Алан Цхурбаев (АЦ): У нашего журнала новый дизайн, в котором ново все — и обложка, и шрифты, и типографика. И все это сделали вы, Диана, профессиональный график и дизайнер. Расскажите, пожалуйста, подробно о новшествах и о том, что стоит за этим новым оформлением, какие мысли и идеи руководили вами во время работы.
Диана Бигаева (ДБ): У журнала не только новый дизайн со всеми новыми дизайн-признаками (логотип, шрифты, архитектура и дизайн обложки, внутренняя организация и верстка страниц), но и обновленная философия и ценности, которые вы сформулировали в четырех тезисах. Журнал «Дарьял» — это:
1) литературно-художественное издание, представляющее культуру и искусство Осетии всему миру;
2) поле для исторических и философских дискуссий;
3) площадка для молодежных экспериментов и идей;
4) дружелюбная творческая среда, объединяющая народы Кавказа.
Прочитав их, я поняла, что журнал молодеет, увеличивая аудиторию, смещая акценты в сторону расширения тем для дискуссий не только среди признанных писателей, публицистов, философов, художников, но и у молодежи и аудитории, интересующейся научно-техническими вопросами, находящей свое выражение в той же научно-фантастической тематике, дизайне, литературе, публицистике… Я думаю, что со временем клуб любителей журнала «Дарьял» — и в целом клуб любителей кавказской культуры и искусства — будет только расти, в том числе за счет гостей республики. И здесь «Дарьял» также может внести свою лепту, включив в повестку и новостную ленту культурных событий региона, публикуя информацию о наиболее интересных объектах и событиях, размещая информацию своих культурных партнеров по всему региону… Это взаимодействие, это бренд-коммуникация, являющаяся частью общего ребрендинга, заключительным выражением которого стал редизайн журнала.
И если говорить конкретно о моей части работы, о редизайне, то отправной точкой для поиска концепций стало само название журнала и его слоган: «Журнал “Дарьял” — ворота в Аланию».
И это очень точно и лаконично выражает ту цель, которую я перед собой поставила — отразить эти ворота в Аланию. Как мы знаем, «Дар» и «Ал» — это практически и есть прямой перевод с персидского «Ворота в Аланию». И не только в Аланию. Это ворота на юг России, ворота как в географическом смысле, так и в более широком. И важно этот путь найти. В темноте ли, в непогоду ли, в сложных обстоятельствах, но найти. Когда находишь этот путь, обнаруживаешь, что он измеряется не километрами. Дороги от одного человека к другому, между государствами и этносами измеряются общими ценностями и интересами, убеждениями и увлечениями… Мы находим единомышленников, читая одни и те же книги, разделяя общие взгляды на проблемы, дискутируя на темы, которые нас волнуют.
В процессе обдумывания возможных тем-концепций у меня проявилось несколько направлений:
1) идея огня Прометея, освещающего путь (по легенде, он где-то здесь на Кавказе и был прикован);
2) идея маяка-лампы, ведущей в темноте;
3) идея пишущего Барса (символ Осетии);
4) идея горы-книги (как бы само Дарьяльское ущелье).
Теперь мы знаем, какая тема оказалась ближе всего!
АЦ: Шрифт, которым теперь написано название нашего журнала, разработан вами вручную специально для нас. И возможно, не каждому читателю понятно, зачем вообще иметь свой уникальный шрифт, если можно взять любой понравившийся из бесплатной базы. Так зачем вообще нужны новые шрифты?
ДБ: Да, тема была выбрана, однако работа на этом не остановилась. Когда общая идея и символ-знак были приняты, началась стадия поиска логотипа. «Логос», как все знают, это на древнегреческом «слово/понятие». Но в наши дни оно почти всегда означает то, как именно выглядит название компании или продукта, в какую шрифтовую гарнитуру оно «одето». Помните, мы обсуждали и «сказочную аланскую типографику» с характерными изгибами и пропорциями букв, и винтажные начертания, которые очень хорошо прижились в Осетии — так называемые «антиква» XVIII–XIX веков, и более универсальный гротескный шрифт (без засечек), который легко впитает в себя и современную повестку выпуска, и историческую. Но ваш выбор остановился на артистическом шрифте с засечками, прямолинейном и современном, который — при неоспоримом влиянии классических антикв императора Траяна и художника Дюрера — имеет свои яркие особенности: тонкие воздушные литеры, опирающиеся на изящные засечки-опоры.
