Легенда
1
Ночная тьма уступает место дневному свету. На солнце лесистые горы кажутся покрытыми мхом, а на пиках, ослепляя, сверкают ледники. По темно-зеленому ковру склонов все ниже скользят лучи солнца, отчего в небо поднимается летучий пар.
Вершина горы — орлиное убежище. Чуть свет орел выглядывает из гнезда, расправляет могучие крылья и летит. Он будет парить над всем ущельем до тех пор, пока не найдет себе жертву.
В глубине ущелья мирной змейкой извивается река Рагва. В ее богатых водах водится форель, которую очень любят местные медведи. Вот и сейчас один из них стоит на трех лапах и четвертой пытается оглушить рыбешку. К сожалению, сегодня не его день. Коричневый ком шерсти недовольно поворчал, последний раз понюхал воду и ушел вниз по течению.
Медленно покачивая кривыми бедрами и изредка дергая маленьким хвостиком, медведь дошел до мелководья. Здесь он перешел реку и не спеша, задевая кусты и шурша опавшими листьями, скрылся в лесу. Поднимаясь по знакомым с рождения тропам, он время от времени останавливался и, задрав голову, прислушивался. Лес говорил с ним.
Медведь закрыл глаза, побурчал и, опустив голову, тщательно обнюхал листву. Высоко в небе раздался орлиный клекот. Ленивый шерстяной ком тут же превратился в настороженного зверя. Зрачки его сузились, он напрягся и застыл. В кустах что-то блеснуло, и медведь крадучись направился в ту сторону.
Там мужчина с черной бородой дал знак ребенку, чтобы тот не двигался. Мальчик зажмурил глаза и глубоко вдохнул…
— Нельзя лишать себя возможности напасть первым. Это медведь, а не олень. Он вступит с тобой в схватку, и ты отправишься на встречу с предками, — широко шагая по листве, говорил отец сыну. Ветки под его ногами мелодично хрустели в такт голосу.
— Но я бы убил его, если бы ты не указывал мне! — самонадеянно заявил юный охотник и потряс в воздухе кулаком.
— Медведь уже убил тебя, как только услышал клекот орла, — с насмешкой произнес отец.
— Орла?! — удивленно воскликнул малец.
— Да, сынок. Охотник должен быть всегда настороже. Лес… — мужчина указал пальцем вверх. — Ты должен слушать его — лес.
2
Петухи наперебой вещали о начале нового дня.
Первыми в ауле просыпались женщины: коровы в стойлах ждали дойки. После животных выгоняли со двора, к пастуху, — он погонит стадо на пастбище и вечером, на закате, вернет обратно.
Очаги, в свою очередь, с ночи дожидались своих хранительниц. К тлеющим уголькам, схороненным под золой, хозяйки аккуратно подкладывали щепу, а как разгорится огонь — ветки побольше.
Очаг располагался в центре гостевой комнаты, оттуда дым поднимался к дымоходу в потолке и утягивался в синеющую даль неба. Огонь трещал, а женщины брались за тесто, замешивая его с молитвой.
В это время дети собирали яйца в курятниках, а кто-то пас ягнят.
Затем вставали мужчины. Завтракая, они поминали имя Всевышнего, прося Его благословить сей день. Наколов дров, кто-то уходил на охоту, кто-то на рыбалку. Словом, жизнь кипела в маленьком ауле.
Старики же, позавтракав, отправлялись на нихас .
В центре аула стоял большой плоский камень. Вокруг него были расставлены пни и камни помельче — для сидения. Ближе к центру восседали старейшины, мужчины помоложе рассаживались согласно старшинству от центра. Женщинам там, как правило, делать было нечего; они приходили послушать только важные объявления.
Нынче будний день, и кроме глубоких старцев здесь никого, считай, не было. Солнце грело по-утреннему ласково, необжигающе, старцы поворачивали к нему морщинистые лица и довольно щурились.
Мимо нихаса проходил Азиз. Увидев, что старейшины смотрят на него, он приподнял шапку и поклонился. Озран, его дед, сидевший во главе, тут же подмигнул мальчику, отчего тот едва не прыснул.
— Как вымахал твой внук! — сказал один из стариков другому.
Тот, что сидел слева, добавил:
— Кажется, еще вчера он стрелял из детского лука, а сейчас погляди-ка — один из лучших охотников!
— Не много ли времени он проводит в лесу, а, Озран? — прошамкал кто-то еще.
Озран усмехнулся:
— Это вы мне лучше скажите: не много ли времени нынче мальчишки проводят со своими матерями?
Никто не нашел ответа. Впрочем, Озран и не ждал.
Он посмотрел туда, где в тенечке под раскидистым дубом дети упражнялись в стрельбе из лука. Солнечные зайчики скользили по их вихрастым головам, и старику вдруг вспомнилось, как совсем недавно его младший внук влез в игру старших.
…В тот день он, как и сейчас, хоть по его лицу и не было заметно, наблюдал с явной заинтересованностью за происходящим под дубом. Конечно, интересовался: ведь один из ребятишек его внук! А как метко он стреляет, хотя ему всего-то восемь лет…
— Брат мой, куда смотришь? — осведомился вдруг старик, сидевший справа, и тоже глянул на детей. — М-да… Когда-то и мы так играли. Помнишь, как Исса разломал твой лук, когда ты его обыграл?
Чуть привстав, старики незлобно рассмеялись.
Прошлое окутало Озрана легкой конопляной дымкой, его веки стали смыкаться… но тут раздался ворчливый, немного гнусавый голос Меджета, и пришлось открыть глаза.
— И зачем только их учат этому? — говорил Меджет. — Асифы давно уж как не кочевники и не воины.
— Ты прав, — отозвался Озран, так как остальные старики почему-то промолчали. — Да простят нас духи войны и охоты. После того как наши племена распались, мы ушли в горы и научились жить по-новому. Начали ловить рыбу, охотиться, соорудили мельницы… — Он пожевал губами, разгладил бороду. — Однако мы не забыли, что мужчина, не способный защитить себя, не защитит ни свою женщину, ни свою семью, ни свой народ. Что, как не военное дело, делает мужчину мужчиной?
