Кому-то было нечего делать… Кто-то – это два человека, которым почти синхронно пришла в голову идея делать вещь… журнал… С чего все это начиналось? Эти двое – те, которые долгими зимними вечерами сидели и думали, чем же, собственно говоря, общественно-полезным заняться. По телевизору говорят только о кризисе, в журналах и газетах – о том же самом. Захотелось сделать что-то антикризисное. Кстати, многие спросят: а почему «Контейнер» (так называется наш журнал)? Скорее всего, потому, что, несмотря на то, что в стране бурно, у нас, как и в Багдаде, поразительно спокойно. А контейнер как лингвистическая и утилизационная единица представляет собой довольно тихое место, своего рода затишье перед бурей. Поэтому несколько возбужденных приходом весны (а первый «Контейнер» вышел в марте 1998 года) умов и решили использовать такой, казалось бы, мало подходящий для выражения неких молодежных ценностей заголовок.
Несмотря на короткий период существования, журнал проделал существенный эволюционный путь: от двенадцатистраничного бюллетеня в черно-белой мягкой обложке до сорокавосьмистраничного монстра в твердом цветном переплете, от некоего подобия информационно-экономического издания до «остросоциального литературного явления».
Нас сразу же заметили: сначала на факультете управления, где и начал издаваться «Контейнер», потом в СОГУ, в Интернете, затем во Владикавказе (точнее, мы стали популярны среди наиболее прогрессивной части населения столицы). Теперь я могу с уверенностью сказать, что журнал читают в Северной Осетии, Москве, Челябинской области, в некоторых других регионах нашей необъятной Родины и даже в Греции. За это время наш тираж вырос в 6 раз (с 1 до 6 экземпляров; правда же, это здорово?).
В заснеженном и теплом декабре восьмой номер «Контейнера» неожиданным образом попал в руки Р.Х. Тотрова… Что, несомненно, является для нас очень приятным обстоятельством. Но еще более приятным для создателей и авторов «Контейнера» было предложение г-на Тотрова представить лучшее из того, что мы делали, на страницах журнала «Дарьял», на которое редакция сразу же откликнулась. По результатам опроса читателей, сотрудников и авторов «Контейнера» было отобрано 11 лучших публикаций, которые мы и представляем вашему вниманию…
Ирбек ДОЕВ,
главный редактор «Контейнера»
ПОЧЕМУ?
Он оторвал глаза от листа бумаги, на мгновение задумавшись, и затем снова погрузился в сладостные и одновременно горькие для него строки. Когда он прочитал последнее слово, его мозг сверлила только одна мысль: “Почему?!” Почему… Почему люди не летают, за что Бог обделил их блаженством расправить крылья и воспарить над этой грешной землей, уносясь ввысь и вдаль, куда зовет сердце и стремится душа? “Здравствуй, Витя”… Как долго он не слышал от нее этого, вообще ничего. Почему? Может, ей плохо? Может, я сейчас нужен ей, а я здесь? Дождь в такт сердцу отбивал: “Почему? Почему? Почему?” Нет, так больше продолжаться не может. Я должен попытаться. Он вышел, не спеша закрыл дверь на ключ и начал подниматься на крышу. Свежий ветер развевал его волосы и ласкал его лицо, как когда-то ласкали его ее нежные руки. Дождь уже закончился, и первый луч солнца уже пробил тяжелые серые тучи. Он раскинул руки в стороны и глубоко вдохнул. Как прекрасно! Он запрокинул голову вверх и рассмеялся. Да, я так и сделаю! У меня должно получиться! Его разум говорил ему, что он обречен, но сердце рвалось к ней. Шаг, еще один, и вот он уже стоит на самом краю, готовый к полету. Я выясню, почему! Солнце уже разогнало тучи и улыбалось ему, говоря: “Смелее. Я жду тебя”. Да, солнышко, я лечу!.. Через минуту он уже поднимался навстречу ослепительному свету, изредка оглядываясь на распростертого внизу человека, застывшим взглядом упершегося в небесную синь. Теперь он все знал, но было уже поздно.
