В начале новой эры образ жизни аланских племен соответствовал описанию Лукиана (род. ок. 125 г. н.э.): “У нас ведутся постоянные войны, мы или сами нападаем на других, или выдерживаем нападение, или вступаем в схватки из-за пастбищ и добычи”(19, с.65). Действительно, кочевой образ жизни (термин “кочевой” здесь очень условен, поскольку уже в I-II в.в. у алан имелись города (13, с.39-40)) определял главные принципы аланской стратегии этого периода. Основным видом военных действий были набеги на соседние страны с целью грабежа. Вот как подобное мероприятие 72 года описывал Иосиф Флавий (37 -ок. 100 г.г.): “аланы, напав огромной массой на ничего не подозревавших мидян, стали опустошать многолюдную и наполненную всяким скотом страну, причем никто не осмеливался им противиться, ибо и царствующий в этой стране Пакор убежал от страха в неприступные места” (5, т.2, с.336). Следовательно, основной стратегической концепцией алан было застать противника врасплох и не дать собрать армию, стремительно промчаться по всей стране, опустошая ее, и в максимально сжатые сроки вернуться обратно с богатой добычей. В случае, если подвергшаяся нападению страна успевала собрать войска, давалось одно генеральное сражение. При победе в нем “аланы, еще более рассвирепевшие вследствие битвы, опустошили страну и возвратились домой с богатым количеством пленных и другой добычей” (5. т.2, с.336). Впрочем, аланы могли и не грабить страну, а, как свидетельствует Дион Кассий (род. 155 г.), “возвратиться в свою землю… довольствовавшись дарами”(3, ч.I, с.173).
Набег, как правило, предварял тщательный сбор разведовательной информации об объекте нападения, как то: богата ли страна достаточно, чтобы ради этого устраивать поход, и какое количество воинов необходимо для данного мероприятия. Примечателен в этом плане сюжет Нартского эпоса, когда пленный нарт Урызмаг просит прислал за себя выкуп “сто по сто однорогих быков, сто по сто двурогих, сто по сто трехрогих, сто по сто четырехрогих, сто по сто пятирогих” (8, т.2., с.82), иносказательно давая понять, как найти дорогу в Черноморский город, где он заточен. Нарты догадываются, что старый нарт нашел неразграбленный город и зовет их поживиться, а в размерах b{jso` скрыта информация о требуемых видах войск и их численности. “Однорогими быками пешее войско он называет, двурогими быками -конное войско, трехрогими быками – копьеносное войско, четырехрогими быками – панцирное войско, пятирогими – тех, что с головы до ног вооружены” (8, т.2, с.82). Имеются в эпосе и другие свидетельства об использовании лазутчиков. Так, Буртаг подсылает своего человека к Бора с целью вызнать, где находится на его панцире уязвимое место (3, с.115).
В силу того, что основную массу аланского войска представляла конница, она жестко ограничивалась в своих возможностях, так как ей требовались пастбища для лошадей и домашних животных (в набегах часто участвовали целые племена с огромными обозами). Аланы не могли эффективно вести кампании в зимнее время из-за недостатка фуража для лошадей, поэтому, покидая свои земли, они подолгу не задерживались в одном месте (12, т.1, с.241).
Полиен (соч. 162 г.) отмечает, что “тавры, скифское племя, предпринимая войну, всегда перекапывают дороги в тылу и, сделав их непроходимыми, вступают в бой; делают они это для того, чтобы, не имея возможности бежать, необходимо было победить или умереть” (4, 1948, №2, с.218).
Аланская тактика данного периода определялась вышеперечисленными стратегическими концепциями. Тактика – это совокупность способов и средств ведения боя. Общей ее модели (как то высказывание исследователей, что аланы всегда атаковали клином и т.п.) не может быть, поскольку в каждом конкретном случае она является результатом взаимодействия трех факторов: намерений и возможностей нападающих, возможностей и намерений обороняющихся, использования обеими сторонами внешних условий (рельефа местности, освещенности, погоды и т.п.) (16, с.32). Тактическое мастерство заключается в умении нейтрализовать преимущества противника, обратить его слабости себе в пользу, с максимальной выгодой использовать внешние условия, в полной мере реализовать свои возможности (16, с.32).
Поскольку любое сражение складывается из нескольких этапов (оценки противниками друг друга, завязки боя, его кульминации и, наконец, выхода из боя), на наш взгляд, целесообразнее рассматривать комплекс тактических приемов для каждого из них по отдельности.