Гарнитура шрифта — это семья/род, все члены которого имеют на себе единые признаки и узнаваемость. Когда признаки одной буквы проглядываются в другой: Б, В, Ь, Ы, или Г, Е, Б, или К и Ж и так далее. Поэтому, когда вы выстраиваете новый шрифт — неважно, какой именно: без засечек, с засечками, курсив или декоративный, — вы всегда руководствуетесь этим принципом. Железно!
И еще один принцип: гарнитура (то есть заглавные и строчные буквы, знаки препинания, дополнительные символы и лигатуры, языковые и этнические различия в начертаниях) — это архитектурный комплекс, где каждая буква есть отдельное здание, которое необходимо не только построить, но и установить. И от того, как будут установлены буквы, насколько они будут устойчивы и выразительны, зависит впечатление от всей гарнитуры-семьи. Все как в жизни! Почему журнал «Дарьял» должен иметь свою гарнитуру? Потому что это красиво!
Мы ведь говорим о литературном журнале, о форуме по обмену знаниями, рассказывающем о творчестве в самом высоком смысле этого слова, ведь здесь авторы представляют свои концепции, рукописи, работы, делятся своими мыслями и идеями. Это штучная вещь, как сказал бы мой папа. Так почему мы должны использовать «изношенный», многократно копируемый шрифт? Да, готовые шрифты в дизайне используются, но в основном теми компаниями, аудитория которых очень широкая, а бизнес-концепция рассчитана на самые широкие массы потребителей — как говорится, и стар и млад. Готовый шрифт подчеркивает демократичность таких компаний, их неизбирательность. Свою бизнес-стратегию они строят за счет совсем других принципов, им дизайн не очень-то и нужен. Дизайн, конечно, никогда не бывает лишним, но в некоторых случаях на него просто не будут обращать внимание клиенты, так как их триггеры лежат совсем в другой плоскости. И собственники принимают решение не тратиться на дизайн, они просто пишут название компании любым читабельным шрифтом «из компьютера», а потом просто тиражируют это название на своей продукции. Все! Нет самобытности, аутентичности.
Литературный журнал — другое дело! Здесь важно все, любая мелочь имеет значение! Здесь важна графическая оболочка, утонченность. В слове ДАРЬЯЛ, например, всего два основных начертания — у букв Д/А/Л и Р/Ь/Я, где литера «Я» является стилеобразующей для всей гарнитуры благодаря прямолинейности и устойчивости своей «ножки». Именно «Я» дала толчок для осмысления всей гарнитуры «Дарьял антиква», так как в исходном, классическом значении любой из антикв такой прямолинейности и лаконичности в дизайне и построении букв нет, как нет и такого набора графических элементов, часто необходимых в художественных текстах.
Какие же ценности отражает новый шрифт журнала и дизайн лого? Благородные принципы и открытость, постоянство и толерантность.
Следующим этапом работы была задача соединить пластику «Дарьял антиквы» с геометрией знака «горы-книги». Мне показалось, что для укрепления позиции логотипа необходимо изучить все элементы шрифтовой гарнитуры, включая английскую и осетинскую раскладки, плюс графические элементы, которые в будущем войдут во внутреннее оформление журнала.
Сейчас, когда почти вся работа над дизайном журнала в прошлом, я могу сказать, что каждый элемент концепции несет на себе основные принципы и философию обновленного журнала «Дарьял».
