На фоне неприлично затянувшейся реформы, впору, очевидно, говорить, не об отдельных промахах, а о системной непродуманности всей концепции обновления школы. Не одно поколение школьников выросло в условиях реформирования. А это постоянные шараханья из одной крайности в другую, чехарда с учебниками и программами, размытые нравственные ориентиры и, наконец, неустоявшееся содержание образования. Сколько исписано и наговорено о стандартах, о модернизации образования, а к идеалу, кажется, мы ни на шаг не продвинулись.
И, естественно, в педагогической среде, и не только, возобладал скепсис – будет ли у нас когда-нибудь стабильная государственная система образования?
Считается, что школа – консервативный институт. И это отчасти верно. Но что школа как элемент общества не может не меняться с изменениями в обществе, тоже не подлежит сомнению. Общество состоит из множества элементов: классов, социальных слоев и групп, а их интересы при определении того, каким должно быть содержание образования, практически никогда не совпадают. Именно этим вызвана необходимость государственного регулирования образования. «Всякое переустройство общества всегда связано с переустройством школы. Требуются новые люди, силы их должна подготовить школа. Где общественная жизнь приняла определенную форму, там и школа, соответственно, установилась и вполне отвечает настояниям общества». Эти слова, написанные Лесгафтом еще во второй половине XIX в., актуальны и поныне.
Советская власть в корне изменила систему обучения и воспитания на основании Декрета ВЦИК Советов об Единой трудовой школе. Единая трудовая школа как альтернатива кастовой, сословной, как социально-экономическая задача на начальном этапе социалистического строительства – это единственно верная концепция в тех конкретных исторических условиях. «Мы нищие. Нам нужны столяры, слесари, тотчас. Безусловно. Все должны стать столярами и слесарями и прочее, но с таким-то добавлением общеобразовательного и политехнического минимума».1
Принцип единой школы и в последующем, на этапе экстенсивного развития страны, был адекватен уровню и диапазону общественных потребностей. Этим объясняются несомненные успехи советской школы. Но верно ли при сложившихся реальностях, в эпоху индустриальной цивилизации продолжать считать единую школу наилучшим выражением демократизма и рациональным воплощением права на образование? И создает ли она наилучшие условия для полной реализации человеческого фактора в контексте научно-технического прогресса?
Известно, что всякий претендующий на научность подход к модели личности требует признания и учета индивидуальных, психологических, личностно-волевых особенностей, интеллектуальных, художественных и иных способностей, т.е. наличия генетического компонента. Единая школа, по мысли В.И. Ленина, предполагала равенство политическое, гражданское, но не равенство в смысле равенства всех их способностей. В известной полемике с либеральным профессором Туган-Барановским В.И. Ленин подчеркивал, «что равенства сил и способностей людей в социалистическом обществе ждать нельзя».
С изменениями в обществе происходили определенные изменения и в образовании. Но никогда они не имели целью преодолеть единообразие школы. Наши теоретики от педагогики объявили не подлежащей критике идею единой трудовой школы. Никаких дискуссий вокруг нее, она от Ленина!
Но разве это по-ленински? Хорошо известно, с какой настойчивостью предостерегал В.И. Ленин от начетничества, от догматического толкования марксизма «…мы не умеем собирать указания практического опыта и обобщать их, занимаемся пустыми общими рассуждениями и абстрактными лозунгами».
Н.С. Хрущев попытался внести существенные коррективы в практику обучения, выдвинув, безусловно, верную идею приближения школы к жизни. Но непродуманность механизма реализации самой идеи привела к довольно неожиданному результату – не к улучшению, а к ухудшению дела образования: к снижению требовательности к качеству знаний учащихся, к уровню учебно-воспитательной работы. В конечном счете, качество работы стало определяться не реальным уровнем учебно-воспитательной работы, а тем, как организована работа ученической бригады.
