Перевод с английского Б.Г. Кокиева
Волна скрыла меня от всего света – от птиц в небе, детей на берегу и от моей мамы. Настал момент зеленого безмолвия, а потом волна вернула меня к небу, песку и шумящим детям. Я вышел из воды. Мир, который ждал меня, едва изменился за то время, пока я был скрыт от него.
Я побежал по берегу.
Мама вытерла меня мохнатым полотенцем.
– Стой здесь и обсохни, – приказала она.
Я стоял и наблюдал, как на руке высыхают капельки воды и появляются мурашки.
– Одень свитер – дует, – сказала мама.
– Ну, дай мне посмотреть, какая у меня гусиная кожа!
– Гарольд!
Я надел свитер и стал наблюдать, как набегали и обрушивались на берег волны. В этом была своя особая красота. Ничто на свете не могло бы обрушиваться гармоничнее.
Был конец сентября – время, когда все становится печальным без видимой на то причины. Пляж, на котором было не более пяти-шести человек, казался бескрайним и пустынным. И под влиянием однообразного свиста ветра дети оставили свои мячики, печально притихли, чувствуя, как по длинному берегу озера приближалась осень.
Ларьки, в которых летом продавались сардельки, были заколочены желтыми досками, и в них все еще хранились запахи горчицы, лука и мяса, запахи веселого, длинного лета, которое заколотили в эти гробы в виде ларьков. Ларьки закрывались один за другим – на дверях появлялись висячие замки. А потом дул ветер, стирая на песке миллионы следов июля и августа. И вот теперь, в сентябре, у самой кромки воды на песке не было ничего, кроме следов моих резиновых тапочек.
Песок струился по тротуару. Карусель была накрыта брезентом. Лошадки, скачущие с оскаленными зубами, замерли в воздухе на своих бронзовых опорах, музыку заменил свист ветра, проникающего сквозь полотно.
Я стоял здесь, на пляже. Все были в шоке, а я нет. Завтра я буду ехать на запад Соединенных Штатов. В последний раз мы с мамой ненадолго пришли на пляж. Внезапно мне захотелось побыть совсем одному.
– Мам, я пойду поброжу по берегу, – сказал я.
– Хорошо, только ненадолго и не подходи близко к воде.
Я побежал: песок скользил под ногами, а ветер поднимал меня. Вы знаете, что значит, бежать с ветром: руки в стороны и пальцами чувствуешь потоки воздуха – совсем как на крыльях.
Мама была теперь далеко – она, сидя, ожидала меня. Вскоре она превратилась в маленькое коричневое пятнышко. Теперь я был совершенно один. Быть одному – это так ново, когда тебе двенадцать лет, и ты привык к окружению людей. Уединиться можно только мысленно. Везде так много людей, которые всегда тебе указывают, что можно, а что нельзя делать. Поэтому, если возникает желание остаться наедине с самим собой, хочется убежать куда-нибудь далеко-далеко на пустынный берег. И вот теперь я был действительно один. Я вошел в воду, чтобы охладить свое разгоряченное тело.
Раньше, когда вокруг меня было много народа, я не только боялся подходить туда, чтобы искать в воде и звать дорогое мне имя, но и смотреть в ту сторону. Но теперь…
Вода – словно фокусник. Она распиливает тело на две половинки. И нижняя, как сахар, тает и растворяется в воде. Вода такая прохладная, изредка чувствуешь толчки упругой волны, которая падает и пенится, как кружево.
Я звал ее, десятки раз произнося ее имя.
Тэлли! Тэлли! О, Тэлли!
Когда молод, всегда надеешься, что тебе ответят на зов. И кажется, что бы ты ни задумал, так и должно исполниться на самом деле.
Я вспомнил, как она вошла в воду. Хвостики ее светлых волос торчали в разные стороны. Она смеялась, а солнце сверкало на узких плечах этой двенадцатилетней девочки. Вспомнил, как успокоилась вода, как прыгнул в воду спасатель, как кричала ее мама, но Тэлли не вышла назад.