И если мы затрагиваем тему шрифтовой и текстовой графики, то что еще, если не она, должно отражать такой многополярный и многообразный мир, в котором существует искусство? Когда любая мелочь имеет значение: кто говорит, что говорит и как говорит. Леттеринг и графика текста с этим справляются оптимальным способом, тогда как для традиционной визуализации образов необходимо подобрать не только сам образ, его стиль, цвет, форму и характер, но и материал. А шрифтовая графика (являясь, по сути, иллюстрацией) оставляет тонкий привкус недосказанности, провоцируя воображение, формирование мыслеобразов и мыслеформ. И я очень рада, что дизайнеры Осетии наконец-то начали использовать леттеринг и типографику в своих коммерческих работах. Достаточно посмотреть, насколько изменилась уличная реклама во Владикавказе.
АЦ: Какие сейчас тенденции в леттеринге? Несколько лет назад я читал интервью одного специалиста-шрифтовика, который говорил, что происходит постоянное сближение кириллических букв и латинских. Насколько это так сегодня?
ДБ: В шрифтовой графике, включая леттериг и каллиграфию, сейчас происходит одна революция за другой. Ведь каллиграфия — один из старейших видов искусства. Основы каллиграфии оставались неизменными в течение десятка веков, начиная где-то с XIII века.
Каллиграфия консервативнее иконографии, как бы парадоксально это ни звучало.
И вот, под воздействием обстоятельств непреодолимой силы, наш мир породил новое поколение художников-граффитистов и шрифтовиков-авангардистов (в основном выходцы из стран Азии), которые смогли творить по-новому там, где любое новшество воспринималось как инакомыслие. Это было самое начало XXI века. Именно их творчество, будучи выраженным на стенах здания, на крышах домов, на асфальте, выглядело как манифест, который можно было увидеть из любой точки мира через «гугл-карты». Этот манифест тогда прозвучал как призыв к сближению культур, к открытию границ, к созданию общего культурного языка, понятного любому жителю нашей прекрасной планеты. Это направление сегодня называется «Новая каллиграфия» и включает в себя переосмысление стиля русской и арабской вязи, азиатских иероглифов, готики и кириллицы с ее сложноначертательными литерами.
Так что тут нужно говорить о сближении не только латиницы и кириллицы — чтобы не допустить обеднения понимания современного изобразительного искусства. Такие имена, как Нильс Мёльман, El Seed, Арсений Пыженков (он же Покрас Лампас) и другие уже вошли в историю современного искусства как реформаторы, как собиратели разных культур и техник.
АЦ: Сколько все-таки букв в русском алфавите? Ваше отношение к тому, чтобы в печатных СМИ было раздельное употребление «е» и «ё»?
ДБ: Благодаря тому, что в шрифтовой семье — гарнитуре — все члены имеют на себе единые признаки и узнаваемость (когда признаки одной буквы проглядывают во всей семье), то и временные затраты на разработку дизайна шрифта сокращены и не касаются каждой из 33 букв кириллического алфавита — в том числе и буквы «ё», отношение к которой у меня очень трепетное. Русский язык, конечно, жил, жив и будет жить. Он меняется сам и меняет нас, но это не значит, что мы можем позволять себе всякие вольности. Антологию русского мата1 язык в себя вместил. Так почему он не может вместить в себя две точки над «ё»? Мой профессиональный и личный опыт основан на большом уважении к русскому языку, так как вербальная (текстовая) часть рекламной кампании имеет фундаментальное значение в дизайне. Даже в бытовой переписке я стараюсь подчеркнуть, что есть буква «ё», потому что такие буквы несут на себе отпечаток нашей уникальной духовности.
АЦ: Расскажите о выборе своей профессии. Ваш отец Бигаев Юрий Григорьевич был известным художником, специалистом в области станковой графики2. Как это повлияло на вас?