Как уже отмечалось выше, оценка противника аланами производилась заочно, с помощью агентурных сведений, а схватка начиналась с внезапного нападения. Однако если противник все же sqoeb`k подготовиться к бою, войска становились друг против друга (часто на противоположных берегах реки, чтобы исключить внезапность атаки) и начинали изучать соперников. Для этой цели служили и поединки между сильнейшими воинами и даже, как свидетельствуют античные авторы (Страбон (5, т.2, с.266)) и грузинские летописи, между предводителями: “Царь овсов Базук послал ему (Сумбату – царю Армении – С.А.) гонца с вызовом на поединок” (6, с.32). Победа или поражение поединщика оказывало сильное моральное воздействие на все войско.
Для введения в заблуждение противника относительно численности своего войска использовалась следующая военная хитрость, упоминаемая Полиеном (соч. 162 г.) (4, 1948 №2, с. 217, 220) и Юлием Фронтином (втор. пол. I в.): “Скифский царь Атей, когда ему пришлось сразиться с превосходными силами трибаллов, приказал женщинам, детям и всей нестроевой толпе подогнать к тылу неприятелей стада ослов и быков и нести впереди поднятые копья. Затем он распустил слух, что будто к нему идет подкрепление от более отдаленных скифов. Этим уверением он побудил неприятелей отступить” (4, 1949 №2 с. 356).
В I в. у алан продолжает применяться тактика скифских легковооруженных лучников; так, Амвросий (333-397 г.г.), описывая их набег на Армению в 72 г., отмечает “любимую ими привычку сражаться издали и способность убегать” (4, 1949, №4, с.234). Такая конница, подвижная и маневренная, внезапно атаковала противника и быстро отступала в случае неудачи. Для нее характерен боевой строй типа лавы, когда атакующие всадники осыпали врага дождем стрел и пытались расстроить его ряды еще до перехода в рукопашный бой, которого старались избежать. Но элитарные части стягивались в конный кулак, обычно в центре войска, для нанесения в случае необходимости решающего удара по противнику (19, с.68).
Сражение аланы начинали чаще всего внезапной лобовой атакой своей подвижной и маневренной конницы. Сблизившись с противником на расстояние выстрела, они осыпали его дождем стрел, поскольку лук был их массовым оружием. Подобное, как считали античные тактики, “вызывало замешательство в рядах противника, который, потеряв множество людей и лошадей” (3, с.152), не мог оказать серьезного сопротивление или довести битву до конца. Затем следовал копейный удар, окончательно расстраивавший строй противника, после чего начиналась рукопашная схватка, которую аланы, благодаря своим длинным колющим мечам, вели, не спешиваясь. Впрочем, по свидетельству Тацита (55 – 117г.г.), стрельба из лука не всегда opedb`pk` атаку: “Они (сарматы – С.А.) все подстрекают друг друга не допускать в битве метания стрел, а предупредить врага сильным натиском и вступить в рукопашную; …сарматы, оставив луки, которыми они не могли действовать так далеко, бросались на них (парфян -С.А.) с копьями и мечами” (4, 1949, №3, с.219).
Военачальники занимали место в центре войска и, как пишет Ксенофонт, “они таким образом находятся в наибольшей безопасности, если они с обеих сторон имеют свое войско, и в случае необходимости передачи приказа войско будет оповещено о нем в половину времени” (19, с.68) .
В ближнем бою все войско принимать участие не могло. Воины, вооруженные коротким мечом и кинжалом, должны были составлять нечто вроде второго эшелона, шедшего за ударным кулаком аристократических дружин. Те из них, которые были вооружены только луком и стрелами, в рукопашной схватке были вообще бесполезны. Они могли составлять прикрытие, участвовать в первом натиске, пытаясь расстроить ряды противника, не прибегая к ближнему бою, осуществлять маневры обхода и охвата, преследовать неприятеля и т.д. (19, с.70). Однако для схватки с серьезным противником – римлянами, парфянами и т.п. – эта тактика была малоэффективной. Так, Страбон (66 г. до н.э. – 24 г. н.э.) пишет о том, что “роксоланы, несмотря на то, что выказали себя народом воинственным, но против стройной и хорошо вооруженной фаланги всякое войско оказывалось слабым, слишком легко вооруженным, и роксоланы, которых было около 50 тысяч, не могли устоять против 6-ти тысяч выстроенных под предводительством Диофанта, полководца Митридатова, и большая часть войска их погибла” (2, с.19).
