала обитать в Предкавказье и после V в. до н. э., когда основная часть их соплеменников покинула регион. Отметим также точку зрения, согласно которой имела место этническая трансформация части скифского этноса Предкавказья и образование в результате этого процесса новой этнической общности.
О скифском влиянии на Кавказе в довольно позднюю эпоху сообщают и античные авторы. Весьма показательно в этом плане четкое разграничение Страбоном жителей равнины и гор. «На Иберийской равнине обитает население более склонное к земледелию и миру… горную страну, напротив, занимают простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются; однако они занимаются также и земледелием. В случае каких-нибудь тревожных обстоятельств они выставляют много десятков тысяч воинов как из своей среды, так и из числа скифов и сарматов».
Таким образом, с момента появления в VII в. до н.э. скифы прочно освоили Северный Кавказ. Скифская «колонизация» стала «для местных народов поворотным событием» в их истории (М.Н. Погребова, Д.С. Раевский, Г.В. Цулая).
Роль скифов была значима в истории народов не только Кавказа, но и многих регионов Евразии. Мы встречаем их на закате одного из самых значительных государств древнего Востока – Ассирии и на заре Мидийского царства. Скифо-сакские племена сыграли важную роль в создании Парфянской и Кушанской держав. Скифы были не только «всеразрушающими варварами», но и большой творческой силой, определившей ход историко-культурного процесса древних цивилизаций. Способствуя распаду некоторых старых рабовладельческих держав Востока, скифы вместе с тем «культурно связывали разрозненные области древнего мира» (Е.И. Крупнов), «создали первое после урартов государство» (Б.Н. Граков) на территории СНГ, сформировали своеобразное искусство т.н. «звериного стиля», оказавшее влияние на культуру других этносов, включая славян. Говоря о древнейших обитателях юга России, В.О. Ключевский отмечал, что (в XIX в.) наука была еще «пока не в состоянии уловить прямой исторической связи этих азиатских носителей южной Руси со славянским населением… как и влияние их художественных заимствований и культурных успехов на быт полян, северян и проч.» Тем не менее, подчеркивал ученый, «эти данные имеют большую общеисторическую цену».
Последующие исследования подтвердили правоту российского ученого. Плодотворная работа археологов выявила большую роль скифо в жизни южных славян.
Наш небольшой экскурс в историю скифов завершим несколькими «портретами», посредством которых выявим некоторые стороны жизни и быта номадов.
Ишпакай. В течение многих лет специалисты предлагают различные версии событий, связанных с успешными походами скифов в Переднюю Азию. Не отвергая возможность единовременного похода большого войска архаических скифов из мест их основного обитания (а таковым в ту эпоху были Центральное и Западное Предкавказье), мы все-таки склоняемся к мнению историков, по данным археологии фиксирующих другую модель – проникновение отдельных военных отрядов, не имевших обозов, через перевалы Большого Кавказа. Иногда, задерживаясь в Закавказье, они, являясь воинской (и только воинской) группой, достаточно органично вписывались в местную среду. Скифские отряды могли вести самостоятельные военные действия, служить наемниками, объединяться в необходимых случаях в крупное войско под началом удачливого предводителя и т.п.
На протяжении VII-VI вв. до н.э. территория Передней Азии являлась ареной челночных продвижений преимущественно небольших отрядов скифов. В известных на сегодняшний день клинописных текстах отражены действия лишь наиболее крупных скифских соединений. Повышенный интерес вызывает информация об одном из них во главе с вождем Ишпакаем. Впервые его упоминают ассирийские надписи царя Асархаддона (680-669 г. до н.э.). В ту далекую пору воины Ишпакая представляли самую большую опасность не только для великой Ассирии, но и для других государств древнего мира. Народы Передней Азии охватывала паника при одном только известии о появлении скифских отрядов. Не случайны эпитеты, которыми награждают их архаические разделы Библии: «бедствие с севера», «великий народ страны северной», «ужас со всех сторон», «истребители народов; …колчан его – как открытый гроб; все они – люди храбрые», и т.д.
В союзе с мидийцами скифы Ишпакая разбили родственных себе по происхождению киммерийцев. Античный автор Полиен, рассказывая об этом событии, утверждал, что киммерийцев разбили при помощи «отважнейших псов».
По мнению А.И. Иванчика, это сообщение, в основе которого лежит, вероятно, достоверная информация, имеет явно фольклорный характер. Ученый обратил внимание на распространение в разных местах Малой Азии рассказа об изгнании киммерийцев псами. Таким образом, в фольклоре «отважные псы» заменяют скифских воинов. В этой связи отметим этимологию имени предводителя скифов – Ишпакай, восходящего к spaka «собака».
Собака и волк почитались священными ираноязычными народами. Молодые воины – члены древнеиранских мужских союзов – именовались «волками»; их жестокие обряды были связаны с этим культом. Сказанное относится и к скифам Ишпакая, которые не только поклонялись собаке, но и во время боя приходили в неистовство, сравнимое с яростью сражающегося пса. Возможно, это имелось в виду в запросе Асархаддона к оракулу бога Шамаша, в котором говорилось о том, что скифы могут выставить «пса воинственно яростно бешенного».
У скифов, как и у некоторых других народов древности, группы «воинов-зверей» были организованы в некий военный союз, основная характерная черта которого – участие юношей. По свидетельству Тацита, они «начинают все битвы, они всегда составляют передовой строй, вид которого поразителен». Хозяйственными делами они не занимались даже в мирное время. Вне всякого сомнения, это группа привилегированных воинов, выделявшихся среди прочих. Очевидно, таким же привилегированным отрядом были скифские воины-псы Ишпакая. Составляя своеобразный клан, они поклонялись своему тотему, называя себя его именем, и даже вели от него свою мистическую родословную.
Мадий, сын Партатуа. После гибели Ишпакая около 675 г. до н.э. на исторической арене появляется новый скифский военный вождь – Партатуа. Восточные источники сразу же отреагировали на появление его воинов, представлявших для местных народов большую опасность. Не без трепета царь великой Ассирии Асархаддон спрашивал у оракула: «Если мои вельможи вместе с войском пойдут в страну мидян для сбора дани, то не разобьют ли их мидяне с союзниками», среди которых особо выделено «войско скифов».
В то время Ассирия все еще оставалась крупнейшей державой переднеазиатского региона и располагала многочисленной грозной армией. Ассирия угрожала соседним народам не только завоеванием, грабежами и насилием, но и полным уничтожением их самостоятельности. В этих условиях коалиция Мидии и Манны получила в лице скифов мощных союзников. Объединенные войска, успешно развивая наступление, осадили несколько крупных ассирийских крепостей, включая важный город Кишесу. Контрнаступление Асархаддона, видимо, не имело успеха. Тогда царь Ассирии сменил тактику и попытался предотвратить надвигающуюся катастрофу при помощи хитрой дипломатии. Стремясь внести раздор в стан противника, он отправил гонцов к предводителю мидян и скифов.
Вскоре ассирийской дипломатии удалось скифов из врагов сделать союзниками. Обсуждался вопрос о браке Партатуа с дочерью царя Асархаддона. Сохранился запрос к оракулу бога Шамаша: «Партатуа, царь скифов, послал гонца к Асархаддону… если Асархаддон, царь Ассирии, отдаст в жены Партатуа, царю скифов, дочь царя, вступит ли с ним Партатуа, царь скифов, в союз, слово верное, мирное, слово дружбы скажет ли Асархаддону, царю Ассирии, клятву верности будет ли выполнять поистине…»
Обращает на себя внимание то, что Партатуа в восточных источниках определенно называется «царем скифов» или «царем страны скифов». Ишпакай таких титулов не удостаивался.
В отличие от скифов Ишпакая, довольствовавшихся, в основном, военной добычей, служилая знать Партатуа (а затем и Мадия), вероятно, получала часть дани, взимаемой скифами с покоренного населения. «В течение двадцати восьми лет, – писал Геродот, – скифы властвовали над Азией, и за это время они, преисполненные наглости и презрения, все опустошали. Ибо, кроме того, что они с каждого взимали дань, которую налагали на всех, они еще, объезжая страну, грабили у всех то, чем каждый владел».