Майкл
ТАМ, ГДЕ ВСЕ БЕЗРАЗЛИЧНО
Злой ветер подхватил лепесток и поднял его высоко над городом. Над тысячами крыш. Над миллионами других, таких, как он. А там совсем другой ветер. Теплый и нежный. «Как не повезло всем!» – вдруг неожиданно для себя подумал лепесток. Он ведь раньше просто жил и ни о чем не задумывался. Потому, что это делали другие. Теперь он мыслит обо всем и за всех. Здесь. Высоко. И летит. И ему легко. Потому что он один. И делает все, что захочет. Влево. Вправо. Вверх. Но только не вниз. Не туда, где все. Там плохо и скучно. Там остается все больше и больше таких, как он. И еще больше.
А это… Что?.. Это уже не ветер. Это… Это – вселенная. Он улетел далеко, где нет ни одного похожего на него существа. Туда, где все равно, кто ты… что ты… и зачем…
Яя
БРЕД
Что-то сегодня слишком жарко. Положительно, я перегрелся на солнышке. И радио надо поменьше слушать. Стол, и тот горячий. Радиола qrnhr на столе. Наверное, он потому и горячий. А может, и нет. Черт, у меня все в голове перепуталось. Вот уже и тени какие-то ползут. Вроде бы… Да нет, мне не кажется. По стене ползут тени. Да, тени на стене. Они танцуют. Вы представляете, они танцуют. Тени. На стене. Нет, точно перегрелся. Надо пойти в дом, прилечь, выпить лекарство. Но что-то меня удерживает здесь.
А почему тени не танцуют со мной? Ну, вот бывает так, что в голову приходят совершенно дурацкие вопросы. И вот и у меня сейчас такая ситуация. А зачем теням танцевать со мной? А почему бы и нет?.. Все-таки надо пойти отдохнуть…
А тут еще на стене появились скрипки. Какие-то скрипки, где-то на стене. Между прочим, у них острые зубы. У скрипок. И эти скрипки острыми зубами впились в чьи-то узкие плечи. То ли в плечи теней, то ли в мои… Нет, кажется, не в мои, потому что я не ощущаю боли… А может, и в мои?.. Из радиолы раздались какие-то звуки. Кажется, это музыка. Какая она? Да не знаю я ничего, отстаньте от меня! Вот, придумал! Она вечная! А почему бы и нет? Вечная и все. Но вот, кажется, музыка почему-то потихоньку замолкает. Она не вечная, она только может таковой стать… если я заменю батарейки. А у меня денег нет, вот.
Вечность – это же категория времени? Или я ошибаюсь? О чем я думаю? С какой стороны мне это надо? Между прочим, сфера моей будущей деятельности чрезвычайно далека от вечности и времени. Тем не менее я заметил один очень важный факт: большую часть своей жизни я испытывал время собой. Что это значит? Не знаю. Просто фраза красивая. Поэтому и сказал. Ну, начинается! Да пошутил, пошутил, конечно, понимаю. Время – очень прочная штука. Но его прочность зависит от рода испытаний. Оно, время, может сохранить свой первозданный вид, а может и стереться. Время стерлось и стало другим.
Да что за бред я несу? Как может время стереться? Ну, стать другим, допустим, может, но не стереться же… Положительно, надо к докторам обратиться. Лечь в больницу. Полечат меня какими-нибудь лекарствами, уколами, авось, и легче станет… А пока домой, в тенечек. А я все сижу на этом проклятом солнце. Итак, что же у нас имеется? Время стерлось. Мало того, стало другим. Старый градусник лопнул. Да еще вдобавок она ушла. Между прочим, кто это она? Тень или кто-то еще? Хороший вопрос, правда… Так вот, она ушла, градусник разбился (это значит, ушла, причинив ущерб, – хорошенькое дельце), а простыня осталась. Хоть что-то. Мало того, простыня сохранила какую-то форму. Помню, она любила сравнивать простыню с гипсом. Так и говорила: податливый гипс простыни. Вот, значит, кто сохранил форму ее тела: податливый гипс простыни. Теперь буду знать. А музыка все равно звучит. Пытается стать вечной. А вот я возьму и назло не заменю a`r`peijh. Так ей и надо. А то, понимаешь ли, вечной хочет стать. Тоже мне… Тьфу, да что это за бред такой? Как бы в себя прийти?..