Последующие, так называемые, реформы поражают тем, как легко, без попытки обосновать их декларировались. Поразительно, как объявлялось о школьной реформе 1984 г. Андропов Ю.В., генеральный секретарь ЦК КПСС, неожиданно с президиума съезда сообщает, что мы вот здесь в президиуме подумали и решили реформировать школу. Ни слова о том, что не устраивало в школьном образовании, в каком направлении предполагается осуществить перемены. После подобной декларации логично было ждать чего-то существенного. Но ничего значительного так и не произошло. Зато школа на долгое время повисла в состоянии реформы.
С реформой, как видно, мы не преуспели, но бюрократизация проникла во все поры школьной жизни.
Нельзя было рассчитывать на успех любого нововведения в системе образования без перестройки управленческого механизма системы, основанного на бумаготворчестве и бюрократизме. Бумажно-статистическое засилье существенно потеснило организаторские, чисто управленческие функции самих органов народного образования, и, обрушивая лавину всяких запросов, бумаг и предписаний, сковало инициативу школ. Уверен, что неудачи всех наших прежних попыток что-то существенно изменить в народном образовании объясняются и тем, что управленческий аппарат с его бюрократическими подходами к делу всегда оставался неизменным.
Вопрос о всеобщем обязательном среднем образовании считался благом. Да, средний всеобуч это огромное социальное завоевание: общество имеет возможность давать бесплатное среднее образование всем своим гражданам. Но ведь уродливое, безнравственное по своей сути явление «процентомании» сформировалось бюрократией именно в условиях практического осуществления установки на всеобщее среднее образование. Всеобуч в результате стал, в основном, количественной категорией, по существу, отрицающей качество. Количество выданных аттестатов, а не качество полученного образования! В результате – далеко не безобидная для общества инфляция образования и большинство тех проблем, которые стали перед школой. Практически ученика на второй год оставлять было нельзя, а это, по существу, запрет на неудовлетворительные оценки. Именно тогда возникла горькая шутка: «3» пишем «2» в уме». В школе – не стало отличников: непрестижно было быть отличником.
Вопреки принципу природосообразности стало общим местом, что все дети способны, за неуспевающим учеником надо искать нерадивого учителя. Вся индивидуальная работа была сосредоточена вокруг слабых, отстающих учащихся, хотя учителю было ясно, что КПД подобных занятий ничтожно мал.
Школы были лишены какой бы то ни было самостоятельности. В условиях жесткой централизации управления стало правилом, чтобы школа была готова всегда выдать чуть ли не любую информацию по запросу соответствующей инстанции. Органы управления образованием приучили школы работать по указаниям сверху. Тем самым сковывая их инициативу и самостоятельность, т.е. творчество, без которого школа бесплодна.
Это был кризис. Системный кризис всего школьного образования. Но бюрократия старалась не замечать его, хотя для педагогов, и не только педагогов, это было очевидно.
Предоставление широкой самостоятельности руководителю школы, коллективу является верной предпосылкой не только для усиления их ответственности и инициативы. Оно создает условия и для сокращения управленческих органов, пересмотра их статуса в сторону усиления организаторских функций. На основе такого подхода возможно унять бюрократизм, формализм и связанный с этим неукротимый бумагопоток.
Состоявшийся в 1988 году II Всесоюзный съезд учителей попытался кардинально изменить ситуацию, приняв смелые решения, направленные на освобождение школы от мелочной опеки и придания ей реального статуса автономного образовательного учреждения. Многие из провозглашенных съездом принципов, такие, как самостоятельность школы в составлении устава школы, учебного плана и учебного графика, право выбора педагогом учебно-методической литературы и т.д., как нормы были включены в Закон РФ «Об образовании».
Уже в первые годы после принятия Закона запрещалось органам управления запрашивать у школ сведения и отчеты, кроме утвержденных статуправлением форм отчетности. Но бюрократия есть бюрократия. Ее, естественно, не устраивает автономность образовательного учреждения. Если школа, как предписано в Законе, будет функционировать как автономное учреждение, то чем будет заниматься раздутый штат органов управления? Старые функции, которые он привык исполнять, оказываются ненужными. А перестроиться по-новому он, увы, не может.