Возможно, часть добычи воины Партатуа и Мадия отправляли к своим родным на Северный Кавказ, служивший для скифов своеобразной базой для походов в Переднюю Азию. Очень соблазнительно присоединиться к мнению археологов и курган I хутора «Красное знамя» связать (по находке остатков ассирийской колесницы) с Партатуа.
В исторической литературе высказывалось предположение о том, что память о Партатуа и его деятельности в Азии в трансформированном виде сохранилась в устной традиции народов Закавказья. Видный древнеармянский историк Мовсес Хоренаци упоминает одного из участников разгрома Ассирии – первого армянского царя Паруйра, сына Скайорда (последнее имя расшифровывается как «сын сака», т.е. «сын скифа»). На сходство имен Паруйра и Партатуа указывал Гр. Капанцян, подчеркнувший также особый след, оставленный скифами в топонимике, антропонимии аристократических домов и фольклоре Армении. И.М. Дьяконов допускал, что Паруйр мог быть армянским вождем скифского происхождения и, возможно, потомком Партатуа.
Эта идея имеет косвенные аргументы. Известны многочисленные факты длительного пребывания скифов на территории Армении, одна из областей которой получила наименование «область саков» – Сакасена. В историографии (включая закавказскую) в разных вариантах бытует идея, наиболее принципиально высказанная Гр. Капанцяном, считавшим историческим фактом» смешение скифов «с местными хаями – армянами.
Недаром армянский писатель Корюн армян называет “аскеназским” (= скифским) родом».
После смерти Партатуа власть наследовал его сын Мадий. О его военных успехах писали Геродот, Диодор, Трог и Страбон. Геродот, например, сообщает об огромном войске номадов, которых «вел царь скифов Мадий, сын Партатуа». По предположению В.Б. Виноградова, Мадий мог быть сыном Партатуа от дочери Асархаддона. Как бы то ни было, многие исследователи считают, что Мадию в середине VII в. до н.э., так же, как и его отцу в 70-х гг. того же века, пришлось еще раз спасать союзный Ниневийский трон от напиравших варваров. Его отряды разбили мидян, после чего приобрели господство над всей Азией. Вскоре Мадий разбил киммерийцев Лигдамиса (Тугдамме).
Считалось, что в середине 650-х гг. до н.э. киммерийцы разбили лидийского царя Гига, а около 654 г. потерпели поражение от скифов. Однако по хронологии Э.А. Грантовского, Гиг погиб около 644-643 г. до н.э. Что касается киммерийцев, то их вождь Тугдамме после этого продолжал угрожать Ассирии, как после него и его сын Сандакшатру. Из опубликованной в 1933 г. Р. Томпсоном ассирийской надписи выяснилось, что Тугдамме не был кем-то разбит, а умер от болезни, подробно описанной в источнике. Поражение киммерийцев, по Э.А. Грантовскому, «произошло не ранее середины 630-х годов или даже позже».
Ослабление Ассирии благоприятствовало росту скифской мощи. Именно при Мадии она достигла своей кульминации. Время скифской гегемонии в Передней Азии определяется по-разному; наиболее аргументированной представляется датировка 652(3)-625 гг. до н.э.
Локализация «царства скифов» затруднительна. Выявленные недавно новые факты вроде бы свидетельствуют о создании «киммерийского» (скифского?) «царства Вселенной» на территории северной Сирии. В то же время количество археологических находок, скифских поселений и могильников склоняет к мысли о существовании «царства скифов» на Северном Кавказе.
В любом случае источники (Геродот, Трог, Диадор, Курций Руф) фиксируют военные успехи Мадия в Передней Азии. Они разбили мидян, после чего долгое время господствовали над всей Азией; одержали ряд побед в Малой Азии, где наряду с другими племенами разбили родственных себе киммерийцев (унаследовав от них власть над этими районами); совершили грабительские походы в Восточное Средиземноморье, Сирию и Палестину, откуда угрожали Египту, но фараон Псамметих откупился от них дарами (что, однако, не помешало им на обратном пути разграбить храм в городе Аскалоне).
Скифское владычество в Азии закончилось после того, как Киаксар перебил их верхушку. Большая часть скифов Мадия ушла из Азии и на пути в Европу какая-то часть осела, видимо, на Северном Кавказе. Находки из Келермесских и Баксанских курганов, включавших вещи малоазийского производства, свидетельствуют о том, что они относятся к концу VII в. до н.э., ко времени возвращения скифов Мадия из переднеазиатских походов. Наиболее ранние курганы Келермесской группы могут принадлежать к периоду, предшествовавшему походу Мадия – около середины VII в. до н.э.
В целом, на эпоху «царей» скифов – Партатуа и его сына Мадия – приходится пик господства скифов в Передней Азии.
Анахарсис – один из наиболее известных сынов Скифии и мыслителей древности. Античные авторы сохранили о нем много разнообразных сведений. Это неудивительно, ибо современники признали его одним из семи величайших мудрецов древнего мира.
Наиболее полные биографические сведения об Анахарсисе приводит Диоген Лаэртский в работе «Жизнеописания и учения прославившихся в философии»: «Скиф Анахарсис был сыном Гнура и братом Кадуида, царя скифского; мать его была гречанка; поэтому он овладел двумя языками. Он писал о скифских и эллинских обычаях, о средствах к дешевизне жизни и восемьсот стихов о военных делах». В Афины, пишет далее Диоген, Анахарсис прибыл примерно в 594 г. до н.э. и посетил знаменитого афинского философа Солона. Если учесть, что Анахарсису было в то время 20 лет, то получается, что он родился в 614 г. до н.э.
Такие же сведения о жизни Анахарсиса приводит Платон в схолиях к сочинению «Государство»: «Анахарсис был сыном скифского царя Гнура и матери гречанки, почему и владел обоими языками. Он гостил в Афинах у Солона…»
В Грецию Анахарсиса привело желание изучать науки и законы управления обществом. Так, по сведениям Лукиана, Анахарсис пришел «в Афины, стремясь страстно к эллинскому образованию…»; он хотел впитать в себя «все самое прекрасное в Афинах, а потом и в остальной Греции», узнать «про законы, что мудрее всех, и про людей, что лучше всех и… обычаи и празднества их всенародные, и жизнь, и строй государственный».
В Греции Анахарсис находился более тридцати лет до самой смерти Солона в 559 г. до н.э. За это время он побывал в Лесбосе, Фивах, Коринфе, Фокиде, Беотии, Сицилии, Египте, Персии. Согласно античным источникам, Анахарсис настолько прославился своим умом и находчивостью, что стал членом Ареопага – верховного органа управления Греции. Он активно выступал и на Олимпийских играх, не раз удостаиваясь высших наград.
Вернувшись на родину, Анахарсис вскоре был убит. По иронии судьбы имя Анахарсис означает «невредимый». Обстоятельства его гибели подробно описаны Геродотом. «Кизикенцы» в это время справляли праздник Матери богов. Анахарсис дал богине такой обет: если он возвратится домой здравым и невредимым, то «принесет ей жерт-ву по обряду, какой он видел у кизикенцев, и учредит в ее честь всенощное празднество. Вернувшись в Скифию, Анахарсис тайно отправился в так называемую Гилею (эта местность лежит у Ахиллесова ристалища и вся покрыта густым лесом разной породы деревьев). Так вот, Анахарсис отправился туда и совершил полностью обряд празднества, как ему пришлось видеть в Кизике. При этом Анахарсис навесил на себя маленькое изображение богов и бил в тимпаны. Какой-то скиф подглядел за совершением этих обрядов и донес царю Савлию. Царь сам прибыл на место и, как только увидел, что Анахарсис справляет этот праздник, убил его стрелой из лука». Эти сведения Геродоту сообщил скиф по имени Тимн.