Нет, некогда в себя приходить. Меня вдруг осенила мысль: я должен начать все сначала. Интересно, почему я должен это делать? Почему все время я? Нашли стрелочника! Кто-то мне сказал: потому что ты видел луну у причала. Боже! Какая луна? Какой причал? О чем они говорят? Я вообще боюсь воды. У меня морская болезнь… Боже, опять эти болезни. Нет, надо сходить в больницу, анализы сдать, провести профилактику. А может быть, уже поздно заниматься профилактикой?..
Луна, между прочим, тихо уплывала. Уплывала туда, где сама себя теряла. Теряла свой серп. Но я знаю, что она скоро его найдет. А от чего это зависит? От меня, точнее, от того, как скоро я заменю батарейки, чтобы радиола играла музыку, которая будет вечной, если я заменю батарейки. Брр, ничего не понял. Кто-нибудь что-нибудь понял? Завидую.
Эта музыка все-таки будет вечной, если я заменю батарейки и если я начну все сначала. Я должен начать все сначала. А пока – в больницу. И немедленно.
Ирбек ДОЕВ
РАЗГОВОР С ДОЖДЕМ
– Почему?
– Я нужен людям.
– Так не бывает, чтобы всем сразу надо было чего-то одного.
– Возможно. Ты не рада мне?
– Я? Очень!
– Отчего ты грустишь?
– От одиночества.
– Но я же с тобой…
– Это не навсегда. Потом тебя не станет, и может, я даже не вспомню о тебе.
– Да, это так. Что я могу сделать для тебя? Проси чего хочешь.
– Я мечтаю, чтобы ты угадал мои желания.
– Прежде чем это произойдет, я хочу сказать. Ты – чудо! Тебе нравится дождь. Ты так красиво грустишь. Ты любишь по-настоящему. ВЫ БУДЕТЕ ВМЕСТЕ, обещаю! А теперь прощай…
Екатерина БЕЛОВА
ДЕВУШКА ПО ИМЕНИ СНЕГ
Ее звали Нив, что на испанском означает «снег». Но друзья, которых у нее было предостаточно, называли ее просто Ника. Девушкой она была милой, доброй и обаятельной. Казалось, сама Земля вертится вокруг нее. Жаль, не всегда такие люди встречают достойных себе. Так случилось и с mei. Она повстречала Ромку…
В то время, в то золотое время, когда он не был наркоманом, они считались самой идеальной парой своего спального района…
…Дз-з-з-зын.
– Черт, ну кого это принесло в такую рань?!
Он встал с постели и поплелся к двери. Лениво повернул ключ в замке и открыл ее.
– Привет!
– Ой! Ника! У меня совершенно вылетело из головы. Ты же сегодня только вернулась…
– Ты меня не впустишь?
– Извини, конечно, заходи, – сказал он, пропуская ее вперед. – У меня тут, правда, после вчерашнего отходнячка небольшой бардак.
Тем временем она прошла в кухню, открыла холодильник и достала оттуда все содержимое: два яйца, кусочек уже давно засохшего сыра и немного масла.
– Да и холодильник к тому же совершенно пуст… Как после набега саранчи. Для чего ты приводишь всех этих «друзей» к себе?
Она взяла сковороду, поставила ее на огонь и бросила туда масло. Оно, шипя, начало растекаться по сковороде. Ромка, громко шаркая, приплелся в кухню и плюхнулся на табурет.
– Ну, как поездка?
– Отлично! Жаль, что тебя там не было. Если бы вместо слегка тормозной доченьки подруги моей матери там был кое-кто другой, – она с полуоборота посмотрела на него, – то было бы просто замечательно.
Он подошел к Нике и обнял за талию.
– Любимая, мы обязательно поедем с тобой на следующих каникулах в горы, будем кататься на лыжах…
Она резко развернулась и посмотрела на его отекшее лицо.
– Ромка! Пойми же ты, следующих каникул для тебя может и не быть. Ты же обещал завязать, – сказала она, глядя на его руки, на которых не осталось от уколов живого места.
– До каникул я завяжу, обещаю, но не сейчас…
И он ушел в другую комнату.
Она села на табурет и закрыла лицо руками. Тело ее лишь иногда вздрагивало в рыданиях.
Вдруг что-то зашипело на сковороде. Она подошла к плите и выключила газ. Машинально взяла одну тарелку и переложила содержимое сковороды в нее. Затем, открыв хлебницу, взяла кусочек хлеба не первой свежести и положила его на край тарелки. Она медленно побрела в ванную и привела себя в порядок.