Борьба с таким противником требовала выработки новых тактических приемов и вооружения. Их создание на Северном Кавказе следует связывать с племенем алан, которые, благодаря нововведениям, как писал Аммиан Марцеллин, “мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности” (4, 1949, №3, с.303). Реформы отразились в появлении в I в. специализированной тяжелой конницы – катафрактариев, атакующих противника в определенном боевом порядке – тесно сомкнутом строю и с определенной тактической целью (прорыв, реже – охват). Для катафрактариев характерны специфическое вооружение и специфические способы ведения боевых действий (19, с.72). Раньше тяжеловооруженные всадники могли образовывать массы, но согласованности действий в строю не были обучены и после атаки рассыпались. Такие воины представляли собой грозную силу во время рукопашной схватки, но ahkhq| они каждый сам по себе (17, с.97), в то время как катафрактарии могли успешно действовать только целыми подразделениями (19, с.72).
Особенности вооружения катафрактариев определили применявшиеся ими боевые порядки и тактические приемы. Они всегда атаковали неприятеля в тесно сомкнутом строю, который давал возможность наилучшим образом использовать преимущества вооружения и свести до минимума его недостатки: ограниченную подвижность и вызванную этим слабую маневренность. Отряд катафрактариев, ощетинившихся пиками, малоуязвимый для стрел и дротиков, имевший достаточную защиту от ударов копий и мечей, представлял собой грозную силу (19, с.74). По отдельности же катафрактарии были уязвимы и становились довольно легкой добычей, особенно, будучи сброшенными с коня, как это описывает Тацит (55-115 г.г.).
В зависимости от конкретной задачи и особенностей противника, катафрактарии применяли различные построения (19, с.74). При достаточно большом количестве этих всадников, ровном рельефе местности, глубоком построении неприятеля и стремлении одним ударом уничтожить врага они предпочитали выстраиваться фалангой. Кавалерийская фаланга, подобно пехотной, была поделена на тактические единицы и соединялась только перед самым копейным ударом. Недостатком ее была неспособность всадников задних шеренг создавать напор на передние, как в пехоте. Попытайся они это сделать – лошади сгрудились бы плотной массой, начали беситься, перестали бы подчиняться командам всадников и, наконец, расстроили боевой порядок (17, с.88).
Хотя описание построения аланской конной фаланги не сохранилось (только Лукиан Самосатский, II в., упоминает скифскую фалангу (4, 1948, №1, с.313)), надо полагать, что она имела ту же структуру, что и более поздняя византийская. Последняя строилась в четыре шеренги. Византийцы не сочли нужным строить конницу в более глубокую колонну, поскольку лошадьми создавать давление на первые шеренги невозможно (17, с.150-152).
Первую шеренгу и крайние ряды на флангах составляли катафрактарии, у которых лошади были защищены полным или нагрудным панцирем. В строю воины действовали копьем и длинным мечом. Неизвестно, имелись ли у них щиты, но, если они и были, то небольших размеров – для удобства. Лошади следующего за катафрактариями ряда воинов не были покрыты доспехами, поскольку в этом не было необходимости. Сами же воины носили панцири и имели на вооружении dkhmmne копье – контос. Этот вид оружия отмечается античными авторами со 2-ой пол. I в., называвшими его типично сармато-аланским оружием, отличающимся большими размерами, так что всадникам приходилось орудовать им в бою обеими руками (14, с.130). Флавий Арриан (труд 137 г.) называет таких всадников по основному наступательному оружию – “контосу” – контофорами (14, с.130). Однако, судя по всему, более распространенным принципом действия контоса был тот же, что и у палты парфянских катафрактариев: поскольку большая длина и тяжесть копья затрудняли действие всадника, оно фиксировалось с помощью ремней на корпусе коня. В.В. Тараторин считает, что подобный способ крепления палты был заимствован парфянами у сармато-алан (17, с.97).