Озран в упор посмотрел на примолкшего Меджета, потом обвел глазами собрание. Многие согласно закивали, и он продолжил:
— Наш обряд посвящения в мужчины — хорошее испытание на прочность. Только в честном и равном бою они могут доказать готовность стать мужчинами, готовность защищать семью и оберегать свой народ.
Озран говорил размеренно, без излишней горячности — и следил за Меджетом. Тот сидел сгорбившись, зажимая сцепленные меж колен руки. Голова его была опущена, брови нахмурены, и у Озрана никак не получалось снова перехватить его взгляд. Тогда он решил подшутить над ворчуном.
— Один малец, — начал Озран, — вечно хмурился, а когда его ругали, только исподлобья смотрел. Однажды матери надоела его мрачность, она присела рядом и спросила: «Какие люди, по-твоему, самые добрые?» Мальчик посопел и пробурчал: «Те, кто делится едой?» Мать покачала головой: «А вот и нет. Самые добрые — это те, кто смотрит тебе прямо в глаза!»
Поняв, в чей огород летят камни, старики рассмеялись. Меджет изменился в лице и сказал напористо:
— Люди считают, что этот обряд только вредит нашему обществу! Юноши проходят испытание, иногда по пять, иногда и по десять человек. А победитель один. Да и возможностей у проигравших немного — только три раза они имеют право проходить испытание… — Он вперился в Озрана колючим взглядом. — Что ты будешь делать, если твой внук проиграет, а? Ведь шанс на победу только один — или ты, или тебя.
Озран перевел взгляд туда, где играли дети, и на него нахлынуло другое воспоминание.
…Невестка с утра приготовила хлеб в дорогу мужу-охотнику и продолжала хлопотать по дому. Озран сидел в дедовском кресле и вырезал зверушку из дерева. Рядом прямо на полу расположился Азиз — глядя, как ловко дед орудует ножом, пытался повторять за ним: сопел, высовывал язык от усердия, но заяц, который был задуман, никак не получался.
Тут из внутренней комнаты вышли отец и старший брат Азиза. Отец на ходу давал поручения по дому, которые первенец должен был выполнить в его отсутствие.
Азиз глянул на отца с братом, поднял голову на дедушку и вдруг подскочил как ужаленный:
— Отец!
Кхалиф даже не удостоил пятилетнего карапуза взглядом.
— Кхалиф, сын Озрана и мой отец! — закричал тогда Азиз что было мочи.
Кхалиф недовольно покосился на отпрыска.
— Возьми меня на охоту! — потребовал Азиз.
Озран смотрел на эту сцену с интересом. Хмурый Кхалиф, уловив взгляд старика, смягчился. Присев подле Азиза на корточки, спросил:
— Чем же ты мне будешь полезен?
— Все, что прикажешь сделать, — сделаю!
— Ну хорошо… А где же твой нож?
Азиз опешил на мгновение, но тут же сорвался с места и устремился в отцовскую комнату.
Старшие смотрели ему вслед — гадали, что же придумал этот сорванец.
Вскоре он уже несся обратно, спешно привязывая к поясу ножны кинжала…
«Нет! — убежденно подумал Озран. — Мой внук не может проиграть».
3
Перед Азизом стоит сложная задача — избежать позора, иначе он отправится в стойло. Для сына охотника это недопустимо. Мальчиков, чистящих стойла, считали недостойными готовить священный хлеб.
И сегодня последний шанс для Азиза доказать, что он достоин.
Все готовились к этому событию. Мужчины водили своих мальчишек в лес, показывали им тайные тропы, о которых знали только они.
Вот и Меджет идет со своим сыном Алибом через верхнюю часть села прямо в лес. Поднимаясь по склону, ступая на мокрую от росы траву, мальчик горестно думал: «Внук Озрана очень силен. Кхалиф — наш главный охотник. Сказать по правде, отец не научит меня ничему такому. А Азиз? Он ходит с родителем на охоту чуть ли не с пеленок!.. Да, но он проиграл так же, как и ты. Возможно, для этого были причины. Хм… Не думаю, что этот волк не справился бы с кем-то…»
Плечи мальчика опустились. Он смотрел под ноги. Земля стала каменистой, застланной старой листвой. Она еле слышно шуршала под чувяками путников. Из глубин леса изредка доносилось пение птиц. Насыщенный запах щекотал ноздри и усыплял.
— Почему без коней, отец? — спросил Алиб.
Меджет вздохнул:
— Тебе уже вроде тринадцать лет, а голова работает только на пять. Эх, Алиб, Алиб…
— А что я такого сказал? — не понял мальчик.
— Даже малые дети знают, что коней не берут на охоту, чтобы не переполошить живность. Не помнишь разве, что говорил Кхалиф? «Конь — тоже животное, и животное защищает другое животное». Азиз это знает. И ты знай!
Алиб только челюсти сжал. Адат не позволял ему огрызаться, но как надоели Алибу эти сравнения с Азизом: «Азиз знает это с пеленок. Азиз умеет это с пеленок. Азизу подарили лук, потому что он уже стреляет наравне со старшими… Азиз то, Азиз се… Весь аул носится с ним как с писаной торбой, а он? Делает вид, что это для него ничего не значит. Старается дружить с нами. Как будто снисходит до нас. А он-то проиграл, ваш Азиз!»
Алиб в сердцах пнул камень — тот покатился с тропы вниз, на дно ущелья. Меджет бросил на сына недовольный взгляд.
…Все это время за ними наблюдал Хранитель леса. Существо сидело на ветке сосны, под самой кроной, и жевало смолу. Пухлые розовые губы медленно шевелились. Яркие радужные глаза лучились хитрой весельцой. Две длинные пепельные косы свисали чуть ли не до земли, а босые ноги, выглядывающие из-под серого подола, по-ребячьи болтались.
— Я вроде бы знаю этого Азиза… — сказал Хранитель леса самому себе. — Мальчик не оставил ни одного неизведанного места, вычислил даже мое Озеро Слез — конечно, свалился в него случайно…
Последние слова были обращены к дятлу, севшему Хранителю на колено.
— А помнишь, как он подстрелил первого зайца?