– Кушать подано!
– Ага, сейчас, уже бегу.
Через полминуты за столом сидел уже совершенно другой человек -бодрый, веселый, за обе щеки уплетающий яичницу.
– У тебя на сегодня какие планы?
– Домой хотела бы забежать.
– А на вечер?
– Вроде никаких.
– Может быть, прогуляемся до дискоклуба?
– Классная идея…
Вечер выдался прекрасный. Сумерки только начали накрывать город своим темно-синим пологом. Легкий ветерок едва шевелил зеленые листочки на ветках деревьев.
– Ты отлично выглядишь!
– Неужели? Видимо, я не зря три часа крутилась перед зеркалом.
Вдали показалось трехэтажное здание с яркой, мигающей всеми цветами вывеской «Дискоклуб «Робинзон». Дверь открылась, и ультралучи резко ударили в глаза. Прожектор освещал танцующих, колонки с цветомузыкой бешено отбивали быстрый ритм. На длинном диване, располагавшемся почти около входа, в разных положениях обитали «зависшие».
– Давай выпьем чего-нибудь, – предложил Ромка.
– Я не против.
Они сели за стойку.
– Две колы со льдом, пожалуйста, – мило улыбнувшись, сообщила она бармену.
– А я бы не против выпить что-нибудь покрепче.
– Ну, уж спасибо. Я помню, чем это закончилось в прошлый раз. Тебя тут же развезло.
– Ну, может, тогда пойдем потанцуем?
Они сошли на танцпол. Заиграл медляк. Под эту песню они когда-то познакомились в этом клубе.
– Ромка, ты слышишь, что это за песня?
– Песня как песня, медляк какой-то зарубежный. А что?
«Надо же, а он и не помнит!» – подумала она.
– Ну, пошевели мозгами. Ну, как мы познакомились-то, хоть помнишь?
– …Руслан… – произнес он.
– Ой, малышка, извини. Пойди, попей у стойки колу. Я скоро приду.
– Ты куда?
– Я же сказал, я скоро.
– Ты догоняться хочешь, да?
– Тебе этого не понять…
Ника осталась стоять одна среди кружащихся в медленном танце пар. Она подошла к стойке и села на высокий стул.
– Эй, девочка, ты, кажется, грустишь? Не хочешь ли развеселиться?
Она повернулась к сидящему рядом парню.
– А что ты можешь предложить?
– Таблеточку экстази или порцию кокаина. Да все, что твоей душе угодно, за определенную сумму, конечно.
В голове постоянно пульсировала фраза – «тебе не понять», «тебе не понять», «тебе не понять»… И она подумала: «Я хочу понять, я хочу понять… неужели какая-то дурь может заменить в жизни все?»
Она достала из сумочки все деньги и положила их около дилера.
– Деточка, этого недостаточно, но для такой симпатичной мне не жалко. Бери свою дозу.
Он дал ей какую-то маленькую упаковочку. Она развернула ее – белый порошок. Потом еще долго смотрела. Наконец, решилась и взяла трубочку, скатанную из плотной бумаги. Затянулась…
Как сладко закружилась голова, все вокруг поплыло… Она откинулась на спинку стула…
– О, Господи! Что это? – она внезапно почувствовала ужасную боль в области сердца. Ее руки сцепились в замок на груди. Вокруг стали собираться люди.
…Последнее, что она видела в тот вечер, было лицо Ромки. Он склонился над ней и что-то, как ей казалось, кричал, тряся ее за плечи. Но она ничего не слышала. Она лишь чувствовала ужасную боль, боль во всем теле, в каждой его клеточке. А потом стало темно…
Белое солнце палит очень сильно, оставляя ужасные ожоги, чаще всего на всю жизнь… Но для снега оно особенно опасно. Стоит его ядовитому лучу броситься на снег, как он тут же начинает таять, не оставляя следов после себя. Сначала можно увидеть капли, похожие на следы, но и они высыхают. Остаются лишь воспоминания, которые никогда не должны растаять в памяти.
…Ее звали Нив, что в переводе с испанского означает «снег».
