Судьбы современных литератур народов Кавказа при всей их разности и аутентичности имеют несколько объединяющих тенденций. Одной из них является тяготение в сторону русскоязычия.
Русскоязычная национальная проза Кавказа, зародившаяся еще в последний век существования Российской империи, в советский период дала возможность национальным литературам проявиться, заявить о себе. И в тот период авторы этого течения зачастую были единичными представителями, поскольку еще не стояли остро ни вопросы сохранения языка, ни тем более отсутствия читателя на родных языках. Поэтому такие писатели, как Чингиз Айтматов (Киргизия), Юрий Рытхэу (Чукотка) или Олжас Сулейменов (Казахстан) выступали в качестве эмиссаров родной культуры и отчасти языка. Им предстояло не только заявить о том, что они и их народы есть на свете, но и суметь погрузить читателя в этническое мировоззрение посредством чужого языка. Эта титаническая работа в какой-то момент — после распада СССР — показалась пустой тратой сил. Но сегодня мы видим ее результаты.
В современном российском литературном процессе русскоязычная проза авторов из национальных республик словно бы переживает второе рождение: Канта Ибрагимов, Наринэ Абгарян, Ислам Ханипаев, Мариам Петросян, Гузель Яхина — все эти авторы сегодня много публикуются, читаются и обсуждаются. Но нынешняя ситуация имеет свою специфику, отличающуюся от советской: сегодня русскоязычие — это во многом вынужденный выбор, связанный либо с авторской неуверенностью при работе с родным языком, либо с необходимостью расширения читательского круга — произведения на родных языках стали привилегией узкого круга «посвященных».
Тренд на русскоязычие не обошел стороной Кавказ — Северный и Южный. В рамках этой статьи я коснусь только малой части таких писателей современного Кавказа — осетинских и абхазских.
Осетия
Сегодня осетинская литература развивается во многом в едином потоке, не разделяясь на южную и северную, русскоязычие этому способствует особенно. Оно вообще имеет особенность к стиранию национальных черт, что уж говорить о различиях внутриэтнических, которые для стороннего взгляда практически невидимы.
Поэтому в разговоре о современной осетинской литературе мы коснемся авторов из обеих Осетий. И, вооружившись принципом старшинства, начнем с творчества Ирлана Хугаева из Владикавказа, который не только писатель, но и доктор филологических наук, и в центре его научных интересов находится становление и развитие осетинской русскоязычной литературы.
Ирлан Хугаев — автор повестей, рассказов, миниатюр и стихов. Эти произведения оставляют в сознании прочитавшего нежный след, как лермонтовская тучка на склоне старого утеса: это особая настроенность его прозы, которая практически никогда не берется за освещение, а тем более решение политических проблем.
Его художественное внимание сосредоточено на едва уловимых впечатлениях и, казалось бы, незначительных событиях: то, как падает солнечный свет, первый урок и первая школьная любовь, небольшие фантазии во время прогулки по городу… Увидеть целый мир, отраженный как в капле воды, даже в самом небольшом рассказе Хугаева помогает его блестящий стиль: кружевное, поэтичное повествование приравнивает чтение этой прозы к чтению поэзии: здесь важно не только каждое слово или сочетания слов, но и каждая пауза и как бы случайная недомолвка.
Медитативно всматриваясь в себя, в лирического героя своих рассказов, Ирлан Хугаев ищет то, что важно для него, что составляет суть и смысл человеческой жизни, такой хрупкой и такой непобедимой. Все эти рефлексии лишены пафоса и в общем даже не артикулируются: с подтекстом писатель работает филигранно и максимально прагматично, совсем как поэт.
Югоосетинский писатель Тамерлан Тадтаев представляет совсем иную сторону современного литературного процесса в Осетии. Он вырос в Цхинвале и является участником грузино-осетинских войн 1989–1992, 2004, 2008 годов. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его центральная тема — это война.
Писать он начал в середине 2000-х, и во многом поствоенная травма побудила Тадтаева к творчеству. Сегодня он много и успешно публикуется в литературных журналах «Дружба народов», «Нева», «Сибирские огни», «Дарьял» и др. Кроме того, он автор пяти сборников рассказов, два из которых — «Иди сюда, парень» (2017) и «Ангел Бесы» (2020) — изданы в одном из крупнейших российских издательств «Новое литературное обозрение». Лауреат «Русской премии» для русскоязычных писателей за пределами России (2008) и премии Антона Дельвига в номинации «Проза» (2023).