Спасатель старательно уговаривал ее вернуться, но она не вернулась.
Он возвратился с обрывками водорослей на костлявых пальцах, а Тэлли ушла. Она больше никогда не будет сидеть рядом со мной в школе или летними вечерами бегать за мячом по мощеным улицам. Она слишком далеко ушла, и озеро ни за что не захочет отпустить ее назад. И вот теперь, печальной осенью, когда небо было таким огромным, озеро бескрайним, а берег пустынным, я пришел сюда в последний раз, один.
Снова и снова я повторял ее имя…: Тэлли! О, Тэлли!
Я слышал мягкое дуновение ветра – так он дует месяц за месяцем над дюнами, отчего они начинают шептать.
Вода поднималась, схватывала грудь, потом ноги, вверх-вниз, засасывая в песок мои пятки.
Тэлли! Вернись, Тэлли!
Мне было только двенадцать, но я знал силу моей любви к ней. Это была такая любовь, для которой ни тело, ни мораль еще не имели никакого значения. Эта любовь была, ничуть не хуже ветра, моря и песчинок, всегда лежащих вместе. Она состояла из тех длинных, теплых дней, проведенных вместе, вдвоем на берегу, из дней монотонной зубрежки в школе, из всех бесконечных осенних вечеров каждого года, когда я носил ее книжки из школы домой.
– Тэлли!
Я позвал ее в последний раз, дрожа от холода. Я чувствовал на лице воду, но не знал, как она туда попала – волны так высоко не поднимались.
Повернувшись, я выбрался на песок и стоял там полчаса, стараясь вспомнить каждый взгляд, каждый вздох, каждую частичку Тэлли.
Потом я опустился на колени и построил красивый замок из песка.
Точно такой, какие мы с Тэлли часто делали вместе. Но на этот раз я сделал только половину замка.
Я встал: Тэлли! Если ты меня слышишь, выйди и дострой его до конца.
Я пошел прочь по направлению к маленькому пятнышку, которое было моей мамой. Набегали волны, опоясывая замок кольцами; они размывали его, постепенно сравнивая с ровной поверхностью берега.
Молча я шел вдоль воды.
Вдали карусель издавала громкие нестройные звуки – но это был только ветер.
На следующий день я уехал. У поездов скверная память, они все оставляют в прошлом. Они забывают пшеничные поля штата Иллинойс, реки детства, мосты, озера, долины, дачные домики, обиды и радости. Поезда оставляют их позади, и они исчезают за горизонтом.
Я подрос, возмужал, стал думать по-взрослому. На мне была другая одежда, из прежней я уже вырос. Я окончил школу, а затем и колледж.
В городке Сакраменто жила одна девушка. Я познакомился с ней, потом мы поженились…
К двадцати двум годам из моей памяти уже стерся Восток страны.
Как-то Маргарэт предложила провести наш запоздалый медовый месяц в краях моей юности.
Как и поезда, память может двигаться в двух направлениях. Поезд может вернуть все, что осталось за спиной так много лет назад.
Вот, наконец, и городок Лейк Блаф с населением около десятка тысяч появился на горизонте. Я взглянул на Маргарэт – она была очень хороша в своем красивом новом платье. Она тоже наблюдала за мной, а я чувствовал, как старый мир принимает меня к себе. Когда поезд остановился и вынесли багаж, она сжала мою руку.
Как много прошло лет… Годы изменили людей, их лица. Когда мы шли по городу, я не встретил никого из тех, кого бы мог узнать. Однако они мне напоминали… Напоминали хождения по оврагам, усталые лица друзей, выходящих из школы после окончания занятий, качели на металлических прутьях.
Собираясь в кучки, как опавшие осенние листья, воспоминания наполняли меня.
Мы провели здесь две недели, посещая места моей юности. Это были счастливые дни, и я думал, что сильно люблю Маргарэт. По крайней мере, мне так казалось.