Птица глянула наискосок, закивала клювом.
— Да-да, малютка заплакал было, но отец все ему объяснил. Мне не жаль, что они кормятся в моем лесу. Но другое дело — убивать ради забавы… — Хранитель посмотрел в сторону удаляющихся фигур. — Этот Меджет нечист душой. И сын таким же растет…
Хранитель встал на ветвь и, сорвавшись с места, легко побежал по-над кронами. Добравшись до опушки, он опустился на траву и прислушался к земле. Его острые ушки напряженно подрагивали, пока не уловили то, чего он ждал. Затем Хранитель устремился вверх по ручью так быстро, как не летала ни одна птица и не бегал ни один барс, и остановился в десяти шагах от Азиза.
Мальчик как раз упражнялся — взбирался то на одно дерево, то на другое. Делал он это довольно ловко, даже приземлялся почти беззвучно.
Хранитель наблюдал за Азизом и вспоминал их первую встречу.
…Азиз тяжело дышал, но шел за отцом без жалоб, потому что сам напросился. Боялся, что, если не сможет поспевать, в следующий раз на охоту его не возьмут. Отец же, идя впереди, удивлялся, до чего же его сын тверд в своих намерениях.
Они зашли достаточно глубоко в лес, да и ребенка стало жалко.
— Здесь водятся зайцы. Сегодня охотимся на них. — Кхалиф присел на камень и достал из колчана стрелу. — Смотри внимательно.
Мальчик следил за действиями отца во все глаза. Чинарная стрела в его руках была красива. Полый трехгранный наконечник отблескивал под редкими лучами солнечного света. С двух сторон на нем имелись отверстия. Другой конец был бежевого цвета и расходился в две стороны, подобно еловым иглам.
Азиз непонимающе указал на отверстия.
— Наши предки применяли такие стрелы в бою, — объяснил Кхалиф, натягивая тетиву. — Слушай…
Мужчина пустил стрелу вверх, и она с пронзительным, раздражающим свистом ушла в небо. Азиз закрыл глаза, по его спине пробежал холодок. Отец улыбнулся.
— Теперь представь, какой звук разносится над полем битвы, где не одна и не десять таких стрел летят на противника.
Следующая стрела была четырехгранная. Мальчик потянул руки к луку, но Кхалиф его остановил.
— Ты знаешь, как изготавливает лук наш сосед?
— Как?
— Это очень долгая работа. Смотри туда, — отец показал за спину мальчика, на смешанный лес.
Азиз повернул голову и увидел темно-серое дерево, среди его зеленой листвы редели красные ягоды. Ветви тянулись вертикально вверх, а те, что помельче, свисали тоненькими веревками, и с ними играл ветер.
— Когда мама сушит мелкую рыбу, она ее так же развешивает, — завороженно произнес Азиз.
— Из него делают основу для лука, это кизил, — пояснил отец. — Сначала нужно его согнуть по форме, затем вымачивать в холодной воде…
Мальчик слушал и слушал. Процесс изготовления лука казался невероятным, он вспомнил, как уже неделю старательно вырезал зайца, а их сосед тратит на один лук от года до трех лет.
Его русые кудри трепал ветер. Лес притих, словно тоже слушал рассказ охотника. Где-то еле слышно журчал ручей, шелестела листва, ветер разносил запах сосновой смолы и опавших листьев.
— А как из него стрелять? — Азизу уже не терпелось взять оружие в руки.
Кхалиф улыбнулся, но тут же его выражение лица изменилось — черные брови сурово сдвинулись, на загорелом лице обозначились морщины. Он встал на колени за спиной сына. Вложил ему в руки лук. Вставил стрелу, натянул тетиву… Ладошки Азиза волей-неволей подчинялись большим ладоням охотника.
— Дыши медленно, вдох… выдох… — Отец качнул руки вправо. — Держи крепче. Ты должен быть единым целым с луком.
Азиз дышал глубоко и размеренно и смотрел в темное пространство между деревьями и травой. Кхалиф медленно отпустил его руки и отодвинулся. Азиз ощутил страх, но усилием воли убедил себя, что ничего плохого не случилось. Он напрягся всем телом, пытаясь удержать натянутую тетиву.
Хранитель леса легонько ущипнул зайца, и тот подскочил. Азиз тут же выпустил стрелу — задев опереньем щеку, она пролетела метров десять и глухо во что-то воткнулась.
— Отец, что это было?! — Испуганные глаза мальчика забегали от Кхалифа к тому месту, где исчезла стрела.
Кхалиф встал и направился туда.
Зайца прибило к комлю дерева. Мужчина взялся за стрелу и выдернул ее. Потом поднял тушку зайца за уши и показал сыну. Глаза мальчишки сейчас же наполнились слезами.
— Ну же, Азиз! — сказал Кхалиф ободряюще. — Ты добыл ужин для семьи. Вытри слезы. Представь, как мать и сестра обрадуются зайчатине. А дедушка? Дедушка будет горд внуком. Ты стрелял первый раз в жизни — и сразу же попал…
Кхалиф все успокаивал сына, но Азиз не мог остановиться: слезы стекали по щекам, висли на подбородке.
— Ладно, пошли. На сегодня хватит…
4
Азиз силен с детства. Характер у него как у матери — упрямый, но отходчивый. С братом они полные противоположности: один любит движение, другой покой, один любит поработать, другой поесть, когда один говорит: «Черное», другой обязательно возражает: «Белое». Тем не менее оба — сыновья Кхалифа и внуки Озрана, а это говорит о многом.
Ему было восемь лет, когда он пошел посмотреть, как старшие ребята стреляют из лука. Он хотел поиграть с ними, а брат даже смотреть на старших опасался, не то что соревноваться.
— Зачем тебе это нужно? Пошли постреляем отдельно, — уговаривал его брат по дороге к старому дубу у нихаса.
Азиз не стал его слушать и гордо шагал к месту состязаний со своими приятелями.
— Эта четверка неразлучна, — сказал один из старших ребят, заметив их приближение.
— Разве они идут к нам?
— Похоже на то. Решатся стрелять из лука? — рассмеялся тощий, другие подхватили.
