Творчество Захара Валиева можно отнести к одному из известных в современной живописи направлений, характер которого обусловлен синтезом абстрактного и фигуративного искусства. И, наверное, в данном случае не имеет значения, сознательно или интуитивно выбирает его художник. Интерес к загадочной грани между безликим и определенным имеет в истории искусства свою философскую основу и немало ярких примеров. Еще великий Микеланджело, намеренно сохраняя наряду с завершенной формой невыбранные, едва обработанные, грубые и шероховатые куски мрамора в своих скульптурных произведениях, стремился показать тем самым борьбу духа и материи. Эта своеобразная пластическая концепция незавершенности, получившая название «нон финито», позволяет зрителю в сжатом времени увидеть и осмыслить не только рождение образа, но и сам творческий процесс. Она создает ощущение того, как прямо на глазах у зрителя из аморфной, колеблющейся живописной массы рождается форма, пластически определенная и в то же время готовая в этой массе исчезнуть.
Исследователи не раз отмечали, что метод «нон финито» – не что иное, как философская модель бытия. Неслучайно он проявляется в поздних работах Тициана, через триста с лишним лет его отсветы вспыхивают в английском романтизме (отчасти у Блейка, в большей мере у Тернера) и ярко озаряют импрессионизм, особенно работы Родена и Клода Моне, в картине которого Кандин-ский был очарован завораживающей зыбкостью одновременного наличия и отсутствия предмета. И хотя немецкие романтики в выборе объекта визуализации и его пластической трактовке предпочитали больше определенности, нежели английские, тем не менее, именно немецкий романтик Отто Рунге весьма чтил философа-мистика Якоба Бёме, согласно которому Бог – есть Великое Ничто, порождающее все бесконечно богатое разнообразие духовного и материального мира, а все зримые и незримые формы – суть его проявления.
Двадцатый век, обозначив самодостаточность языка живописи, рассматривает его как ретрансляцию свойств материи.
Захар Валиев – профессиональный художник, имеющий серьезное академическое образование. Живопись выбрал осознанно. Уже после службы в армии поступил во Владикавказское художественное училище, после окончания которого рискнул приобщиться к прибалтийской школе живописи, поехал в Ригу и сразу поступил в Латвийскую академию художеств, где учился в мастерской профессора Индулиса Зариньша. Прибалтийская школа живописи и в советский период свободно обращалась с предметной формой и экспериментировала с пятном и цветом. Поэтому, вероятно, нельзя умалять ее роли в обращении Захара Валиева к уже обозначенному живописно-пластическому синтезу абстрактного и предметного решений. Безу-словно, творческие находки художника являются результатом его опыта, знаний, интуиции и, конечно, порождением времени, хотя иные образы и звучат как пророческие сновидения. Минувший век подарил человечеству замечательный образ Соляриса, созданный Станиславом Лемом, гениально визуализированный и озвученный Тарковским. Захар Валиев создает свой живописный Океан Соляриса, странствуя над ним в неспешном орбитальном полете в поисках истоков мироздания, откуда по Библии «и стал свет». Он обнажает образотворящую живописную субстанцию до абстрактных наплывающих пятен, колышущихся, расступающихся, сталкивающихся и просекающих друг друга, образующих на поверхности холста всплывающие образы: ассоциации, воспоминания и грезы, обрывки мыслей, фантомы переживаний, подобно глубоководным рыбам, не-ожиданно вынесенные из глубин подсознания сны.
Спонтанность их рождения или иллюзия спонтанности автоматически, заботливо и профессионально поддерживается целостностью богатого нюансированного колорита, динамичной структурой композиции, цветовым и тональным равновесием, тонкой культурой касаний активно взаимодействующих цветовых масс. В произведениях, созданных в первые годы после окончания Академии художеств, «Выбор», «Маски войны» (1993), «Христос и Наполеон» (1994), предмет, хотя и готовый погрузиться в пучину цветовых пластов, более устойчив, определен и даже вовлечен в пластическую и образную антитезу. В холстах конца 90-х – начала двухтысячных годов стихийность материи живописных пятен звучит активнее, предмет почти растворяется, поглощается ею, но не исчезает («Прорыв», 2000 г., «Золотой мальчик», 2001 г., «Дом 15», 2002 г., «Ночь», 2000 г., «Распятие», 1997 г.). Художник видит свои образы как отражения в волнах живописной массы, цветовой характер которой постоянно меняется, приобретая различное эмоциональное звучание: таинственное или светлое, драматическое или экзальтированное, мрачное или элегическое, что в свою очередь окрашивает определенным настроением и сами образы. В иных его картинах объект исчезает полностью, и «главной героиней» становится сама живописная материя, сочная, пастозная и порождающая образы незримые – ассоциации («Игра», 2001 г.).
У Захара Валиева весьма необычное для художника хобби – он увлекается радиосхемами, не связывая сознательно свое увлечение с творчеством. Но многие персонажи его произведений, подобно материализовавшимся бесшумным вихрям, как фантастические схемы или антенны пронизывают волны его живописных миров колючими «проволочными» силуэтами («Гости (Три музы)», 2001 г., «Ожидание», 2001 г., «Философ», 2001 г., «Странствующие», 2002 г., «Две фигуры в лучах солнца», 2004 г.). Кто они, эти колючие существа-вихри, похожие на людей? Может, это выражение тщетности человеческих усилий удержаться на зыбких волнах вечности, вцепившись в жизнь или в невидимую материю памяти. Здесь каждый может увидеть свое. Эти фантастические образы, странствующие под сиреневым, зеленоватым, розовым и золотым небом или в серебристом мареве сумерек, проявляются, поражая своей тайной наряду с очевидными реминисценциями мирового классического наследия («Диалог с Веласкесом»). И, конечно, одним из интереснейших порождений живописного Океана Валиева является город, вполне узнаваемый, земной и конкретный старый Владикавказ – с красными черепичными крышами, характерными калитками и воротами, кирпичными и белеными стенами домов, прозрачными кронами деревьев, свежестью голубых теней на дальней горной гряде, тополями, похожими на людей, сблизившихся для приватной беседы и несущих золотое облако, напоминающее младенца или запеленатый месяц («Старый Владикавказ», 2003). Словно появившиеся из сна, знакомые и удивительные, драгоценным сиянием таинственно золотятся дома в «Забытом дворе», и тревожной красной полосой прорезает память ностальгия по городу детства, где светит на асфальте нарисованное мелом солнце, а над серебристыми домами и горами медленно летит небо цвета клубничного мороженого (конкурсная работа «Город моего детства», 2001 г.). А еще «Набережная Терека», (2001), «Мой город», (2002 г.), «Синяя улица», (2002 г.), «Осетинская церковь», (2001 г.) – лики Владикавказа, словно подернутые флером сна или обретшие невесомость воспоминаний, сквозь которые видится взлетная полоса и берег, откуда начинается увлекательное творческое странствие осетинского живописца Захара Валиева.