Благодаря фиксации копья, всадник не рисковал потерять его в случае ближнего боя. Если врагу удавалось миновать первую шеренгу катафрактариев, контофор просто бросал копье и выхватывал оружие ближнего боя, а затем мог вновь воспользоваться контосом. Маловероятно, чтобы такими копьями была вооружена первая шеренга -ввиду ограниченности угла поражения. Кавалеристу, непосредственно сталкивающемуся с врагом, необходима свобода действий, возможность наносить удары копьем по любую сторону от головы коня, контосом же можно было колоть только вперед. Всадники второго ряда могли использовать это оружие более эффективно; его длина (4,5-5 м.) позволяла им вступать в рукопашную одновременно с первой шеренгой (17, с.152). Щитов они не имели, поскольку пользоваться ими контофору было чрезвычайно затруднительно. Остальные две шеренги состояли из легковооруженных конников, которые при необходимости могли использоваться и для рассыпного боя (17, с.88, 152). Благодаря тому, что все кавалеристы (кроме контофоров) владели луком, в случае неудачной атаки тяжелая конница, рассыпавшись, могла применить это оружие (17, с.153).
Подобное разделение кавалерии можно увидеть у Флавия Арриана (труд 137 г.): “Копьеносцы – это те, кто сближаются с противником и сражаются копьями, или бросаются в атаку с пиками (контосами), как аланы и савроматы; стрелки и метатели – те, кто применяет метательное оружие на расстоянии, подобно армянам и тем из парфян, которые не являются пикейщиками” (14, с.130).
Замена погибших, как и в любом кавалерийском строю, происходила не путем выдвижения вперед позадистоящего, как в пехоте, а смыканием рядов, то есть в случае гибели лошади или всадника, кавалеристы на ходу справа и слева сближались друг с другом, закрывая брешь (17, q.294).
Другим излюбленным построением катафрактариев был клин, не требовавший больших кавалерийских масс, как фаланга. Спор, возникший по поводу отрывка из труда Арриана “Тактика” (137 г.), -“Клинообразный строй больше всего, как слышно, употребляют скифы и фракийцы, перенявшие у скифов…” (4, 1948, №1, с. 281), – для нашей работы не важен. Вне зависимости от того, подразумевались ли в этой фразе под скифами аланы или нет (14, с.133), атака клином должна была иметь место у алан в силу наличия у них катафрактариев. Так, несколько позднее Аммиан Марцеллин (VI в.) пишет, что военное искусство аланов напоминает военную тактику гуннов, которые “вступают в бой, выстроившись клинообразной массой”(10, с.41). Об использовании аланами клина писал и Лукиан Самосатский (род. ок. 125 г.), упоминавший, что они во время битвы “разрезали на две части войско скифов” (18, с.8). У этого автора прекрасно описаны преимущества, достигающиеся подобной атакой: “Мы (скифы – С.А.) двинулись им (аланам – С.А.) навстречу, выслав вперед конницу. После долгого и упорного сражения наши стали поддаваться, фаланга начала расстраиваться и, наконец, все скифское войско было разрезано на две части, из которых одна обратила тыл, но так, что поражение не было явным и ее бегство казалось отступлением; да и аланы не осмелились далеко преследовать; другую часть, меньшую, аланы и махлии окружили и стали избивать, бросая отовсюду тучи стрел и дротиков, так что наш окруженный отряд оказался в очень бедственном положении и многие стали уже бросать оружие” (4, 1948, №1, с.313). Клин был удобен для атаки на пересеченной местности и в случае, когда фронт противника был растянут. Как указывал Арриан (II в.), “заостренный фронт позволял легко прорывать вражеский строй” (14, с.133). Строй тяжелой кавалерии не предназначался для затяжного рукопашного боя. Ее задачей было прорвать построение противника и рассеять его. В случае неудачной атаки всадники немедленно отступали и строились вновь (17, с.240). Строиться клином было и проще, поскольку в большом сражении, для которого могли объединиться сразу несколько аланских племен (общин), каждое из них могло воевать отдельным подразделением по принципу римских манипул. Прогрессивность клина (необязательно имевшего форму правильного треугольника) была в том, что в бою он не имел на линии фронта слабых мест, как фаланга. В клине в рядах находилось только четное или только нечетное число бойцов; к примеру, в первом ряду – шесть воинов, во втором – восемь, в третьем – десять, в четвертом – двенадцать и т.д. до наиболее подходящего, on мнению полководца, количества. Затем это число повторялось в каждой последующей шеренге по всей глубине строя (17, с.140).
Разница была в том, что в фаланге воин второй шеренги на углу прикрывал двоих, а то и троих впередистоящих, а в клине была постоянная связка как минимум из двух – трех воинов (17, с.141). Схема расположения воинов такая же, как у фаланги, – по краям находятся катафрактарии, за ними следуют контофоры, а центр занимают легковооруженные лучники. Поскольку у катафрактариев тоже имелись луки в качестве вспомогательного оружия, атаку предворял дождь стрел. Они были эффективны и против окруженного противника, которого просто расстреливали, не вступая в ближний бой (19, с.86).