Истинной причиной убийства Анахарсиса скорее всего была борьба за обладание престолом. Подобные конфликты, в основе которых лежала борьба за власть между различными группировками внутри господствующего слоя, на заключительных этапах классообразования и в раннеклассовых обществах не были редкостью. Известно о борьбе кшатриев и брахманов за руководящее положение в древней Индии. Аналогичную картину Тацит и Марцеллин отметили у германских племен. Mewrn подобное имело место у скифов.
Анахарсис оставил богатое наследие, сохраненное стараниями античных писателей. Эти сведения представляют ценность не только для философов; они интересны широким историческим и этно-графическим материалом; помогают полнее понять дух и колорит того времени, структуру повседневности бытия скифов, критерии духовных и моральных ценностей, психологии человека и т.д. В этом плане важен рассказ об Анахарсисе Лукиана Самосатского. Отвечая на вопрос Солона, Анахарсис дал точную характеристику быта своих соплеменников: «А у нас, скифов, если кто ударит кого-либо из равных или, напав, повалит на землю, или разорвет платье, то старейшины налагают за это большие наказания, даже если обида будет нанесена при немногих свидетелях… Откуда бы мне, блуждающему кочевнику, жившему на повозке и переезжавшему из одной земли в другую, а в городе никогда не жившему и даже доныне его не видавшему, рассуждать о государственном устройстве и учить оседлых жителей, уже столько времени благоустроенно живущих в этом древнейшем городе?»
Повышенный интерес специалистов вызывают приписываемые Анахарсису письма, в которых мыслитель выразил свое понимание проблем права и морали, соотношения культур, государственных порядков и т.д. Так, в письме к Медону Анахарсис отмечал: «Зависть и страсть явно свидетельствуют о плохой душе: зависть имеет следствием злобу по отношению к благополучию друга и ближнего своего. Страсть вызывает разочарование в пустых надеждах. Скифы не одобряют поведение таких людей… ненависть и зависть, и любую страсть, которые возбуждают недовольство, они беспрестанно презирают со всей силой, так как они вредят душе».
В письме к царскому сыну Анахарсис рассуждает о внутренней свободе человека: «У тебя флейты и кошелек, набитый деньгами, у меня лошадь и лук. Поэтому ты раб, а я свободный человек».
В письме Терею, правителю Тракии, автор выразил свое отношение к принципам управления: «Ни один хороший повелитель не губит своих подданных, а хороший пастух не обращается жестоко со своими овцами… Было бы лучше, если бы щадил тех, кем правишь. Ибо, если ты не злоупотребляешь своей властью для увеличения своих владений, то твое государство прочно».
Диоген в своем сочинении собрал целый ряд метких, крылатых выражений и изречений Анахарсиса. Некоторые из них актуальны и сегодня.
«Виноградная лоза приносит три кисти: первую – удовольствия, вторую – опьянения, третью – отвращения».
«Вызывает удивление, что у эллинов состязаются художники, а судят их не художники».
«Лучше иметь одного друга, стоящего много, чем много нестоящих».
Таковы краткие сведения о скифском мудреце Анахарсисе. Рассказ о нем закончим словами Страбона: «Поэтому-то и Анахарсис, Абарис и некоторые другие скифы, им подобные, пользовались большой славой среди эллинов, ибо они обнаруживали характерные черты своего племени: любезность, простоту, справедливость».
Атей. В период правления царя Атея (IV в. до н.э.) причерноморская Скифия достигла своего наивысшего расцвета. В социальной истории ираноязычных племен юга России в это время наблюдается ряд новых явлений как во внешней, так и во внутренней политике. По наблюдениям Иосократа, скифы вместе с фракийцами и персами – «самые способные к власти и обладающие наибольшим могуществом народы».
В ходе осуществления западной экспансии Атей воевал с фракийцами. В результате действий могущественного царя скифов часть фракийцев была покорена и обложена повинностями, которые Клеарх Солийский сравнивал с рабским служением. Скифы стали играть важную роль в политической жизни на Балканах и смогли скорректировать процессы, вызванные действиями Филиппа II Македонского. Выражением могущества Атея на западных рубежах являются его переговоры «на равных» с Филиппом II Македонским, о которых подробно рассказывает римский историк Помпей Трог.
Сфера главных интересов скифов явно перемещалась на запад, ближе к основным центрам греческой цивилизации. В то же время, война с Боспорским царством, предпринятая в правление Перисада I, знаменуется усилившимся давлением скифов на греческие города Северного Причерноморья. При царе Атее важные перемены произошли во внутренней жизни скифов. Усилилось имущественное и социальное неравенство, идеологическое обособление знати, дальнейшее расслоение среди свободных кочевников-скифов. Именно IV в. до н.э. датируется большинство царских курганов. Богатство скифской аристократии ни до, ни после никогда не достигало таких размеров, как в это время.
К IV в. до н.э. относится начало городской жизни в Скифии. В частности, Каменское городище была столицей царства Атея. Очевидно, оно было главным административным, ремесленным и торговым центром всей Скифии, и едва ли случайно, что в сравнительной близости от него расположены многие царские курганы. По всем основным показателям, а именно – по размерам (около 12 квадратных км), численности населения, обособлению ремесла, наличию особого аппарата управления, сравнительно мощным укреплениям – Каменское городище являлось настоящим городом.
Курганы скифской знати IV-III вв. до н.э. изобилуют греческими изделиями, в том числе высокохудожественными произведениями искусства из драгоценных металлов, выполненными специально на заказ. В скифское искусство широкой волной хлынули греческие сюжеты и мотивы, а в скифской аристократической среде уже появились люди, знакомые с греческой мифологией. Они приобретали колчаны со сценами из жизни Ахилла, серьги с изображениями Афины Паллады и другие предметы с чисто греческими сюжетами. Среди приближенных Атея немало людей получали удовольствие от игры взятого в плен знаменитого греческого флейтиста Исменея; исключением был лишь сам Атей, заявивший, что предпочитает ржание боевого коня. Сторонники заимствований лучших достижений греческой культуры в среде скифской знати решительно взяли верх.
Отражением установившейся торговли и усилившихся контактов с греками является начало чеканки царем Атеем собственной монеты, правда, в очень ограниченном количестве. Последнее свидетельствует о том, что чеканка Атеем собственной монеты явилась, прежде всего, политическим актом. Не случайно по типу изображения она была близка к монетам Филиппа Македонского. На реверсе монеты Атея представлен стреляющий из лука конный скиф; на аверсе – типичная для греческой нумизматики голова Геракла в львином шлеме.
В рассматриваемое время усиливается центральная власть. Если во время войны с персидским царем Дарием у скифов еще сохранялся какой-то совет, по крайней мере «басилевсов», то царь Атей во всех дошедших до нас документах действует единолично. Согласно указанию Страбона, царь Атей правил скифами один. Ни о каких его соправителях в трудах древних авторов не упоминается, а об Атее как сильном и деятельном самодержце скифов кроме Страбона говорят Полиен, Фронти, Клеарх Солийский.
Скифское государство эпохи Атея было раннеклассовым, но достигшим своего расцвета. Дальнейшая судьба подобных государственных образований, основанных на завоевании и политическом господстве кочевников над земледельцами, во многом зависит от успешного продолжения активной внешней политики или же от способности кочевой аристократии стать господствующим классом.
Для Скифии IV в. до н.э. оба пути были возможны. Имеются даже основания полагать, что развитие совершалось сразу по обоим направлениям. Войны царя Атея говорят сами за себя. 339 г. до н.э. был, вероятно, годом наивысшего могущества Скифского государства, и он же ознаменовал начало его заката. Война с Филиппом Македонским, вызвавшая огромный интерес у древних и современных авторов, окончилась победой отца Александра Македонского. Совсем немного не дожив до ста лет, царь скифов Атей пал в битве.