ДБ: Я дочь своего отца и внешне, и по сути. А все благодаря тому времени, которое он тратил на общение со мной, когда я была еще совсем ребенком. Наши с ним недетские разговоры об искусстве, философии, художниках, языке визуального образа и композиции… Он мой самый главный учитель, познакомивший меня с азами рисунка и живописи, цветовых отношений и законов того или иного жанра в истории изобразительного искусства. Он шикарно рисовал, знал анатомию и графические техники, прекрасно ориентировался в истории искусства и стилях, восхищался творческим путем Пикассо, Врубеля, Ла Тура. Был великолепным рассказчиком и педагогом. Он всегда с большим восхищением и любовью рассказывал мне о том, как художник становится частью того пути, по которому проходит в поисках самосовершенствования. Как он отказывается от ценных для себя вещей в пользу нового опыта. Например, Пикассо, отказавшись от исключительного умения рисовать реализм, ушел в абсолютно новаторский критический авангардизм, став основоположником новых стилей и одним из самых выдающихся художников XX века. Исключительный гений именно благодаря своей смелости, цельности, способности делать выбор.
Благодаря этой прекрасной подготовке я никогда не сомневалась в выборе жизненного пути, выбора профессии. Я никогда не хотела иметь отца-космонавта, летчика-испытателя или капитана подводной лодки. Мой папа — мой герой и самый лучший человек!
Может, он и правда передал мне свой навык, талант… не знаю. Помню, я долго не рисовала, несколько лет, пока заканчивала старшую школу. Было много других забот: переезд в новую школу, работа над ошибками (тройками), получение аттестата с отличием… Ну и руки отвыкли рисовать, долго не было практики. А мои новые одноклассники, узнав, что я дочь художника (мы только переехали в этот район), не давали мне покоя — просили нарисовать им что-нибудь модное. А я все время отказывалась: нет времени! Меня упрашивали, требовали, брали на слабо, но я была кремень и не сдавалась. А в самом конце учебы, уже перед выпускными экзаменами, согласилась нарисовать что-нибудь — «на добрую память».
Для меня выпросили фотографию Брюса Ли у кого-то из параллельного класса и заказали перерисовать ее как можно точнее: «Только обязательно потом вернешь, даже если ничего не получится». Дали мне время до 9 утра следующего дня. Сутки! А фотография была динамичная, с черно-белым решительным Брюсом Ли в боевой изготовке. Без практики трудновато скопировать! Я потратила часа два, не больше, и сделала точную карандашную копию Брюса Ли в боевой позе, только размером вдвое больше, без всяких усилий! Никогда не забуду их лиц на следующий день… Тогда у меня первый раз в жизни попросили подписать рисунок — дать автограф!
Я сейчас понимаю, что такой результат стал возможен только благодаря вниманию, времени и навыкам, которые в меня вложил мой отец!
Сегодня, будучи преподавателем дизайна, я во многом опираюсь на те знания, подаренные мне отцом, ведь так называемые «хард скиллз» графического дизайнера — это, помимо знания графических программ, и теория цвета, и композиция, и типографика, и понимание стилей изобразительного искусства, и насмотренность. Все это роднит дизайнера с художником. Но на этом, к сожалению, все «родство» и заканчивается. У дизайнера, конечно, совершенно другие задачи, другие нарративы, как говорят сегодня, другие временные рамки, в работе он решает совершенно другие задачи… Перед художником распростерлась вечность, а перед дизайнером — жесткий дедлайн…
АЦ: Сегодня вы работаете с крупными рекламными и брендинговыми агентствами в России и за рубежом. Расскажите, как складывался ваш творческий путь.
ДБ: Я не работаю с зарубежными компаниями уже два года. А в России я работаю не столько с рекламными агентствами (штат рекламного агентства изначально укомплектован арт-директором и копирайтером), сколько с компаниями, куда приглашают креативную пару (копирайтера и арт-директора) на аутсорс или на проект. Уже много лет я работаю со своей творческой командой — людьми, имеющими необходимую экспертизу в дизайн-коммуникации. Самостоятельно я сотрудничаю только с издательствами и замечательными редакторами в работе над книжным оформлением, так как книги всегда были моей страстью, а в последние годы — еще и спасением от профессионального выгорания.