— Да, будем стрелять, — заявил Азиз.
Его товарищи стояли чуть позади. Мальчишку-выскочку пренебрежительно оглядели с ног до головы.
— Где твой лук, а, стрелок? — вопрос был полон ехидства.
— Алиб, лук! — скомандовал Азиз, и Алиб немедленно протянул ему лук и три стрелы.
— Три мало, дай ему пять-шесть, чтоб наверняка, — старшие ребята снова засмеялись.
Алиб дернул Азиза: стыдно, мол, остановись!
— Хватит и одной, — сказал мальчуган и взял из рук Алиба одну-единственную стрелу.
— Ну что ж, стреляй. Не попадешь — изваляем тебя в грязи, — ухмыльнулся тощий и показал, куда Азизу встать.
— Хорошо, — согласился Азиз. — Но если я попаду в самый центр, то ты сам изваляешься вон в той куче навоза, — и протянул руку в знак уговора.
— Щенок, ты же знаешь, что мужское слово стоит крови? — улыбнулся старший мальчик и небрежно пожал руку Азиза.
Неподалеку восседали старейшины, они не слышали этого разговора, но внимательно следили за тем, что происходит.
Азиз встал на отмеченное линией из белых камешков место и выставил левую ногу вперед. Натянул изо всех сил тетиву, прицелился. Выровнял дыхание и, как учил отец, выпустил стрелу на выдохе.
Дзанг!
— Не может быть! — завопил тощий.
— Щенок, ты же знаешь, чего стоит мужское слово? — дразняще произнес Азиз.
— Ах-х т-ты ж-жалкий! — мальчик выхватил лук из рук Азиза и переломил о колено.
Старики встали со своих мест и направились к мальчикам. Никто не вмешивался.
Выпятив грудь, Азиз говорил, обращаясь к тощему:
— Ты сказал, мужское слово — все равно что клятва. Никто не тянул тебя за язык. Выходит, или мужское слово рушимо, или ты не мужчина?
Тощий заметался глазами: старики уже были совсем близко и всё прекрасно слышали. Деваться было некуда…
Озран, конечно же, проучил внука, но это вовсе не означало, что мальчик больше не будет проверять свою силу на других.
5
Уставший Азиз шел по лесу.
Во время занятий или охоты его не отвлекали никакие посторонние мысли, но стоило перевести дух, как все это обрушивалось на плечи неподъемным грузом: друзья, переставшие разговаривать с ним, всевозможные сомнения и сопутствующие этому косые взгляды, смешки за спиной, рассказы-наказы деда Озрана о добродетели воина и о помощи слабым…
Вот и сейчас он угрюмо размышлял о том, как уже неделю Мариль воротит от него нос.
…Все началось с того, что старейшина посоветовал мальчикам обратиться за помощью к Азизу, который среди них считался сильнейшим.
— Как будто у нас нет своих отцов! — сказал Сабо пренебрежительно.
— Не знаю как твой, но отец Азиза лучший охотник, и было бы хорошо, если б он показал нам тайные тропы или научил чему-то полезному, — произнес Алиб, садясь на камень. — Правда, уже надоело, что все носятся с этой семейкой.
— Это оттого, что Озран — старейшина аула и его дед, — сказал Мариль.
— Высокомерный больно, — скривился Алиб. — Для него все хорошие и медом намазанные. Что ни сделаешь — а у него уже готова притча по этому поводу. Отца моего с недорослем сравнил!
— Ты, конечно, что хочешь думай, но Озран бывает прав, — возразили ему.
— Ну да, ну да. Только вот что он из Азиза сделал? Был мальчик нормальный — играли вместе, росли вместе, а теперь? Стал таким же, как дед: на всех смотрит свысока. Думает, мы беспомощные, ничего дельного не можем. Да и дома только и слышно: Азиз, Азиз, Азиз, Азиз!.. Тьфу!
— Тут ты прав, надоело, — горестно согласился Сабо. — Каждый вечер начинается с того, что мать нахваливает Азиза — как он ей помог, как соседу помог. Отец на меня косится: мол, где бываешь, что матери не помогаешь? А я что? — махнул он рукой.
Мариль молчал и слушал, перебирая камешки перед собой. Его тоже донимали дома похожими разговорами, но он помнил и дружбу с Азизом. Разве дружба — пустой звук? В груди что-то болезненно сжималось. Не хотелось говорить гадости, но не хотелось и защищать.
— А ты чего молчишь? — ткнул его в плечо Алиб. — Думаешь, когда проиграешь и пойдешь чистить конюшни, Азиз поможет? Жди! Он первый придет взглянуть на тебя, позорника. Еще и примется указывать, как и что лучше делать.
Мариль упорно хранил молчание…
Азиз не знал, что такого произошло, сердце его мучилось от неведения.
Домой он явился хмурый, нехотя сел за стол.
После ужина Кхалиф позвал его на улицу.
— Когда я проходил испытание, то так же волновался. Я научил тебя всему, что сам знаю, и ты мне уже ровня. Но хочу напомнить, — Кхалиф всматривался в непроницаемое лицо мальчика. — Полдела — найти добычу, полдела — донести ее. Ты добрый и наивный, поэтому твою победу захотят отобрать. А я не хочу, чтоб ты поддался кому-либо.
Отец похлопал сына по плечу и зашел в дом.
Азиз остался во дворе. Звезды давно уж высыпали, сверчки в траве наперебой трещали свои песни. Рагва бурно неслась с вершины. В лесу просыпались хищники…
6
Когда Азиз проиграл первый раз, многих удивила эта новость, потому что охотничье воспитание он получал от лучшего охотника асифов — Кхалифа. Тем не менее семья поддержала мальчика и готовила на следующий год.
Друзей такая новость здорово развеселила. Если сначала они не смели и смотреть в его сторону, то после смерти его дедушки Озрана и второго проигрыша они стали одержимы издевками.
А было это так.
— Второй промах, Азиз! — выгнув грудь, выпалил Алиб.
Обнажив крепкие белые зубы, он толкнул Азиза в плечо. Лицо того пошло красными пятнами. Он быстро, ни на кого не глядя, направился к реке — от греха подальше.