Томирис – одна из самых известных скифских «амазонок». Насколько известно, первым об амазонках вообще написал Гомер (VIII в. до н.э.). В его поэме «Иллиада» есть такие строки: «как мужам подобные, ратью нашли амазонки». В древних схолиях к «Илиаде» говорится, что «амазонки – дочери Ареса и Афродиты, вскормленные у Термодонта, реки в Скифии». Ряд авторов Термодонт идентифицирует с Кубанью.
Древнегреческий драматург Еврипид (ок. 480-406 гг. до н.э.) в поэтической форме поведал о том, как Геракл отправился к «берегам Меотиды»:
На полки амазонок
Много витязей славных
За собой он увлек.
Там в безумной охоте
Он у варварской девы,
у Аресовой дщери
Златокованый пояс
В поединке отбил.
Пояс у ираноязычных племен всегда был показателем высоких качеств воина. А богато украшенный пояс («златокованый») – указывал не только на опытность всадника, но и на его знатность. Именно таковой должна была быть амазонка («дочь Ареса» – скифского бога войны), коль скоро на поединок ее вызвал Геракл.
Наиболее ранние, отчасти мифические сведения об амазонках обобщил Геродот. По его данным, часть воительниц в давние времена оказалась в северном Приазовье; там они смешались с жившими здесь скифами, в результате чего появились савроматы (сарматы). «С того времени жены савроматов придерживаются древнего образа жизни, выезжая на охоту на лошадях и вместе с мужьями, и отдельно от мужей; они также ходят на войну и носят ту же одежду, что и мужья. Языком савроматы пользуются скифским, но говорят на нем издавна с ошибками, т.к. амазонки усвоили его неправильно. Относительно брака у них установлено следующее: никакая девушка не выходит замуж прежде, чем не убьет мужчину из числа врагов. Некоторые из них, не способные исполнить обычай, умирают в преклонном возрасте, так и не выйдя замуж».
Возможно, сходные обычаи бытовали у части массагетских племен. Во всяком случае, описывая исседонов, Геродот счел необходимым подчеркнуть: «женщины у них совершенно равноправны с мужчинами», а в разделе о собственно массагетах поместил предание о «царице» Томирис. «У массагетов после смерти (своего) мужа царствовала женщина. Имя ей было Томирис». Она, будто бы, возглавила сопротивление массагетов нашествию персидской армии Кира. «Прекрати поход, – писала она Киру, – царствуй над своими и смирись, видя, как мы правим подвластными нам».
Третью войска массагетов командовал сын царицы Спаргапиф. Персы заманили его в ловушку и взяли в плен. Томирис вновь обратилась к Киру: «прими во внимание мои слова, так как я даю тебе хороший совет: отдай мне моего сына и уходи из этой страны безнаказанно, хотя ты дерзко поступил с третью частью массагетов. Если же ты не сделаешь этого, то клянусь тебе солнцем, владыкой массагетов, я напою тебя кровью, хотя ты и ненасытен». Однако сам Спаргапиф предпочел плену смерть. Он попросил «Кира освободить его из оков; когда же был освобожден и как только смог владеть руками, (тут же) лишил себя жизни».
Томирис собрала все войско и вступила с Киром в бой. По свидетельству античных авторов, это битва была «самой жестокой» из всех известных в ту эпоху. Сначала стороны «стреляли друг в друга из луков»; когда кончились стрелы, стали биться «врукопашную копьями и кинжалами». Так они сражались в течение долгого времени и никто не хотел «спасаться бегством, но в конце концов массагеты одержали верх. Большая часть персидского войска была уничтожена тут же на месте, и сам Кир погиб».
Помимо Томирис, античные авторы оставили свидетельства еще о нескольких знатных «амазонках». Так, Ктесий в передаче Диодора поведал о том, что «у саков царствовала женщина с совершенно воинственными наклонностями по имени Зарина. Вообще женщины у этого племени мужественные и делят с мужьями опасность войны. Зарина привела в культурное состояние большую часть земли, построила много городов…» После смерти Зарины ее подданные «в знак признательности за ее благодеяния и в память ее добродетели» соорудили гробницу, намного превосходившую остальные – грандиозную пирамиду с колоссальной золотой статуей царицы на вершине. Здесь же отметим, что имя сакской царицы в переводе означает «золото», «золотая».
Свидетельства античных авторов об «амазонках» дополняются археологическими материалами. В этой связи отметим недавние раскопки скифских курганов V-IV вв. до н.э. на Среднем Дону. В 3-х из 4-х исследованных курганах были погребены молодые женщины из богатых семей; в двух случаях их сопровождал набор оружия. Наличие дорогих ювелирных украшений боспорского производства, греческих амфор, значительные размеры и пышность погребальных сооружений сопоставимы с известными курганами военной аристократии. Всего же в южнороссийских лесостепях между Доном и Днепром на 1991 г. обнаружено 112 таких погребений, что существенно превосходит количество женских могил с оружием у савроматов Поволжья и Приуралья, считающихся главными «поставщиками амазонок».
В тех случаях, когда удалось определить возраст, оказалось, что большинство вооруженных скифянок принадлежало к возрасту от 16 до 30 лет (69% таких захоронений). Многие погребенные относились к высшим слоям общества. Захоронения вооруженных скифянок археологи склонны объяснять наличием некоей воинской повинности в качестве легковооруженной конницы для определенных возрастных и социальных групп.
Среди археологических материалов скифской поры по разному интерпретируются находки в курганах-могилах повозок или их частей. Многие специалисты связывают их с высоким социальным статусом погребенных, которых относят к представителям либо военной аристократии, либо жречества. Со времен М.И. Ростовцева считается установленным, что погребальная повозка представляла собой «жилище для кочевника в загробном мире».
Не оспаривая в принципе приведенные мнения, отметим, что они не все объясняют. Так, без ответа остается вопрос, почему в скифское время погребальные повозки в 70% случаев связаны с погребенными женщинами, имевшими особый социальный статус.
Среди богатых раннеаланских погребений начала н.э. значительный процент составляют женские захоронения. По богатству и значимости им трудно найти что-либо равноценное среди более ранних сарматских курганов. Но, как справедливо подчеркивает А.С. Скрипкин, напрашивается аналогия с довольно ярко выраженными матриархальными традициями у сако-массагетского населения Арало-Каспийского региона. Памятники фольклора сохранили свидетельства о высоком общественном положении женщины у древних народов Приаралья и их участии в ратных делах. Это перекликается с нартовским эпосом осетин и позволяет говорить о единых истоках данного явления.
В.И. Абаев обратил внимание на то, что в нартовском эпосе фольк-лорных «амазонок», включая прославленную Шатану, нередко называют afsin «хозяйка», «госпожа». В поисках этимологии этого термина ученый остановился на одноименном титуле среднеазиатских правителей. Титул afsin засвидетельствован ранними арабскими авторами у правителей Усрушана (последний al-Afsin – Хайдар – умер в 841 г.) и Согда (например, Гурек – «ихшид Согда, афшин Самарканда» в 737/8 г. заключил договор с арабским военачальником Муслимом). Здесь явно выступает нарицательное значение слова afsin «правитель».
По убеждению лингвистов, afsin в своей форме носит явные черты сако-массагетского (скифского) происхождения. «Мы имеем дело со скифским социальным термином, распространившимся по Средней Азии. Весьма возможно, что термин afsin восходит к массагет-скому матриархату и служил первоначально наименованием массагетских правительниц типа знаменитой Томирис» (В.И. Абаев). Очевидно, в богатых женских раннеаланских погребениях следует видеть наследниц громкой славы Томирис.
Все изложенное позволяет высоко оценить роль скифского периода в истории Северного Кавказа.
Конец I-го тысячелетия до н.э. ознаменовался продвижением в Предкавказье новой волны ираноязычных кочевников. С конца III в. до н.э. население степной и частично предгорной полосы Центрального Кавказа постепенно утрачивает местные обряды и традиции. Некоторые автохтонные племена едва ли не полностью растворились в среде пришельцев. Другие, сохранив традиционные места обитания, подверглись сильному сарматскому влиянию. На равнине массовое распространение получили курганные погребения с ярко выраженным сарматским обликом (у сел. Куртат, Даргкох, ст. Павлодольской и т.д.). Другие памятники (могильники у Нижнего Джулата и Чегема-Второго) свидетельствуют о неоднородном составе предкавказских сарматов, на рубеже двух эр ставших оседать и смешиваться с местным населением.