Устав школы, составление которого по Закону отнесено к компетенции школы, бюрократы-чиновники заставили много раз переделывать, пока во всех школах не появился почти под копирку отпечатанный текст единообразного Устава. Не предоставление школе самостоятельности, как это предусмотрено Законом «Об образовании», а, наоборот, завинчивание гаек: школы должны делать все по предписанию сверху.
Здесь уместно привести пример из нашей практики. Учебный план в нашей школе принято обсуждать и утверждать на установочном педсовете, до начала учебного года. Это норма. Иначе, как мы можем начинать учебный год, составить расписание уроков и другие графики работы? К началу учебного года утвердили учебный план, 29 августа. А 1 октября и еще раз повторно. 30 октября, т.е. через два месяца получаем предписание городского управления образованием (по заданию Министерства образования), чтобы мы внесли изменения, причем существенные, в уже действующий учебный план. Хотя в Законе «Об образовании» по этому поводу существует категорический запрет: «Органы государственной власти, органы местного самоуправления не вправе изменять учебный план и учебный график гражданского образовательного учреждения после их утверждения».
Но если бы даже не Закон, интересно как представляют чиновники, составляющие это предписание, внесение после учебной четверти изменений в учебный план? Причем предлагали внести такие изменения, которые в корне ошибочны. К примеру, в базисном учебном плане, который разослало Министерство во все школы республики, предмет «Человек и общество» предлагается изучать только в 11 классе. Абсурдность такой позиции очевидна. По программе «Человек и общество» в 10 классе изучается понятийный аппарат, на котором основано изучение программы 11 класса. Но как возможно изучение курса «Основ современной цивилизации» в 11 классе, если дети пропустили весь материал 10 класса?
И еще. Материал по истории Осетии по нашему учебному плану изучается в 5 классе (начальный курс), а в 9 классе – основной курс. Министерские чиновники возражают и включили курс истории Осетии в программы 10-11 классов. Мотивация: и в Советское время история Осетии изучалась в 10 классе. Но тогда, в условиях всеобщего среднего образования, это было логично: все обучающие успевали изучать курс истории Осетии в средней школе. Ныне же у нас обязательным является основное общее образование. И если не изучать историю Осетии в 9 классе, то когда и где? Не все же поступают в 10-11 классы после 9 класса.
После II съезда учителей и принятия Закона РФ «Об образовании» стало преодолеваться единообразие школы, появились новые типы образовательных учреждений (лицеи, гимназии, колледжи и т.д.). Хотя случались перехлесты в изобретении названий общеобразовательных учреждений. К примеру, одна школа назвала себя «инкоммат», что подразумевала то, что школа углубленно будет заниматься информатикой, коммерцией и математикой, хотя на деле ничего подобного не получилось.
Факт появления новых учебных заведений означал протест против единообразия школы и тем, хотя бы, отраден. Наша, 38-я школа, в принципе могла претендовать на любой статус. У нас была лучшая в городе материальная база: во всех кабинетах киноаппаратура, аудио-визуальные дидактические средства, даже свой собственный телецентр, прекрасно подготовленный педагогический коллектив. Но мы задумали создать свою адаптивную модель школы, в которой бы наиболее полно удовлетворялись образовательные потребности обучающихся.
Так у нас возникли разноуровневые начальные классы. Для учащихся с наиболее продвинутым уровнем развития способностей открыли прогимназические классы. В конце 80-х годов при школе была открыта музыкальная школа – филиал школы им. П.И. Чайковского. Были организованы классы с углубленным изучением отдельных предметов.