— Идешь набирать воды для полива моего огорода? — крикнул ему вслед Мариль, и они с Алибом расхохотались.
Сестра Азиза посмотрела на мальчишек и нахмурилась. Затем перевела вопросительный взгляд на мать. Тонкие пальцы матери обхватывали золотой медальон, висевший на шее, а взор был устремлен в сторону удаляющегося сына.
7
Солнце уже садилось. Пение птиц сходило на нет.
Азиз сидел на берегу Рагвы, опустив ноги в воду. Свежий ветерок трепал ему волосы. Мальчик перебирал руками камни перед собой, как вдруг на него нахлынуло теплое воспоминание. Он шепнул:
— Дада…
…Дедушка представился ему на нихасе — добрый, недостижимо мудрый, непривычно серьезный под уважительными взглядами собрания.
— Северную часть наших холмов заполонили волки, стада нужно сгонять на южный холм, а волков уничтожать, — раздув ноздри проговорил мужчина лет тридцати.
Старейшины неодобрительно закачали головами. Потом повернулись в сторону Озрана, сидевшего во главе нихаса. Видя, что все ждут его слова, Озран заговорил:
— Когда-то давно брат нашего покойного старейшины Иссы, — сидящие привстали, — мир вашему дому, ушел на охоту. Он долго искал одного оленя и вот наконец выследил на берегу Рагвы. Он убил оленя с первой стрелы, спустился к воде и принялся за разделку туши. Из кустов за ним следил волк. Волк вышел из засады, когда охотник кинул ему добрый кусок мяса. Зверь недоверчиво понюхал угощение — и в этот миг стрела вонзилась ему в шею. Волк рухнул замертво. Охотник забрал свою добычу, а труп зверя оставил там, на берегу… Что стало с братом Иссы, вы все знаете. Сегодня его сын — наш лучший охотник, который убивает животных ради благополучия племени. И он ни разу не пытался превысить норму…
Озран посмотрел на стоящего посередине нихаса мужчину. Тот опустил голову и спешно покинул круг.
— Дада, а что нам делать тогда с волками? — раздался детский голос за спиной старика.
— Овец мы перегоним, как сказал наш брат. Но не всех — оставим жертву для леса. Мы не будем уничтожать всю стаю волков, лишь трех волков — и только после того, как они нападут снова. Животные прекрасно знают, что случается с нарушителями границ.
— Дада, ты такой мудрый! — Азиз вышел из-за его спины и присел у ног дедушки.
Озран улыбнулся и обвел собрание рукой.
— Нет, это мы мудрые. Если б не он, — старик с теплотой посмотрел на мужчину, — мы бы еще долго думали над решением… Братья, если вопросов больше нет, мы можем расходиться…
Азиз улыбнулся от этих воспоминаний, но тут же снова нахмурился:
— Раз мы такие умные, то почему создаем эти глупые обычаи? — прошептал он еле слышно. — Я лучше всех стреляю из лука, бегаю быстрее всех, в единоборстве могу победить любого. Отец был горд, когда я выследил стадо оленей!
Азиз сжал в руке острый камень — кровь потекла по его пальцам. На указательном пальце юноши была такая же родинка, как у отца.
И тут прямо над ухом раздался бархатный голос:
— Тогда как так вышло, что ты опять проиграл, а, Азиз?
Мальчик подскочил и стал в страхе озираться, но поблизости никого не оказалось.
Выше по ущелью раздался громкий хохот и, отталкиваясь от скал, унесся в небо. Азиз задрал голову и долго-долго вслушивался.
8
Погруженный в свои мысли, он возвращался домой. Только ступил в селение, как в спину шлепнулся ком свежего коровьего помета. Вздрогнув, мальчик резко обернулся. Снова навоз — только теперь в лицо. Не успел утереться, как прилетел следующий ком, а за ним еще один.
Вскричав, Азиз ринулся на обидчиков.
— Старик Озран не спасет тебя от работы, батрак! — кричал Алиб, убегая от Азиза.
Громко смеясь, впереди него неслись Мариль и Сабо. Они бежали, пока Алиб не споткнулся. Азиз налетел на упавшего, уселся сверху и, прижав коленями, разорвал на нем одежду. Затем вытерся обрывком.
Мариль и Сабо прибежали было на подмогу другу, но твердокаменные кулаки Азиза сбили обоих с ног. Негодяи на четвереньках поползли прочь.
— Азиз, это просто шутка! Прости нас! — кричал Алиб и попытался встать, но Азиз наступил ему на ногу.
— Я тоже шучу, — процедил Азиз. — Я тебя всего лишь проучу. Ты вечно прячешься под юбкой матери, а сейчас позволил себе такую шутку, да?
Алиб скулил — кулаки Азиза были безжалостны.
Вокруг собралась толпа, но никто не пытался разнять мальчишек. Мать Алиба шагнула было вперед, чтобы вмешаться, но муж преградил ей дорогу. Алиб замолк; Азиз хоть и остановился, но, похоже, был готов в любой момент продолжить урок.
Подняв голову, он поискал глазами отца. Тот кивнул. Тогда Азиз встал и устремился прочь из аула. Он шел в лес.
9
Сын охотника беззвучно пробирался знакомыми тропами. Выйдя на нужную поляну, он огляделся. Никого. Прислушался. Тишина, лишь вдалеке ухает сова. Прижав руки к бокам, Алиб шагнул к кусту сирени и, прыгнув в самую гущу, вдруг пропал.
Вода в озере была прохладная. Азиз поплавал немного, потом перевернулся на спину и, раскинув руки, застыл на поверхности. Черное, расшитое звездами небо шатром нависало над озером. Мальчик был недоволен собой — хмурился, кусал губу, то и дело бил ногой по воде.
— Что-то не дает ему покоя, — погладив пепельного оттенка косу, произнес Хранитель леса. Он сидел на ели неподалеку и наблюдал за мальчиком.
Азиз вдруг нырнул, только пятки мелькнули.
Хранитель, сверкнув зубками, сейчас же полетел над озером. Добравшись до места, где исчез Азиз, он провел по воде рукой.