Мой прошлый профессиональный опыт был… интересным. Он позволил мне погрузиться в рабочие процессы нескольких очень значительных брендинговых и рекламных агентств в России и за рубежом, познакомиться с ведущими дизайнерами и креативными директорами в этом сегменте, поучаствовать в разработке очень значительных проектов. Но, уже будучи самостоятельным игроком, в роли «приглашенного арт-директора», я со своей командой участвовала в не менее значимых российских проектах.
АЦ: Вы художник, чья особенность — сочетать изобретательность с пожеланием заказчика. Как удается сохранить баланс между творчеством и бизнес-необходимостью?
ДБ: Я считаю себя графическим дизайнером, получившим отличное, самое лучшее академическое образование. Дизайн во многом сложная сфера деятельности, в которой порой сочетаются трудносочетаемые вещи. С одной стороны, необходимы высокие навыки межличностного общения, эмпатия и коммуникация, умение слушать и слышать, тайм-менеджмент и самопрезентация, гибкость и упорство, цельность и внимание к деталям… С другой — необходимы навыки технического характера: работа с программным обеспечением, знание дизайн-элементов и дизайн-кодов и так далее. Если же говорить о бизнесе, то я рассматриваю его через призму творчества. По крайней мере, его маркетинговую часть.
АЦ: У вас очень впечатляющее портфолио, в котором есть и мировые бренды. При этом уже несколько лет вы вновь живете в Осетии. Почему все-таки выбрали вернуться? Это творческий выбор или какой-то иной? В Осетии вообще есть то, что вы ищете для себя как для художника?
ДБ: Осетию трудно сравнивать с Москвой, с Питером. Ее можно сравнить с отдельными регионами в Европе. Осетия действительно имеет много такого влияния на себе. Возможно, потому что здесь жили купцы, было очень много военных, повидавших множество стран, прежде чем осесть во Владикавказе. Здесь, конечно, много бытовых и житейских отличий от того же центра России — Москвы и Питера.
Что могу точно сказать про Осетию — здесь трудно настроиться на работу в плане полной самоотдачи. В Москве работается проще — когда ты буквально живешь на работе и вовлечен полностью в масштабные проекты.
Здесь всё и все пребывают в каком-то дзене. Здесь все хорошо с творчеством, все хорошо с самоотдачей в социальном плане. Здесь прекрасно заниматься созерцанием, самопознанием. Мне даже кажется, что здесь многие мои знакомые, сами того не желая, исповедуют философию дао, такой естественный путь нравственного и духовного самосовершенствования. Кажется, что все мы, вернувшиеся, так или иначе прикасаемся к этой философии задолго до того, как принимаем решение вернуться. Да и вообще, разве можно назвать это возвращением, если ты никогда не покидал Осетию духовно?
Для меня Осетия — это дао! Это часть пути, часть какого-то превосходного опыта, часть какого-то глобального самоограничения и одновременно нахождения в одном из красивейших мест планеты.
Все эти противоречия, из которых соткана наша жизнь в Осетии, это приключение, потрясающее, интереснейшее приключение. Здесь очень хорошо работается творчески. Ты вспоминаешь, откуда ты и куда ты шел. Здесь ты возобновляешь то, что оставил когда-то в поисках новых знаний, возвращаешься к этому и продолжаешь работать, получая неземное удовольствие. Есть при этом какие-то ограничения серьезные, весьма существенные, но спустя какое-то время они могут выглядеть совсем по-другому. Кто знает… Пока находишься внутри этого состояния, тебе сложно его анализировать. Когда оно окажется в прошлом, будет проще оценить его — возможно, совсем с другой точки зрения.
АЦ: Вы человек начитанный (сужу по нашим дискуссиям в книжном клубе, где вы бываете) и занимаетесь в том числе и оформлением книг. На каких принципах строится книжная иллюстрация? Могли бы вы назвать свою любимую книжную работу?