Диана РЕВАЗОВА
ОН И ОНА
…Апрель. А на асфальте катки. Снег. У него день рождения. Холодно. Он в пальто. В апреле. Идет по улице. Темнеет. Он один в центре этого города. Без нее. Слушает музыку. Плееру тоже холодно. Батарейки. Он покупает новые…
…Апрель. Снег. Катки. Холодно. У нее тоже день рождения. Она в длинном черном пальто со шлицем. Перекусывает на ходу. Кофе и бутерброд. Времени нет. Она в другом центре этого города. Одна. Всегда одна. Идет по улице. Вокруг много-много людей. Странных и далеких. Толпа. А ей так хочется друзей…
…Стемнело. Ему по пути встретился очаровательный магазинчик. Испанская керамика, которую он особенно любит. Там, внутри, тепло. На улице холодно. Он зашел. Хорошо. Он всегда испытывал желание купить j`js~-нибудь милую вещицу, когда на душе плохо. Струится мягкий свет подвесного потолка…
…На улице темно. Она окончательно замерзла. Наконец, спасительные огни. Какой-то магазин. Интересно, что там внутри? Ах, всего-навсего какие-то глиняные горшки! Она была разочарована. Хотела пройти мимо. Но что-то вдруг удержало ее. Она вошла…
…Он был восхищен. Какой богатый выбор! Красивые чашки. Изящные подсвечники. Потрясающие вазы. Ему захотелось сделать себе подарок. Опять себе. Купить весь магазин. Посетителей было немного. Поздний час. Два-три человека, не более. Дверь распахнулась. Вошла занесенная снегом девушка. Он кинул на нее мимолетный взгляд. Еще один. Другой. Третий… Восемнадцатый…
…В принципе, здесь неплохо. Милая посуда. Только вазы какие-то уродливые. У нее дома китайские. 17 век. Намного лучше. А подсвечники ничего. И вокруг нормально. Симпатичный магазинчик. Один из многих на этой улице. Но почему она зашла именно сюда? Она не знала. Огляделась вокруг. Небольшое пространство. Немноголюдно. Два-три человека. У прилавка стоит молодой человек. Симпатичный. Она загляделась. Один взгляд. Второй. Третий… Восемнадцатый…
…Какая девушка! Он даже не мог понять, какая она. И почему? Почему она его привлекала? Что-то в ней было такое. Интересное. Печальное. Красивое. Какая-то неведомая сила влекла его к ней. Как странно!..
…А он ничего. Даже где-то красивый. Она видела и получше. Хотела отвести взгляд. Не получалось. Еще раз. Не выходит. Кто он? Что он? Почему? Почему он ее привлекает? Что-то хорошее было в его взоре. Что-то таинственное. Как странно!..
…Он, конечно, с ней заговорил. Естественно, какой-то вздор. Нелепица. Ни о чем. Так всегда бывает. Представился. Предложил прогуляться по улице. Вместе. Думал, откажет. Но нет – они пошли. Вдвоем…
…Она думала. Думала и представляла. Заговорит ли он первый. Она была готова. Она так этого хотела. Общения. Ей было одиноко. Эй, люди! Поговорите с ней. Заговорил. Предложил прогуляться. Конечно же, да. Они пошли вместе…
…Ему было с ней легко. Хорошо, как никогда раньше. И ни с кем. Даже с другой. Той, которую он хотел забыть. А она – казалось, они были знакомы целую вечность. Нет, даже больше. Больше, чем вечность. Две, три… восемнадцать вечностей. Он согрелся. Больше не дрожал. Выключил плеер. В мире существовало очень мало женщин, способных заставить его не слушать музыку. Может быть, она сама была музыкой. Ассоциировалась у него с симфонией вечности…
…Ей было с ним легко. Как никогда. Она чувствовала, как за спиной вырастают крылья. Ей хочется летать. Как-то даже не по себе. Странно. R`jncn не было никогда. До него. Ей было тепло. Она чувствовала, что знакома с ним целую вечность. Вечность… Это слово всегда пугало ее. А сейчас наоборот. Все наоборот…
…Они шли уже долго. А он не замечал времени. Да и часы остановились. Ну и что – ему все равно. А на улице темно. По пути встретилось кафе. Он предложил зайти…
…Она не замечала хода времени. Шли уже довольно долго. А ей казалось, что несколько минут. Она взглянула на часы. Нет-нет, она не спешит. Просто часы остановились. Ну и что… А вот и кафе. Хоть бы он предложил зайти. Так и есть. Нет, она и не думала отказываться. Она, конечно, согласна…
…Полумрак. Столик на двоих. Две свечи. Он смотрит на нее. Она кажется необыкновенной. Еще более. Мерцающий свет оттеняет краски уставшего лица. Красоту, пресытившуюся этой жизнью. О чем-то говорит. Какая разница, о чем. Так, пустяки. Ничего существенного. Зато приятно…
…В темноте кафешантана едва различимы контуры его лица. Она смотрит. Столик на двоих и две свечи. А у него нет морщинок вокруг глаз. Значит, он не любит смеяться. Ничего, она заставит. Конечно. Получилось. Она колеблется. Предложила зайти к ней в гости…
…Он улыбнулся. Это так редко с ним случается. Особенно теперь. Кофе согрел его. Но еще больше она. Они пришли к ней домой. Небольшой особняк. Камин. Весело пылают дрова. Удобный диван. Тепло разливается по его телу. Ему хорошо. А ей?..