Возвращаясь к темам и проблемам, поднимаемым в рассказах Тамерлана Тадтаева, следует подчеркнуть, что словосочетание «военная тема» не вполне точно отражает направленность этих рассказов, правильнее будет сказать, что основная тема писателя — антивоенная. Тадтаев выбирает специфический путь выражения этого настроения: в своих произведениях он напрочь лишает войну какой-либо героичности.
Здесь вы не встретите народных мстителей, брутальных бойцов, неоперившихся юнцов — никакой романтизации человека на войне. Шаблон разорван: герой Тадтаева — это в лучшем случае трус, в худшем — он к тому же еще и мародер или наркоман.
Эти герои лишены имен — мы знаем только их клички, они в общем-то и в боях не замечены, и показаны всегда в совсем других обстоятельствах — на каких-то пирушках, вылазках, разборках. И старая как мир истина о том, что человек и война несовместимы, обретает новое звучание. И оно, это звучание, необходимо, раз уж так человек устроен, что самые простые, очевидные вещи ему нужно повторять, еще и постоянно меняя подачу, чтобы придать им некую новизну.
Нет ничего нового и в тезисе о том, что никаких локальных военных конфликтов не существует, что любая война — война вселенского масштаба. Но и это Тамерлану Тадтаеву приходится повторять: чем усерднее большой мир не замечает «маленькую» войну, тем быстрее делает ее мировым бедствием.
Еще одно направление представляет Азамат Габуев, который буквально ворвался в литературу, пренебрегая стандартными правилами этикета. Его первые рассказы были опубликованы в осетинском журнале «Дарьял». Три первых нашумевших рассказа «Реваз», «Аделина» и «Кристина» вышли под псевдонимом Джонни Рамонов, в котором очевидна отсылка к лидеру панк-рок-группы Ramones, так же как и заявка на бунтарскую повестку. В дальнейшем Азамат Габуев выступает уже под своим именем и печатается в журналах «Октябрь», «Дружба народов» и Esquire Russia. В 2018 году в издательстве «Эксмо» вышел его сборник, куда помимо уже названных рассказов вошла повесть «Холодный день на солнце». После этого журнал GQ включил Габуева в пятерку лучших молодых писателей России.
Прозу писателя отличает стиль, который уже можно назвать фирменным габуевским: это повествование от первого лица, смелое обращение с жаргоном и сленгом, а также постоянное переключение стилистических регистров. Все это создает (или мастерски имитирует) дистанцию автора по отношению ко всему изображаемому. Это помогает ему сохранить особую интонацию своей прозы: циничный стеб сочетается с горькой усмешкой, пишущего совсем не радует то, что он видит, но других реакций все описываемое словно бы не заслуживает.
Конфликты, в которых увязают герои Габуева, никем не спровоцированы, обвинить в сложившихся ситуациях некого. Они мечутся между прошлым и настоящим: традиции и бунт, карьеризм и обывательство — кажется, что социум постоянно колеблется между двумя сверхнапряженными полюсами.
Но в действительности эта напряженность разрывает на части не общество, а человека, бегущего от одной крайности к другой. Поэтому их бесприютность, «избыточность» в месте их обитания ощущается и читателем, не погруженным в наш региональный контекст. Проблемы героев Азамата Габуева — это не проблемы среднестатистического молодого жителя Владикавказа, Нальчика, Назрани или любого другого северокавказского города. Все это характерно для человека, который всюду как бы не к месту, всегда ищет чего-то, ему самому неведомое, и заранее готовит почву для падения и пути для отступления — за что бы ни взялся.
И ведь нельзя сказать, что Азамат Габуев не любит тех, о ком он пишет. Просто в задачи писателя не входит проявить любовь, жалость, сострадание или даже понимание. Здесь важнее фиксация, умение увидеть проблемы, конфликты, типажи, свойственные нашему времени, и суметь их переосмыслить — переплавить и отлить в художественную форму. И все же авторский взгляд не столь категоричен: хотя и кажется, что положительных героев здесь вообще нет, но выражением его отношения становится та самая горькая усмешка, довлатовская «улыбка разума». Плавильный котел габуевской иронии делает зримым его сочувствие доставшейся ему эпохе.
Абхазия
Русскоязычная литература Абхазии имеет свои устойчивые традиции, которые подтверждаются не столько их продолжительностью, сколько авторитетом тех имен, которые создавали эту прозу. Здесь прежде всего вспоминаются имена Фазиля Искандера и Даура Зантария, творчество которых давно стало фактом не только национальной, но и русской литературы.
И если об Искандере в рамках этой статьи говорить как-то даже неудобно — словно про него и так уже все понятно, то Даур Зантария — имя менее известное. По отношению к Искандеру Зантария был младшим современником и из-за этого часто оказывался в его тени, а их проза многим казалась близкой.