«Почему я до сих пор не всплыл! Неужто ушел так глубоко?» — подумал мальчик и изо всех сил заработал руками, пытаясь вытолкнуть себя обратно на поверхность. Ничего не получалось. Тело требовало воздуха, но Азиза не пускала какая-то колдовская сила. Перед глазами замелькали картинки — сначала блеклые, размытые, затем они сделались четче…
Оказывается, память рисовала ему его первое поражение в испытании.
…Азиз держал за руку женщину и шел к просвету меж деревьев. Ее сын нагнал их, упал Азизу в ноги и начал умолять сквозь слезы:
— Прошу тебя, пожалуйста! Я прохожу уже в третий раз! Мне не смыть позора! Ты силен и ловок, выиграешь еще!..
Хранитель висел над озером, глядя в самую глубь. Нечеловеческие глаза переливались всеми цветами радуги.
А Азиз все греб, все боролся с водой и собственными воспоминаниями.
— А второй раз? Ну же… — поторопил Хранитель леса.
…На левом плече Азиз нес женщину. Листва шелестела под ногами. Сердце мальчика ликовало, и, наверное, поэтому он не обратил внимания на шаги за спиной.
В какой-то момент к его горлу приставили нож.
— Отдай ее мне, — приказал голос. — Убью, если ослушаешься.
Азиз весь напрягся и, решившись, толкнул всем телом стоящего позади.
Противник — такой же мальчик — не устоял на ногах, покатился. Азиз развернулся, чтоб проучить негодяя, но тут над ухом заговорила женщина:
— Ты же добрый парень. Озран учил помогать нуждающимся. Что бы он сказал сейчас?
Мальчик тосковал о недавней утрате. Перед глазами пронеслись теплые воспоминания, как они с дедом вырезали фигурки, как тот рассказывал о подвигах предков, как он учил изготавливать яды для животных… Достаточно было мимолетного упоминания о старике, чтобы сердце мальчика смягчилось.
Он опустил женщину на землю и, нахмурившись, пошел дальше один…
Азиз все боролся с водой, но не мог ее одолеть.
Узнав все, что ему было нужно, Хранитель леса взлетел ввысь.
И лишь тогда Азиза отпустило. Он вынырнул на поверхность и жадно задышал, кашляя и отплевываясь. Затем поплыл к берегу и, выбравшись, без сил растянулся на камнях.
Полежав так некоторое время и придя кое-как в себя, он развел костер. Постирал вещи и развесил их у огня на самодельных вешалках.
Обняв колени, всю ночь провел в мучительных раздумьях.
С ближайшей ели за ним пристально наблюдала пара радужных глаз.
— Добрая душа старика Озрана заключена в твоем сердце, — говорил с ним Хранитель леса. — Твой народ не достоин такого сына…
Случайный ветер донес обрывок фразы до Азиза, но мальчик не придал этому значения.
10
Осень оказалась суровой, такой в этих краях не видывали давно. Дожди затопили пол-аула. В вечернем тумане, густом, как молоко, можно было запросто потеряться.
В окрестностях не осталось живности, и Азиз уходил все дальше в лес. Оленя, которого он убил в начале осени, поделили между всем аулом.
Мать сшила Азизу чувяки из шкуры оленя, и теперь, ступая по мокрой листве, он то и дело опускал глаза, любуясь обновой. Тепло и сухо. И материнская забота чувствуется.
Азиз присел на пень, прислушался. С деревьев падали капли дождя — тихо, однообразно, умиротворяюще. Потом какое-то постороннее шуршание донеслось. Ноздри молодого охотника тут же раздулись.
— Мокрый заяц, — сказал он себе одними губами.
Он смотрел на кусты и никого не видел. Но заяц точно был там.
Шуршание стихло.
«Терпение — главное оружие охотника. Умей выжидать», — сказал как-то отец.
Азиз продолжал неподвижно сидеть. Капли стучали по траве. Чижи перекликались, и мальчик, закрыв глаза, слушал уже не ушами даже, а как бы всем своим существом.
Песня, величественная и неповторимая, лилась отовсюду. Она окутывала, как большая отцовская бурка, обещала понять, принять и никогда не предавать.
— Почему я не могу жить в этом месте? — произнес он шепотом и запрокинул голову.
С крон капало прямо на лицо. Мягкий хвойный запах щекотал ноздри.
«Твой народ пухнет с голоду, а ты лесом любуешься», — укоризненно произнес голос дедушки Озрана.
Непонятно почему, но Азиза это разозлило. Он вскочил, достал стрелу из колчана и положил на тетиву.
— Я сделал достаточно для своего народа, — запальчиво проговорил мальчик в пустоту. — Вечно ты помыкал мной, не давал дышать. Теперь этому конец, я больше не отдам свою победу. Даже тебе не позволю указывать!
Азиз поднял лук и, почти не целясь, выпустил стрелу. Трехгранник со свистом пронзил притаившегося зайца.
В глазах мальчика сквозила свирепость.
Пришла зима. Аул оказался в ледовом плену, который пережили не все. Люди приносили в жертву лесу то, что осталось от их добра, молили Всевышнего, но ничего не менялось.
Если осенью Азиз ходил на охоту один, то сейчас, в эту стужу, отец его не отпускал, вернее, пытался не отпускать.
— Мы славно запаслись, у нас всего хватает, — вслух размышлял Кхалиб. — Да, бывало и лучше, но зиму мы наверняка переживем. В кладовых хватит еды до самого лета, мы даже можем делиться с соседями…
Азиз понимал, что эти слова адресованы в первую очередь ему. Говорить с сыном открыто Кхалибу не позволял адат. После второго проигрыша глава семейства давал обет — ему запрещалось говорить с сыном, пока тот не одержит победу и не восстановит честь.
Всю осень мальчик провел в лесу, выслеживая зверя. Не было и дня, чтобы, возвратившись, он позволил себе отдых. Явится — и тут же готовится к следующему выходу: мастерит стрелы, чинит одежду, запасается едой. Вот и сейчас он был весь в заботах. Но семья беспокоилась, как бы чего не случилось — а ведь обязательно случится в эту непогодь!