В те же годы (начало 90-х) нами была предложена концепция профилизации старшей ступени школьного образования. Идея состояла в том, что каждой городской школе предлагался определенный профиль более углубленного изучения каких-то предметов или предмета. Если школа располагает хорошей учебно-материальной базой, скажем, по естественно-математическому циклу, имеет хорошо оснащенные кабинеты по этому циклу, хорошую преподавательскую кафедру, то ей предлагалось обучать детей по соответствующему профилю с учетом их профессиональных намерений и направления способностей. Для каждой школы был бы создан учебный план с приоритетом профильных предметов (больше недельных часов). Достоинство подобной концепции очевидно. Во-первых, сократились бы размеры репетиторства абитуриентов, во-вторых, выбор профиля вузовской специальности стал бы более осознанным.
Но, что называется, нет пророка в своем отечестве, и Министерство, и городское управление образования пропустили мимо ушей идею, не найдя в ней ничего позитивного! Мы же, естественно, от идеи не отказались, набрали по городу два десятых профильных класса. Но дальнейшая практика показала, что идею профилизации в полном объеме возможно успешно реализовать только при дифференциации школ на уровне города.
Из-за отказа органов образования реализовать профилизацию школ города, мы вынуждены были остановиться на внутришкольной профилизации. В 9 классе предлагаем всем учащимся и их родителям определиться с профессиональными намерениями учащихся и по окончании 9 класса подать заявление о зачислении в 10 класс с указанием профильной группы. К примеру, если ученик намерен продолжить высшее образование в техническом вузе, то в заявлении указывается название вуза и два профильных предмета. Заявление пишет каждый ученик, желающий продолжить обучение в профильном классе. Учебная часть, собрав соответствующую информацию, формирует профильные группы (не классы), для которых составляется отдельный учебный план с увеличением недельных часов по профильным предметам. Профильные предметы поручается вести наиболее подготовленным учителям.
В профильные классы окончившие 9 классов зачисляются по конкурсу, т.е. те учащиеся, которые проявляют интерес к будущей профессии и имеют соответствующую подготовку (отбор учащихся проводится на основе конкурса аттестатов: по профильным предметам в аттестате должны быть «4» и «5»).
Существовали все одиннадцать лет без особых проблем с прекрасными успехами, до назначения нового Министра, с приходом которой бюрократия еще громче заявила о себе и ополчилась, прежде всего, против конкурсного отбора в профильные классы, считая это нарушением прав детей. И с этим мифическим нарушением прав детей носятся около года, дезориентируя родителей и педагогическую общественность. Причем никакие самые убедительные доводы не действуют. А что для регионального Министерства может быть убедительнее довода Федерального Министра?
Федеральный Министр В.М. Филиппов считает: «школа с официально установленным углубленным изучением предметов имеет право устанавливать свои критерии отбора в десятый класс». А у нас 10-11 классы – профильные с углубленным изучением предметов. Необходимость конкурса, помимо прочего, вызвана тем, что школа перегружена. При 1180 местах по проектной мощности у нас 1500-1700 учащихся.
И вот позиция Федерального Министра на этот счет. «Единственной причиной, по которой ребенку может быть отказано в обучении в десятом классе данной школы – это отсутствие места (было четыре девятых класса, а десятых открывается только два). И то – органы управления образованием обязаны обеспечить ребенку возможность учиться в десятом классе». Это как раз наш случай: выпустили шесть девятых классов, а имели возможность принять три десятых класса.
В «Концепции профильного обучения на старшей ступени общего образования», с докладом по которой летом выступил Министр, есть специальный раздел об итоговой аттестации девятиклассников и о порядке организации их поступления в старшую профильную школу. Министр в докладе пропустил этот раздел, так как он не согласуется с критикой школы № 38. Поэтому текст этого раздела привожу дословно:
«В существующей практике число желающих продолжить образование в старших классах определенного общеобразовательного учреждения (лицея, гимназии) больше, чем реальные возможности приема в эти классы, возникает ситуация конкурсного приема, которая может стать особенно актуальной в условиях перехода на профильное обучение. Поэтому необходимо решить вопрос об открытой, гласной процедуре проведения подобного конкурсного набора.