В зависимости от тактических задач в ходе боя построения могли меняться, как это следует из описания Тацитом (55-117 г.г.) битвы соединенного сармато-иберо-албанского войска с парфянами в 35 г. (3, ч.1, с. 116-117). Сарматы, не добившись успеха первым копейным ударом, продолжали атаковать еще несколько раз то отдельными отрядами, то в сомкнутом строю, пока не одержали победу (19, с.88). Это, как справедливо отмечает А.М. Хазанов, было значительным шагом вперед в сарматском военном искусстве, поскольку атака теперь производилась не сплошной лавой или массированным конным кулаком, а отдельными крупными отрядами, координировавшими свои действия (19, с.88,89).
Арриан (труд 137 г.) также отмечает искусство аланских катафрактариев “ходить в атаку поочередно, то отступая, то наступая” (14, с.132). В другой работе этого автора “Диспозиции против аланов” рассматриваются возможные варианты проведения аланами атаки. Основным тактическим приемом считается лобовая атака катафрактариев по центру с целью прорыва строя. Однако она могла оказаться отвлекающим маневром для обхода и атаки одного или обоих флангов (сменив направление атаки путем разворота по дуге в сторону флангов) и удара в тыл армии. Подобный прием был наиболее эффективным при растянутом фронте противника, когда сосредоточенная в центре пехота не успевала оказать помощь флангам, которые, чтобы не быть обойденными, растягивались и тем самым ослабляли боевую линию – в этот момент “заметившие ослабление флангов неприятели” врубятся в пехоту противника (14, с.131-132). После неудачной атаки аланы могли отступить и повернуть назад, тогда, по мнению Арриана, наступает наиболее решающий момент в ходе сражения, так как они обладают способностью быстро превратить свое отступление в победу (10, с.27). Этот маневр, известный еще у скифов, получил название ложного nrqrsokemh: когда пехота противника, расстроив свои ряды, бросалась преследовать аланскую конницу, последняя, стремительно развернув своих лошадей, “перехватит инициативу, перейдет вновь в контратаку” (1, с.153) и обрушится на практически уже беззащитных пехотинцев, которые потеряли всякую организацию во время преследования (10, с.27). (С.М. Перевалов доказывает, что у Арриана не имеется указаний на использование маневра “ложного отступления” (14, с.132), хотя на наш взгляд, речь идет именно о нем). Б.С. Бахрах указывает на использование аланами при отступлении и другой тактики, когда, развернувшись боевым строем перед вражеским флангом, они использовали маневр стремительного отступления. Пока пехота противника сосредотачивалась для нападения на отступающих алан, конница последних внезапно разворачивалась и ударяла по флангам (10, с.27). Тактика ложного отступления (правда, речь идет об индивидуальной манере боя, поэтому уместнее называть ее тактикой Горация) известна и в Нартском эпосе (8, Т.2, с. 269; 165, с.53; 172, с.335). Даже отступающие аланы представляли серьезную опасность, поскольку источники часто отмечают их искусство стрелять с коня назад. Так, Тит Ливий (59 г. до н.э. – 17 г. н.э.) упоминает среди аланских всадников “конных стрелков и притом таких, которые, повернув коня и уезжая назад, тем вернее поражают врагов, так что от них ничего не может укрыться” (4, 1949, №1 с. 216).
Очень интересно описание Полиеном (соч. 162 г.) боевых действий методами командос, т.е. внезапным точечным ударом небольшим элитарным воинским соединением по руководящему центру неприятеля. Амага, жена царя сарматов Медосакка, желая наказать непокорного царя скифов, “выбрала 120 человек, сильнейших душой и телом, дала каждому по три лошади и, проскакав с ними в одни сутки 1200 стадиев, внезапно явилась ко двору царя и перебила всех стражей, стоявших у ворот. Скифы пришли в смятение от неожиданности и вообразили, что нападающих не столько, сколько они видели, а гораздо больше. Амага же, ворвавшись со своим отрядом во дворец, убила царя и бывших с ним родственников и друзей” (4, 1948, №2, с. 219).