Однако если Искандер часто опирался на анекдот, байку в поисках сюжетов и опорных точек своей прозы, то Даур Зантария предпочитал использовать фольклорную традицию как мировоззренческую, фундаментальную основу своих произведений. Способов противопоставить этих писателей множество и, пожалуй, только один, чтобы сопоставить, — это язык, ведь русский язык абхазского русскоязычного автора в той или иной степени несет на себе отпечаток родного языка писателя. Прозу Искандера и Зантария роднит неподражаемый абхазский «акцент», который передан ими и новому поколению русскоязычных писателей — Дауру Начкебия и Ибрагиму Чкадуа.
Роман Даура Начкебия «Берег ночи» впервые вышел в московском издательстве «Зебра» в 2007 году и с тех пор несколько раз переиздавался и был переведен на грузинский, армянский, сербский (издан в Боснии и Герцоговине) и испанский (издан в Колумбии) языки.
Писателя можно причислить к тому же поколению, к которому относится Тамерлан Тадтаев: взросление их пришлось на период распада СССР и передел границ бывшей империи. Поэтому и история вновь вращается вокруг военных событий — на этот раз грузино-абхазской войны. Сразу после нее герой возвращается в разрушенный боями и мародерами (чужими и своими) Сухум, ему в руки попадает дневник его погибшего друга.
Читая дневник Адгура, главный герой, от лица которого и ведется повествование, открывает для себя человека, которого он когда-то называл другом и которого только теперь по-настоящему узнает. Но в этом процессе узнавания он ведь открывает и себя самого: война навсегда его изменила, и теперь он всматривается в себя, ища разгадку не только глубоких философских вопросов, но и самых простых человеческих проблем. Любовь, достоинство, память, дружба, труд — все то, за что человек готов воевать, даже зная, что в этой войне, скорее всего, потеряет себя самого.
Конечно, книга Даура Начкебия не про войну и не про политику. Это вновь про человека и про то, что с ним делает война, до какой степени она его извращает и развращает: лишает сна и смысла жизни, понимания целей, умения пользоваться очевидными бытовыми навыками — после того как рука привыкла наготове держать автомат, сварить мамалыгу кажется уже чем-то недостижимым.
О событиях более чем 30-летней давности повествуют и все три рассказа сборника Ибрагима Чкадуа «Ковчег». В прошлом, 2023 году писатель именно за нее был отмечен Международной премией Фазиля Искандера в номинации «Сюжет существования» (художественная проза).
Рассказы «Застывший мяч», «Ковчег» и «Возвращение сына» посвящены теме войны и первых послевоенных лет. В каждом из них по-своему решаются стоящие перед человеком проблемы. Заглавный рассказ «Ковчег» уже в названии отражает эпичность ситуации: из Сухума в самом начале войны уходит корабль с беженцами — по сути, коммерческий рейс. Его сопровождают сами грузины — за плату в виде оставшихся украшений и последних пожитков. Исход, спасение бегством — ситуация для Ибрагима Чкадуа идеальная в литературном смысле, позволяющая на этом судне «собрать» все те истории, которые остались в его писательской памяти со времен войны. «Ковчег» — это почти притча, обретающая зловещие очертания реальности в художественной обработке Чкадуа.
Такой «притчевый» эффект налицо и в рассказе «Возвращение сына»: отец, потерявший на войне единственного сына, узнает, что в Москве тот оставил любимую девушку и, возможно, ребенка. Старик едет в поезде, чтобы найти их и вернуть себе хоть частичку сына — понимание, что он не ушел бесследно, что продолжится ниточка его короткой жизни. Притча о блудном сыне и всепрощающем отце трансформируется в рассказе и встраивается в реальность, раскроенную, разрушенную войной.
Но особенным ощущением войны и мира, их несовместимой, но и неразделимой связи становится рассказ «Застывший мяч». Один день войны, в который не случилось ничего, кроме птичьего пения, игры сослуживцев в теннис и чудом пойманной свиньи. Но именно этот день главный герой Даут запоминает больше всего — наверное, потому, что в реалиях войны такие обыденные человеческие заботы выглядят уже непривычно и даже противоестественно.
Ибрагим Чкадуа как человек эпохи Возрождения успешен во всем, к чему бы ни прикладывал силы: он журналист, автор документального кино, снявший несколько блестящих фильмов о Фазиле Искандере, фотограф, коллекционер произведений искусства, меценат… А теперь еще и прозаик. «Ковчег» — его дебютная книга, дающая читателю право надеяться на новый виток развития высококачественной русскоязычной прозы на абхазском литературном ландшафте.