Кхалиф, по обыкновению, сел в кресло покойного отца и заговорил, обращаясь вроде к своим младшим детям, но на самом деле ему хотелось, чтобы услышал Азиз. Услышал и прислушался.
— Было много случаев, — говорил Кхалиф, — когда мужчины из-за нужды шли зимой на охоту. Однако голодные волки не так страшны, как страшна лавина. Сколько доблестных охотников погибло такой смертью! А у нас всего в достатке — и орехов, и яблок, и груш… даже вяленого мяса вдосталь!..
Так начинался любой его рассказ, коих было припасено много. Азиз только нос морщил — лес манил его в свои белые неприютные объятия.
Как-то ночью, когда аул осветила луна и ветер завыл свою тоскливую песню, к Азизу явился гость. То была полевая мышь. От увиденного мальчик захлопал глазами. Потом взял малютку на руки и протянул ей затвердевший кусочек хлеба. Мышь ела, забавно дергая усиками, и вдруг пропищала:
— Глупый ты мальчик. Тобой играются, а ты прощаешь.
Азиз с большим удивлением всмотрелся в глаза-бусинки.
— Не надо так на меня глядеть, — добавила мышь. — Тебя выбрал Лес, а ты возишься. Если ты не дашь отпор, тебя даже я не буду бояться.
Азиз хотел было отозваться, губы уже приоткрылись, но ни звука не слетело с них. Он тужился, силясь выдавить из себя хоть что-нибудь. Не получалось. Сначала его охватила ярость, затем пришел страх. Азиз попытался откинуть одеяло, сесть на кровати, но и это оказалось выше его сил.
Толстые пеньковые веревки перетягивали руки, ноги, туловище; с одной стороны тянули дед со старейшинами, с другой — Хранитель леса. Мальчика сдавливали, перетягивали туда и сюда, потом дернули как-то особенно сильно, и вот он оказался под ногами старейшин. Его тут же принялись вдавливать в землю, которая охотно принимала его в себя, поддаваясь, точно свежее тесто, а сверху кричал дед: «Нельзя, нельзя быть березой среди сосен!..»
— Сын, сын! — донесся до Азиза обеспокоенный голос матери. — Кошмар… это просто кошмар. Великий Хранитель леса, покровительница добычи нашей…
Отстранившись от Азиза, мать кинулась в угол комнаты, где на полке стояла деревянная фигурка.
— Сохрани жизнь моему мальчику! — заторопилась она, обращаясь к фигурке. — Ты знаешь его лучше всех нас — он провел все детство под твоим крылом! Спаси его! Забирай что хочешь, но высвободи сына! Он глуп и наивен! Он не должен расплачиваться за свою доброту!.. Прости, что прошу о таком, Покровитель мужчин, но вы, духи, лучше нас знаете — вы видите наши сердца!..
На этих словах она замолкла и, обмакнув пальцы в миску с водой, что стояла около фигурки, провела ими по лицу. Затем поклонилась глубоко и почтительно и вернулась к постели сына.
Азиз наконец успокоился.
11
Пришла весна, а за ней — пора испытания.
Азиз решил прогуляться перед тем, как идти к месту общего сборища.
Ступая по камням, он двигался вдоль берега реки все дальше и дальше от аула. Когда последняя сакля скрылась за излучиной, мальчик остановился. Его лицо посуровело, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Рагва бурно неслась куда-то вдаль, мимо него. Азиз смотрел на белопенный поток, от которого кружилась голова, и размышлял вслух:
— Уже два года, — говорил он, не слыша себя, — два проклятых года я живу подобно рабу… Тружусь втрое больше брата и сестры… Безропотно берусь за всякое дело… Два года я не слышал ни слова от родных… Два года отец сносит со мной мой позор… Его борода длиннее, чем у Хранителя… Меня отовсюду молча гонят — даже те, кого я называл друзьями… Только мать изредка может согреть мимолетной улыбкой. А ведь это только начало. Что будет, если я не пройду испытание и в этот раз?..
— Все из-за излишней доброты, Азиз… — прошелестело рядом. Вроде бы ветром принесло.
«Я уже слышал этот голос», — подумал мальчик и обернулся.
Никого.
Ничего.
— Кто бы ты ни был, ты прав, — сказал Азиз одними губами, и, несмотря на бешеный рев реки, он был уверен, что его услышали. — Ничто не должно сломить меня, даже эта тяжелая година.
Он помолчал, ожидая какого-нибудь ответа. Ответа не последовало. Тогда он вскинул руки к небу и принялся творить молитву.
Спустя некоторое время Азиз добрался до места, где вот-вот должно было начаться испытание.
Женщина в бордовом платье, дождавшись взмаха старейшины, торопливо двинулась в сторону леса. Ей даны были считаные минуты для того, чтобы спрятаться. Родительницы тем временем благословляли своих сыновей.
Матери Азиза запрещено было к нему приближаться, но она тем не менее нашла способ передать привет сыну. Один из старейшин с недовольным видом подошел к Азизу и, пожав ему руку, прошептал:
— Она надеется на тебя, — после чего незаметно для окружающих ткнул мальчика в живот костлявым кулаком.
Солнце неумолимо поднималось, целясь в зенит. Облака плыли куда-то, послушные воле ветра. Казалось, природу не волнует участь маленького человека.
К старейшинам подвели жертвенное животное. На лбу белого ягненка стояла алая отметина. Резную деревянную чашу с двумя ручками-проушинами наполнили молоком и протянули мужчине в толпе. Он начал произносить слова молитвы, остальные сопровождали его слова дружным «Оммен!». Затем мужчина отпил из чаши и передал ее старейшине.
После трех молитв ягненка закололи. Кхалиф подставил молитвенную чашу.
Мальчики выстроились в ряд перед старейшиной. Он обмакнул пальцы в порозовевшее молоко и дотронулся до лба каждого испытуемого. Только после этого мальчики ринулись в лес.
Азиз бежал впереди всех. Алиб, Мариль и Сабо, конечно же, не изменили себе — начали подшучивать ему в спину:
— Эй, зачем так быстро несешься? Разонравилось чистить чужие стойла?
— Будешь чистить и мое!