Оборонительная тактика применялась только в безвыходной ситуации, когда избежать схватки не было возможности. Как правило, это случалось, если в составе аланского войска находилась пехота или армия была обременена богатой добычей. В обороне боевой порядок алан имел тактическую глубину, что придавало ему устойчивость и способность лучше изматывать противника фланговыми ударами с последующим его окружением. Для ослабления силы сопротивления врага qr`p`khq| использовать особенности рельефа местности (15, т.1, с. 451).
Классическим примером может служить сражение с римлянами при Абритте (“форум Семпрония”) в 251 г. Попав в стратегическое окружение, аланы начали мирные переговоры, предложив возвратить всю свою добычу за возможность беспрепятственно отступить, но получили отказ. Тогда они построились для оборонительного боя, использовав болотистую местность. Боевой порядок состоял из трех линий. Главные силы находились в третьей линии, расположенной за болотом, через которое, по-видимому, были устроены скрытые проходы для отступления первой и второй линии. Римляне, выстроившись фалангой, рассчитывали смести противника одним мощным ударом. Опрокинув первую линию оборонявшихся, они предприняли атаку второй линии, которая также закончилась успешно, но основательно измотала легионеров. Римский историк Зосим так описывает дальнейшие события: “Когда и эта (т.е. вторая линия) была опрокинута, вблизи болота появились немногие из третьей линии. И тут Деций (римский император – С.А.) по совету Галла – идти через болото, не зная местности, – неосмотрительно произвел нападение и увяз в болоте со всем войском. Поражаемый со всех сторон метательными снарядами варваров, он погиб вместе с теми, кто был с ним” (11, с.294). Таким образом, первые две линии обороны, измотав и ослабив римлян, увлекли их за собой к болоту, где главные силы третьей линии контратаковали римлян с флангов и завершили их окружение.
Даже попав в окружение, аланам удавалось одерживать победу, как об этом свидетельствует Зосим, описывая события 256 г., когда, будучи окруженными римскими войсками и потеряв много воинов, скифы все же сумели обратить в бегство пехоту противника, и только “появившаяся вовремя конница (римлян – С.А.) умерила тяжесть понесенного поражения” (4, 1948, №4, с. 279).
Особое внимание уделялось аланами безопасности войска в походе и на привале, поскольку в этот момент оно подвергается большим опасностям, чем во время боя (15, т.1, с. 477). Зная это, аланы и сами широко практиковали нападения на войска противника на марше, как это было в 250 г. у Бероа, где римские легионы, расположившись на отдых после утомительного марша, были обращены в бегство внезапно атаковавшими аланами под командованием Книвы (11, с.293-294).
Сами аланы, располагаясь на отдых, сооружали полевую фортификацию из неотъемлемой принадлежности своей кочевой жизни -кибиток “с изогнутыми покрышками из древесной коры” (4, 1949, №3 с. 304). На привале, как сообщает Аммиан Марцеллин (род. ок. 330 г.), “они (аланы – С.А.) располагают в виде круга кибитки”(4, 1949, №3. с. 304). Подобный тип оборонительного сооружения получил широкое распространение у многих народов, поэтому его устройство хорошо известно. Иногда возводился вал, на который в круг ставились повозки обоза, колеса которых соединялись между собой, прикреплялись к грунту и засыпались землей до ступиц так, что видны были только верхние полукружья повозок. Для вылазок из лагеря оставлялся надежно охраняемый выход (15, Т.1, с. 503). Использование подобного средства защиты у алан сохраняется и в более позднюю эпоху, когда уже исчезают кибитки. Так, в Нартском эпосе упоминается, что на привале в далеком походе нарты “арбы расставляли вокруг себя для обороны от нападения” (8, Т.2 с. 444). Впрочем, подобное фортификационное сооружение можно было быстро сделать и при внезапном нападении противника на войско, находящееся непосредственно в движении. Можно предположить, что такое укрепление могло даже передвигаться, как это вытекает из сообщения Юлия Капитолина о событиях 267 г., когда “скифы, сделав укрепление из повозок, попытались бежать через гору Гессак” (4, 1949, №3, с. 262).