Наиболее значительным памятником пребывания сарматов на берегах Терека в границах Северной Осетии является курганный могильник у хутора Комарово Моздокского района. Немалый интерес представляет богатейшее погребение пожилой представительницы кочевой аристократии, обнаруженное в восьмислойном кургане №1, во впускной катакомбе. В Комарово известно всего пять катакомб такого типа. Еще две поблизости – у ст. Павлодольской. К этой же группе катакомб следует отнести еще две впускные подкурганные катакомбы, раскопанные экспедицией Государственного музея Востока в 1986 г. у ст. Черноярской в том же Моздокском районе Северной Осетии. Таким образом, все известные на сегодняшний день впускные подкурганные катакомбы локализуются в Северной Осетии и датируются последними веками до н.э.
Некоторые специалисты предполагают связь появления этого типа наиболее ранних катакомб на Центральном Кавказе с массовыми миграциями в евразийских степях и появлением во II в. до н.э. на исторической арене передового отряда ранних алан – роксалан. Сама идея о возможном появлении роксалан в степях юга России в составе миграционного потока II в. до н.э. представляется перспективной. Что касается этнической принадлежности всех ранних впускных катакомб Северной Осетии, то вопрос этот, на наш взгляд, остается открытым.
Большую этносоциальную информацию несет сопровождающий инвентарь погребения кургана №1 у с. Комарово. Первое, что бросается в глаза при знакомстве с материалами комплекса – богатство сопровождающего инвентаря пожилой представительницы кочевой знати. Ничего подобного в сарматских памятниках предыдущих эпох не отмечено. Вообще, богатые женские погребения в степях юга России появляются лишь с I в. н.э. Археологи связывают это с восточным импульсом: миграцией на запад ранне- (или прото) аланских племен – этнических групп сако-массагетского круга.
Здесь же отметим, что в том же Моздокском районе Северной Осетии недалеко от Комарово в кургане №2 у станицы Павлодольской в такой же впускной катакомбе обнаружено погребение, правда менее богатое, женщины 60-65 лет. По мнению археологов, создается впечатление спешки при совершении захоронении. Несмотря на это, в составе сопровождающего инвентаря оказались золотые изделия, включая гривну, массивное зеркало и керамика.
Погребение пожилой аристократки из кургана Комарово по ряду деталей сопоставимо с богатыми женскими захоронениями ираноязычных номадов в некрополе Тилля-тепе на территории Афганистана.
Среди находок в Комарово обратим внимание на расшитую золотыми нитями парчу с нашитыми на нее многочисленными бусами, золотыми бляшками и пронизями. Одной из отличительных черт погребений в Тилля-тепе является наличие одежд, украшенных золотым шитьем и золотыми нашивками; в могилах было от 2500 до 4000 золотых бляшек, т.е. погребенные как бы облачались в золотые одеяния.
Другая специфическая черта, связывающая курган №1 в Комарово с погребениями некрополя Тилля-тепе, – огромное количество золотых предметов. Если говорить только о художественных произведениях, то среди 1000 обнаруженных в Комарово, назовем украшенные баранами массивные золотые браслеты, составной кулон в виде кабана, грифоны в виде птицеголового коня и рогатых львов, множество мужских и женских личин. Обилие золота характерно и для погребений в Тилля-тепе.
Среди золотых предметов комаровского кургана особый интерес вызывают фигурки баранов – символов божества Фарна, на рубеже двух эр особо почитаемого в раннеаланском социуме Кангюй на Сырдарье. В иранской мифологии данный образ символизировал державную силу, божественную сущность, приносившую богатство, власть, могущество. Культ бога Фарна персонифицировался в образе барана, изображения которого на разнообразных предметах кангюйской (и более ранней скифо-сакской) поры специалистами связываются с представлениями о Фарне.
Еще один предмет погребального инвентаря кургана №1 в Комарово – массивное бронзовое зеркало с идущим по краю уплощенным валиком. К зеркалу прикреплена утончающаяся к концу ручка. Аналогичное большое зеркало с валиком по краю и штырем для насаживания рукоятки обнаружено в погребении пожилой женщины кургана №2 у ст. Павлодольской Моздокского района.
Что касается социального статуса комаровской женщины, то он, судя по составу и богатству сопровождающего инвентаря, был очень высоким. Она, очевидно, была либо женой, либо (если исходить из возраста погребенной) матерью «царя». В любом случае ее можно считать одной из наследниц громкой славы Томирис.
Довольно большой сарматский подкурганный могильник совсем недавно был обнаружен на среднем течении Терека в Северной Осетии. Курганы расположены у сел. Заманкул примерно в 30 км на северо-запад от входа в Дарьяльское ущелье и в 15 км на восток от Эльхотовских ворот – важного стратегического прохода через Терский хребет. Предварительная датировка кладбища – III в. до н.э. – вторая половина I в. н.э. Хотя, по данным Я.Б. Березина и В.Л. Ростунова, подкурганные катакомбы сооружались здесь и позже, в IV-V вв. Археологи предполагают их связь с расположенным поблизости Брутским городищем первой половины 1-го тысячелетия.
В начале н.э. на европейскую арену буквально врываются аланы. Мы находим их на огромном пространстве от Испании на западе до Ирана на востоке, от Британии на севере до Африки на юге. Они стояли во главе кавалерийских отрядов (Савл), полков (Аспар), армий (Ардабур), были крупными землевладельцами и консулами (Ард), претендентами на императорский престол (Патриций). В целом, как отмечают Б. Бахрах и В. Ковалевская, аланы «были в хорошей позиции, чтобы стать частью новой средневековой аристократии, ее элиты».
Аланы вместе с другими племенами часто тревожили владения Рима. Трудно переоценить последствия вторжения в Западную Европу алан, гуннов и готов. Это нашествие, подчеркивает француз-ский ученый Ж. Ле Гофф, «можно рассматривать на законном основании как событие, ускорившее преобразование, придавшее ему катастрофический разбег и глубоко изменившее весь вид (европейского) мира».
В 378 г. гунны и аланы нанесли страшной силы удар по Риму; в ahrbe под Адрианополем погибло 40 тысяч отборных легионеров во главе с императором Валентином. В этой битве аланская конница, по свидетельству Аммиана Марцеллина, сыграла решающую роль.
31 декабря 406 г. некоторые аланские племена отделились от той группы, которая вместе с вандалами перешла Рейн, и расселились по Галлии. Аланы же, продолжавшие сопровождать вандалов, в 409 г. достигли Испании, где видимо, создали самостоятельное объединение. В «Хронике» Идация имеется сведение, что в 418 г. погиб последний аланский «король» Аудак и «уничтожилось» аланское королевство, т.к. много алан полегло в войне с вестготами.
Трудно точно назвать численность алан, в ходе Великого переселения народов оказавшихся в Западной Европе. Учитывая наличие среди убитых «варваров» женских трупов, можно предположить, что происходило переселение целых племен. Павлин из Пелле в сюжете об осаде Вазата гото-аланским войском прямо указал: «толпа аланок вместе с вооруженными мужьями». По предположению Г.-И. Диснера, «вандало-аланские воины должны были также обеспечивать безопасность собственного обоза, то есть экскортировать по меньшей мере 60 000 женщин, детей, рабов и перебежчиков вместе со скотом и транспортными средствами». В зарубежной историографии количество алан, вандалов и свебов, перешедших в Испанию в 409 г. определяется «по меньшей мере, в 200 000». В 411 г. только в Лузитании насчитывалось 30 000 алан. От 70 до 300 тысяч «варваров было у Athaulf’a, по крайней мере один контингент из которых был аланским» (Littleton, Malkor 2000).