Следует отметить, что конкурсный набор в старшие классы отдельных общеобразовательных учреждений не входит в противоречие с законодательно закрепленным правом получения каждым ребенком общего (полного) среднего образования (ст. 16, п. 1, абз. 2 Закона Российской Федерации «Об образовании»). Закон гарантирует гражданам право получения образования этого уровня, что, однако, не есть синоним права получения его в конкретном общеобразовательном учреждении».
Кстати, профилизацию на старшей ступени, которую мы стали проводить на десят лет раньше, чем в России приняли соответствующую концепцию, республиканское Министерство вообще не признает по лукавой логике, дескать, мы не должны были забегать вперед и заниматься профильным обучением, пока Министр не назначит нашу школу экспериментальной площадкой (?!).
Вот вам пример незавуалированной бюрократии в сочетании с некомпетентностью. Оказывается десять лет тому назад, когда вводили профильные группы, мы должны были думать о том, одобрит ли наши действия назначенный через десять лет Министр или нет. А я ведь директор школы и должен думать не о том, а о благе детей: за репетиторство при поступлении детей в вуз родители платили немалые деньги.
В результате творческих поисков получилась у нас уникальная школа, в структуре которой и традиционные классы со стандартными программами, и гимназия для детей с продвинутым уровнем развития способностей, и профильные классы с углубленным изучением профильных предметов, и музыкальная школа, и система дополнительного образования. Это все в соответствии с нашей концепцией развития школы. Мы создавали школу, в которой дети могли бы удовлетворять разнообразные образовательные потребности (адаптивная модель).
Естественно, мы думали о том, как обозначить статус школы. И решили, что это многопрофильная общеобразовательная школа. Статус школы соответствующим приказом был оформлен учредителем. Было утверждено учредителем и положение о многопрофильной школе. Соответствующим образом были оформлены гербовая печать, штамп (кстати, заказывало их городское управление) и вывеска школы. Но новому Министру и это не понравилось на том только (читай: бюрократическом) основании, что в реестре образовательных учреждений нет такого названия.
И нам предлагают отказаться от наименования «Многопрофильная» школа. В реестре нет такой школы, а в реальности сложилась, причем удачно и успешно функционирует. Если стоять на почве пустого формализма, то чтобы привести название школы в соответствие с существующей типологией, следовало бы ликвидировать уникальную многопрофильную школу. Но кто выиграл бы в таком случае, кроме чиновников.
Кстати в России – сотни многопрофильных школ. А в Москве еще 150 образовательных центров разного направления, не вписывающихся в этот злосчастный реестр. Неужели кто-то думает, что Кезина их ликвидирует во имя какого-то реестра?
И еще. Известно, что критерием истины в любой области знания выступает практика. За все годы проведения предметных олимпиад 38-ая школа всегда выгодно отличалась количеством победителей и призеров. Может быть, только один или два раза уступила первое командное место, и то занимала место не ниже второго. Только в этом учебном году школа заняла на окружной, городской и республиканской олимпиадах больше призовых мест, чем все школы большого Северо-Западного округа вместе взятые.
Неужели никто из просвещенческих бюрократов не задумывался над этим феноменом: неэлитный район, городская окраина, что называется, преимущественно пролетарские дети, а постоянно занимают первые места на интеллектуальных состязаниях.
Или почему такой наплыв детей в 38-ую школу в течение десятков лет? Рейтинг школы объективнее оценивают родители, чем бюрократы-чиновники.
Если соседняя школа не может набрать и одного полного первого класса, то мы сегодня могли бы набрать семь-восемь первых классов. Может, привлекает их именно то, что не приемлет чиновник: многопрофильная школа по адаптивной модели, конкурсный прием в 10 классы, профильные классы, музыкальная школа, система дополнительного образования плюс строгая дисциплина и высокие требования к знаниям учащихся, пятидневная учебная неделя.