…Ну вот, на его устах улыбка. Она знала, что получится. Как тепло! И хорошо. Это от камина. Хотя она никогда не умела его разжигать. Или оттого, что он рядом? Она не знает. Скорее второе. Ей хорошо. А ему?..
…Теперь они вместе. Близко. Очень близко. Еще ближе. Тишина. Только их легкие возгласы нарушают тишину… Все. Словно прошла вечность. Как обычно. Словно мгновение. Ей было хорошо. Ей и сейчас неплохо. Ему тоже. Она заснула…
…Хлопнула дверь. Она проснулась. Почему? Что случилось? Он ушел. И больше не вернется. Он ушел. Ушел. УШЕЛ. Почему? И ей опять стало плохо. Как всегда. Она уже привыкла. А потом ее не стало. А он? Он продолжал жить. Существовать…
Их звали… А какая, впрочем, разница?
Ирбек ДОЕВ
МНЕ ПОДАРИЛИ КАЛЬКУЛЯТОР
Я читаю твои послания… те, что были до меня и ревную к ним… спотыкаюсь на восемнадцатом… оно оставлено, после того как я нашла тебя… или ты меня? В общем, мы нашли друг друга. Я проматываю их одно за другим и вспоминаю… я уже который раз это делаю, когда мне плохо hkh мы опять перестаем понимать друг друга. Я пытаюсь найти то, что потеряла… одно за другим, медленно и методично… как врач, который столкнулся с заболеванием и не знает, как его лечить, и лезет в энциклопедию… у меня нет супервизора и некому рассказать о том, что происходит… некому посоветовать мне что-то…
А по радио: «вот так всегда, как только я кого-то полюблю…». Как легко всегда находятся грустные строчки, отражающие состояние и как не могу я найти ту песню, что была бы весела…
Я закуриваю очередную сигарету… сердце уже дает знать, в каком месте грудной клетки оно находится… сколько раз зарекалась прекратить… могу же не курить на работе, а тут вот не получается… надо велеть всем гостям, чтоб свои сигареты с собой забирали, потому как сама уже давно не покупаю… хоть тут стойкость проявляю.
Ой… и правда болит… тушу сигарету на половине… сейчас ведь плохо станет, как всегда, не берегу себя совсем.
– Может, сходить еду себе приготовить?
– Ага, опять, небось, яичницу сделаешь, кулинар, тоже мне.
– И сделаю, а что?
– Да хоть бы готовить научилась!
– А зачем? Мне и так хорошо!
– Ну, это как сказать, дорогая! По-моему, сейчас тебе как раз плохо
совсем…
– Да… совсем, но ведь если я научусь готовить – это ведь ничего не
изменит? Я научусь жить с этим.
– Ни черта ты не научишься… Так и будешь смотреть на его лик и все
время заглядывать на страничку на BBS, и вспоминать, и рыдать в
подушку, и слушать Пикник – вон, он у тебя уже играет – мазохистка…
– Да, просто я не умею по-другому…
– Зачем ты спрашиваешь его все время о том, правда ли он ушел?
Неужели ты не видишь очевидных истин?