Военный талант и мастерство аланской знати привлекли внимание римских и византийских императоров, вождей германских и других «варварских» племен, стремившихся использовать их профессиональные качества в своих интересах. Аланские дружины оказали настолько большое впечатление на императора Грациана, что он «предпочитал старому римскому войску небольшие отряды аланов, которых привлекал на свою службу за очень большие деньги, и настолько увлекался общением с варварами и чуть ли не дружбой с ними, что иногда даже выступал (в народе) в варварском одеянии» (Секст Аврелий Виктор).
Аланская аристократия достаточно легко приспосабливалась к новым обстоятельствам и внедрялась в чуждые этносоциальные организмы.
Евтропий в «Краткой истории от основания Города» рассказал о первом римском императоре – Максимине (235-238 гг.), «вступившим на престол исключительно по желанию воинов и без позволения сената». Ему вторил Секст Аврелий Виктор: «Гай Юлий Максимин, начальник рекрутских наборов, первым из простых солдат и совсем почти необразованный получил власть по выбору легионов». Его сын «того же имени» – Гай Юлий Максимин «был сделан цезарем». Юлий Капитолин в одном из фрагментов «Истории Августов» указал на происхождение матери Максимина – «из племени алан», а имя ее – Габаба. Интересно и указание Капитолина на то, что Максимин «приобрел себе земельные владения во Фракии, в том поселке, откуда он был родом».
Не менее впечатляюща карьера аланского семейства в Византии во второй трети V в. Восточноримские историки Кандид Исавр, Приск, Прокопий Кесарийский, Феофан и другие неоднократно приводят сведения об аланских предводителях гото-аланских дружин, в ходе Великого переселения народов оказавшихся в Византии и на протяжении полувека определявших ход ее истории.
Ардабур (ард «божество», «клятва» + бира «много») благодаря незаурядным личным качествам, военному таланту и стечению обстоятельств – борьбе за престол в Константинополе между сыном Феодосия I Аркадием и галло-римским военачальником Руфином – стал одним из командующих римской армии. Нанятый Руфином для защиты столицы Ардабур быстро дослужился до магистра: этим термином обозначался высший византийский военный чин. На берегах Евфрата Ардабур одержал блестящую победу, уничтожив персид-скую гвардию, чьи воины громко именовались «бессмертными». Военный успех был настолько значим, что по этому поводу 3 сентября 421 г. в Константинополе устроили пышные торжества. В 427 г. за успешно проведенную кампанию против узурпатора Рима Иоанна Ардабур произведен в консулы. К этому времени уже подрос и возмужал Аспар – сын Ардабура от брака с дочерью знатного гота Плинты. Здесь же отметим, что Аспар стремился к укреплению своих позиций и через брачные союзы. Одной из его жен стала родственница Триария – представителя правящего рода готов Амалов. Она родила Аспару сына, носившего имя Эрманарих (Германарих) – «самый благородный из Амалов».
Образованное в 429 г. в Северной Африке вандало-аланское королевство доставляло немало неприятностей Риму. 15-тысячная армия «варваров» совершила стремительные походы в Испанию, Грецию, Сардинию, Сицилию, Венецию и другие владения империи. Для устранения этой опасности в 432 г. был послан Аспар. Константин Багрянородный позднее так описывал эти события: «Когда умер Готфарий, самодержцем вандалов стал Гизерих, Бонифаций же, получив послание, выступил против вандалов, после того как к нему прибыло большое войско из Рима и Византии во главе с Аспаром. В состоявшемся сражении с Гизерихом войско римлян было наголову разбито… Тогда Маркиан, бывший воином на службе у Аспара, а впоследствии василевсом, был живым взят в плен Гизерихом».
Евагрий Схоластик уточнил: «Маркиан, родом фракиец, был сыном военного мужа… когда он вместе с Аспаром пошел войной против вандалов и когда он был взят на копье со многими другими после жестокого поражения Аспара от вандалов», его привели к Гизериху, который будто бы стал невольным свидетелем странного события: «орел, спустившийся из поднебесья и совершая полет вертикально солнцу, стал искусно создавать (для Маркиана) зонт наподобие облака и тем самым прохладу; удивившись, Гизерих прозорливо истолковал будущее и, призвав Маркиана, освободил его из плена». Во время этого похода Маркиан был секретарем и доверенным лицом Аспара. Этот же рассказ повторил Прокопий Кесарийский.
Аспар, между тем, продолжал продвигаться по служебной лестнице; в 434 г. он стал консулом. В 447 г. в консулы произведен сын Аспара Ардабур, названный в честь деда. В 450 г. после смерти Феодосия II сенат Константинополя предложил Аспару император-ский престол. Но он отказался, предложив своего близкого человека, офицера Маркиана. Непомерная власть Аспара еще более возросла в последние годы правления Маркиана. Благодарный император наградил Аспара и его сына Ардабура саном патриция и назначил магистром армии.
После смерти Маркиана 26 января 457 г. реальная власть оказалась в руках Аспара. Однако учитывая свое происхождение и религию, он не отважился на захват престола и посадил на трон другого своего офицера – Льва (457-474 гг.). Могущество аланского клана было серьезно подорвано в 471 г., когда по приказу Льва были убиты Аспар и Ардабур. Раненному Патрицию и Германариху, младшим сыновьям Аспара, удалось бежать. Тем не менее потомки Аспара продолжали играть заметную роль в политической жизни Византии. В период правления Анастасия (491-518 гг.) в войне с персами отличились сразу трое представителей аланского рода: внук Аспара Патрикиол с сыном Виталианом и правнук Аспара Арсобинд. Последний в 506 г. избран консулом.
Интересную параллель между аланом Аспаром и английскими легендами о короле Артуре привели К. Литтлтон и Л. Малкор. Отметив связь между записанными в Британии легендами о Граале и аланской культурой, они обратили внимание на сюжет одной из ранних работ, в которой упоминается Грааль, – «Lai du Cor» (1150 г.) Бикета: Мангон послал Артуру рог для питья. Славный рыцарь, перед тем как выпить из чаши, назвал страну Еспарлот (Esparlot). Данный топоним авторы разбивают на составные части и первый слог Esp связывают с родственным скифским словом asp «конь», присутствующий во многих аланских именах. В таком случае Esparlot может означать «Страна Аспара».
Заметна роль военной аристократии алан и в других социумах Запада. В последний день 406 г. огромная орда вандалов, свебов и алан форсировала Рейн в районе Майнца и вторглась в римскую Галлию. Здесь они встретили племена франков, занимавших поселения на левом берегу Рейна. По мнению Ф. Тордарсона, имеются основания считать, что появившиеся здесь аланы, ведомые Гоаром и Респендиалом, прежде занимали большей частью пространство между Каспием и Понтом, а также дунайские земли. На Западе аланы, возглавляемые Респендиалом, стали союзниками вандалов и свебов; тогда как другие аланы во главе с вождем Гоаром стали союзниками Рима. Спустя несколько лет, в 412 г. Гоар вмешался в политические процессы римской Галлии, приняв участие в широко известной истории с Иовином. В 440 г. источники называют Гоара уже «королем алан» (kings of the Alans). В 550 г. его наследник Сангибан, другой аланский вождь, со своими воинами сражался на стороне римлян в битве 451 г. на Каталаунских полях. Аланы внесли свою лепту в разгром гуннов и спасли Римскую империю от нависшей угрозы. Однако около 460 г. «королевство алан» с центром в Орлеане было разгромлено франками и исчезло со страниц истории как отдельная этническая группа и политическая сила.