Кстати, типология школ, то, что Министерство называет реестром, в соответствии с концепцией профилизации должна быть пересмотрена в самое ближайшее время. Все ныне существующие названия будут заменены наименованием, в котором будет указан профиль школы. Так какой же смысл сейчас менять название школы, ЕСЛИ ЧЕРЕЗ ГОД СНОВА ПРИДЕТСЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К ПРЕЖНЕМУ НАЗВАНИЮ? Если же это по настоянию из центра, то чему удивляться, что так прочно сидит бюрократия на местах?
Меня всегда удивляла структура руководящего состава Министерства образования РФ. Из десяти руководителей только один имел школьную специализацию. А основу системы образования в любом государстве занимает общеобразовательная школа, что касается вузов, то практически они полностью автономны.
Не кажется ли Вам, дорогой читатель, что сплошные шараханья при осуществлении реформы школы объясняются и этим?
Пишут много о модернизации, об ЕГЭ и прочем, а вопросов возникает больше, чем ответов? Кто составляет контрольно-измерительные материалы (КИМ)? Кто поручится, к примеру, что в нашем глубоко коррумпированном обществе КИМ-ы для Единого Государственного экзамена останутся секретным материалом, а не станут предметом купли и продажи, а в итоге средством наживы отдельных недобросовестных чиновников?
3000 заданий по математике и 100 тем для сочинений – это хорошо или плохо? Кто анализировал, что это оптимально?
Некий ученый, интереса ради, попробовал решить тесты по своему предмету и… получил оценку «3».
Министр образования В.М. Филиппов пишет, что предложил докторам наук решить контрольную работу по биологии из семи заданий для 7-9 классов и доктора не справились с контрольной работой. Что происходит? Что за доктора наук или что это за контрольная для 7-9 классов?
Содержание учебников обсуждается на Государственном Совете. Почему не специализированными институтами? Почему нет четкого разграничения ответственности между теми, кто имеет отношение к образованию?
В одном из недавних номеров «Учительской газеты» была напечатана подборка материалов почти на две полосы на тему «Экстернат – глоток свободы». Уже по формулировке темы ясно, что речь идет о том, что с каждым годом все большее количество детей переходит на экстерное обучение в поисках «глотка свободы». Сразу после восторгов автора статьи по поводу экстерната как-то неудобно обозначать свою оценку ставшему уже массовым явлением экстерному обучению. А оценка резкая: это дальнейшее разложение системы школьного образования.
Автор лукавит, когда изображает, что не может догадаться, чем же на самом деле привлекателен экстернат как форма обучения. Хотя склоняется к мысли, что экстернат как форма получения общего образования помогает обучающемуся высвободить время для углубленных занятий творчеством, искусством, научными исследованиями, сосредоточить усилия на подготовке в вуз. Это действительно то, что имел в виду законодатель, включая эту норму в Закон об образовании: в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств учащийся не может закончить учебу, посещая общеобразовательную школу. Человек способный, занимающийся творчеством, искусством, наделенный еще какими-то талантами. Выход – экстернат.
Но экстернат никак не может быть массовым явлением, в какое превратилось за короткое время. Нет столько чрезвычайных обстоятельств и нет столько даровитых детей. И пошли в экстернат те, кто собирается сократить время пребывания в школе совсем по другим причинам. Получается странная вещь: пошумели, пошумели о перегруженности учебных программ – так аргументировано доказывали Министерские чиновники, что одиннадцать лет для существующих программ мало, нужна 12-летка – и вдруг резко заглохли разговоры о 12-летке.
И появились чудеса в форме экстерната. Не двенадцать и даже не десять лет, а восемь лет учебы достаточно для экстерната. Поясняю. 4 класса практически в школах нет, с 3 класса дети перескакивают в 5 класс, таким образом, обучение в 9 классе завершается за восемь лет обучения, а в 9 классе переводят на экстерное обучение. Не представляю, как трудную программу 10-11 классов осиливают посредственные дети. А дело в том, что не осиливают же. Экстернат, в конечном счете, стал источником коррупции. Стараются протолкнуть своих детей в экстернат состоятельные родители.