Техника осады укреплений у алан тоже находилась на должном уровне. Они не довольствовались уже прежним положением вещей, когда городское население отсиживалось за прочными фортификационными сооружениями, а кочевники, разграбив посад, спокойно удалялись, даже не пытаясь штурмовать город. Хотя подобное продолжало иметь место в небольших набегах, крупные походы, как правило, сопровождались осадой и штурмом вражеских крепостей, для которых, по данным источников, аланы применяли осадные машины-тараны, складные штурмовые лестницы, осадные башни на колесах. Дексипп (III в.) так описывает эти осадные орудия: они “состояли из крепко сколоченных в виде четырехугольника бревен и представляли собой машины, похожие на домики; натянув над ними кожи, чтобы обезопасить себя от всяких бросаемых сверху снарядов, они приближались к городским воротам, выставив перед собой щиты и передвигаясь на колесах и рычагах” (4, 1949, №2, с.309). Для пробивания брешей в стенах использовались тараны в виде длинных бревен, “окованных железом во избежание поломки при ударе”. Чтобы взобраться на стену, применялись штурмовые лестницы, “из которых одни сколочены были по прямой линии, а другие были на колесах и сгибались в обе стороны; эти последние, приблизив к стене, разгибали при помощи канатов, прикрепленных к вершинам лестниц, чтобы выпрямить и прислонить к стенам”. Для этих же целей hqonk|gnb`khq| деревянные башни на колесах “равной высоты со стеной”, “чтобы, приблизившись, бросить с них помосты и устроить переход по ровному месту”. Некоторые из них обшивали “спереди тонким листовым железом, спускавшимся по брусьям на большое пространство, другие – кожами и другими несгораемыми материалами” (4, 1949, №2,с.310).
Таран в виде комлевых деревьев, вырванных с корнем, описывается и в нартском эпосе (8, т.1, с.196; т.2, с.148). О применении при осаде катапульты упоминается в Нартском эпосе в связи с походом нартов на крепость Хиз, где с помощью этого метательного орудия были разрушены стены крепости. Повествование иносказательно: сообщается о большом луке и стреле, к которой привязывают Батраза и стреляют им в сторону осажденных (9, с.339; 8, т.3, с.86) (в более поздних сказаниях речь идет о пушке (8, т.2 с.252, 256, 257, 279, 288, 295, 300, 312, 401)). В случае неудачи штурма приступом, по свидетельству Дексиппа (III в.), рядом с городской стеной возводился высокий вал, “чтобы можно было сразиться, стоя в уровень с врагами”. Вал насыпался на деревянный каркас, причем иногда, перебив “ненужный вьючный скот и тех пленных, которые были удручены или болезнью или старостью”, туда забрасывали трупы. Последние на третий день раздувались, придавая насыпи значительную высоту (4, 1948, №2, с.310).
ЛИТЕРАТУРА
1. Арриан. Тактика против аланов.// Бахрах Б.С. Аланы на Западе.
М., 1993.
2. Ванеев З.Н. Исторические известия об аланах-осах.// Избранные
работы по истории осетинского народа. Цхинвали, 1989.
3. Ган К. Известия древних греческих и римских писателей о Кавказе. Ч.1// СМОМПК, Тифлис, вып. IV, 1884.
4. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе.//
ВДИ, 1947, №1-4; 1948, №1-4; 1949, №1-4, 1950, №4.
5. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. Т.1-
2, СПб., 1992-1993.
6. Мровели Л. Жизнь картлийских царей./ Пер. Г.В. Цулая. М., 1979. 7. Нарты Кадджыта. В 5т. Т.1, Орджоникидзе, 1989.
8. Нарты. Осетинский героический эпос. В 3т., М., 1989-91.
9. Сказания о нартах. Осетинский эпос. М., 1978.
10. Бахрах Б.С. Аланы на Западе. М., 1993.
11. Дюпюи Р.Э., Дюпюи Т.Н. Всемирная история войн. В 4т. Т.1, СПб-
L., 1997.
12. История войн. сост. Головкова Н.Н., Егоров А.А., Подольников
В.П., Ростов-на-Дону, М., 1997.
13. Кузнецов В.А. Очерки истории алан, Владикавказ, 1992.
14. Перевалов С.М. Военное дело у аланов II в. н.э. (по трактатам
Флавия Арриана “Диспозиция против аланов” и “Тактика”). // Историко-
археологический альманах, вып.3, Армавир – М., 1997.
15. Разин Е.А. История военного искусства. В 3т., М., 1994.
16. Тарас А.Е. Боевая машина. Мн., 1997.
17. Тараторин В.В. История боевого фехтования. Мн., 1998.
18. Туаллагов А.А. Влияние сармато-алан на военное дело в городах Северного Причерноморья. Владикавказ, 1993.
19. Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971.