Однажды мы шли с ней вдоль берега. Это был последний день нашего пребывания здесь. До конца лета было еще далеко, не то, что много лет назад, но на берегу уже появились первые признаки заброшенности. Стало меньше людей, некоторые ларьки были уже заколочены, а ветер встречал нас готовой песней.
И вот мне показалось, что я снова вижу на песке мою маму, меня опять охватило желание остаться одному. Но я не мог заставить себя рассказать об этом Маргарэт. Я только сильно сжал ее руку и ждал.
День был на исходе. Многие дети уже ушли домой, и только несколько мужчин и женщин лежали на песке, купаясь в лучах ветреного солнца.
К берегу причалила лодка спасателя. Он сошел на берег, держа что-то в руках. Я стоял, как вкопанный, затаив дыхание – я снова почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, очень-очень маленьким и ужасно напуганным. Уныло завывал ветер, передо мною был только берег – Маргарэт я видеть не мог.
Спасатель медленно вынес на берег небольшой серый мешок.
Лицо спасателя было такое же серое и продолговатое.
– Постой здесь, Маргарэт, – почему-то произнес я.
– А в чем дело?
– Просто постой здесь, и все.
Я медленно направился по песку туда, где стоял спасатель.
Он пристально смотрел на меня…
– Что это? – спросил я.
Спасатель продолжал смотреть на меня. Он ничего не ответил, только молча опустил свою ношу на песок. Шелестя, набежала волна, намочила его и откатилась назад.
– Что это? – повторил я.
– Странно, – тихо произнес спасатель.
Я ждал.
– Более странного случая я еще не встречал. С тех пор, как она утонула, прошло много лет.
Я машинально повторил его слова.
– Пожалуй, лет десять – добавил он. – В этом году не утонул ни один ребенок. Всего с 1933 года утонуло 12 детей, и все тела были найдены в течение нескольких часов. Я помню, были найдены все, кроме одного. Оно пролежало в воде около десяти лет. Вот оно, у меня в мешке. Это страшно.
Я пристально смотрел на серый мешок, который он все еще придерживал рукой.
– Развяжите, – внезапно вырвалось у меня.
Ветер дул все сильнее. Он стал медленно развязывать мешок.
– Быстрее! – закричал я.
– Может быть, не стоит, – сказал он нерешительно. И тут он, наверное, увидел выражение моего лица.
– Она была такой маленькой. – Он чуть-чуть приоткрыл мешок, но этого было уже достаточно.
Были только берег и я. Только небо, ветер, вода и печальное приближение осени. Я снова посмотрел туда – на нее. Я вновь и вновь повторял ее имя. Спасатель снова взглянул на меня.
– Где вы нашли ее? – спросил я.
– Там, на отмели. И как она пролежала в воде так долго? Странно.
Я кивнул головой:
– Да, это так…
Боже мой! Это так, думал я… Люди растут. Я вырос, а она не изменилась. Она все еще маленькая. Рост, перемены и смерть – какие это разные вещи. У нее по-прежнему были золотистые волосы. Она всегда останется молодой, и я вечно буду любить ее.
Спасатель снова завязал мешок.
Несколько минут спустя, не сознавая, что делаю, я побрел вдоль берега. Остановился – что-то увидел.
– Так вот где спасатель нашел ее, – сказал я самому себе.
Там, у самой кромки воды, стоял замок из песка. Он был построен лишь наполовину – точно так, как мы с Тэлли строили замки – половину она, половину – я. Я долго смотрел на него. Потом опустился на колени рядом с замком и увидел на песке отпечатки маленьких ног, выходящих из воды и снова ведущих туда. Других следов не было…
Теперь я знал все.
– Я помогу тебе достроить его, – сказал я. И я достроил его до конца. Я строил его медленно. Потом я встал, повернулся и пошел прочь, чтобы не видеть, как под ударами волн он разрушался так же, как рушится все на свете.
Я шел назад, туда, где улыбаясь, ждала меня чужая мне женщина по имени Маргарэт.