В чем только не проявят свой нрав бюрократы! В нашей школе впервые в республике были установлены два компьютерных класса еще в 1985 году на базе машин старой модификации. 26 компьютеров верой и правдой служили нашему образованию, сохранились до сих пор в исправности. (Мы наняли инженера по обслуживанию). Но по плану мероприятий по устранению санитарных нарушений в компьютерных классах города нам было предложено заменить компьютеры старого образца на новые – срок исполнения 2002 г.
Под личное заверение Министра, что первые же два компьютерных класса по получении их из Москвы будут переданы нашей школе, мы демонтировали свои старые 26 компьютеров и оборудовали два совершенно новых помещения с соответствующей мебелью и мерами безопасности. А выделили нам 8 + 1 компьютер. Это на 1500 учащихся! И вместо демонтированных 26 компьютеров! Это профанация, а не реализация Президентской идеи о компьютеризации школ. На мое напоминание насчет 2-го класса Министр отвечает, что для 38 школы в соответствии с программой Президента Российской Федерации дополнительный компьютерный класс не будет выделен. Почему?
Человек, тем более Министр, должен быть хозяином своего слова. Мы имели право рассчитывать на это. А теперь специализированное помещение пустует, хотя в республике десятки компьютеров лежат мертвым грузом.
Уже много лет педагогическая общественность настаивает на необходимости внесения корректив в порядок организации городских олимпиад. В свое время, когда существовали в городе районы, олимпиады были разведены в сроках, чтобы любой учащийся мог принять участие в олимпиадах по двум-трем предметам. Ныне же городские олимпиады по всем предметам проводятся в один день, и, естественно, ученик может испытать себя только по одному предмету. В то же время абитуриенту дается по положению возможность попытаться поступить не только в один вуз.
Нет логики в упорстве органов образования, не соглашающихся с предложением, чтобы олимпиады по разным предметам проводились в разные дни. Чем больше учащихся будет состязаться в знаниях, тем лучше: возрастает стремление к знаниям.
Имеют место и другие нарушения порядка организации проведения и проверки олимпиадных заданий. Как известно, олимпиадные документы должны быть зашифрованы и никто не имеет права дешифровать их до окончательной проверки работ с соответствующим оформлением (должны быть подписи всех членов комиссии). У нас же в городе постоянно нарушается и этот порядок. В октябре состоялись олимпиады, но даже в декабре нам отвечали, что работы перепроверяются: это уже после того, как работы были дешифрованы, даже оценки были объявлены. Разве можно быть уверенным при этом в объективности оценок.
Существующая управленческая структура с ее старыми подходами, возможно, способна как-то поправить течение дел по инерционному руслу, но не более. Эффективной, особенно в наши дни, может быть такая система управления, которая своей внутренней организацией вне зависимости от воли руководителя поощряла бы инициативу и самостоятельность управляемых подсистем. Известно, что инициатива и самостоятельность как социально значимые нравственные категории возникают на nqmnbe личной ответственности, в условиях свободы, но никак не в условиях жесткой регламентации.
Если кто-то думает, что конфуз с учебниками на осетинском языке – явление случайное, то он далек от истины. Когда увеличивали количество недельных часов вдвое, тогда уже были классы с одним учебником по осетинскому языку. Сейчас шумят: финансы, правительство. А по мне они в сущности не при чем. Есть же специализированное ведомство, которое должно прогнозировать и эту прогностику доводить до Правительства.
Мудрое Министерство настояло бы на том, чтобы отказаться от строительства одной школы – этих средств бы хватило не только на осетинские учебники.
1 Ленин В.И. О народном образовании. М. 1977,с.57