– Знаешь, мне когда-то давно, когда я еще в школе училась,
подарили калькулятор, такой красивый, в кожаной обложке, и я никак не
могла поверить, что он не ошибается. Я с тупой настойчивостью
проверяла его знание таблицы умножения… он ни разу не ошибся, но мое
недоверие перед ним исчезло только после того, как я написала
контрольную и там не было ни одной ошибки…
– И что ты этим хочешь сказать?
Только то, что пока он не скажет этого, посмотрев мне в глаза, я не поверю и буду разговаривать (по крайней мере, пытаться это делать) с ним здесь…
Розы уже завяли… надо бы выбросить, да рука не поднимается… сейчас тем более…
Арина ЗАДВУМЯЗАЙЦЕВА
НОЧЬ. УЛИЦА. ФОНАРЬ. АПТЕКА.
Это было недавно. Меня посетило странное желание. Очень странное. Почти как мои мысли. Даже не поверите. Хотя, может быть, и поверите. Перечитать Блока. Меня всегда привлекал «серебряный век» русской литературы. Блок же является одним из столпов символизма – яркого стиля в поэзии рубежа 19-20 веков, давшего жизнь акмеизму, многим блестящим авторам, среди которых Ахматова, Цветаева, Гумилев etc.
«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека». Кто не помнит этих строк?!
…Темная ночь. Холодно. Идет дождь со снегом. Бескрайнее, черное, бесчувственное пространство. Улица. Какая это улица? Без названия. Странно и страшно. Тихо. Лишь леденящий душу скрип старинного фонаря разрезает этот безмолвный вакуум. Где-то очень далеко, на линии горизонта, горит тусклый желтый свет. Это аптека. В маленькое окошко бьется измученный «ломкой» молодой человек в надежде получить хотя бы что-то, способное заменить ему очередную дозу. Вблизи, в снегу, валяются еще несколько таких же несчастных.
А на улице ночь, темная-темная, чернее, чем души этих людей. Бескрайняя, всепоглощающая. Холодная. Но вот что-то послышалось… Идут двое. Им не холодно. Они взялись за руки. Их тепло и дыхание согревает друг друга. Она что-то шепчет ему на ухо. Он смеется. Как это странно! Почему им не холодно, как мне? Смех посреди холодной ночи… Значит, не все еще вымерло. Значит, мы, к счастью, еще живы.
– Ты помнишь?
– Да… А ты?
– Конечно.
Ирбек ДОЕВ
ТЫ ЗАГЛЯНИ В МОЕ ОКНО…
Ты загляни в мое окно
Из снежной замети,
Ведь это глупо и смешно –
Любить по памяти.
В. Малежик
Ты загляни в мое окно… За окном ночь. Я сижу у окна. Звезды, звезды. Звездочки. Падают. Хрустальные слезы на щеке неба. Ночь черная, как старое вино. Она пьянит. Ресницы, черными снежинками, падают. Не спать! Как можно спать в такую ночь? Она сама – сон. Летний сон, призрак с бархатными влажными крыльями. А вот и старый приятель ветер! Проносясь мимо, присел на окно и тут же стал перебирать беспокойными пальцами мои волосы. Тише, тише же! Я отмахиваюсь от непоседливого, непрошеного гостя. Ну-ка, принеси мне вон ту звездочку! Skerek в высь, шальной. Тишина бормочет вокруг шелестом мокрых листьев о чем-то грустном.
Тише, тише… Смолкнешь, шум? Дальше, дальше… Снова движение. Это ветер, торопливо шлепая по верхушкам деревьев, проносится мимо. За чем погнался? Исчез. Он растревожил какую-то птицу. Она обиженно вскрикнула и долго еще жаловалась звездам на свою судьбу. И снова тишина. Она задумчивая. Воздух в предрассветной прохладе стекленеет и режет ноздри. Самое тихое, самое сонное время ночи позади. Новый день, как бутон болотной лилии, казалось, спокойный и недвижный, но затаивший в себе силу, которая спустя несколько мгновений внезапно раскроет светлые лепестки нового утра.
