* * *
«Эта встреча в летнем саду…»
И.Одоевцева
Ты стала взрослой безнадежно
и видишь жизнь как сумму дел.
Так мало есть в тебе от прежней,
с которой я летать умел.
Пустое небо – без алмазов,
лишь прутья проводов гудят.
Трамвая два безглазых глаза,
но остановка – Летний сад.
До слез знакомые решетки,
дорожки, статуи и ты
в конце аллеи в платье робком,
бесплотна у оград литых.
Аврора, Афродита, Гера, –
богинь классический парад.
И лох в костюме сутенера,
завистливый бросая взгляд,
проходит мимо. Приближаюсь,
букет фиалок теребя.
И вот… – но, ах! – какая жалость, –
цветы не трогают тебя.
Поджала губы равнодушно,
и взгляд куда-то внутрь себя.
И стало вдруг легко и скучно.
Со лба откинутая прядь
легла спокойно и послушно,
Куда ей должно лечь. И вот –
Прозрачный, светлый и воздушный
к пространству полуоборот.
Нева сверкает аметистом,
шпиль Петропавловки горит.
Не нужно быть сюрреалистом,
чтоб нереальность ощутить
такого зыбкого свиданья.
Идем, рука в руке, а сад
тихонько шепчет: «До свиданья.
Не нужно приходить назад».
КОЛЛАЖ
Адреналин в крови повышен.
Блестяще-бел горячий мозг,
топорщится незрелой вишней.
В трамваях Иероним Босх
нашел бы многих персонажей
своих немыслимых картин.
На солнце врубелевский шпажник
горит, как гранями рубин.
Букет из арматур. Трамваи
закатываются в депо,
как солнце вечером. Я знаю,
еще не куплено пальто,
в котором был бы элегантен
наш рыхлый город. Моросит.
Река, распухшая как гланды,
ревет и стонет, и шипит,
о камни ударяясь, пена,
как палец мокрый, об утюг
горячий. Молодая смена
футбольная утюжит луг
динамовский, у самой кромки
разбросив сумки фирмы «Nike».
А за мостом прозрачно-ломкий,
еще бездействующий парк;
Стоят уныло карусели,
пруд илист и извилист. Без
воды пока. И только ели,
зеленые, как Горсобес,
вчера покрашенный, качают
свои блестящие стволы.
Они в дожде души не чают.
Знать оттого так веселы.
Зелено-серый, серо-желтый,
лилово-охристый пейзаж.
Скрепи задумчивые болты.
Весны прочувствуй мегавольты
и дождевой прими дренаж.
ВЕСЕННИЙ ЭТЮД
Грай вороний. Край вареной
джинсины завяз в грязи.
Паном одухотворенным
у притеречных низин,
в ил черемуху впечатав
и о камень кеду сбив,
звучно выругавшись матом,
вдруг нарваться на мотив
Строк восьми…
Пахучий воздух
густ, как свежий варенец.
Яркий луч щекочет ноздри,
вот чихнулось наконец.
Рябь речная, гомон птичий,
свист на дальнем берегу.
Отсырев, набухла спичка,
дымно тлеет. Не могу
прикурить, и бог с ним, в реку
сигарету зашвырнул.
Солнцем утренним согретый,
слушаю прибрежный гул.
* * *
Блестящей маленькой матрешкой
под тараторящим дождем
на гравии валялась пешка,
так и не ставшая ферзем.
* * *
Ноябрь. Но весна такая,
Что позавидовал бы март.
В лучах рассветных мчат трамваи
«Навстречу жизни». Старый парк
трамвайный красками расцвечен,
что и не снились ноябрю.
Березы обнажили плечи,
и руки вынули из брюк
листвы каштаны-кавалеры:
того гляди, и закружат
в безумном танце хабанеру,
друг друга ветками прижав.
* * *
По хрустящим и сухим паласам,
охристым, багряным, золотым,
в призрачных плащах из плексигласа,
сигаретный выдыхая дым
и вдыхая воздух терпкий, горький,
медленно идем, рука в руке.
Луж подмерзших слюдяные корки,
записная книжка в пиджаке
под плащом немокнущим.
Римейком.
Эта осень поздняя для нас.
Юности подсели батарейки,
Все дублетом, ну и в добрый час.
ПОГРУЗКА БЫКА
Как долго он сопротивлялся!
Никак в машину не могли
впихнуть быка. Предназначался
для пышных он сороковин.
Мычал тоскливо. Бычьим взглядом
смотрел беспомощно и зло.
А люди свирепели рядом,
и вилами быка колол
под ребра рыжий мужичонка,
веселый скотник Азамат.
Потом, закрыв борта, бочонком
вина обмыли этот факт…
НЕЗНАКОМКА
Я давно искал такую.
И.Кохановский
Мужики лакают в баре пиво.
Липнут мухи к столикам стоячим.
Ты вошла так искренне красиво
под «осанну» визгов поросячьих.
В розовом, как нежное фламинго,
от короткой юбки пахнет морем.
– Эй, бармен, поставь скорее Стинга,
я с судьбой своей сейчас поспорю.
Старая, горбатая, кривая,
всех пивных бессменный завсегдатай,
от тебя сегодня отрекаюсь, –
стану самый ревностный оратай!
И когда скоплю я много денег,
Эту нимфу назову своею…
– Эй, приятель. Сдуй-ка с кружки пену,
закипает. Да остынь скорее.
Эта нимфа в Эн-нинском районе
самая расхожая из женщин.
Все с ней знались, кроме разве пони
в парке. И не больше, и не меньше…
ВОЗВРАЩЕНИЕ С ЭТЮДОВ
На солнце врубелевский шпажник
Горит, как гранями рубин.
Коленом придавив багажник
(туда две дюжины картин
набито), постою угрюмый, –
пленер закончился, – домой:
сердечные задраив трюмы,
в бездушно-серый, городской,
безличный мир…
ЖАРА
Трещат и лопаются крыши.
Осколки шифера летят
К ногам прохожих. Еле дышит
почти засохший палисад, –
похож на вымерший питомник, –
цветы увядшие стоят,
как старый пожелтевший томик
стихов на полке. Мельтешат
перед глазами вспышки. Дубль,
еще один, потом еще…
Жара трещит, как новый рубль,
и обжигает сгибы щек.
От этих вспышек и мельканий –
вот хватит солнечный удар.
Горит, как синий спирт в стакане,
жарою пьяный Краснодар.
* * *
Учителя мои уже на пенсии.
Иных уж нет, другие – старики.
Никто не выдаст мне теперь лицензии
на детство, школу, на квадрат доски.
Квадрат окна казался интереснее
метафор, формул, теорем и дат…
Учителя давно уже на пенсии
и в прошлое не выдадут мандат.
ПОЭТУ
Мчат по улице авто…
В.Маяковский.
Нутро через натуру
прилежно выражай.
Твори. Но только сдуру
не вздумай под трамвай
попасть прозрачноглазый.
Не ведает трамвай,
что человек в экстазе –
задавит! – так и знай.
* * *
На Иристонской расцветают клены,
Китайский круг, как циркуль, глянцевит.
А ты идешь небритый и зеленый, –
на местной фене – зол и понтовит.
И думаешь о тачках и о баксах,
о Рильке, Гердерлине и Рембо,
о жизни, кажущейся то коллапсом,
то книжным раем. Верно знает Бог
о том, что ты идешь по перекрестку,
всего, что только можно накрестить.
Ото всего – по малому наперстку, –
и, морщась, в рифмы все переварить.
