ГОРОД
Над городом небо нависло, морщинясь,
Холодные капли по крышам стучат.
Опавшие листья трамбуют машины,
И листья пластом на асфальте лежат.
А в парке, на озере, стая лебяжья
Купается,
Крылья свои распластав.
Малыш-несмышленыш стремится туда же
И тянет мамашу свою за рукав.
Кусочек природы, прекрасный на зависть…
Привык я от города здесь отдыхать…
Но слышу, легавые, грязно ругаясь,
Бродяг и бомжей собирают опять.
А дождь моросит… В институте проектном
Я вижу в окне разодетых девиц:
О чем-то воркуют и курят эффектно,
И дым пропускают сквозь хлопья ресниц.
Но женские лица меня не согрели,
На сердце лежит неизбывная грусть,
И мысли мои от дождя отсырели,
И нету высоких восторженных чувств.
…Что город? Деревьев искусственный ряд,
А сельскому жителю нужен свой сад…
ДИКАЯ СОБАКА
Была ты собакой, но волком не стала.
Ну, как же тебя мне теперь называть?
Ты, видно еще не совсем одичала,
Но скоро научишься волком рычать.
Тебя на задворки изгнали сельчане.
Ты в лес убежала, нашла тишину.
Уже разучилась ты лаять ночами,
Но выть не умеешь еще на луну.
Ты бегаешь всюду, не зная покоя:
Ни волк, ни собака! Пойди разбери!
То вдруг занимаешься диким разбоем,
То жалобно снова скулишь у двери.
Да, жизнь не подвластна приказу и знаку:
Таинственна жизнь, как природа сама.
И делает дикой не только собаку, –
Порой и людей
Она сводит с ума.
* * *
На село, на поле, на леса
Сыплет снег легко и бесконечно.
Кажется, разверзлись небеса,
И продлится непогода вечно.
Омертвели улицы села,
Мы не видим много дней друг друга,
Обложила нас и занесла
Покрывалом белым вьюга.
И не видим по неделям мы
Ни соседей, ни своих знакомых.
За завесой снежной кутерьмы
Скрылись даже очертанья дома.
… А метель метет,
Метет,
Метет,
Бьет в лицо крупою серебристой.
Воют волки, как голодный сброд,
За селом притихшим, в поле мглистом.
Подпевает волкам круговерть,
В двери к нам стучится то и дело.
Мнится мне: явилась в гости смерть,
Но не в черном саване,
А в белом.
Сколько тягот сердцу одному!
Думы тяжко надо мной нависли,
И не знаешь, прислонить к чему
Голову,
Тяжелую от мыслей.
КАМНИ
Красные, белые, черные камни,
Сколько лежит вас по белому свету…
Можно вас щупать и трогать руками,
Но среди вас одинаковых нету.
Вы – и в лесу, и на горных откосах,
Вы – и в болоте, поросшие мхами,
Вы – в основаньи хребтов и утесов,
Вы – и в пучине морской под волнами.
Вот я иду по тропе, по дороге, –
Вижу вас всюду, скитальцев упрямых, –
Эти – врезаются гранями в ногу,
Эти мне служат ступенями к Храму.
Беркут на камень садится высокий,
Змеи под камнем в прохладе таятся…
Камни вросли в нашу землю глубоко,
Словно с землею расстаться боятся.
Ныне глухи они, ныне не зрячи.
Я ощущаю их холод руками.
Только я знаю:
Что магмой горячей
Были когда-то
Холодные камни…
ДЕРЕВО
Ты было когда-то могучим и сильным
В чащобе лесной
И в омуте неба, глубоком и синем,
Купалось весной.
И ветер качал тебя мягко и плавно
Туда и сюда.
Была твоя жизнь беззаботной и славной
Все эти года.
Но кто-то, увидев тебя, восхитился:
Вот это сюрприз!
Топор в твое тело безжалостно впился,
И пало ты вниз!
Тебя потащили по щебню куда-то,
Сдирая кору.
Уже не качаться тебе, как когда-то,
На горном ветру.
Пила тебя делит на брусья, на части –
Пришел твой конец!
Ты стало глухим и незрячим во власти
Людей без сердец.
И вот в твою спину впиваются гвозди, –
Кричи не кричи!
Как будто тебя уже нету в природе –
Умри и молчи!
Ты шепчешь с мольбою слова о пощаде:
Но голос твой тих:
“Прошу, пожалейте меня, Бога ради”…
И голос затих.
Душа твоя светлая к звездам стремится, –
Теперь не страшись:
Кто умер, тот смерти уже не боится –
Окончена жизнь…
МАТЕРИ
Стою глухой, незрячий,
Сомкнув сурово рот.
Я плачу и не плачу,
Но сердце слезы льет.
Что я тебе скажу,
Истерзанный судьбою?
Все, чем я дорожу,
Уносишь ты с собою.
Идешь ты в дальний путь,
Откуда нет возврата.
Не хочешь ты вернуть
Себя в наш мир обратно.
Как мне сказать “рохсаг?”
Нет слова в мире горше.
Пускай умрет мой враг,
А ты б жила подольше.
И вот стою немой,
Без звука, без стенанья,
И дом – уже не мой
Без твоего дыханья…
* * *
Я умру, и черных женщин стая,
Словно воронье, заполнит двор,
Плача,
Причитая
И стеная,
Будет голосить зловещий хор.
И горюя,
Плача безутешно,
Каждый к Богу вознесет меня:
И какой я в жизни был безгрешный!
Как был полон жизни и огня!
Соберутся надо мною роем,
Начиная плач свой напоказ!
У кого платка нет,
Тот прикроет
Рукавом
Сухие днища глаз.
И не вспомнит, как еще недавно
Приговор их был суров и строг:
“Кто он есть?
Никчемный и бесславный!
Содержать свою семью не мог!
Был упрямым, вечно непослушным!
Что он написал?
Один лишь вид!
И кому, скажите, это нужно?
Да уж Бог с ним!
Бог его простит”…
Перевод с осетинского Юрия Боциева