В гото-аланском союзе знать последних играла важную роль. Однако в этом союзе на «королевский» престол они не претендовали. После того, как Эрманарих покончил жизнь самоубийством из-за поражения от гуннов (поступок «короля» носил, очевидно, ритуальный характер), и гибели его преемника, часть остроготов подчинилась победителям. Другая часть во главе с дуксом некоролевского происхождения – Алатеем – объединилась в конфедерацию племен вместе с аланскими и гуннскими контингентами. Причем дукс опекал законного наследника «королевской» власти – маленького ребенка из рода Амалов. Интересно, что ни Алатей ни «его аланский союзник Сафрак не стали королями, несмотря ни на спасение короля, ни на их решительные действия при Адрианополе, ни на занятие Паннонии». Согласно Иордану, Алатей, Сафрак и Фритигерн – дуксы одного уровня, которые вместо «королей» правили готами.
Римские памятники под 439 г. помещают сообщение о предоставлении Аэцием «аланам с их вождем Самбидой места для поселения в Норбоннской Галлии, а в 441 и 442 годах земли во ‘внутренней’ Галлии». Называя в этом случае предводителя алан «вождем», в другом месте источники упоминают алан «с их царем Эохаром во главе» (Ю. Кулаковский). Интересна характеристика, данная римлянами Эохару – «свирепейшему царю алан; тот загорелся страстью и свойственной варварам алчностью»; «царь-идолопоклонник» находился во главе «воинственнейшего племени». В его войске выделяется «железная конница»; сам он – «облаченный в доспехи вождь», окруженный «своей дружиной», «свирепейший царь», вместе с тем уважавший (до «восхищения»), в том числе и в противнике, «стойкость», «величие», «твердость духа». В поэтическом изложении жития святого Германа Эохар назван «belua crudelior omni (жестокосерднее любого зверя)».
Некоторые европейские ученые полагают, что «король» вандалов и алан «обладал высшей властью над обоими племенами, которые и являлись действительными носителями государственного суверенитета. В соответствии с античной мыслью, государство и представляющие государство слои неразделимы, по крайней мере, в теории». Однако в реальной практике «римские представления постоянно сталкивались с германским образом мышления». Различия отмечены, например, во внешних атрибутах власти. Король вандалов «носил нагрудный панцирь и военный плащ, а также – как знак суверенитета – диадему. О знаках царского достоинства вроде жезла и короны до сих пор ничего не известно… Особенной характеристикой королевской власти и княжеского почета являлись все же свита, телохранители и вообще двор» (Г.-И. Диснер).
Итак, источники эпохи Великого переселения народов называют «королей» алан Западной Европы – Бевку, Бабая, Гоара (король-идолопоклонник), Респендиала, Эохара («свирепейший царь алан», в другом месте – «царь-идолопоклонник»), Сангибана, Беоргара, Аддака и др. Как правило, эти «короли» являлись военными вождями.
Среди алан Западной Европы источники упоминают так же «знатных людей» (vir illustris), людей «высокого положения», «опытных вождей» (duces exerciti).
В заключение остановимся на влиянии, оказанном аланами на культуру народов Западной Европы. Эта тема уже поднималась в отечественной и зарубежной историографии. Если говорить о наследии, оставленном аланами в Европе, то в первую очередь следует отметить их влияние на развитие военного искусства и облика аристократии. Определенный след оставили они в художественном ремесле, литературе и религии. Один из трех алан, канонизированных католической церковью – святой Гоар (названный родителями в честь знаменитого аланского полководца), жил в келье у слияния Лохбаха и Рейна. Благочестивая репутация Гоара привлекала в его келью многочисленных пилигримов. Гоар по традиции своего народа давал всем посещавшим его приют и пищу. К великому ужасу духовного руководства Гоар весьма обильно питался с гостями. За это он даже предстал перед епископским судом, т.к. отшельники не имели права притрагиваться к еде раньше полудня, а иногда и до захода солнца. Защищая себя перед судом, Гоар заявил, что, во-первых, святость бога основывается не на материальных вещах, таких, как еда, а на праведном мире и радости духа. Во-вторых, что он считал не менее важным, любой человек обязан оказывать гостеприимство всем, кто его посещает. По словам Гоара, с его стороны было бы крайне неэтично не участвовать в трапезах вместе с гостями. Это отражение хорошо известного обычая алан. Популярность Гоара была настолько велика, что, несмотря на состоявшийся суд, руководство католической церкви вынуждено было занести его в ранг святых. В последствии в Германии, в 30-ти км от Кобленца на левом берегу Рейна возник городок Санкт-Гоар; а напротив на правом берегу – Санкт-Гоархаузен. Интересно следующее обстоятельство: немцы отмечают праздник св. Гоара неделю – начиная с 3-го воскресенья ноября, т.е. в те сроки, когда осетины (потомки алан) отмечают Джиоргуба – праздник св. Георгия.
Актуальными в западной историографии являются еще две проблемы: 1) о влиянии алан на формирование английских сказаний о короле Артуре и рыцарях круглого стола, и 2) возможная связь между аланами и религиозными представлениями викингов.
В 2002 г. вышла книга Г. Рейда, согласно анализу которого, возникшие в постримское время легенды о короле Артуре, королеве Гинерве, волшебнике Мерлине, рыцарях «круглого стола» восходят к истории сарматов, «варварских союзов племен, проживавших в степях (юга) России». В тезисном изложении выводы Г. Рейда сводятся к следующему.
После завоевания Азии и Африки сарматы достигли Дуная, где, наконец, встретились с римлянами. Согласно свидетельству античных авторов, император Марк Аврелий принял на службу 8000 опытных всадников (по данным Я. Харматты – речь идет о 30 000 сарматов), 5500 из которых были посланы на т.н. стену Адриана в Бретани в помощь передовым заставам. По словам Г. Рейда, в 175 г. после Р. Хр. первые отряды высоких, прекрасных всадников, защищенных металлическими доспехами, достигли Бретани. Они представляли собой известное звено воинственных племен и, в определенной мере, основу легенд об Артуре. Эти профессиональные воины-всадники сражались под знаменами в виде драконов и поклонялись богу войны – обнаженному мечу, воткнутому в землю. Г. Рейд обратил внимание на хранящиеся в петербургском Эрмитаже предметы с изображениями драконов; они найдены в могилах воинов-кочевников Сибири и датируются 500 г. до Р. Хр. Аналогичные мотивы отмечены в иллюстрированной книге, написанной ирландскими монахами в 800 г. после Р. Хр. Сарматские шаманы, как полагает Г. Рейд, в английском фольклоре трансформировались в образе волшебника Мерлина; а чаша шаманов стала прообразом священного кубка Грааля. Имя одного из героев английского фольклора – Pendragon – происходит от азиатского слова и означает «князь» (lord), а tarkhan означает «вождь» (leader). Жизнь сарматов и сегодня сохранилась в мифах о Камелоте; легенды этого цикла возвращают нас к образу знаменитого воина (из нартовского цикла) Батрадза, чья жизнь связана с волшебным мечом. Хотя азиатская теория происхождения английских легенд о рыцарях «Круглого стола» не нова, Г. Рейд своим тщательным анализом существенно укрепил версию о сарматском (аланском) влиянии на формование фольклорного образа короля Артура.
Конечно не все идеи Г. Рейда будут приняты в научном мире. В частности, такой широко известный эксперт как Гоффри Эш уже выступил с критикой некоторых положений концепции Г. Рейда. В частности, отметив широкое распространение мотива дракона (от мифологии Уэльса и Беовульфа до Ветхого завета), Эш в резкой форме выступил против сарматских корней данного мотива: «Удручает то, что подобная ерунда (hogwash) распространилась в научных кругах». Вместе с тем, было отмечено, что «Говард имел беспрецедентный доступ к архивным материалам, на основании которых версия о влиянии сарматских легенд на формирование мифов о Камелоте получила новое обоснование».
Идея о возможной связи английских легенд о короле Артуре с историей и фольклором сарматов/алан – не нова. Она уже поднималась как российскими, так и западными учеными. Одним из последних исследований по данной проблеме является книга C.S. Littleton, L.A. Malkor. From Scythia to Camelot. New York, London. 2000. Авторы названной работы приводят параллели между священной чашей Грааля и священной чашей нартов – Nartamonga; причем, как они полагают, мотив священного кубка в английский фольклор попал через алан Галлии и Бретани. Немало общих черт сближают, по мнению ученых, короля Артура и нарта Батрадза.