— Он будет чистить стойла всего аула!
Азиз запретил себе отвечать.
Листва громко шуршала под ногами семерых мальчиков, желающих во что бы то ни стало сделаться мужчинами. Добежав до священного камня, они торопливо разделились и разбежались кто куда. Лишь Азиз почему-то не спешил. За ним следили духи предков: все ждали его решения. Покойные спорили, по какому пути пойдет этот малец.
Тут над головой Азиза раздалось карканье, и недобрая ухмылка скользнула по его губам.
— А что, если не выиграет никто? — проговорил он, ни к кому не обращаясь.
Духи начали торопливо совещаться: доселе ни один человек не смел менять правил этой игры.
«Не глупи, Азиз, ты же можешь честно выиграть», — шептал ему дух деда, но мальчик уже не слушал.
Он побежал направо, в самое сердце леса.
Солнце уже висело прямо над головой. Все вокруг было пропитано душным смрадом, будто лес стоял на древнем болоте. Золотистые лучи с трудом пробивались сквозь густые кроны.
Началась новая игра — игра Азиза.
Он бежал со всех ног и наконец настиг того, кого выискивал. Несчастный удивленно обернулся — и тотчас получил смертельный удар в сердце. Азиз выдернул из груди убитого нож и поднял руки к небу, которого не было видно за листвой:
— Боже! — прошептал он исступленно. — Отец и мать с детства говорили, что выживает сильнейший. Так не гневайся же на меня, ибо я убиваю их, потому что они слабы.
Смерть — высокая тонкая фигура — показалась в отдалении среди деревьев, но Азиз, ничего не заметив, побежал дальше. Через некоторое время он нагнал сына кузнеца, вступил с ним в схватку и, повозившись, задушил.
Помутневшие глаза убитого смотрели вслед удаляющемуся Азизу. Синие губы были чуть приоткрыты, точно сын кузнеца намеревался окликнуть своего убийцу, но все не решался.
«Солнце уже несколько часов не сдвигается с места, — заключил Азиз, подняв на бегу глаза. — Странно…» Впрочем, долго он над этим голову не ломал — бежал и бежал, следя за дыханием. Деревья вереницей проносились мимо. Потревоженная листва шуршала под ногами, валежник трещал.
Вскоре был нагнан Алиб и убит подло, со спины.
Такая же участь чуть погодя постигла Мариля.
Следующей жертвой стал Сабо.
Лес был непривычно спокоен, живность будто вымерла. Ручейки, встречавшиеся на пути, журчали непривычно тихо, а иногда и вовсе не журчали — или это только чудилось?
Смерть не отставала от молодого охотника — хотя он все время бежал, а она медленно шла, будто плыла по-над землей.
В какой-то момент Азиз все же почувствовал ее гнетущее присутствие, остановился и завертел головой.
— Кто здесь? — громко спросил он.
И тогда Смерть бесшумно вышла из-за ближайшего дерева и, обходя мальчика по длинной дуге, зашептала:
— Остановись, смертный. За тебя уж отомстили. Ты забыл, зачем ты здесь…
Обычай перестал быть просто обычаем. Азиз и не заметил, как сделался охотником на людей. Кровь невинно убиенных была теперь не только на руках — она текла у него по жилам.
И поняв это в полной мере, Азиз замешкался. Но отчаянная, необузданная ярость затуманила рассудок. Слыша только горячие толчки крови в ушах, он молча, все убыстряясь, двинулся на поиски последней жертвы.
Несся, не останавливаясь. Стрелял по сторонам глазами. Втягивал ноздрями воздух, пытаясь учуять человечий дух.
Солнце так и не поменяло положения, хотя по ощущениям уже давно должен был наступить закат.
Гезарос, которого выслеживал Азиз, наткнулся на мертвых друзей и сразу догадался, в чем дело. Посидев и подумав, он решил не трусить, а найти убийцу раньше, чем тот отыщет его.
А Азиз бежал и бежал, все глубже вгоняя себя в какое-то помрачение.
Духи предков собрались в овраге, возле которого должно было все решиться, и принялись подзывать к себе души убитых мальчиков. Вскоре собрали их подле себя и успокоили. Потом сюда же явилась Смерть. Все тут же замолчали и потупились. Лишь дед Азиза, находившийся среди духов, шагнул к Смерти и спросил жадно и в то же время жалостливо:
— Кого из них ты собралась взять?
Смерть не ответила. Выглядывая из оврага, она поджидала живых.
Вот недалеко показался Гезарос с ножом в руке. Мальчик крался на полусогнутых ногах и настороженно вертел головой. Глаза заливало потом, и он то и дело вытирал его рукой.
Азиз волком выскочил из кустов, и завязалась жестокая драка. Гезарос отчаянно махал ножом, отпрыгивал, пытаясь не подпустить к себе безумца, но тот все напирал и напирал. Изловчившись, Азиз поднырнул под выпад, и вот из горла Гезароса ручьем хлещет кровь.
Мать мальчика пряталась неподалеку за упавшим деревом и видела все. Когда сын ее оказался на земле, она встала — бледное лицо, рот перекошен, глаза горят ненавистью. Азиз посмотрел на нее отчужденно. Он ясно помнил всех тех матерей, что упрашивали его отдать свою победу, и не было в нем ни капли сострадания.
— Всевышний, — сказал он, поднявши лицо к небу, — ты услышал меня!
Женщина тем временем приблизилась к мертвому сыну, опустилась на корточки и с натугой подняла его на руки. Азиз опять смотрел на нее. Она уже уходила, но потом все же остановилась и, полуобернувшись, бросила через плечо, будто сплюнула:
— А я думала, Озран научил тебя жалеть…
После чего отвернулась и двинулась прочь. Вскоре ее не стало видно.
И как только это случилось, в небе загромыхало — будто столкнулись шлемами два лихих великана. Крупные капли с силой застучали по кронам.
__________
Смотря прямо перед собой, не различая дороги, смертельно усталый мальчик брел сквозь мокрый шелестящий лес. Капли, падавшие с веток, бились о его голые плечи, текли вниз по рукам, смывали людскую кровь.
Азиз вышел из леса.
