Перевод с осетинского
Ю. Боциева и А. Медведева
ДУБ
На горе поднялся дуб могучий,
Распрямил мускулатуру плеч.
Будто строгий вождь стоит могучий,
Перед войском произносит речь.
Как солдаты выстроились сосны,
Рядом – кавалерия берез,
А над ними, молодой и рослый,
Дуб вершину к облакам вознес.
Оживает воинство лесное,
Лишь светило над горой блеснет.
Только ива раннею весною
Плачет почему-то, слезы льет.
У деревьев разные судьбины,
И у дуба – тоже свой удел!
Океан взмутил свои глубины,
И жестокий ветер налетел.
Дуб напрягся, застонал над чащей,
Первым приняв ураганный смерч,
И других от молнии разящей
Смог один укрыть и уберечь.
Гром гремел и молнии метались!
Дуб стоял могуч, несокрушим!
А деревья меж собой шептались:
“Хорошо, что мы растем под ним”.
ПЛЕТНИ И ЗАБОРЫ
Воистину дважды скончается тот,
Кто первым придумал заборы,
И трижды пусть сгинет, пусть трижды умрет,
Кто всюду навесил запоры.
Мне стоит увидеть забор и плетень,
Как мир предстает мне проблемным:
Вот сад, а внутри непроглядная тень,
Вот двор, он внутри, как тюремный.
Но это, наверно, еще полбеды:
Другое нависло над нами…
Я вижу, что темных заборов следы
Лежат меж людскими сердцами.
Разбить, разнести бы навек в пух и прах
Преград наваждение злое.
Какое бы вспыхнуло солнце в горах –
Единое сердце людское!
НАРОД
В день праздника на улицах селенья
Полно народа, хоровод затей,
Но все мы говорим: “Столпотворенье!
Как тесен мир! Как много в нем людей!”
А если, вдруг, беда в селе случится,
Пожар, разбой, поминки, недород,
Мы сетуем, оглядывая лица:
“Как мало нас! Как невелик народ!”
СТАРАЯ ГРУША
Старая груша растет перед домом.
Ходит хозяин под древом знакомым.
Если людей деревенских послушать,
Чудом когда-то была эта груша.
Ныне хозяин печально вздыхает:
“Вечных деревьев, увы, не бывает!
Грушу под корень срубить мне придется,
Боль ее в сердце моем отзовется”…
…Дни, как апрельские птицы, летели,
Ливни пролились жемчужной капелью.
Снова весна! Сад от спячки воспрянул.
Добрый хозяин на дерево глянул.
Что это?
Древние черные сучья
Свет излучали прекрасный летучий:
Груша цвела белорозовым цветом!
Вывод простой напросился при этом:
Тот, кто со смертью не может смириться,
Снова восстанет
И вновь возродится…
Перевод Ю. Боциева
ВОТ ЧТО РАССКАЗАЛ МНЕ СТАРЫЙ ТЕМИСО
Мне это говорить совсем не просто,
На кладбищах не спорят, а молчат,
Но памятники нынче на погостах
Все более о роскоши кричат.
В былые годы каменные плиты
Достойной и суровой простотой
Гласили об усопших – знамениты
Те были не мошной, а добротой.
На деньги, что в поминки собирало
Печалью осененное село,
Бывало, прежде делалось немало,
И все на пользу добрым людям шло.
Починят мост, иль вымостят дорогу,
И выроют колодец небольшой, –
Вот памятники лучшие, ей-богу,
Любому, кто оставил мир земной!
Пройдет ли путник через мост надежный,
Водой чистейшей жажду утолит,
Он добрым словом, почестью неложной
Умершего помянет, как велит
Нам о родных и всех умерших память.
Вот так крепилась вековая связь!
Мосты, колодцы продолжают славить
И ныне тех, чья жизнь оборвалась.
Ну, а теперь? Богатые надгробья
Поднялись позолотою блестя.
А, между прочим, сельские дороги
И ныне раскисают от дождя.
СТАРИКИ И ДЕТИ
Встают старики спозаранку. Выходят
На улицу, молча стоят и глядят
На все, что в селенье с утра происходит.
Пристрастно-внимателен старческий взгляд.
Недолго осталось глядеть им. Боятся
И сущую малость они пропустить.
Все мило, все любо – как листья искрятся
На солнце! Как славно, как весело жить!
Так много видали усталые очи,
Но нет, не пресытилась жизнью душа.
И видеть, и слышать и бодрствовать хочет,
Предчувствием вечности близкой дыша.
Встают спозаранку и дети. Не много
Еще на земле довелось им познать.
Со старшими рядом встают. На дорогу,
На улицу с жадностью смотрят подолгу…
Поднимутся засветло завтра опять!
ГОВОРЯТ…
Говорят, когда-то, мол, и где-то
Некий царь себя поэтом мнил.
Всем свои бездарные сонеты
Он читать в обязанность вменил.
Был указ: “Должны мои творенья
Все любить, на память их уча.
А невежды смогут, без сомненья,
Оценить искусство палача”.
Говорят, что из двух зол иные
Плаху глупым виршам предпочли.
Тот указ давно уж отменили,
Позже – вовсе вымыслом сочли…
Только если мой знакомый – автор
Ста поэм – сегодня б стал царем,
Я на плаху угодил бы завтра,
Голову сложив под топором.
КОГДА-НИБУДЬ
Когда-нибудь и я последний путь
Свершу – и стану прахом, стану глиной,
И глину превратят когда-нибудь
В кувшин певучий с горлом длинным.
И он вместит веселое вино
Иль воду родниковую живую.
Иль черепицей быть мне? Все равно
Охотно в форму воплощусь любую!
Но если ни кувшином дорогим
И даже ни мальчишеской свистулькой
Не быть, а только прахом, что клубим
Безродным ветром над ущельем гулким,
Тогда, о ветер, там в грядущем дне,
Прошу, не уноси меня с отчизны!
Дай вечно в той земле остаться мне,
Где я и смерть приму без укоризны.
Перевод А. Медведева