ДБ: Создание книжных иллюстраций — большая и сложная работа, по крайней мере для художника и дизайнера. Погружение и разработка образов, поиск стилистических и композиционных решений, смелость и терпение (оксюморончик). Но это и возможность выразить благодарность книге, ее автору, провести тонкую фантазийную черту между мыслеобразами, созданными автором, и иллюстрациями, созданными художником. Вообще производство книги — длительный процесс, в него вовлечено множество людей… Но сама работа над книгой, сотрудничество с командой, высокий стиль профессиональных взаимоотношений — это реальный «гормон счастья», который ты получаешь.
Я мечтаю оформить «Божественную комедию» Данте, мечтаю дорасти до нее, чтобы оформить.
И сделать это не так, как это сделал Гюстав Доре. Он уже был, уже состоялся, книга в его исполнении уже живет. Я мечтаю оформить ее так, как это может сделать человек, живущий в XXI веке. Проживший еще пару-тройку веков после Доре. Так что моя любимая оформленная книга — в будущем, надеюсь.
Из примеров любимых иллюстраторов сегодня мне ближе всего британские Крис Риддел, Абигейл Ларсон, американец Грис Гримли, который работает в жанре мистики и хоррора. Вообще тема хоррора в творчестве современных писателей и иллюстраторов занимает отдельное место. Возможно, потому что мы находимся в пост-пост-модернизме, когда нужно не просто каждый раз выживать и проходить какие-то этапы, постоянно рискуя, что является характеристикой этого художественного стиля, а рисковать в самом остром смысле слова и побеждать. Современные хоррор-серии — именно о таком проживании исключительной остроты и возможности победить. Финал во многих этих сериях бывает на светлой стороне, и это вселяет оптимизм, но в целом у современных писателей очень мрачная и проза, и поэзия. Такова эпоха мета-модерна, связанная с острым риском для существования, в том числе целых популяций.
Из наших иллюстраторов очень нравятся Ольга и Андрей Дугины, Владислав Ерко и Кирилл Чёлушкин. Все это превосходные мастера, у которых сформировался свой собственный узнаваемый стиль. Например, Кирилл Чёлушкин во многом заимствовал стилистику японской графики и акварели, Дугины многое взяли у Брейгеля и Босха. Так что для меня, как и для любого другого иллюстратора, важно найти свой стиль, свой узнаваемый почерк в работах. К этому нужно стремиться, и именно этот фактор является показателем опыта и зрелости автора.
АЦ: Когда я впервые увидел, как вы работаете простым карандашом, то испытал настоящую творческую зависть. На уроках в школе я только и делал, что исписывал ручкой свою тетрадь названиями своих любимых рок-групп. У большинства из них есть свои узнаваемые логотипы, которые я и пытался безуспешно копировать. Какие самые простые советы вы можете дать, чтобы вдохновить начинающих дизайнеров?
ДБ: Рисуйте каждый день! Начните с ежедневных 15–30 минут. Вы даже не заметите, как втянитесь, как скетчинг станет частью вас. Через год вы не узнаете себя и будете смотреть на свои прежние рисунки как на наивные почеркушки.
На своих занятиях я даю студентам два вида заданий: краткосрочные (на семестр) и долгосрочные (на год и более). Как правило, долгосрочным заданием является ведение скетчбука дизайнера — основного инструмента, формирующего дизайн-видение, дизайн-сознание. Скетчбук необходим для создания дизайн-контента. И это не просто блокнот для зарисовок и набросков, какие бывают у художников. Для скетчбука дизайнера не требуется умение хорошо рисовать! Важно научиться мыслить как дизайнер, мыслить идеями, придумывать, воплощать и реализовывать замыслы!
АЦ: Диана, всей редакцией нашего журнала благодарим вас за эту красоту, за то, что подошли к работе с таким энтузиазмом. Без сомнения, вы уловили сам дух издания. Спасибо и всяческих успехов!
ДБ: Спасибо и вам!
1 Русский мат. Антология / под ред. Ф. Н. Ильясова; сост. В. Л. Гершуни, Ф. Н. Ильясов. М.: Издательский дом «Лада М», 1994.
2 См.: Дарьял. 2022. № 1.