* * *
Листья сыплются в ночь, как давно запоздавшие вести.
Пусть продлится разлука, рассвет зажигать не спеши.
Алкоголь производит зачистку в глубинах души
И любую печаль без пощады стреляет на месте.
Все что есть во вселенной, уже превращается в крести,
Вини, черви и буби – пасьянс в говорливой тиши.
Всюду пахнет забвеньем, как сизым дымком анаши,
Потому что приходит ноябрь из туманных предместий.
И любовь, истлевая, становится слоем парши.
Листья сыплются в ночь, потому что приходит ноябрь
И становится, точно Летучий Голландец, на якорь.
Крести, вини и черви и буби – земля под листвой.
Всюду призрачно пахнет далеким и близким забвеньем,
И любовь, истлевая, кладет ежегодный свой слой,
Все, что есть во вселенной, скрепляя незримыми звеньями.
И любую печаль превращает в дымок голубой.
13 ОКТЯБРЯ 1999 г.
Дождь каплет, как прокисшее вино.
В библиотеке света нет давно:
За неуплату отключили. Но –
Мне все равно.
Там, в фондах, точно цепь мышей летучих,
Бросают лампы тень. Забавный случай.
А свет проходит через двери. Лучше
Гулять под тучей.
Зазывной шлюхой осень входит в парк.
Тасует листья, как колоду карт,
На всех дорожках. Предлагает старт.
Жаль, что я стар.
На сумрачном четвертом этаже
Ждет томик в переплетном неглиже
Свиданья. Дождь устал ронять уже
Свое драже.
Приемник – кирпичом микроканистра:
“В отставку гвозданул премьер-министра
Начальник штаба где-то в мире”. Низко
Ложатся листья.
Все призрачно в вещественности грубой.
Я нынче старый, лысый и беззубый
И закрываюсь шляпой, словно шубой,
От жизни шумной.
* * *
косые лучи как вороны срываются с крыш
и скоро катушку свою размотает закат
зачем ты скажи молчаливые губы кривишь
к мосту притулился игрушечный тут водопад
и корчит себе Ниагару облезлой струей
я трогаю взглядом коленку твою словно гад
конечно теперь до утра не уляжется зной
деревья качать не устанут листву наверху
прильни к парапету и без шевеления стой
никто отличить здесь не сможет от клена ольху
я тоже не знаю что значат такие слова
а буду всего лишь пластаться как муха по мху
есть место для пряток над речкой Сухая трава
* * *
Все сосульки длинные, как плети.
С детства в совмещенном туалете
Я привык справлять свою нужду.
Кто-нибудь нередко мылся в ванне,
В данном случае, и крепкой бранью
Перекидывались мы в чаду,
Или анекдотцами, заметьте.
Будут все сосульки капать скоро.
К совмещенному привык простору,
А в обычной ванне дискомфорт,
Чувство локтя в отношенье стенок.
Помнится, газета шелестела,
Был орнамент бедер или морд,
Запах, хоть причудливый, но впору.
А сегодня от зимы остатки
Мерзнут ниже крыш, с них взятки гладки.
Свет похож на старенький пиджак.
Воробьи таращатся на солнце
И топорщат перья полусонно.
Взгляд в замочной скважине пустяк:
Мы видали всяческие прятки.
* * *
Прет трамвай по снегам так ужасно похоже на пьяницу.
Пушкин лишь да Высоцкий – которые умерли в пятницу,
Не считая Христа, потому что последний воскрес.
Также Чехов. Трамвайные фары, как бублики, пялятся.
* * *
Сосна одиноко стоит на юру,
Как все, что стоит, затевая игру.
В газетах сегодня прошло сообщенье:
“Петрович: возможно, агент ЦРУ”
(Да нет, дебошир оказался. Все врут).
* * *
с солнцем встреча с утра словно сто грамм вина
раздолбай говорит старая дырка брюк
след быть может руки некого колдуна
ах иглой проколи тусклую пленку сна
* * *
нить в две пряди сучил высмоленный моряк
порознь каждую прядь может и крепче так
будем сучиться вместе
где раскрылся на спуске мак
* * *
Небо в звездах, глянь, потому что осень
Без дождей. В общем, все колеса к осям
Лучше ладить встык по ночам. А хочешь,
Пива попросим?
ПОГРЕБЕНИЕ НИКОЛАЯ II
Гробы в три яруса расположили, как
Иллюминаторы “Авроры”. Верный знак,
Что Зимний будет взят, иначе я – дурак.
И первым спущен в землю Алоизий Трупп,
Лакей. От этой вести разболелся б зуб,
Но зуб давно был вырван, словно древний дуб.
Полуденное солнце наклонилось вниз.
Я смутно вспомнил, чьим отцом был Алоиз
Шикльгрубер. А война исполнена на бис.
Язык у колокола словно… Даже нет
И имени такого в святцах, что за бред! –
Сюжет, которым вдохновляется поэт.
Полуденное солнце катится, как ноль.
У них в Баварии безумный был король.
Он утопился в озере, утратив роль.
Когда сидел на троне его младший брат,
Умалишенный тоже, Браун, говорят,
Там родилась весьма приятная на взгляд,
Шестого февраля. А ровно через год
И девять месяцев провел переворот
Их регент, сам став королем. Коронный ход.
Считались золотыми эти времена,
Поэтому не называю имена.
Их, кроме Евы, в святцах нет. Порвись, струна.
Пытаясь короля спасти, ушел на дно
Лейб-медик, словно доктор Боткин. Не дано
Все звенья выявить, но это есть звено.
Полуденное солнце катится, как рубль.
На месте вырванных зубов подобья пуль.
Язык у колокола, словно длинный руль.
23 июля 1998
АФЕРЕСИС
Афересис: начальный гласный выпал.
Исус, к примеру. Всякий бог и идол
Имеет предысторию во мгле,
Исчезнувшую, точно “и”, из смет.
Родился Иисус
Лет за десять до Рождества, клянусь.
Еще аналогичный случай: Ваня.
Здесь букву “и”, возможно, смыла баня.
Лексей сюда же, Лизавета. Кот,
Рек, ода, резидент. Десятый год
Под хвост. Все кошки серы.
Исус родился в миг начала эры.
И может, первомученик Стефан
Духовно ночью с ним имел роман,
Иуда же стоял там одесную,
Переживая в сердце ревность злую.
Лишь на губах пятно
Да тридцать шекелей ему дано.
Стал богом Иисус, пройдя экзамен.
В блудницу не велел он кинуть камень,
О чем легенда ясно говорит.
Зато Стефан камнями был побит
Двадцать седьмого декабря.
Из туч сегодня глянула заря.