Я закрыла окно. Успокаивающий холодок стекла ласкает мой лоб. Я отодвигаюсь от окна. Любуюсь картиной, которая осталась за ним в белой раме. Нарисованный акварелью мираж – шедевр кисти неизвестного художника. Я снова тянусь навстречу нежному дыханию летней ночи. Ночь. Слезинка нерешительно, но неотвратимо покатилась в редеющую темноту. Звезда упала. Стоит загадать желание. Ты загляни в мое окно…
Мария ТОМАЕВА
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРИВЫЧКЕ ТЕРЯТЬ
Я все более убеждаюсь в том, что если человек слишком много в жизни теряет, то он начинает просто привыкать к потерям. Привыкнув к потерям, человек становится черствым (боль притупляется, и это, наверное, естественная защитная реакция). Появляется чувство, напоминающее равнодушие. Не становится ли человек равнодушным к своим потерям? А если так, то это самое равнодушие не есть ли утрата чего-то важного?
Не слишком ли лихо мы со временем начинаем терять друзей, любимых и даже врагов? Не слишком ли легко отказываемся от дорогого когда-то? Конечно, смириться с потерей нелегко – для этого тоже нужны силы… А может, это и есть наш путь к взрослению, путь потерь и утрат, с которыми нужно учиться смиряться.
«Приобретай без подлости, отдавай без колебания, теряй без сожаления», – так гласит истина. Но вот что мучает меня: эта самая «потеря без сожаления», этот нравственный подвиг (как принято считать) не есть ли самая обыкновенная привычка терять? Вреднейшая привычка, выросшая из нашего неумения или нежелания бороться с судьбой.
Привычка терять. Что это: удел сильных личностей или безвольных социальных рахитиков, к коим отношусь и я?! Что это, путь к взрослению или всего лишь узенькая тропиночка, спасающая нас от ударов судьбы?
Ирина БЕЛИК
КАКОЙ САРКАЗМ, Я СНОВА ВЛЮБЛЕНА
Какой сарказм, я снова влюблена.
Ирония подвыпившего лета…
В который раз перечитываю эту строчку, и на глазах опять слезы… пора бы уже привыкнуть к тому подарку, который ты подарил мне, к тому подарку, который ты посчитал прощальным, который я приняла, который… как долго еще я буду повторять это слово? Слово, превращающее мою жизнь в круг…спираль, как та, что резвится сейчас на экране моего монитора, потому что я откинулась на стуле и задумалась, пытаясь вспоминать…
Ты сказал мне, что не стоит хранить диалоги в аське… я их уничтожила, и мне осталось только два твоих письма… мне жаль того, что было стерто… это как сожженные письма, и я обожглась ими, пока они горели, но эти два мне остались… ты пожелал мне цветных снов… спасибо тебе… кто еще, кроме тебя, мог понять, какие сны мне хотелось бы смотреть… я грущу без тебя, хотя и знаю, что мы опять встретимся сегодня вечером, если меня опять куда-нибудь не занесет:-)… а за окном хмурится что-то… я уж забыла, как выглядят капли дождя… может сегодня наконец-то? хорошо бы…
Я сидела в полумраке театрального зала… там что-то происходило… и какая-то фраза буквально вышибла меня из действия… я унеслась в воспоминания… о том, как это было, а сейчас опять ситуация повторяется, просто в этот раз у нас с тобой было чуть больше времени, чтобы измучиться окончательно, чтобы радоваться тому, что мы рядом и грустить от того, что это так ненадолго, чтобы умирать от страсти и сдерживаться из последних сил, чтобы выкуривать вместе сигарету за сигаретой и заботиться о здоровье друг друга, закрывая форточки, чтобы смеяться друг над другом и безумно бояться обидеть… и, тем не менее, эти дни кончились… может быть, им на смену придут другие наши дни, может быть, нет… ни ты, ни я – мы не знаем этого… а я снова иду вдоль перрона, не оборачиваясь на твой поезд, у меня вновь осталось мужества только на то, чтобы помахать тебе рукой и быстро отвернуться…
И я иду и снова вспоминаю… вот наше утро и первая сигарета, выкуренная на улице, первая чашка горячего кофе, я никак не могу согреться, и ты предлагаешь мне еще и допить твою… вот ты включаешь мой комп… ты давно уже пугал меня, что разберешься с моей аськой… а я, как честная, даже ничего не стала трогать и все оставила, как есть…
Ты все еще хочешь обнять меня, милый?
Арина ЗАДВУМЯЗАЙЦЕВА