Связь между двумя фольклорными героями в свое время детально проследили Ж. Дюмезиль и Ж. Грисвар. Артура и Батрадза особенно сближает «великолепный мотив меча, брошенного в озеро; смерть Артура и смерть Батрадза». Несколько точных соответствий обнаружено между героем осетинского нартовского эпоса Сосланом и ирландцем Кухулином. В частности, в жизни второго часто фигурирует колесо; колесо же обрывает жизни первого. Если речь идет о заимствовании, то где, когда и через каких посредников оно произошло?
Практически все ученые сходятся во мнении, что речь должна идти об аланах, в V в. контролировавших Галлию с центром в Орлеане. Отсюда они продвинулись на запад, в бретонские районы. В.Б. Ковалевская отмечает «интересную связь легенд о короле Артуре и его рыцарях с историческими событиями V в., происходившими в Арморике»; причем целый ряд черт короля Артура свидетельствует о том, что его прототипом являлся вождь алан Гоар, во второй четверти V в. возглавлявший мощную группировку алан в Орлеане. Данную идею поддерживают и некоторые западные историки, в частности, Б. Бахрах. Артура с аланами сближают культ меча (согласно Аммиану Марцеллину, аланы особо почитают бога войны и поклоняются мечу, воткнутому в землю), защитное вооружение коней, а рыцари короля Артура напоминают аланских катафрактариев. Описания всадников в бретонских песнях больше всего напоминают описания сармато-алан, их оружия и внешнего облика, экстерьера и резвости их крупных коней. Именно такого типа крупная лошадь изображена на крепостной стене Йорка, находящегося чуть южнее Hadrian Wall. Об этом сразу вспоминаешь, читая про короля Артура: «Arthur brought from the Great Wall Creamy horses used to saddle». О лошадях для тяжеловооруженных рыцарей сказано: «big spirited horses in fine conditions». Интересно, что Прокопий Кесарийский в середине VI в. отметил отсутствие лошадей в Бретани, следовательно, бретонцы тогда еще не имели представления о верховой езде. Однако в XII в. армориканские всадники пользовались заслуженной репутацией опытных конников (B. Bachrach).
В. Абаев и С. Кулланда обратили внимание на то, что первое упоминание Артура в средневековом письменном источнике (Ненний, История бриттов, 56) расходится с более поздней литературной традицией в определении статуса героя. У Ненния Артур, хотя и сражался с королями бриттов, сам был военным вождем. Российские ученые солидарны с Р. Коллингвудом, в свое время выдвинувшим гипотезу о том, что «Артур командовал мобильным отрядом, сражавшимся не на стороне какого-то одного кельтского королевства /поскольку он сражался вместе с разными королями бриттов/, а всюду, где была необходима его помощь».
В.И. Абаев имя Артур выводил из аланского Artxuron – буквально «огонь солнечный», «Огонь Солнцевич». Отбросив суффиксальное on, получаем Artxur – буквально «огонь Солнце». В.И. Абаев полагал, что «войско исторического Артура состояло, по крайней мере частично, из осевших в Британии сармато-алан. Потомком алан был, судя по его имени, и сам Артур».
В целом, аланы были хорошо известны в средневековой Англии. Они упоминаются в «King Alfred’s Orosius» (конец IX в.); «De Proprietatibus Rerum» Бартоломея Английского (первая половина XIII в.) содержит специальные разделы о скифах, сарматах и аланах; тогда же упоминаются аланы в «Chronica majora» Матфея, «Opus majus» Роджера Бэкона. О популярности алан в Западной Европе свидетельствует тот факт, что автор хроники «Historia Brittonum» родоначальника Европы назвал Аланом.
Не менее интересна проблема алано-скандинавских связей. Весной 2001 г. 87-летний путешественник и исследователь Тур Хейердал возглавил российско-норвежскую археологическую эк-спедицию в составе 40 человек. В устье Дона у стен древнего Азова (город Асгард скандинавских саг) он искал доказательства своей очередной потрясающей гипотезы – о том, что часть древней норвежской аристократии составили аланы, выходцы с Дона. «Мигрантов», дошедших до северных фиордов, возглавлял легендарный вождь – Один. Впоследствии он стал самым почитаемым божеством викингов, норвежским Зевсом.
Аргументы данной идеи Хейердал находит в сагах, в которых первым норвежским королем был именно Один. И прибыл он во главе асов из города, стоявшего в устье реки Тана (древнее название Дона). Асы, как считал Тур Хейердал, являлись одним из аланских племен – предками современных осетин. Их «королевство», судя по летописям, называлось Асгард, а столица – Азхов (Азов?).
Данная идея также не нова. По предположению известного американского ученого русского происхождения Г.В. Вернадского, викинги были хорошо знакомы с аланами. В начале VIII в. аланы испытывали сильное давление со стороны арабов. В поисках новых союзников аланы нижнего Дона и Приазовья обратили свои взоры на варягов, появившихся в районе верхнего Донца и освободивших к тому времени донецких асов. Ученый допускает возможность обращения алан к викингам за помощью где-то около 739 г. Весьма вероятным считал Г.В. Вернадский установление скандинавскими дружинами контроля над районами низовьев Дона и Приазовья. «Отряд шведов, контролировавших местные племена асов и рухс-асов (русь), не был многочисленным, и постепенно шведы… приняли их название и сами стали известны сначала как асы, а затем как русь».
Ученый обратил также внимание на то, что скандинавские саги полны легенд об асах; они представляли собой часть скандинавской мифологии и входили в число богов под властью Одина. В «саге об Инглингах» земля к востоку от Дона «называлась Асландом или Асхеймом, а главный город в этой земле назывался Асгард (Асград, т.е. Город асов)». Среди скандинавов получили распространение мужские и женские личные имена Ас (ср.: Асмунд, Аскольд и т.д.) и Аса. Несколько норвежских княгинь IX в. и позднее носили имя Аса.
Еще в начале XIX в. П.И. Шафарик в своих «Славянских древностях» отмечал, что скандинавские саги «много говорят баснословного о народе Алан или Аланах… От этих Алан происходил Один, знаменитый герой Скандинавских повестей, которого после Готы и Свеоны причислили к лику богов». Анализируя Эдду, П.И. Шафарик пришел к выводу, что «Скандинавы заимствовали многие религиозные обряды у Алан… Собственное (домашнее, родное) название Алан именно Асы еще в глубокой древности принесено было в Скандинавию скитавшимися Норманнами».
Современный итальянский исследователь Ф. Кардини, опираясь на «Деяния данов» Саксона Граматика и «Эдду» Снорри Стурлусона – древнескандинавские памятники, приходит к выводу, что Один обитал на юге России, вблизи Кавказа, откуда он перебрался на север Европы.
В свою очередь сам Тур Хейердал по древним сагам и документам проследил маршрут движения викингов Одина с низовьев Дона вверх по течению Дона и Волги. После долгих скитаний они достигли Скандинавии. Последним пунктом скитаний вождя Одина стала Швеция, где он умер и был возведен в ранг святых. Обнаружена еще одна интересная деталь: после смерти Одина кремировали. По словам Хейердала, «это первый в Европе случай ритуального сожжения умершего». Древние норвежцы называли себя асами. Хейердал пришел к выводу, что название Азов восходит к древнескандинавскому Ас хов – «храм асов». Здесь же отметим, что древние рукописи еще в 1964 г. привели путешественника на Донскую землю. Познакомившись с результатами раскопок и исследований местных ученых, он был поражен «сходством культуры своего народа и донских алан». Его потрясли найденные доказательства того, что «у берегов Дона существовала одна из древнейших цивилизаций».
Тур Хейердал в ходе анализа полученного материала археологических раскопок в низовьях Дона надеялся найти новые аргументы в пользу гипотезы об аланском происхождении Одина и асов скандинавских саг.
Окончание следует
